Прагматика и стилистика разговорной речи. условия успешного общения

Функциональная разновидность кодифицированного литературного языка «разговорная обращение» являет собой пример коммуникативного сотрудничества людей, и следовательно, показывает все нюансы целенаправленного поведения. Неофициальность обстановки общения, ситуативная обусловленность речи, ее спонтанность, мгновенность и симультанность (одновременность) процессов речи-мысли затушевывают сложный темперамент этого замечательного людской поведения, которое во многом обусловлено социальными ролями участников, их психотерапевтическими изюминками, эмоциональным состоянием.

Начиная с античности исследователи разговорной речи различают такие ее формы, как диалог, полилог и монолог, признавая диалог «естественной» формой существования языка, а монолог – «неестественной» [49, 24–25; 51, 17–34]. Полилог – это разговор нескольких участников общения. Монолог – направленная обращение одного участника общения, к примеру письмо, записка (письменные формы речи), рассказ, история. Неприятности полилога исследователи, в большинстве случаев, проецируют на диалог, определяя диалог как разговор более чем одного участника общения, по большей части, устное межличностное вербальное сотрудничество.

Строение диалога определяется не столько правилами языкового поведения людей, сколько канонами людской общения и личными изюминками мировосприятия говорящих, исходя из этого диалог изучается не только лингвистическими Дисциплинами, но и другими науками. Особенно полезны для культуры речи открытия в философии, культурологии, психологии, нейропсихологии. Так, конкретно диалог являет собой язык в понимании Гегеля: «существующее для других самосознание, которое в этом качестве дано конкретно и есть общим» [14, 478]. Ср. кроме этого: «два голоса – минимум судьбы, минимум бытия… слово пытается быть услышанным»[6, 342–363]. Известно высказывание Э. Бенвениста о том, что человек был создан два раза: один раз без языка, второй раз – с языком [7]. Так, задолго до выводов современной нейропсихологии философы пришли к мысли о диалоговом характере сознания, о явлении чистого Я в речи (ср. внутреннюю форму слова «сознание»). Так, сознание (и речевое творчество) в любой момент адресно. М. М. Бахтин ввел понятие «высшей инстанции ответного понимания», «нададресата», что осознает говорящего по крайней мере, окажет помощь раскрытию авторского плана [6, 323]. Для понимания сущности разговорной речи ответствен следующий вывод: говорящий человек постоянно заявляет о себе как о личности, и лишь в этом случае допустимо установление контакта в общении с другими людьми. В каждом высказывании говорящий предстает как человек с определенными этническими, национальными, культурными чертями, обнаруживая собственные особенности мировосприятия, этические и ценностные ориентиры.

1. Нужным условием происхождения диалога и успешного его завершения есть потребность в общении, в явном виде не выраженная языковыми формами, ^коммуникативная заинтересованность (по определению М. М. Бахтина). Заинтересованность в общении не может быть охарактеризована в полной мере в терминах лингвистики, поскольку она находится в сфере действия сил социальной гармонии и правил поведения (при симметричных либо асимметричных социальных отношениях). Но на уровне взаимоотношений между участниками диалога коммуникативная заинтересованность устанавливает паритетность независимо от ролей и социального статуса. Так, на заинтересованность в общении и равные права в диалоге не воздействуют: а) глубина знакомства (родные приятели, друзья, незнакомые); б) степень социальной зависимости (к примеру, главенство отца, подчиненное положение в коллективе); в) эмоциональный фон (благожелательность, нейтральность, неприязнь). В любом случае при заинтересованности имеет место согласие «внимать», «солидарность». И это первая ступень к успешному завершению беседы.

Успешность речевого общения – это осуществление коммуникативной цели инициатора (инициаторов) общения и достижение собеседниками согласия.

