СЕНТЕНЦИИ и МАКСИМЫ
Л у ц и я А н н е я
С Е Н Е К И ,
Римского сенатора, драматурга и философа,
одного из столпов стоицизма
Как мы знаем, что сам Сенека максим и рефлексий как таковых ни при каких обстоятельствах не писал, а писал философские трактаты, нравоучительные письма и декламационно-философические катастрофы. Но он высоко ценил нравственно-философские максимы собственных предшественников и был выдающимся собирателем афоризмов. Наряду с этим он с неизменной щедростью делился сокровищами мудрости столетий прошлых со собственными приятелями и кое-что из собственной коллекции поместил на страницах собственных книг (благодаря чему эти суждения древних и дошли до наших дней). Вместе с тем стиль самого Сенеки отличается таковой совершенством и отточенностью, так много фактически готовых сентенций и максим раскидано по страницам его произведений, что нечайно хочется составить сборник изречений и его самого. Первый опыт для того чтобы рода мы и предприняли в изданных нами ранее «Письмах к Луцилию». В настоящей же работе мы существенно расширили начальный количество и в один момент постарались придать всему этому многоликому собранию определённое подобие смысловой завершённости и цельности. Кроме того, в качестве приложения мы дали сборник избранных сентенций Публилия Сира.
Производя в свет настоящую книгу, мы преследуем не отвлечённые, а сугубо практические цели: познакомить читателя с философией стоицизма и как возможно скорее ввести его в самую сущность дела. Нет сомнений, что читатель, израсходовав время на изучение и чтение сентенций Сенеки и Публилия, окажет себе большую услугу, потому что польза от знакомства с философией стоиков очень ощутима.
Так как сегодняшнему читателю приходится жить под неустанным гнётом агрессивных вульгарных стереотипов и шаблонов, в условиях, в то время, когда личность людская подвергается преступным посягательствам и чудовищному давлению извне. Наша жизнь в этом обществе устроена так, что пытается замкнуть каждое отечественное воздействие, любой жест в область привычки, сделать нас её рабами. Все отечественные действия – желаем мы того либо нет – становятся всё более коллективными и, значит, плохими, в то время, когда недочёт качества всё более восполняется числом. Мы, добровольно и по принуждению, планируем в бригады, ходим строем, запираемся в казармы.
Стоицизм пытается к прямо противоположному, он – возможно, в основном, чем само мастерство – школа индивидуализма, возрастания и расширения отечественного «я». Он разрешает оградиться от постоянных напряжения, давления и страхов, навязываемых современной судьбой, и от всех связанных с ними пагубных физических и ментальных последствий.
Посмотрите кругом себя: все бегут, торопятся, спешат, наступают друг другу на ноги… Радио и реклама везде, впредь до уборных и кладбищ. Вы просыпаетесь под их болтовню, в силу того, что во всех квартирах радио и телевизор надрываются с раннего утра до поздней ночи. Всё это преследует вас у себя дома, у соседей, на улице, во всех магазинах, в учреждениях, в кафе; спуститесь в метро либо сядьте в такси либо поезд – все эти бредовые внушения тут как тут. Радио всегда бубнит вам собственную нудную, весьма совершенно верно отщёлкиваемую, преступно-примитивную мелодийку – в любой момент одну и ту же, идущую через вас и засоряющую вашу память. Оно кричит как резаное, требует, приказывает, уговаривает, поучает, вставляет вам в уши клинья! Миллионы многоцветных лампочек с вечера и до утра выплясывают на улицах какие-то замысловатые световые картины, рассчитанные на самое незатейливое любопытство и детское воображение. Днём вездесущие рекламные щиты, тряпичные перетяжки и другая механика, обслуживающая любителей всучить вам собственный не очень-то необходимый товар, прыгают вам в глаза, зазывают, соблазняют, ослепляют и оглупляют вас. И думается, что спастись от всего этого вам никак запрещено.
В такую пору культивирование индивидуализма и стоицизма делается священной, прямо-таки святой обязанностью каждого, кто ещё не подвергся глобализационной дегуманизации, потому что лишь в них сейчас обретается оружие людской самообороны, только в них залог духовного выживания человечества в этих через безжалостных условиях.
