Я сообщил:
— Отлично, я иду, но позже не злись на меня. Он сообщил:
— Для чего же мне злиться, я буду весьма радостен, что ты отправился.
После этого он простерся перед Всевышним, я захохотал, а он весьма рассердился. Я сообщил:
— Я давал предупреждение тебя заблаговременно, что ты рассердишься. Он задал вопрос:
— Но по какой причине ты смеешься? Я сообщил:
— Ты падаешь ниц перед Всевышним, а я видел, как крысы мочились на него. Я тут постоянный визитёр, но я прихожу не утром, в то время, когда все люди ходят ко мне, я прихожу днем, в то время, когда тут никого нет. Тут так негромко, я могу практически забыть о мире. Я сижу тут в тишине, я наслаждаюсь; и я видел, как крысы бегают по статуе и мочатся на нее; и ты задаёшь вопросы, по какой причине я смеюсь?
Всевышний, что не имеет возможности обезопасисть себя от крыс, не имеет возможности обезопасисть тебя! Так что поднимайся. В случае, если крысы заметят это, что они обо мне поразмыслят? Ты мой папа.
Он сообщил:
— Ни при каких обстоятельствах больше не ходи со мной! Я ответил:
— Я не ходил с тобой; это ты уговорил меня пойти, ты повел меня, и я давал предупреждение, дабы ты не злился, в силу того, что знал, что случится.
какое количество на земле храмов, сколько религий! И какое количество разнообразных всевышних они придумали! И они кроме того не подмечают, как глупы их выдумки. В Индии вы отыщете тысячи всевышних. В данной части страны самый почитаемый Всевышний — Ганеша, Всевышний-слон. А также самые грамотные люди, университетские доктора наук и вице-канцлеры, они также поклоняются ему — и никто не вспоминает.
Мне хочется поведать вам историю о Ганеше, дабы пояснить… Предполагается, что он — сын Шивы, одного из троицы индуистских всевышних. У индуистского Всевышнего три лица, это именуется Тримурти, так же, как христианская троица: первый — Брахма, создающий мир, второй — Вишну, поддерживающий его, и третий — Шива, разрушающий мир. Данный Всевышний-слон, Ганеша, имеет тело человека, весьма некрасивого человека, потому, что его пузо так велик, что он целый складывается из живота; и данный пузо увенчан головой слона.
История такова: Шивы не было, а его супруга Парвати принимала ванну. По-видимому, она мылась за всю жизнь лишь один раз, в силу того, что она собрала с тела всю грязь и сделала Ганешу. Данный Всевышний-слон сделан из накопленной грязи… Меня постоянно интересовало, какой толщины был слой грязи на ее теле. Вот так, принимая ванну, отмывая тело, она играючи собрала грязь и сделала из нее статую. А потому, что она была богиней, то она вдохнула в нее жизнь, вот так он стал сыном Парвати и Шивы — не смотря на то, что Шива в этом никак не принимал участие; он кроме того не знал, что у него имеется сын.
Она сообщила Ганеше:
— Сядь снаружи и никого не впускай. В случае, если кто-то придет, сообщи: «Моего отца нет. Приходите в второй раз».
Тогда у него еще не было головы слона. Но так было угодно случаю, что пришел сам Шива; он преградил ему путь клинком, данный мелкий мальчик, и сообщил: «Не входи, моего отца нет. Приходи как-нибудь попозже».
Шива не имел возможности поверить: «Что это за юноша? Не пускать меня!» Он так разозлился, что вынул клинок и отрубил ребенку голову, а позже вошел и задал вопрос Парвати:
— Кто данный мальчик?
— А что произошло? — задала вопрос она.
— Я его прикончил. Она сообщила:
— Ты не знаешь, это был твой сын. — Тут она поведала все и разразилась бешенством. — Отдай мне моего сына!
Он отправился искать голову… куда делась голова? Они жили в Гималаях, так что она должна была скатиться куда-то вниз, в равнину, разбиться вдребезги; а мальчик сидел без головы. Исходя из этого Шива побегал около и отыскал мелкого слоненка; он отрубил его голову и приклеил ее Ганеше.