2. Следующее ответственное условие успешного общения, понимания и правильного восприятия – настроенность на мир собеседника, близость мировосприятия говорящего и слушающего. Л. П. Якубинский выяснил это как близость апперцепционной базы говорящих [51, 17–34]. М. М. Бахтин именовал это явление апперцептивным фоном восприятия речи [6, 291–293]. Прошедший жизненный опыт собеседников, культурные каноны и сходные интересы рождают стремительное согласие, которое выражается стремительной сменой реплик, такими паралингвистическими средствами, как мимика, жесты, тон, тембр голоса. В интимной речи при искренности и полном доверии предвосхищение ответной реакции слушающего разумеется и конечно; в других жанрах успешность речевого общения определяется умением говорящего представить мир слушающего и в соответствии с этим организовать собственную обращение (начиная с обращения, интонационного рисунка высказывания, порядка слов, выбора семантико-синтаксической структуры предложения, экспрессивных средств различных уровней, этикетных формул). Это содействует происхождению у собеседника дружественного внимания, и активизирует все составляющие культурного понимания речи, ассоциации и коммуникативные ожидания; открытость к любой позиции говорящего, готовность принять все аргументы, предвосхищение смысла каждой дальнейшего хода и фразы беседы. При близости апперцепционной базы деятельный темперамент процесса понимания и со стороны говорящего, и со стороны слушающего не проявляется четко, поскольку интерпретация интерпретации не требует упрочнений. Ср. высказывание М. К. Мамардашвили: «Кроме того из отечественного опыта мы знаем, что второй человек осознаёт тебя, в случае, если уже осознаёт. Познание случается тогда, в то время, когда кроме последовательности словесно-знаковых форм присутствует дополнительный эффект сосуществования какого-либо «поля» [цит. по:-52, 105].

На знании «в чем дело» держатся такие явления речи, как намек, предположение, разные методы проявления категории определенности / неопределенности, референтная отнесенность; ср. узкое наблюдение Е. Д. Поливанова: «Мы говорим лишь нужными намеками» [36, 196].

Так, данное условие успешного речевого общения кроме этого в значительной мере находится вне компетенции лингвистического анализа, поскольку коренится в прошлом опыте судьбы собеседников и в практике «применения» языка.

Речевые формы верной настроенности на мир слушающего самые разные: вид обращения, интонация, тембр голоса, темп речи, полторы, особенные средства выражения отношения говорящего к предмету речи (эпитеты, оценочные наречия, предложения и вводные слова), к собеседнику, намеки, аллюзии, эллипсис; имплицитные (либо, напротив, эксплицитные) методы передачи информации, паузы, молчание и т. п.

3. Главным условием успешного речевого общения есть умение слушателя пробраться в коммуникативный план (намерение, интенцию) говорящего. Потому, что коммуникативное намерение формируется на довербальном уровне речи-мысли, а постижение смысла сообщённого происходит параллельно линейному развертыванию высказывания, слушатель проделывает огромную работу по интерпретации реконструкции замысла и «речевого» потока говорящего, по переосмыслению ранеесказанного и осознанного, по соотнесению собственной «модели» осознанного с линией поведения и реальными фактами собеседника. Эта «работа» так же мгновенна, симультанна и биологична по собственной сути, процесс и пак говорения, исходя из этого тут естественны личные различия. Базы изучения речевой деятельности были заложены в 30-е гг. в работах Л. С. Выготского и его учеников [12]. В 20–30-е гг. Л. В. Щерба в собственных докладах, статьях и лекциях подчеркивал, что понимания и процессы говорения не только психофизиологически обусловлены, но имеют и социальную природу, являются «социальным продуктом» [49, 24–39].

При всех тонкостях личного восприятия речи говорящий и слушающий исходят из следующих предполагаемых фактов (положений теории речевой деятельности): а) языковые конструкции и логические структуры не абсолютно соотносительны, т. е. равны друг другу; существуют законы невыражения структур мысли [11; 30, 317; 24, 69–83]; б) существуют явные и неявные методы выражения смысла [24; 18, 25; 23]. В разговорной речи невыражение смысловых фрагментов и выборочное отражение «положения дел» либо «картины мира» – обычное явление: конкретно в данной функциональной разновидности имеет место самое сложное сотрудничество между говорящим и слушающим, самое твёрдое требование ситуативного речевого поведения, самый активный и творческий темперамент понимания речи.