Самый удачно и полно ущербность нынешнего времени и живущего в нём поколения высказывают разнузданные крики рекламы: «Бери от судьбы всё, и пускай платят другие!» К несчастью для энергичных последователей столь радикальной философии, жизнь устроена решительно в противном случае: нельзя брать от неё всё – по крайней мере, свободно; и что всего трагичнее при подобном миропонимании: за всё в конечном счёте приходится платить самому и другие тут совсем ненужны.
На распутстве, вседозволенности, бесхребетности и разнузданности – то есть таковой образ «судьбы» насаждается и поощряется нынешней попсокультурой – далеко не уедешь. Не эти «сокровища» разрешат человечеству выжить, но воли и дисциплина ума, контроль над собственным сознанием. И на этом пути Сенека, как Преподаватель, не заменим.
Тот, кто прикоснулся к тексту Сенеки, чувствует себя в близи к природе, к людской миру. Так как у него этика констатируется не столько теоретическими, сколько смысложизненными вопросами. Это уже с Гегелем и по окончании него философия извратилась в неуклюжую, пустопорожнюю и мертвящую болтовню. У Сенеки всё не так: каждому предельно близка его стремление и установка осознать мир из человека.
Знакомство со взорами стоиков по большому счету, и Сенеки в частности, понемногу приводит вдумчивого читателя к убеждению, что цена всех уклонений от праведного пути непомерно высока – духовное ничтожество. Её не имеет возможности компенсировать кроме того сопряжённый с этими уклонениями богатый жизненный опыт, поскольку он есть только средством для возвращения на праведный путь и обрекает на великие преодоления и труды тяжёлых испытаний и соблазнов.
До тех пор пока человек не занялся глубоко и основательно философией, жизнь имеется для него тщетное бедствие. Но философия не должна быть нудной и бесплодной болтовнёй, как это часто бывает, она обязана соответствовать собственному назначению: глаголом жечь сердца людей, т.е. открывать человеку глаза и вносить ясность и смысл в его голову. Без этого человек не живёт, а лишь спит и видит во сне кошмары.
Что разрешает старому мудрецу делать такие выводы? Его убеждение в том, что человек не есть тело, но что он имеется бессмертная душа. Само собой разумеется, он говорит об этом по окончании Платона, но за довольно много столетий до официального рождения спиритизма, в то время, когда Аллан Кардек, в середине XIX века, систематически создал эти вопросы и дал им невиданное и величественное философское обоснование.
Ещё очень многое возможно было бы сообщить тут, но ограничимся только двумя изюминками Сенеки как мыслителя.
Первая. В служения и перекачивания нашу пору нефти бумажному мамоне суждения Сенеки о ничтожестве материального достатка владеют особенным весом. Одно дело, в то время, когда об этом говорит бедный мудрец (в большинстве случаев так оно и не редкость), и совсем второе, в то время, когда о деньгах с пренебрежением отзывается один из богатейших людей Римской империи. Он не затрудняясь и со знанием дела растолковывает обстоятельства собственного презрения к достатку и показывает на подлинные сокровища. Очевидно, мнение для того чтобы богача совсем особенным образом подтверждает рассуждения бедного мудреца, о котором мы сообщили чуть раньше, имея в виду Сократа и всякого иного аристократа духа. Право, тут имеется над чем призадуматься нынешним миллионерам! Совершенно верно ли они уверены, что не за вздорной и губительной химерой гоняются? Пользуясь случаем, адресуем данный вопрос нынешнему «олигарху» в облюбованной Омаром Хайямом манере:
В мире нищих богатым слывёшь – дальше что?
Деньги всем под процент выдаёшь – дальше что?
Сотню лет так собирается прожить? Предположим!
Кроме того пускай много две проживёшь – дальше что?!
Совершенно верно так же и мнение императора Марка Аврелия о правителе и обязанностях власть имущего является особым подтверждением правдивости суждений беззащитного раба (имеем в виду Эпиктета как высшего выразителя стоической мудрости). Имеется тут над чем поразмыслить нынешним власть предержащим. Так как какой ожесточённый вред причиняют они самим себе, как бессердечно калечат самих себя, как чудовищно сами себя наказывают!