Вот такие глупости… а люди все поклоняются и поклоняются тысячи лет.
Всевышний выходит за пределы допустимого. Что бы вы ни вообразили, это будет всего лишь мысль. Конкретно исходя из этого существует так много всевышних — так как их придумали различные люди.
Он задает весьма уместный вопрос: Всевышний — это предположение; но я желаю, дабы предположения ваши были заключены в пределах допустимого. Вы имеете возможность представить Всевышнего? Забудьте о творчестве, вы не имеете возможность кроме того помыслить Всевышнего! Все ваши представления будут несложным воображением.
Но пускай воля к истине свидетельствует для вас, что всему надлежит преобразоваться в человечески мыслимое… он желает, дабы религия была человечески мыслимой, а не абсурдной, …человечески видимое и человечески чувствуемое! Личные эмоции ваши должны быть продуманы до конца! Он не против ваших эмоций, как все религии. Он полностью за них: они — ваша природа. Они — окна, которыми вы связаны с существованием. Личные эмоции ваши должны быть продуманы до конца! Во всей философии Заратустры нет ничего аналогичного подавлению. Он — язычник, реалист, человек, что доверяет природе и существованию.
Да и то, что именуете вы миром, должно быть еще вначале создано вами. Конкретно по причине того, что вы жили под властью этого фальшивого представления, что мир создал Всевышний, мир находится в таком плохом положении. Стоит удалить Всевышнего, стоит удалить идею, что Всевышний создал мир, как ответственность ложится на вас. Вы должны создать мир.
И тогда мир будет более человечным, более любящим, более весёлым, более танцующим.
Да и то, что именуете вы миром, должно быть вначале еще создано вами: воображение и ваш разум, ваша любовь и ваша воля — вот что будет миром! И воистину, для блаженства вашего, о просветленные!
И опять он меняет обращение. Если вы хорошенько осознали это… а люди, с которыми он сказал, его ученики, должно быть, как-то показали собственный познание. Это так легко, так конечно, это не требует от вас веры во что-то. Это легко попытка оказать помощь вам понять все ваши способности — волю, любовь и разум.
И воистину, для блаженства вашего, о, просветленные! Если вы имеете возможность ощутить глубокое родство с Заратустрой, вы уже стали просветленными.
Но открою вам все сердце собственный, приятели мои: если бы всевышние существовали, как бы вынес я, что я не Всевышний? Следовательно, никаких всевышних нет!
Прекрасный довод, и весьма необычный. Он говорит: «Если бы всевышние существовали, как бы я смог вынести, что я не Всевышний? Как вы имеете возможность вынести, что вы не Всевышний? Потому что если вы не Всевышний, вы окончательно останетесь приниженным, вы окончательно останетесь рабом. Нет, это нельзя вынести. Всевышнего нереально вынести, нереально терпеть». Это весьма психологичный довод — не логический.
Следовательно, никаких всевышних нет. Потому, что я не ощущаю никакой неполноценности, потому, что я не ощущаю никакой конкуренции с каким-то Всевышним, потому, что я ощущаю полную полноту, совершенство — я не вижу никакой необходимости в Всевышнем. Я так богат своим здоровьем, эйфорией, чистотой, святостью. Для меня не следует вопрос зависти к кому-либо еще. Существование дало мне все, о чем лишь возможно грезить. Следовательно, никаких всевышних нет! Вот какой вывод сделал я; и сейчас он ведет меня. Всевышний — это предположение: но кто испил бы всю муку этого выдумки и не погиб? Неужто необходимо забрать у творящего веру его, запретить орлу парить в горных высях?