Процессы понимания находятся в центре внимания многих лингвистических дисциплин: когнитивной лингвистики, функциональной лингвистики, теории речевого действия, теории речевых актов (ТРА), прагматики, психолингвистики, культуры речи и др. Основной вопрос в речевом общении: как именно связаны и как участвуют в организации речевого потока и высказывания в целом (и его понимании) значение языковых единиц, синтаксические конструкции, мнение говорящего и его отношение к адресату, ассоциации и эмоции. Выражение «Идея изреченная имеется неправда» в полной мере соответствует тому настоящем положению, в то время, когда содержание речевого общения в любой момент шире значения всех языковых элементов и знание их значений не есть гарантией успешного понимания.

Задача создания «грамматики» говорящего и слушающего, которую выдвигал Л. В. Щерба в начале века, остается пока не выполненной. Однако ученые различных направлений заключили , что смысловые блоки формируются (и извлекаются) на базе определенных сочетаний языковых единиц, что по комбинации языковых единиц возможно делать выводы о фоновых знаниях говорящего, его памяти, методах применения знаний, о передаваемой информации, компонентами которой смогут быть знания, убеждения, ценностные ориентиры, общепринятые мнения, установки, жажды, оценки, эмоции. Как единицу содержательной структуры речи-мысли Т. А. ван Дейк предлагает «конструкцию знаний» – фрейм [16, 123 и далее]. Дж. Лакофф – гештальт. Практических рекомендаций фреймового представления той либо другой ситуации, факта, события для культуры речи, конечно, дать нереально: любой фрейм либо гештальт мысли-восприятия (и конкретная языковая модель) будут беднее настоящего смысла, понятия, включающего в любой момент нетривиальным образом эмотивные и оценочные компоненты, каковые составляют сущность языковой компетенции и базу владения языком.

Понятие языковой (коммуникативной) компетенции – центральное понятие коммуникативного сотрудничества. Ср. у Ю. Д. Апресяна: «владеть языком значит: (а) мочь высказывать заданный суть различными (в совершенстве – всеми вероятными в данном языке) методами (свойство к перефразированию); (б) мочь извлекать из сообщённого на данном языке суть, в частности – различать снаружи сходные, но различные по смыслу высказывания (различение омонимии) и обнаружить неспециализированный суть у снаружи разных высказываний (владение синонимией); (в) мочь отличать верные в языковом отношении предложения от неправильных» [1, 8].

Коммуникативная компетенция предполагает знание социокультурных стереотипов и норм речевого общения. Так, обладающий этими нормами знает не только значение единиц различного уровня и значение типов комбинаций этих элементов, но и значение текстовых социальных параметров; к примеру, знает приемы диалогизации речи (может использовать обращения в разных формах, может честно выразить собственную оценку того либо иного факта либо события, что в большинстве случаев приводит к отклику, ответное сопереживание), может прогнозировать эмотивные реакции собеседников, знает средства интимизации общения. Громадную роль наряду с этим играется знание говорящим известных адресату выражений с «приращенным» смыслом, прошедших в разных речевых обстановках процесс «вторичного означивания»: афоризмов, пословиц, поговорок, текстовых клише, прецедентных текстов, аллюзий, к примеру: посчитали – прослезились; Я сообщил! (поговорка Глеба Жеглова в к/ф «Место встречи поменять запрещено»); дамоклов меч; ахиллесова пята; домашняя заготовка (в игре «КВН»); поезд ушел; желали как лучше, а оказалось как в любой момент; я второй таковой страны не знаю; шинель Акакия Акакиевича; не по хорошу мил, а по, милу оптимален; парад победителей. Аллюзии и прецедентные тексты в речи говорящего говорят о высокой степени владения социальными нормами языка; реакция на них собеседника конкретно предоопределена национальными, культурными традициями, «народной смеховой культурой».