Вторая особенность Сенеки в его отношении к суициду. Все философы-моралисты без исключения осуждают суицид и не допускают и мысли об оправдании его. Сенека тут неповторим: он не только не осуждает, но и показывает. Наряду с этим он строго логичен и в полной мере последователен: «По-моему же, красив тот закон природы, что выяснил нам лишь один вход в эту жизнь и покинул множество выходов из неё. Неужто же мне ожидать мучений от заболевания либо от людей, в то время, когда в моей власти избегнуть ненависти и страданий неприятелей? Единственно, за что мы не можем пожаловаться на судьбу – она никого не держит. Всё счастие человечества в том, что в случае, если кто несчастлив, то лишь по собственной вине. Потому что в случае, если ему приятна жизнь – пускай живёт; в случае, если неприятна – он может опять возвратиться в том направлении, откуда пришёл». И ещё: «Жизнь, в случае, если нет храбрости погибнуть, – то же рабство. Ты не будешь подвластен никому, в случае, если в твоих руках будет ещё и смерть». Имеется что-то трагически заданное в том, что ему не было нужно ограничиться тут одними рассуждениями, но доказать собственную правоту кроме этого и на деле.
Каково же всё-таки мнение стоиков по этому сложному вопросу? К отъезду в последнее путешествие, т.е. вон из этого мира, направляться основательно готовиться, избавившись от всего лишнего и второстепенного. Верно в эту дорогу собрался тот, кто соответствует словам старого мудреца: ”Omnia mea mecum porto.” И вправду, то, что не можешь забрать с собой в путь в том направлении, настоящей ценности не воображает и тебе не в собственности. Всё материальное – хлам, но и среди совершенного больше мусора, чем настоящих сокровищ.
Человек – не эвкалипт, ему не требуется жить очень долго, он обязан жить достаточно. Достаточно же живёт тот, кто дожил до мудрости. И это замечательно устроено, потому что жизнь в мире сем – отнюдь не презент, и не праздник, а таковой человек хорош лучшего. И он возьмёт собственное, в то время, когда освободится от пут местной судьбе. на данный момент же ему нужно терпение: кто достиг мудрости, тот больше не живёт для себя: он живёт для других – и без того продолжительно, как то сочтёт нужным Отправивший его ко мне.
На этом, пожалуй, мы собственную апологию можем и закончить. Книга для того чтобы рода, как та, что на данный момент выпускается нами в свет, не испытывает недостаток ни в оправданиях, ни в юристах. Она лучше, чем кто-то ещё, может обезопасисть и обосновать себя сама, ей нет потребности ни в имиджмахерах, ни в рекламодателях. Тем более, что умный и без того осознает, а всем другим хоть сто раз растолкуй – всё напрасно.
Павел Гелевa, философ
15 октября 2003 г.
Qui sibi amicus esse c?pit, multum profecit: numquam erit solus.
Кто стал самому себе втором, тот в действительности многого достиг: он ни при каких обстоятельствах не будет одинок.
Tempori parce!
Дорожи временем!
Cras, cras et semper cras et sic dilabitur ?tas.
на следующий день, на следующий день и в любой момент на следующий день, и без того проходит жизнь.
?tate fruere, mobili cursu fugit.
С толком пользуйся временем судьбы, потому что летит оно неудержимо.
Tempus, quod adhuc aut auferebatur aut subripiebatur aut excidebat, collige et serva.
Старательно сберегай время, которое до сих пор либо само ускользало от тебя, либо отнималось вторыми, либо наконец тобою самим тратилось попусту.
Qu?dam tempora eripiuntur nobis, qu?dam subducuntur, qu?dam effluunt. Turpissima tamen est jactura, qu? per neglegentiam fit.
Часть времени у нас отнимают другие, часть его тратится бесплатно, часть уходит незаметно для нас самих. И самая постыдная утрата времени та, которая происходит от отечественной собственной небрежности.
Maxima pars vit? elabitur male agentibus, magna nihil agentibus, tota vita aliud agentibus.
Бoльшая часть нашей жизни уходит на дурные поступки и ошибки; большая часть протекает в бездействии и практически в любое время вся жизнь – в том, что мы делаем не то, что нужно.
Corrige pr?teritum, pr?sens rege, cerne futurum.
Исправляй прошлое, руководи настоящим, предусматривай будущее.
какое количество fiet, ut minus ex crastino pendeas, si hodierno какое количество injeceris. Dum differtur, vita transcurrit.
В случае, если сегодняшний сутки в твоих руках, меньше будешь зависеть от завтрашнего. До тех пор пока мы откладываем жизнь, она проходит.
Hodie fieri potest, quicquid umquam potest.
То, что может произойти во всякое время, может произойти и сейчас.