Сама эта мысль — «Всевышний имеется» — отнимает у вас все полезное. Тогда ваши струны в руках Всевышнего. Он желает, дабы вы боролись — вы боретесь. Он желает, дабы вы обожали — вы любите. Он желает, дабы вы жили — вы живете. Он желает, дабы вы погибли — вы умираете. Вы — легко вещь. Ваша жизнь вам не в собственности: он вдохнул в вас эту жизнь, он может забрать ее. Вы живете взаймы — это унизительно.
Идеей Всевышнего вы уничтожили красоту всех созидателей. Вы запретили орлу парить в горных высях; вы забрали у людей возможность просветления; вы забрали самую заветную сокровище — свободу. Для жалкого предположения вы стёрли с лица земли все красивое в жизни.
Заратустра готов забрать это предположение и подарить вам вашу свободу, ваше творчество, ваш полет, вашу любовь, вашу божественность.
В случае, если Всевышнего больше нет, то эта самая почва может превратиться в эдем, потому что тогда от вас зависит, какой ей быть. Ваша будущее больше не в чужих руках. В первый раз вы — хозяин собственной судьбе, судьбы, собственного далекого будущего.
Скверным и враждебным человеку именую я учение это о едином, цельном, неподвижном, сытом и непреходящем! Громадно мужество Заратустры.
Он говорит: Я именую это злом — то, что вы именуете Всевышним, — я именую это злом и враждебным человеку. Это неприятно человеку. Это так недобро, жестоко… все это учение о едином, цельном, неподвижном, сытом и непреходящем!
Но о времени и становлении должны сказать высочайшие знаки… Забудьте всю эту чушь. Отныне о времени и становлении должны сказать величайшие знаки.
Потому, что мы приняли идею богосозданности, нет вопроса о становлении. Он создал псов, он создал мартышек, он создал деревья, он создал человека: все имеется сущность; о становлении не может быть и речи. Становление означало бы, что вы имеете возможность усовершенствовать работу Всевышнего. Но стоит убрать предположение Всевышнего, и вместо бытия наша жизнь превратится в становление. Тогда вы перестаете быть нечистой водой, стоячей и все более и более нечистой сутки ото дня. Вы становитесь рекой, текущей, изменяющейся, каждое мгновение приносящей вам новые и новую жизнь соки, изящество и новую красоту.
Им надлежит восхвалять все преходящее и быть оправданием ему! Должно восхвалять все изменяющееся, а не вечное, потому что вечное и неизменное в любой момент мертво; живое постоянно движется. Живое — в любой момент становление, а не бытие. Заратустра учит становлению вместо бытия, он учит трансформации вместо постоянства.
Все ощущающее страдает во мне, заключенное в темницу: но воля моя неизменно приходит ко мне как вестник и освободительница эйфории.
Воля освобождает: вот подлинное учение о воле и свободе — так учит вас Заратустра.
Становление подразумевает волю. Вы должны иметь волю, вы должны творить себя каждое мгновение. Ответственность больше не лежит на каком-то гипотетическом Всевышнем. Ответственность лежит на ваших собственных плечах. Вы не имеете возможность жаловаться на какой-то рок. Если вы несчастны, вы отвечаете. Если вы весёлы, если вы радостны — это ваше желание, это ваше создание.
Заратустра возвеличивает волю как высшее творческое уровень качества в человеке. Вы имеете возможность захотеть, дабы эта почва стала эдемом. Вы имеете возможность захотеть, дабы данный человек стал сверхчеловеком; воля — величайшая власть в ваших руках.
Но люди живут не как «волеизъявители», но как «жертвы эмоции». Чувство — что-то такое, за что отвечает кто-то второй: кто-то оскорбляет вас, и вы ощущаете бешенство. Кто-то хвалит вас, и вы ощущаете радость. Вы побеждаете в лотерее и танцуете. Чувство — это зависимость. Необходимо, дабы кто-нибудь извне что-то сделал. Что-то должно с вами произойти.
Вот по какой причине Заратустра провозглашает: Все ощущающее страдает во мне, заключенное в темницу. Но воля — совсем другое дело: но воля моя неизменно приходит ко мне как вестник и освободительница эйфории. Воля освобождает — потому что воля делает вас творцами, воля делает вас всевышними. Воля превращает вас в сверхчеловека.