Принципиально важно осознать, что языковая (коммуникативная) компетенция, помогая слушающему выявить «подлинные иерархии» [17] в высказывании, тексте, разрешает соотнести уместность того либо иного языкового факта (слова, выражения, синтаксической модели) с планом говорящего. Это возможно назвать залогом адекватного понимания.

4. Успешность общения зависит от свойства говорящего варьировать метод языкового представления того либо иного настоящего события. Это первым делом связано с возможностью разной концептуализации окружающего мира. Мировосприятие индивидуума и сложившиеся мыслительные категории обусловливают такие категории языка, каковые формальными средствами различных уровней языковой совокупности обозначают какое-либо понятие о мире. Эти категории именуются функциональными, поскольку они показывают язык в действии. В языке существуют функциональные категории разных рангов, к примеру бытийности, характеризации, квалификации, идентификации, оптативности, определенности, локации и т. д.

Говорящий формирует текст и высказывание в целом. Он формирует св.ой стиль письменной речи, «точку зрения» при отражении в речи каких-то событий, явлений, фактов, фрагментов «картины мира». Роль говорящего проявляется и в методе линейной организации речи, в выборе главного «участника действия»; к примеру, синтаксическая позиция в начале предложения предназначена для обозначения того, о чем (о ком) говорится в предложении, другими словами для темы высказывания; и от того, что именно говорящий делает темой, зависит вид синтаксической конструкции и ее суть. Ср.: Волна захлестнула лодку; Лодку захлестнуло волной; Лодку захлестнуло.

Не считая разных способов «сценарного» представления настоящих событий, говорящий языковыми средствами постоянно передаёт собственный отношение к предмету речи, и (прямо либо косвенно) к адресату. Так, уменьшительно-ласкательные суффиксы имен существительных видятся в речи, в случае, если адресат близок либо красив говорящему (либо в каких-либо обстановках говорящий желает показать это); к примеру (разговор подруг): Данный блузончик так идет к твоим фиалковым глазкам. Так, в построении высказывания, в выборе слов, интонации говорящий постоянно обнаруживает собственный (типизированный либо личный) взор на мир, и успешность речевого общения зависит от того, как данный взор согласуется с изюминками мировосприятия адресата либо его точкой зрения по какому-либо вопросу. В языке существует комплект стереотипизированных конструкций, каковые «подсказывают» реакцию собеседника; к примеру: Страшно то, что…; Нужно представить себе…; Принципиально важно то, что…; Конечно…; Как мы знаем; По большому счету и т. д.

Говорящий сооружает собственную обращение с ориентацией на мир знаний адресата, приспосабливая форму подачи информации к возможностям ее интерпретации. Ср.: А. – Трава сухая. Б. – Ну и что? А. – Росы не было. Б. – Что это тебя тревожит? А. – Ливень будет. Б. – Да?. В данном фрагменте беседы показывается различие в осведомленности говорящего и адресата, исходя из этого для скорейшего понимания говорящему следовало выстроить собственную данные в виде высказывания, высказывающего причинно-следственные отношения между фактами. Это имели возможность бы быть два несложных предложения, либо сложноподчиненное предложение, либо бессоюзное сложное; к примеру: Росы нет – ливень будет; Трава сухая вечером – к дождю.

Главное правило поведения говорящего – это иерархизация содержания информируемого, которая должна быть основана осведомленности .говорящего в том либо другом вопросе; сперва сообщается та информация, которая возможно использована при интерпретации последующей. Личность адресата (а при полилоге – темперамент аудитории) обусловливает и стилистику информации. Ср. продемонстрированный Б. Шоу в пьесе «Пигмалион» эпизод с неуместной, в светском обществе исчерпывающей «сводкой погоды», которую сказала Элиза Дулитл вместо мимолетных замечаний.