Sic ordinandus est dies omnis, tamquam cogat agmen et consummet atque expleat vitam.
Ежедневно направляться проводить так, как словно бы он является что-то цельное и наполняет и исчерпывает целую жизнь.
Ille beatissimus est et securus sui possessor, qui crastinum sine sollicitudine expectat. Quisquis dixit ‘vixi’, cotidie ad lucrum surgit.
Тот, кто ожидает завтрашнего дня без беспокойства, счастливо и мирно обладает сегодняшним. Кто говорит себе: я прожил собственное, – для того любой новый сутки образовывает чистую прибыль.
Multum autem nocet etiam qui moratur, utique in tanta brevitate vit?, quam breviorem inconstantia facimus aliud ejus subinde atque aliud facientes initium.
Нам весьма вредит уже тот, кто мешает, поскольку наша жизнь мала, а своим непостоянством мы и ещё уменьшаем её, принимаясь за одно да и то же по нескольку раз.
Omnia aliena sunt, tempus tantum nostrum est. In hujus rei unius fugacis ac lubric? possessionem natura nos misit, ex qua expellit quicumque vult.
Всё не отечественное, а чужое; лишь время отечественная собственность. Природа предоставила в отечественное владение только эту всегда текущую и непостоянную вещь, которую вдобавок может забрать у нас каждый, кто лишь этого захочет.
Et tanta stultitia mortalium est, ut qu? minima et vilissima sunt, certe reparabilia, imputari sibi, cum impetravere, patiantur, nemo se judicet quicquam debere, qui tempus accepit, cum interim hoc unum est, quod ne gratus quidem potest reddere.
Люди так глупы, что вычисляют себя в долгу, в случае, если возьмут какой-либо презент, как бы мелок и ничтожен он ни был, не смотря на то, что притом они имеют ещё в любой момент возможность отдарить за него, и решительно ни во что не ценят чужого времени, не смотря на то, что оно единственная вещь, которой нельзя возвратить обратно при всём на то жажде.
Ideo propera vivere et singulos dies singulas vitas puta. Qui hoc modo se aptavit, cui vita sua cotidie fuit tota, securus est: in spem viventibus proximum quodque tempus elabitur subitque aviditas et miserrimus ac miserrima omnia efficiens metus mortis.
Торопись жить и вычисляй любой собственный сутки за новую судьбу. Кто так наблюдает на вещи, кто каждый день завершает собственную жизнь, тот спокоен. Наоборот, те, кто живёт надеждами на будущее, теряют всё прошедшее, и в погоне за будущим, становятся жертвами страха смерти, что не только сам по себе великое бедствие, но и всё второе обращает во зло.
Vis scire, quid sit, quod faciat homines avidos futuri? Nemo sibi contigit.
Желаешь знать, что заставляет людей жаждать будущего? То, что никто не в собственности себе в настоящем.
Si vero aliquod timetur malum, eo proinde, dum expectat, quasi venisset, urgetur et quicquid ne patiatur timet, jam metu patitur. Quemadmodum in corporibus † insignis languoris signa pr?currunt, qu?dam enim segnitia enervis est et sine labore ullo lassitudo et oscitatio et horror membra percurrens: sic infirmus animus multo ante quam opprimatur malis quatitur. Pr?sumit illa et ante tempus cadit.
В случае, если люди опасаются чего-либо, они начинают мучиться от одного ожидания и страдают вперёд уже от страха. Как заболеваниям предшествуют их показатели: раздражительность, вялость, усталость просто так, озноб и сонливость, пробегающий по участникам, так не сильный ум страдает значительно раньше, чем наступают несчастия. Он предъиспытывает их и раньше времени падает духом.
Quid autem dementius quam angi futuris nec se tormento reservare, sed arcessere sibi miserias et admovere? Quas optimum est differre, si discutere non possit.
Что возможно безумнее, чем опасаться за будущее и не только не избавлять себя от мучений, но кликать и приближать к себе бедствия ранее их наступления? В случае, если запрещено их избежать, не лучше ли отложить их?
Et qu? pr?terierunt et qu? futura sunt, absunt. Neutra sentimus. Non est autem nisi ex eo, quod sentias, dolor.
И того, что прошло, и того, что ещё не наступило, сейчас нет. Ни того, ни другого мы не ощущаем, а кроме эмоции нет страдания.
Idem est autem omni s?culo, quod sat est.