… Так сказал Заратустра.
О СОСТРАДАТЕЛЬНЫХ
6 апреля 1987 года
Любимый Ошо,
О СОСТРАДАТЕЛЬНЫХ
С того времени, как существуют люди, через чур мало радовался человек: лишь в этом, братья мои, отечественный первородный грех!
И в случае, если обучимся мы больше радоваться, то так мы оптимальнее разучимся обижать вторых и измышлять всевозможные скорби.
Исходя из этого умываю я руки, помогавшие страждущему, исходя из этого очищаю я кроме этого и душу собственную.
Потому что, видя страдающего, я стыжусь его из-за его же стыда; и в то время, когда я помогал ему, я жестоко унижал гордость его…
«Будьте же равнодушны, принимая что-либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете», — так рекомендую я тем, кому нечем отдарить.
Но я — дарящий: с радостью дарю я, как приятель дарит приятелям своим. А чужие и неимущие пускай сами срывают плоды, с дерева моего: потому что это не верно устыдит их…
И более всего несправедливы мы не к тем, кто неприятен нам, а к тем, до кого нет нам никакого дела. Но в случае, если имеется у тебя страждущий приятель, стань для страданий его местом отдохновения, но вместе с тем и твёрдым ложем, походной кроватью: так оптимальнее ты сможешь оказать помощь ему.
И в случае, если приятель причинит тебе зло, сообщи так: «Я прощаю тебе то, что сделал ты мне; но как забыть обиду зло, которое этим поступком ты причинил себе?»
Так говорит великая любовь: она преодолевает и прощение, и жалость. …
О, кто совершил больше безумий, чем милосердные? И что причинило больше страданий, чем сумасшествие сострадательных?
Горе любящим, еще не достигшим той высоты, которая выше сострадания их!
Так сообщил мне в один раз сатана: «Кроме того у Всевышнего имеется собственный преисподняя — это любовь его к людям»…
Итак, опасайтесь сострадания, не забывайте: оттуда надвигается на людей тяжелая туча! Воистину, известны мне показатели бури!
Запомните же и такое слово: великая любовь выше сострадания, потому что то, что обожает она, она еще жаждет — создать!
«Себя самого приношу я в жертву любви моей, и ближнего собственного, подобно себе», — такова обращение созидающих.
Но все созидающие бессердечны.
…Так сказал Заратустра.
Первородный грех обсуждался практически всеми религиями. Все они имеют о нем разные представления. Христианское представление — самое популярное и влиятельное из них. В соответствии с христианству, первородный грех — это непослушание. В тот момент, в то время, когда непослушание принимается за первородный грех, послушание машинально делается величайшей добродетелью. Послушание формирует рабов. Послушание — яд, разрушающий всякую возможность бунта. Послушание разрушительно, оно разрушает человеческое преимущество.
Христианская история красива, не смотря на то, что полностью лжива. Всевышний в начале запретил человеку вкушать от древа и древа мудрости вечной судьбе. Эта мысль сама по себе думается абсурдной. С одной стороны, Всевышний — создатель, папа, а с другой — он мешает собственным детям быть умными и жить всегда. Это думается громадным несоответствием.
Но сатана соблазняет Еву вкусить от древа мудрости, и его доводы полностью рациональны, человечны и очень велики. Он говорит Еве: если вы не вкусите от древа и древа мудрости вечной судьбе, вы окончательно останетесь животными; и Всевышний опасается, что если вы вкусите от древа и древа мудрости вечной судьбе, вы станете всевышними. Он ревнив, он ревнует собственных детей. Он опасается. Он не желает, дабы вы превзошли животное состояние, он желает, дабы вы оставались невежественными, бессознательными, зависимыми, тогда как возможно вы имеете возможность быть равными Всевышнему.
Его аргументы так серьёзны, что думается, христианский Всевышний ведет себя неподобающим Всевышнему образом.
