– Енот – всего лишь преступник, – сообщил Рыжий Лис, выпячивая грудь и всматриваясь вдаль. – Не хорошо греть ноги у двух костров. Непременно обожжешься.
Рыжий Лис был самым умным человеком из всех, кого встречал в собственной жизни Пьер, но ум соседствовал в нем с крайней степенью суеверности. Он верил всем приметам и легендам собственного племени. И какое количество бы Пьер ни пробовал сказать с ним о любви и своём Боге милосердия, Рыжий Лис не имел возможности осознать аналогичного Всевышнего. Совершенно верно так же, как не имел возможности понять участия Пьера в войне, но, и сам Пьер не в полной мере осознавал, как он запутался между двумя враждующими сторонами.
– Я через чур ловок и стремителен, дабы обгореть, – ответил Пьер, натягивая рубаху. В то время, когда мокрая ткань соскользнула с его лица вниз, взор Пьера уперся в группу людей, топчущихся недалеко от его каноэ.
В этом не было ничего необычного, поскольку пара вторых бригад также остановились у пролива, дабы помыться и привести себя в порядок перед возникновением на острове.
Целый берег был усыпан берестяными каноэ, груженными шкурами, каковые планировали всю зиму, и часть этих каноэ принадлежала вояжерам Северо?Западной меховой компании и их агенту. Пьер напрягся и шагнул было по направлению к ним.
Рыжий Лис сжал его руку, удерживая на месте:
– Ты не привлечешь внимания леди с синяками и порезами на лице.
Шаги Пьера утратили уверенность. Он всего лишь шутил, говоря Рыжему Лису о жажде очаровать юных леди. В действительности он отказался от распутной судьбы, равно как и от выпивки, в то время, когда Господь поменял его жизнь.
И в случае, если уж быть абсолютно честным с собой, подлинной обстоятельством того, что он привел себя в порядок, было желание отлично смотреться, в то время, когда он наконец встретится со своей матушкой. Что маловероятно, если он покажется перед ней с заплывшим разбитой губой и глазом, как было в прошедший раз, в то время, когда он ввязался в драку с агентом Северо?Западной компании.
– Держитесь подальше от моих каноэ. – Пьер вынудил себя остановиться у носа одной из собственных лодок. Под броским утренним солнцем сильнейший запах сосновой смолы дрожал в воздухе над белыми берестяными каноэ, каковые его люди сравнительно не так давно заново просмолили, дабы предохранить от поломок и протечек на этом последнем этапе пути.
Агент все прохаживался, вложив громадные пальцы за пояс свободных брюк. Как и большая часть прибывших, он был без рубахи – подставлял солнцу пояснице, пурпурно?красную от бессчётных солнечных ожогов, купленных за прошлые годы.
Пьер скоро осмотрел девяностофунтовые скатки меха, преодолевшие много миль по стремительным рекам, через пороги, через множество страшных течений. Его бригада рисковала судьбой, дабы привезти эту пушнину из дикого леса, и заслуживала хотя бы финансового вознаграждения за тяжелый труд.
Пьер планировал сделать все, что в его силах, дабы путешествие завершилось благополучно, без дополнительных неприятностей от представителей Северо?Западной компании, каковые желали окончательно убрать из дела свободных торговцев наподобие него.
– Покиньте мои меха в покое, – прорычал Пьер. – Вам не думается, что в текущем году вы и без того достаточно сломали мое дело?
– Нет. – Уголки губ агента приподнялись в ухмылке, открывшей кривые, коричневые от табака зубы – а правильнее, то, что от этих зубов осталось. – Мне думается, что у меня еще имеется время вынудить тебя сбежать в слезах к собственной мамочке, где тебе самое место.
Пьер схватился за ближайшее весло, украшенное цветными узорами. Для каждого вояжера такое весло было правой рукой, его судьбой, безопасностью, гордостью и, в большинстве случаев, доставалось вояжеру в наследство от отца, практически в любое время с благословением местного священника незадолго до первого путешествия.