Того, что достаточно сейчас, хватит и во всякое время.
Quomodo fabula, sic vita non quam diu, sed quam bene acta sit, refert. Nihil ad rem pertinet, quo loco desinas.
Как басня, так и жизнь ценится не за длину, но за содержание. Совсем всё равняется, в то время, когда кончить её.
Hoc unum scio: omnia mortalium opera mortalitate damnata sunt, inter peritura vivimus.
Я знаю лишь одно: все творения смертных смертны, и мы живём среди вещей, каковые должны умереть.
Si et liberos et conjugem et patrimonium sic habuerit tamquam non utique semper habiturus et tamquam non futurus ob hoc miserior, si habere desierit. Calamitosus est animus futuri anxius et ante miserias miser, qui sollicitus est, ut ea, quibus delectatur, ad extremum usque permaneant. Nullo enim tempore conquiescet et expectatione venturi pr?sentia, quibus frui poterat, amittet. In ?quo est autem amiss? rei miseratio et timor amittend?.
направляться иметь жену, детей и имущество в той мысли, что не всегда они будут с нами, и что в случае, если мы их лишимся, мы не должны от того стать несчастнее. Жалок тот, кто тревожится за будущее, и несчастен ранее самого несчастия тот, кто заботится, дабы приятное ему осталось с ним до конца. В любой момент таковой человек тревожен и в тревоге за будущее теряет то настоящее, которым имел возможность бы наслаждаться. А в это же время боязнь потери не меньше тягостна, чем самая скорбь по потере.
Peregrinatio est vita. Nulla vita est non brevis.
Жизнь – это странствие. Любая жизнь коротка[, в случае, если вдуматься в сущность дела].
Navigationes longas et pererratis litoribus alienis seros in patriam reditus proponimus, militiam et castrensium laborum tarda manipretia, procurationes officiorumque per officia processus, cum interim ad latus mors est, qu? quoniam numquam cogitatur nisi aliena, subinde nobis ingeruntur mortalitatis exempla non diutius quam dum miramur, h?sura.
Мы замышляем продолжительные путешествия и предполагаем возвратиться к себе, объездив далёкие, чуждые государства; мы сохраняем надежду на награды и выгоды за армейские подвиги, грезим о новых должностях и видим перед собой последовательность ступеней в служебной карьере, а в это же время уже около нас смерть. И не смотря на то, что мы помышляли до сих пор о ней не в противном случае, как о чём-то чуждом, иногда, как бы уроком для нас, на отечественных глазах умирают люди так не так долго осталось ждать, что мы лишь успеваем дивиться.
Quid autem stultius quam mirari id ullo die factum, quod omni potest fieri? Stat quidem terminus nobis, ubi illum inexorabilis fatorum necessitas fixit, sed nemo scit nostrum, quam prope versetur terminum. Sic itaque formemus animum, tamquam ad extrema ventum sit. Nihil differamus. Cotidie cum vita paria faciamus.
Но не нелепо ли удивляться тому, что в этот сутки произошло то, что может произойти в любой сутки? Неумолимая будущее поставила нам предел, и лишь мы не знаем, как мы близки к нему. А потому будем жить и думать так, как словно бы мы достигли этого предела. Будем каждый день сводить собственные счёты с судьбой.
не vit? на данный момент est, quod inperfecta semper est, quod in aliquid ex illa differtur. Qui cotidie vit? su? summam manum inposuit, non indiget tempore. Ex hac autem indigentia timor nascitur et cupiditas futuri exedens animum.
Величайшее зло в жизни пребывает в том, что она несовершенна, что в ней чего-нибудь недостаёт. Но тот, кто каждый день подсчитывает итоги собственной жизни, не испытывает недостаток во времени. А в это же время, ужас смерти и снедающая душу жажда будущего происходят только от того, что для завершения судьбы нужно ещё время.
Nihil est miserius dubitatione venientium quorsus evadant: quantum sit illud quod restat aut quale, sollicita mens explicabili formidine agitatur. Quo modo effugiemus hanc volutationem? Uno, si vita nostra non prominebit, si in se colligitur.
Сколь несчастны те, кто, придя в судьбу, не знает, как из неё выйти. Неразвитой ум трепещет в невыразимом кошмаре при мысли о том, сколько ему ещё осталось жить и какова будет эта жизнь. Но этих беспокойств легко избежать, если не строить замыслов на продолжительную судьбу, но сосредоточивать её цели в настоящем.