А сатана, напротив, поступает больше как Всевышний. В конечном итоге, слово «сатана» (англ. devil) происходит от санскритского корня, означающего «божественное». Слово «божественное» (англ. divine) происходит от того же корня.
Но Адам и Ева восстали. И в то время, когда Всевышний выяснил, что они вкусили плод мудрости, он тут же изгнал их из Эдемского сада в страхе, что сейчас они вкусят от другого древа, которое сделает их вечными, бессмертными.
Эта история примечательна во многих отношениях, потому, что вся история человека имеется не что иное, как изучение в целях приобретения все большей и большей мудрости и поиск вечных источников судьбы.
Все религии пробовали убедить человека, что нельзя преступать заповеди, исходящие от Всевышнего, не смотря на то, что эти заповеди ужасны. От человека ожидают, дабы он сообщил «да» вопреки самому себе; только вера и послушание смогут спасти его. В следствии все люди остается отсталым, неразвитым. Владея всеми сокровищами, оно живет в нищете, владея потенциалом достигнуть звезд, оно, однако, пресмыкается по земле.
Все подряд религии лишали человека его гордости. А в тот момент, в то время, когда человек теряет гордость, преимущество, он теряет и собственную душу; он падает ниже уровня людской судьбе, на уровень недочеловека.
Заратустра разглядывает первородный грех в новом свете, и, возможно, он — самый рациональный и разумный из всех мистиков мира. То, что он говорит, так чисто и светло, так неопровержимо действительно, что не требуется никаких доказательств; это самоочевидно, это излучает собственное сияние.
Он говорит: С того времени, как существуют люди, через чур мало радовался человек: лишь в этом, братья мои, отечественный первородный грех!
В вас имеется нескончаемая свойство наслаждаться целой радугой наслаждений, счастья, блаженства и радости. Но все религии постоянно твердили вам: откажитесь от наслаждений, отрекитесь от судьбы, живите по минимуму. Не живите, лишь спасайтесь. И таким стал путь их святых. Это они именуют аскетизмом, это они именуют дисциплиной: смыть первородный грех, идеальный Евой и Адамом.
Заратустра необыкновенен, и его смогут осознать только самые разумные и необыкновенные люди. Конкретно исходя из этого нет великой религии — что касается количества — последователей Заратустры. Миллионы людей кроме того не слышали его имени, а он подарил миру значительно более уникальные озарения, чем кто-либо второй.
Вы ощущаете его оригинальность? Он говорит, что единственный первородный грех — то, что человек через чур мало разрешал себе радоваться! Он не жил интенсивно, тотально, безумно! Он не жил в полную силу, он не был оргазмичным. А также если он чуть-чуть наслаждался, он делал это, полный страха — что его накажут. Самоистязание будет вознаграждено в мире другом; удовольствие ведет вас в адские пропасти, где вас будут мучить всегда, во веки столетий.
Так что кроме того в случае, если человек мало радуется, имеется ужас; радость в любой момент вполсердца, он ни при каких обстоятельствах не тотален в эйфории, он ни при каких обстоятельствах не теряется в ней. Религиям не удалось абсолютно отучить человека от наслаждений, но они преуспели практически на девяносто девять процентов. В противном случае, что осталось — данный несчастный процент — они отравили. Вы наслаждаетесь, замечательно зная, что делаете грех и прокладываете себе дорогу в преисподняя.
Но по какой причине Заратустра именует это первородным грехом? По причине того, что человек, что не наслаждался максимально, в полную мощь, совсем ничего не определит о жизни, не определит, что имеется добродетель, не определит красоты и смысла существования. Он останется невежественным, он останется психологически больным — потому что вся ваша природа требует удовольствия, а ум, оскверненный священниками, тянет назад.
Все люди пребывают в необычном напряжении. Природа желает идти в одном направлении, а ваши религии хотят увести прямо в противоположном. Вся ваша жизнь делается борьбой с самим собой. Вы становитесь собственным неприятелем. И до тех пор пока вы не познаете жизнь в ее величии — наслаждения, трансформированные в счастье; удовольствия, превратившиеся в экстаз — вы делаете первородный грех против самой жизни.