Тема беседы «диктует» говорящему методы ее представления в речи. Так, темы патриотизма, общества и личности, долга, любви требуют особенной лексики, средств субъективной авторской модальности, хороших от тех, каковые смогут быть употреблены при дискуссии кулинарных рецептов либо в рассказе о шумном застолье.

Согласие, верное истолкование позиции говорящего по какому-либо вопросу допустимо лишь в том случае, если обращение есть воплощением эмоции-мысли, если она образна, искренна, эмоциональна, находит отклик у собеседника. И в случае, если психологи и нейрофизиологи экспериментально обосновывают совместную актуализацию при восприятии речи «территорий знания», «памяти», «чувств», то философы пришли к подобным выводам логическим методом: «ценностное отношение и Познание составляют две неразрывные и равные по собственному значению стороны к людской сознанию направляться доходить не только как к знанию, но и как к отношению Познание есть базой переживания любого объекта, как и, напротив, интерес, страсть по отношению к объекту повышают эффективность его познания» [31]. Н. Д. Арутюнова, растолковывая широкое прагматическое значение глаголов полагать и видеть процессами «сферы рассудка», подмечает: «Во внутреннем мире человека нет четких границ, разделяющих ментальную и эмоциональную сферы, желания и волю, суждения и перцепции, знания и веру» [2, 7). Следовательно, мир знаний и у говорящего, и у адресата в любой момент опосредован эмоционально-ассоциативными рядами и оценочной палитрой. Это делает неосуществимым неиндивидуальное, обобщенно-нейтральное выражение: «… выразиться «нейтрально» выясняется неосуществимым» какое количество8, 9].

Напомним читателю идея Л. Н. Толстого: ни при каких обстоятельствах никакими силами нельзя заставить человечество познать мир через скуку.

Так, для успешного речевого общения говорящий не должен стремиться сказать собеседнику лишь факты, «обнажённую правду», объективную истину: он все равно найдёт собственный мнение. направляться, наоборот, сознательно соединять «прямое» общение (данные) и «косвенное», облекая сообщение в «оболочку», «флер» собственного осмысления, которое ищет сочувствия у адресата. Это возможно ирония, юмор, парадокс, знак, образ. Такая обращение – в любой момент поиск согласия.

5. На успешность речевого общения воздействуют внешние события: присутствие посторонних, канал общения (к примеру, разговор по телефону, сообщение на пейджер, записка, письмо, беседа с глазу на глаз), настроение, эмоциональный настрой, физиологическое состояние – все это может предопределить судьбу беседы. Различают общение контактное – дистантное; яркое – опосредованное; устное – письменное. Общение будет более успешным, если оно протекает в устной форме, собеседники находятся наедине. Но кроме того благоприятные события еще не гарантия успеха, согласия. Разговор «творят» речевые отрезки (реплики), паузы, темп, жесты, мимика, взоры, позы, разговор начинается во времени, и любая последующая реплика «наслаивается» на все сообщённое ранее, взаимодействует с ним, и итог этого сотрудничества непредсказуем. Воздух диалога делается не меньше значительной, чем его содержание, и потому «стихия» беседы все более увлекает собеседников.

7. Ответственным компонентом успешного речевого общения есть знание говорящим и норм этикетного речевого общения. Независимо от формул вежливости, в языке имеется определенный комплект высказываний, закрепленный традицией применения языка, каковые «предписывают» адресату определенную форму ответа. К примеру, для людей, обладающих языком, не воображает трудности толкование вопроса Как ваши дела? Существует стереотип ответа, речевое этикетное поведение в качестве реакции на выражения Как ваши дела? Как вы поживаете? и тому подобные. В конкретных обстановках общения слушатель верно осознаёт коммуникативную цель говорящего, даже в том случае, если высказывание не шаблонно, и в соответствии с этим сооружает ответную реплику. Так, фраза Холодно с интонацией понижения тона вероятно значит исходя из коммуникативных намерений говорящего: 1) просьбу закрыть окно; 2) данные о низкой температуре на улице; 3) предупреждение адресата («Запрещено купаться!»; «Ты легко одет»); 4) жалобу на озноб, нехорошее самочувствие; 5) сигнал в игре «горячо–холодно»; 6) объяснение обстоятельств каких-либо действий, к примеру, заклеивания окон, укутывания детей.