Contrariis rerum ?ternitas constat.
Вечность зиждется на вечной смене явлений.
Sera parsimonia in fundo est. Non enim tantum minimum in imo, sed pessimum rimanet.
Поздно беречь вино, в то время, когда уже видно дно. Так как на дне его остаётся не только мало, но и самый остаток – нехорошего качества.
Quantulumlibet sit tempus, longum faciet scientia utendi. Nam, ut Posidonius ait, ‘unus dies hominum eruditorum plus patet quam inperitis longissima ?tas.’
Cколько бы времени мы ни пробыли совместно, уменье им пользоваться сделает его долгим. Потому что, как говорит Посидоний, один сутки для грамотных людей значит больше, чем долгая судьба для невежды.
Ipsa se velocitas implicat.
Поспешность сама себе задержка.
Bon? mentis fundamentum quod sit qu?ris? Ne gaudeas vanis. Fundamentum hoc esse dixi: culmen est. Ad summa pervenit, qui scit, quo gaudeat, qui felicitatem suam in aliena potestate non posuit; sollicitus est et incertus sui, quem spes aliqua proritat, licet ad manum sit, licet non ex difficili petatur, licet numquam illum sperata deceperint.
База благоразумия пребывает в том, дабы не радоваться попустому. И в этом не только база благоразумия, но и венец его. Кто знает, чему радоваться, кто не ставит собственных эйфорий в зависимость от чужого произвола, тот достиг высших пределов благоразумия. Наоборот того, кто живёт надеждами, хотя бы выполнение их и казалось родным и лёгким, а ранее он ни при каких обстоятельствах не обманывался в собственных ожиданиях, тот обречён на сомнения и вечное беспокойство.
In pr?cepitia cursus fortun? deducit. Hujus eminentis vit? exitus cadere est. в наше время ne resistere quidem licet, cum c?pit transversos agere felicitas, aut saltim rectis aut semel ruere: non vertit fortuna, sed cernulat et allidit.
Радостный путь ведёт к стремнинам, и финиш блестящей судьбе – падение. А в это же время тяжело противиться, раз счастье увлекло на фальшивый путь. Потому, либо будь в любой момент жёсток, либо порви с ним сходу. Будущее не направляет, но опрокидывает и топит.
Pauci sunt, qui consilio se suaque disponant, ceteri eorum more, qu? fluminibus innatant, non eunt, sed feruntur. Ex quibus alia lenior unda detinuit ac mollius vexit, alia vehementior rapuit, alia proxima rip? cursu languescente deposuit, alia torrens impetus in mare ejecit. Ideo constituendum est, quid velimus, et in eo perseverandum.
Лишь немногие располагают собственную жизнь сообразно своим намерениям; большая часть же подобно людям, уносимым течением реки, с которым не смогут бороться. Одних из них волны негромко несут на себе; вторых увлекает бурный поток и, успокоившись в течении, выбрасывает на ближайший берег; третьих стремительное течение уносит до самого моря. Нужно выбрать себе желанную цель и после этого неуклонно стремиться к ней.
Nulli potest secura vita contingere, qui de producenda nimis cogitat, qui inter magna bona multos consules numerat. Hoc cotidie meditare, ut possis ?quo animo vitam relinquere, quam multi sic conplectuntur et tenent, quomodo qui aqua torrente rapiuntur, spinas et aspera.
Безмятежная судьба не выпадает на долю никому из тех, кто через чур заботится о её продлении, кто между другими благами судьбы вычисляет за благо долголетие. Дабы равнодушнее наблюдать на смерть и жизнь, думай ежедневно о том, сколь многие цепляются за судьбу совсем так, как цепляются за колючие терния утопающие в стремительном течении реки.
Male vivunt, qui semper vivere incipiunt. Quia какое количество illis inperfecta vita est.
Не отлично живут те, каковые всегда начинают жить. В силу того, что жизнь таких людей ни при каких обстоятельствах не бывает идеальна.
Quidam ante vivere desierunt quam inciperent.
Имеется люди, каковые заканчивают жить раньше, чем начинают.
Ille demum necessitates supergressus est et exauctoratus ac liber, qui vivit vita peracta.
Лишь тот избегнет потребности и станет свободным от всего, кто живёт, завершив собственную жизнь.