И в случае, если обучимся мы больше радоваться, то так мы оптимальнее разучимся обижать вторых и измышлять всевозможные скорби. Заратустра приходит к необыкновенным выводам, и совсем новыми дорогами. Гаутама Будда говорит: «Не обижайте никого. Никому не делайте зла, потому что это грех». Махавира говорит: «Любое принуждение — грех». Заратустра приходит к тому же заключению, но его аргументация значительно глубже, чем у Гаутамы Будды и Махавиры.
И в случае, если обучимся мы больше радоваться, то так мы оптимальнее разучимся обижать вторых и измышлять всевозможные скорби. Я могу полностью со знанием дела сообщить: в то время, когда вы радостны, вы никому не имеете возможность причинить зла. Стоит вам познать вечность судьбы, весёлый танец судьбы, как для вас станет неосуществимым кого-то обидеть — потому что сейчас нет никого, не считая вас. Мы — не отдельные острова; мы — один континент, единое целое.
Он не делает из этого греха, не запрещает вам обижать вторых. Он просто говорит: наслаждайтесь с полной полнотой, и вы не станете обижать вторых, в силу того, что в самой вашей эйфории исчезает мысль «я» и «ты». Вторых больше нет; это одна жизнь в миллионах проявлений. Деревья, животные, люди, звезды — все это проявления единой судьбе, одной-единственной жизни.
В случае, если мы кого-то обижаем, мы обижаем самих себя. Но это озарение приходит к вам, в то время, когда вы достигаете высочайшего пика блаженства. Вот по какой причине он говорит, что первородный грех человека — в том, что он через чур мало радуется; а человек, что не радуется сам, не вытерпит, как радуется кто-то второй.
Это несложный психотерапевтический факт. Человек, что страдает, мучается, что неспокоен и несчастен, не имеет возможности вынести счастья другого. Это жалко. По какой причине я несчастен, а другие — нет? И в случае, если все люди страдает, то быть радостным среди этого страдающего человечества — значит, быть в постоянной опасности.
Людям захочется стереть с лица земли вас. Вы не принадлежите им, вы слишком мало несчастны. Вы чужой. Быть может, вы сумасшедший: в противном случае как вы имеете возможность смеяться, в то время, когда всю землю так несчастен? Как вы смеете танцевать и петь?
Пару дней назад Нилам принесла мне довольно много статей; пара за меня, пара против меня, пара нейтральных. Она ежедневно приносит их. Это любопытно. Я кроме того не просматриваю их. Во всем мире, на всех языках люди создают столько тревоги — поддерживают меня, пишут против меня, пишут нейтрально, фактично. Она просто прочла мне одну строке из статьи. Я просматривал их… ей не очень приятно и жалко, что люди пишут обо мне безотносительную неправда, в которой нет ни доли правды. Так что она просто сказала: «Это отвратительно, гадко», и выкинула ее. Но перед тем как выкинуть, она сообщила: «Данный человек пишет безотносительную неправда».
К примеру, в начале он говорит, что я — самый неуважаемый и самый ученый человек отечественных дней. Он будет шокирован, человек, что написал это, в силу того, что я не желаю, дабы меня уважали козлы и бараны, обезьяны и ослы, свиньи и пигмеи. Ни разу в жизни я не хотел никакого уважения. Я не считаю современное человечество хорошим того, дабы заслуживать его уважение, достаточно его неуважения. Люди, которых Заратустра именует «сверхлюдьми» — быть может, они смогут уважать меня, в силу того, что смогут меня осознать. Кроме того сейчас имеется пара человек, каковые меня знают; и их уважение — не просто уважение, это любовь, это преданность.