Этикетное речевое поведение жестко предопределено не только «классическими» вопросами, но и событиями беседы, тональностью общения, его стилистикой. Главное правило для ответного высказывания адреса: реплика обязана вписываться в «контекст» диалога, т. е. быть уместной. Для этого каждому обладающему языком нужно знать суть «небуквальных выражений», т. е. выражений, суть которых не выводится из значений составляющих их словоформ; к примеру, на просьбу Не могли бы вы передать хлеб? либо Вы не передадите хлеб? адресат обязан ответить: «Да, пожалуйста», но не «могу (не могу)» либо «передам (не передам»)». В соответствии с этим правилам цветочница Элиза Дулитл из пьесы Б. Шоу «Пигмалион» на замечание «Красивая погода, не правда ли?» должна была ответить фразой, не только лингвистически безупречно выстроенной, но и в эстетическом и социокультурном отношении признанной «типовой».

8. Условия успешного речевого общения коренятся и в соответствии схем и планов речевого поведения собеседников, в базе которых лежит определенный уровень людских социального взаимодействия и отношений.

Традиция изучения языка как деятельности идет от Аристотеля: разделяя в собственной «Риторике» ораторские речи на три типа, он говорит о том, что существует сообщение типов обстановок общения с социокультурными сферами людской судьбе. Но в отличие от риторики, где изначально предполагается взаимообусловленность речи, поступков и этических норм, при изучении разговорной речи далеко не всегда во главу угла ставится концепт «говорящий человек» и, следовательно, реплики не квалифицируются как речевое поведение. Однако обмен репликами подчинен строгим правилам диалога как процесса, где любая реплика беседы предопределяет последующую и обусловливает течение беседы.

Как реально осуществление замыслов ведения диалога? Кроме того шепетильно продуманный предусмотренный порядок и ход разговора обмена мнениями не всегда ведет к удачному завершению и согласию собеседников беседы. Данный феномен привёл к сравнению диалога со «стихией», с рекой, в которую нельзя войти два раза. Ср.: «… естественный разговор ни при каких обстоятельствах не бывает таким, каким мы его желали совершить. Правильнее будет заявить, что мы выясняемся в состоянии беседы, либо кроме того впутываемся в него… Достигнутость либо недостигнутость понимания – то, что происходит с нами» [13, 466].

Так, к успеху в диалоге ведет успешный прогноз восприятия слушателем реплик говорящего, умение говорящего предугадать неспециализированный план интерпретации слушателя и стратегию его восприятия. Наряду с этим восприятие также должно оцениваться как «поведенческий» акт. Пользуясь терминологией Л. Щербы, возможно заявить, что в каждом конкретном случае моделирование «грамматики говорящего» – этапный момент в конструировании «грамматики слушающего», которая есть определяющим причиной эффективности в беседе.

самоё целостным рассмотрением диалога в «людской измерении» есть теория речевого, поступка М. М. Бахтина и постановка неприятности «типических форм высказываний, другими словами речевых жанров». Ср.: «В каждую эру развития литературного языка задают тон определенные речевые жанры, притом не только вторичные (литературные, публицистические, научные), но и первичные (определенные типы устного диалога – салонного, фамильярного, кружкового, семейно-бытового, публично-политического, философского и др.)» [6, 256]. М. М. Бахтину принадлежат такие серьёзные с методологической точки зрения открытия, как категории «коммуникативная заинтересованность», «говорящий человек», «солидарность участников общения», «поиск согласия», «верховная инстанция ответного понимания», «активная роль Другого», «ритуальное речевое поведение», «игровая обстановка общения», «народная смеховая культура» и др. М. М. Бахтин уже в начале века назвал диалог (сотрудничество по крайней мере двух высказываний) настоящей единицей языка-речи, конструктивной базой мысли [10, 137–138].