Si quid est, quod vitam beatam potest facere, id bonum est suo jure. Depravari enim in malum non potest. Quid est ergo, in quo erratur, cum omnes beatam vitam optent? Quod instrumenta ejus pro ipsa habent et illam, dum petunt, fugiunt. Nam com summa vit? beat? sit solida securtias et ejus inconcussa fiducia, sillicitudinis colligunt causas et per insidiosum iter vit? non tantum ferunt sarcinas, sed trahunt.
В случае, если что-либо может дать счастье, то отлично само по себе. Того нельзя истолковать в плохую сторону. «Но отчего же тогда мы видим столько неточностей, в случае, если все желают счастия?» – В силу того, что за самое счастье принимают лишь средства к нему и, стремясь к счастью, бегут от него. В действительности, сущность блаженной судьбы имеется полная безопасность и непоколебимая в ней уверенность, а в это же время все выискивают обстоятельства к тревоге и не только несут собственное бремя через тернистый путь судьбы, а просто тащат его.
Dicam, quomodo intellegam sanum: si se ipso contentus est, si confidit sibi, si scit omnia vota mortalium. Omnia beneficia qu? dantur petunturque, nullum in beata vita habere momentum. Nam cui aliquid accedere potest, id inperfectum est. Cui aliquid abscedere potest, id inperpetuum est: cujus perpetua futura l?titia est, is suo gaudeat.
Вот определение здоровой души: душа здорова, если она довольна собою, верит в себя и знает, что все жажды смертных, все милости, каковые даются и которых просят, не имеют никакого значения для блаженной судьбы. Потому что то, к чему возможно что-либо прибавить – ещё несовершенно. То, от чего возможно забрать что-либо – непрочно. Тот же, чья радость постоянна, радуется собственному.
Omnia autem, quibus vulgus inhiat, ultro citroque fluunt. Nihil dat fortuna mancipio. Sed h?c quoque fortuita tunc delectant, cum illa ratio temperavit ac miscuit: h?c est, qu? etiam externa commendet, quorum avidis usus ingratus est.
Всё, чего жаждет чернь, быстротечно. Будущее ничего не даёт в полную собственность. Но и случайные подарки её смогут доставлять удовольствие, в случае, если ими пользоваться умеренно и разумно. Разум может извлекать пользу кроме того из тех внешних даров судьбы, которыми так не могут пользоваться люди, жадные до них.
Sapiens plenus est. Etiam si quid obvenit, secure excipit ac reponit. L?titia fruitur maxima, continua, sua. Habet aliquis bonam voluntatem, habet profectum, sed cui multum desit a summo: hic deprimitur alternis et extollitur ac modo in c?lum adlevatur, modo defertur ad terram.
Мудрец в любой момент доволен. А вдруг что выпадает на его долю, он примет это и отложит. Он и без того наслаждается высочайшею, постоянною эйфорией – тою, которая внутри его. Тот же, у кого имеется добрая воля, имеется некое рвение к мудрости, но ещё многого недостаёт до совершенства, тот подвержен поочерёдно различным влияниям, да и то возносится на небеса, то падает на землю.
Hanc enim imaginem animo tuo propone, ludos facere fortunam et in hunc mortalium c?tum honores, divitias, gratiam excutere, quorum alia inter diripientium manus scissa sunt, alia infida societate divisa, alia magno detrimento eorum, in quos devenerant, prensa. Ex quibus qu?dam aliud agentibus inciderunt, qu?dam, quia nimis captabantur, amissa et, dum avide rapiuntur, expulsa sunt. Nulli vero etiam cui rapina feliciter cessit, gaudium rapti duravit in posterum. Itaque prudentissimus quisque cum primum induci videt munuscula, a theatro fugit et scit magno parva constare. Nemo manum conserit cum recedente, nemo exeuntem ferit: circa pr?mium rixa est. Idem in his evenit, qu? fortuna desuper jactat: ?stuamus miseri, distringimur, multas habere cupimus manus, modo in hanc partem, modo in illam respicimus. Nimis tarde nobis mitti videntur, qu? cipiditates nostras inritant, ad paucos perventura, expectata omnibus. Ire obviam cadentibus cupimus. Gaudemus, si quid invasimus, invadendique aliquos spes vana delusit: vilem pr?dam magno aliquo incommodo luimus aut destituti fallimur. Secedamus itaque ab istis ludis et demus raptoribus locum: illi spectent bona ista pendentia et ipsi magis pendeant.