А что касается моей учености, то данный человек полностью не прав. Я не принадлежу категории ученых, образованных. Вся моя жизнь основана на некоей фундаментальной истине, которую возможно назвать лишь не ученостью. Моя работа пребывала в том, как разучиться тому, чему общество заставляло меня получать — образование школах, колледжах, университетах; как очиститься от всего этого хлама, всевозможной чепухи и мусора. Я не ученый человек. Быть может, я — самый неученый человек в мире. И мне было бы ненавистно уважение современного человечества — у него нет для этого ни разума, ни сердца, ни бытия.
Прошло двадцать пять столетий, а Заратустра все еще не осознан, кроме того на данный момент он не любим и не глубокоуважаем. Возможно, человек, что сможет обожать людей, аналогичных Заратустре, еще не пришел. Чистота, разумность, тишина, нужные чтобы понять его, начисто отсутствуют в современных людях.
А обстоятельство этого в том, что они не разрешают себе реализовать целый собственный потенциал. Они не разрешают себе направляться методом природы, методом Дао, они не разрешают себе плыть по течению. Они наслушались людей, каковые заблуждаются, каковые учили их плыть против течения, где их ожидает неудача и разочарование — и они стали осуждающими. В тот момент, в то время, когда человек не достигает собственной цели, он делается осуждающим, а потому, что всех учат ставить себе антижизненные цели, противоестественные и противоречащие наслаждению, неудача неизбежна.
Эти несчастные люди не смогут осознать блаженного человека, и человек, не познавший блаженства, радуется только одному — страданиям вторых. Каждое утро он ожидает газету лишь чтобы определить, сколько совершилось правонарушений, сколько людей убито, сколько людей покончили с судьбой. Так как хорошие новости — по большому счету не новости, новости — это лишь что-нибудь нехорошее, ужасное. Все естественное — не новости, как бы замечательно это ни было.
В то время, когда вы радостны, происходит прямо противоположное: вы желаете, дабы все остальные также были радостны; так как ваше счастье умножается счастьем всех. Обидеть кого-либо делается легко нереально. Это не вопрос выдержки, это не обет, что вы даете в храме в соответствии с какой-то религии; это простое следствие вашего счастья — вы не имеете возможность причинить зла. Вы понимаете, что жизнь радуется в блаженстве, как вы имеете возможность уничтожить какую-то другую жизнь? Любая форма судьбы хочет радоваться совершенно верно равно как и вы.
Само собой разумеется, в случае, если все около вас экстатично и танцует, это сделает ваш экстаз значительно богаче. Приз — тут, на данный момент. Обидеть вторых делается нереально, в силу того, что это отравляет вашу радость. А помогать людям, быть радостными — не означает помогать им, это значит, помогать себе, в силу того, что их радость увеличит вашу. Чем больше в мире радостных людей, тем посильнее воздух празднования. В данной атмосфере вам легче танцевать, легче петь. Это — великий дар Заратустры.
Исходя из этого умываю я руки, помогавшие страждущему, исходя из этого очищаю я кроме этого и душу собственную.
Потому что, видя страдающего, я стыжусь его из-за его же стыда; и в то время, когда я помогал ему, я жестоко унижал гордость его. Он постоянно видит вещи по-своему. Миллионы людей наблюдали на то же самое, но Заратустра находит полностью свежий угол зрения. Он говорит: «В то время, когда я помогаю тому, кто страдает, я знаю, что оскорбляю его гордость, я знаю: ему стыдно за собственный страдание. Из-за его стыда и мне стыдно, и потому, что я помогал ему, я жестоко унизил его гордость».
Вместо того дабы ожидать удовольствий на небесах — так как я помог страждущему — открывать счет в раю, подсчитывать личные добродетели, он говорит: «Я умываю руки, в силу того, что я обидел чью-то гордость. Я видел, как он страдает, я видел его обнаженным, я видел раны, каковые он скрывает. Не смотря на то, что я и помог ему — но что такое моя помощь? Его гордость уязвлена, и я обязан умыть руки. Я обязан что-то сделать, дабы он не ощущал стыда, дабы он не ощущал, что его гордость обижена; напротив, он ощущает, что сделал мне одолжение, он дал мне возможность оказать помощь брату. Не он обязан мне, я обязан ему».