Попыткой обобщить условия успешного коммуникативного сотрудничества есть теория речевых актов (ТРА). Основное внимание в ТРА уделяется иллокуции – манифестации цели говорения; в определении иллокуции самый значительный момент – распознавание коммуникативного намерения (по П. Грайсу); либо «открытой интенции» (по Стросону) [21, 13–14]. Объектом изучений в TPА есть акт речи, а не диалог. Создатели данной теории Дж. Остин, Дж. Р. Серль, П. Грайс, П. Р. Стросон внесли предложение список правил применения языка, поставили вопрос об исчислении речевых актов и о типологии коммуникативных неудач. Неспециализированный принцип говорящего и слушающего – принцип кооперации; языковая компетенция слушающего содержится в первую очередь в знании им «разговорных максим» [15, 217]; посредством этих максим говорящий пытается «обеспечить усвоение» [40, 130]. Но без возможности контроля за результатом и учета хода диалога эти правила являются только обобщение некоторых необходимых элементов речи («будьте так информативны, как это нужно»; «не рассказываете ничего для того чтобы, что бы вы вычисляли не соответствующим истине»; «рассказываете ясно»; «рассказываете то, что относится к данной теме» – максима релевантности). ТРА не акцентировала тему интерпретации, не смотря на то, что П. Грайс обратил внимание на существование небуквальных значений выражений [15, 217–236].

Критики теории речевых актов отрицали возможность их исчисления из-за абстрактности их схем, оторванности от настоящих социальных условий, неучтенности многих параметров их вероятного потребления. Так, Д. Франк пришла к выводу, что интерпретативный процесс «ни при каких обстоятельствах не может быть сведен к несложному механическому применению правил; по собственному характеру данный процесс ближе к конструированию правдоподобных догадок, чем к логической дедукции» [43, 372]. Дж. Серль, один из авторов ТРА, в конце собственного исследовательского пути практически повторяет положения теории речевой деятельности и когнитивной лингвистики: мышление довербально, «язык есть логически производным от интенциональности. Отечественная свойство соотнести себя с миром при помощи интенциональных состояний – мнения, жажды и др. – биологически более фундаментальна, чем отечественная вербальная свойство. Следовательно, обращение обязана идти о проблеме объявления не интенциональности в терминах языка, а, напротив, языка в терминах интенциональности» [35, 382].

Так, успешность речевого общения зависит от желания участников в форме диалога выразить собственные мнения, жажды, просьбы, сказать что-либо и т. д.; от умения выяснить все личностные изюминки коммуникантов, организовать в соответствии с этим собственные реплики, которые содержат данные по определенному вопросу, высказывающие мнение, побуждение к действию либо вопрос в оптимальной при данных событиях форме, на хорошем собеседников интеллектуальном уровне, в увлекательном ракурсе. (Подробнее о методах организации речи см. § 6 и 7.)

Контрольные вопросы

1. Каково основное условие речевого общения?

2. Что такое «успешность речевого общения»? От чего она зависит? Как воздействуют на успешность общения внешние события?

3. Что образовывает понятие «коммуникативная компетенция»?

4. Что свидетельствует «уместность» в диалоге?

5. Как тема беседы «диктует» говорящему методы ее представления?

6. Как соотносятся в речевом, общении ценностное отношение и познание?

7. Какие конкретно существуют стереотипы и социальные нормы речевого общения?

8. В чем сущность «теории речевого поступка» М. М. Бахтина?

Речевые обороты в разговорном Английском


Интересные записи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: