Стих — написанное стихами литературное произведение относительно маленького размера. В этом самом широком смысле стихотворениями именуются поэтические произведения различных типов и жанров: ода, элегия, баллада, сонет и т. д.
Но в XIX–XX вв. в понятие стихотворения начинает вкладываться более определенное содержание. Стих в данный период все отчетливее начинает осознаваться как нужная форма лирики, которая разрешает воплотить в слове внутреннюю судьбу души в её изменчивых и многосторонних проявлениях.
Отпечаток глубинной связи с лиризмом лежит на стиховых формах с момента их зарождения. Это видно кроме того в самом неспециализированном принципе ритмической организации стиха: необыкновенном разделении речи на отдельные отрезки, каковые приравниваются приятель к приятелю. Представьте себе, что к вам приходит привычный и информирует: «Я на данный момент был в кино». Вы, возможно, спросите его о том, какой фильм он наблюдал. Но в случае, если тот же привычный сообщит то же самое «в стиховой форме», расчленив фразу, интонационно выделив отдельные слова и приравняв их приятель к приятелю: «Я | на данный момент | был | в кино», ваш вопрос, вероятнее, будет иным: «Что с тобой?» либо «Что произошло?» И при всей примитивности пример данный показателен: необыкновенное на фоне сложившихся языковых норм членение речи переносит центр тяжести с того, о чем говорится, на говорящего. Прочтя фразу «Отправился ливень», мы понимаем, о чем в ней говорится, но не улавливаем конкретного смысла высказывания, что возможно весьма различным в зависимости, к примеру, от того, что послужило его мотивировкой: бурная эйфория садовода либо не меньше бурное недовольство планирующего в дорогу путника. А просматривая стихи, мы как бы слышим говорящего, его живое слово, голос, интонацию, а в ней живую конкретность и мысли, и эмоции. «Стихотворная форма эргономичнее для чистого лиризма» (Н. Г. Чернышевский) конкретно по причине того, что способна как бы «записать» эту интонационную конкретность в тексте поэтического произведения.
Пределы каждого стихотворения ограничены сферой определенного переживания. «Отдельное произведение, — писал В. Г. Белинский о лирике, — не может обнять целости судьбы, потому что субъект не может в один и тот же момент быть всем. Отдельный человек в разные моменты полон разным содержанием. Не смотря на то, что и вся полнота духа дешева ему, но не внезапно, а в отдельности, в бесчисленном множестве разных моментов». Но вместе с тем и в отдельном лирическом моменте так или иначе воссоздается чувство «целости судьбы». Создатель стихотворения пытается сосредоточить жизнь в едином мгновении, в предельной конкретности которого художественным упрочнением раскрывается состояние мира. Такое сосредоточение мира в лирическом миге и делается самым неспециализированным формообразующим принципом стихотворения.
Отыщем в памяти, к примеру, хороший пример русской лирики: «Я не забываю чудное мгновенье…» А. С. Пушкина. Как довольно много это лирическое мгновенье в себя вмещает: не лишь воспевание радостного мига, но и воспоминание о нем, и его, казалось бы, полную потерю, и воскрешение, в то время, когда «… И для него воскресли снова / И божество, и воодушевленье /, И жизнь, и слезы, и любовь». Подумаем, катков суть финального перечисления: разве слезы не жизнь либо любовь не жизнь? В том?то и дело, что перечисляются тут не пять «частей», а пять синонимических выражений той полноты чудного мгновенья людской судьбе, которая воображает собою не лишь преходящий миг, но и нетленный мир высоких духовных сокровищ.
Ощущать живую сообщение стиховой лирического содержания и формы крайне важно чтобы верно просматривать поэтические произведения. В случае, если, к примеру, исходить лишь из тех событий, о которых поведано в стихотворении Пушкина «Анчар», то может показаться, что все в этом произведении мрачно и безнадежно. Человечность уничтожена и заменена ужасной противопоставленностью владык и рабов, зло торжествует, а разрушение и смерть распространяются и «к соседям в чуждые пределы». Но подумаем: а кто поведал все это — владыка либо раб? Так как слышим?то мы действительно человеческий голос; обнажающее жестокость поэтическое слово воплощает преимущество и силу духа свободного человека. Его переживание, обличающее зло, и воссоздается в этом лирическом стихотворении.
Диалектика целостного мира и лирического мига формирует то содержательное несоответствие, которое так или иначе разрешается в структуре стихотворения и делается одним из источников развития малой лирической формы в истории поэзии.