Будьте же равнодушны, принимая что-либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете!
Будьте сдержанны, будьте очень внимательны и осмотрительны, принимая.
Оказывайте честь уже тем, что принимаете. Это возможно мелочь — роза, легко «хорошее утро» либо рукопожатие — но примите это с таковой любовью, с таковой признательностью. Он оказал вам честь. Разрешите ему ощутить, что приняли его.
Миллионы людей в нашем мире страдают оттого, что никто не принимает их. Все задают вопросы: «А ты хорош? Ты заслужил?» Никто не принимает их такими, какие конкретно они имеется, а любой непременно — тот, кто он имеется. Не его вина, что существование испытывает недостаток в нем таком, каков он имеется; должно быть, он отвечает некой потребности, о которой вы не догадываетесь. Вы не подозреваете о многих тайнах судьбы, и в случае, если жизнь принимает человека, кто вы таковой, дабы отвергать его?
Но во всем мире люди страдают по той несложной причине, что им нечего дать, что никто не желает видеть их такими, какие конкретно они имеется, что все требуют от них быть кем-то вторым — тогда их примут. Но никто не может быть кем-то вторым. Сама попытка стать кем-то еще калечит человека, сама эта попытка искажает его, он теряет собственный естественное изящество и природную судьбу, он сбивается с пути. И это формирует несчастье.
… Так рекомендую я тем, кому нечем отдарить.
Но я — дарящий: с радостью дарю я, как приятель дарит приятелям своим. А чужие и неимущие пускай сами срывают плоды с дерева моего: потому что это не верно устыдит их. Вы понимаете его озарение? Он говорит: «Я дарю своим приятелям, в силу того, что это не заденет их гордости. Они будут радоваться совместно со мной. Я принимал от них что-то; я принял их, они примут меня. Но нищим, чужим я лучше предложу: пускай сами срывают плоды с дерева моего: потому что это не верно устыдит их. Их гордость останется незатронутой, и они не почувствуют унижения передо мной. Тяжело отыскать человека, глубже осознающего людскую психологию.
И более всего несправедливы мы не к тем, кто неприятен нам, а к тем, до кого нам нет никакого дела. Вы имеете возможность кого-то обожать, вы имеете возможность кого-то ненавидеть, но не будьте нейтральны, не будьте индифферентны. Вам может нравиться, может не нравиться — в любом случае у вас имеется точка зрения. Но не рассказываете: «Это меня не касается». В тот момент, в то время, когда вы становитесь равнодушным, вы , что существует данный человек либо погиб — для вас это не имеет никакого значения.
Это величайшая обида, которую вы имеете возможность нанести. Неприязнь не заденет так очень сильно. Вы, по крайней мере, ненавидите, и это уже отношение. И неприязнь может в любую секунду обернуться любовью, в силу того, что любовь преобразовывается в неприязнь — они взаимно обратимы. Приязнь на следующий день может стать неприязнью и напротив, но индифферентность остается индифферентностью.
Безразличие — нехорошее, что может усвоить человек. Но взглянуть на себя, как вы равнодушны? какое количество людей вы любите, какое количество людей вы ненавидите? какое количество людей вам нравится, сколько людей вам не нравится? Цифра будет весьма маленькая. А как по поводу миллионов тех, к кому вы легко равнодушны? В случае, если в Эфиопии ежедневно умирает тысяча человек, вы об этом в газете, и ваше сердце кроме того не дрогнет. Эфиопия весьма на большом растоянии, это практически вторая планета; светло же, что вы не имеете возможность заботиться о целом мире.
Дело не в заботе. Дело в пространстве вашего сознания. Эфиопия должна быть частью карты вашего сознания. Но люди в Эфиопии умирали оттого, что у них не было пищи, а Европе пищу уничтожали в океане, в силу того, что у них был переизбыток пищи — горы масла, горы продуктов.