Собственный весло Пьер, по понятным обстоятельствам, взял не от отца.
Рыжий Лис подошел к Пьеру, и в его чёрных глазах очевидно читалось очередное предупреждение о том, что не следует размахивать дубинами.
– Не дерись. в один раз наступит сутки, в то время, когда твой пояс отяжелеет от скальпов твоих неприятелей. Но не сейчас.
Пьер боролся с жаждой пришибить агента на месте. Его люди стали для него семьей. Дикие леса стали для него домом. Он не имел возможности – просто не мог – разрешить кому бы то ни было вынудить его бросить любимое дело. И не имел возможности допустить, дабы Северо?Западная компания отнять у него бригаду того, что по праву принадлежало ей по окончании продолжительных месяцев тяжелого труда.
Агент прошелся мимо последних каноэ Пьера, лениво и развязно, как будто бы вправду по берегу, а не просчитывал, как бы похитить либо стереть с лица земли груз пушнины.
Пьер дернулся вперед, но Рыжий Лис поймал его за рубаху и потянул назад.
– Не сейчас, – повторил он, В этом случае строже.
Пьер напрягся, дабы вырваться из хватки приятеля, сохраняя надежду, что ткань рубахи не выдержит и разрешит ему освободиться. Но опоздал он рвануться, как Рыжий Лис заломил ему руку за пояснице и больно дернул.
– Нам необходимо отправляться на Громадную Черепаху, – сообщил Рыжий Лис. – Позже мои люди окажут помощь нам присматривать за мехами моего брата.
– Ты прав. – Стыд затянулся узлом на сердце Пьера. – Я все еще легко срываюсь в драки.
Быть может, он все еще через чур скоро поддавался греху. Быть может, он слишком мало изменился, дабы возвратиться к себе.
Он опять посмотрел на возвышающуюся вдалеке чёрную громаду Мичилимакинака, прохладный ветер с озера успокоил его, донося запах белой рыбы, которую он поймал и пожарил для собственных людей.
Он сохранял надежду, что сейчас сможет находиться на кухне собственного детства и готовить обед для матушки. День назад, на протяжении собственной миссии, он увидел истощенное состояние английского гарнизона.
Он верил, что матушка питается лучше солдат, но все же приберег остатки улова, отложив их с луком и кукурузной мукой, каковые приобрел в лагере чиппева. Ему хотелось устроить для матушки пир, с печеной фаршированной рыбой, а из кукурузной муки планировал сделать пудинг, что она так обожала.
Но, быть может, ему нужно будет спешить – необходимо было вести собственную бригаду к форту Святого Иосифа. У них не было обстоятельств останавливаться в Мичилимакинаке. До сих пор они не сворачивали на остров. Он намеренно избегал дома.
Так к чему на данный момент изменять курс? С чего он сделал вывод, что матушка будет счастлива встретиться с ним?
– Мы дождемся эргономичного времени, дабы напасть на торговцев компании. И тогда отечественные боевые палицы будут бить их, как молнии, а стрелы жалить, как будто бы шершни. – Рыжий Лис следил за тем, как агент Северо?Западной компании плетется обратно к собственной бригаде. Его чёрные глаза сверкали, как острая кромка боевого томагавка. – Через чур довольно часто они обманывали и обижали мой народ. Мы отплатим им за все. в один раз.
Пьер знал, что индейцы устали иметь дело с Северо?Западной компанией. Ее агенты грабили и узурпировали их почвы. И сейчас через чур многие местные обитатели предпочитали иметь дело со свободными торговцами наподобие Пьера, более честными и надежными во всех отношениях.
Но у индейцев по отношению к неприятелям было куда больше терпения, чем у Пьера. Не смотря на то, что он и знал, что, в то время, когда терпение местных наконец закончится, месть будет ожесточённой и весьма стремительной.
Пьер был счастлив, что Рыжий Лис стал его втором, а не неприятелем. Раскрашенное лицо юного храбреца было свирепым.
– Сейчас сутки воззвания к духу кукурузы. Мы будем просить его о том, дабы отечественные животы были полны кроме того в скудные годы. А ты обязан предложить собственной семье трубку мира. Ты через чур продолжительно от нее воздерживался.
Пьер кивнул. Он так как добрался ко мне. И не имел возможности сейчас отступиться.
А также в случае, если матушка его не забудет обиду, он сможет примириться с собой, потому, что сумеет перед ней извиниться. Oui[4]. Рыжий Лис был прав. Если он встретит собственные страхи лицом к лицу, он наконец сможет двигаться к собственному будущему, поскольку прошлое прекратит тащить его назад.
Пьер передернул плечами, пробуя расслабить их, после этого поджал язык к зубам и звучно свистнул. Пронзительный звук разнесся над пляжем, давая сигнал планировать.
Рыжий Лис отпустил его руку и кивнул, на этот раз высказывая взором похвалу его самоконтролю.
Пьер уронил весло.
Он больше не был тем бесшабашным юнцом, которым покидал остров. Он изменился и сохранял надежду, что сумеет доказать это матушке, а со временем – и себе самому.
Глава 3
Ну неужто Эбенезеру больше нечем заняться в жизни, не считая как осуществлять контроль дни напролет любой ее ход?
Анжелика повернулась к нему спиной, притворяясь, что не увидела лысой головы, снова сунувшейся в заднюю дверь таверны, чтобы проверить, чем она занята.
Она медлительно выдохнула и вдохнула через рот, стараясь защититься от запаха. Чистка курятника была самой нечистой из вероятных работ, и Анжелика сохраняла надежду, что хоть эта весенняя уборка помета избавит ее от постоянного присмотра Эбенезера.
– Ну?ка, кыш, – пугнула она одну из куриц, заглядывающую в сарай. – Лишь еще одного надсмотрщика мне не хватало!
Через открытую дверь Анжелика подсчитала петуха и всю дюжину куриц, бродящих по огороженному двору. Под блеклыми жидкими перьями прятались тельца, которым не хватало упитанности и сил. Зима была жёсткой к немногим оставшимся на острове животным – тем, кому посчастливилось избежать мясника.
К счастью, куры неслись , не смотря на то, что и не так довольно часто, как должны бы. Анжелика всю зиму трудилась, стараясь сберечь дистрофичных кур от обморожения, рано поднималась, дабы выпустить их под не сильный солнце, без которого куры прекращали мчаться и которого было так мало в чёрные мичиганские зимы. Но кроме того в хорошие дни не получалось собрать больше десятка яиц.
Анжелика воткнула лопату во мокрую грязь, покрывавшую пол под ее ногами. Сухие кленовые листья, которыми она прошедшей в осеннюю пору засыпала пол курятника, сгнили под слоем помета и сейчас только додавали грязи и пыли.
– Хоть бы скорее закончилась эта война, – тихо сказала она и взялась за полное ведро помета, прислонив лопату к стенке маленького навеса, что Жан помогал ей выстроить.
Если бы лишь она стала женой Жана перед тем, как ему было нужно покинуть остров! Жан готовься жениться на ней, он желал поскорее сыграть свадьбу, дабы не оставлять собственную мать в одиночестве на ее ферме. Но в то время Анжелике исполнилось лишь шестнадцать. И ее отчим, Эбенезер, отказал, а после этого обвинил Жана в предательстве за то, что тот не подписал присяги на верность англичанам. И стало не имеет значение, что Эбенезер уже договорился с Жаном и что тот заплатил назначенный Эбенезером, нужно сообщить очень большой, выкуп за невесту.
В первоначальный же сутки по окончании вторжения англичан Жан стал неприятелем только по причине того, что не захотел отказаться от собственного американского гражданства. Кое-какие островитяне, наподобие Эбенезера, не испытывая ни мельчайших угрызений совести, сразу же переключились на поддержку англичан и клялись им в верности, благодаря чему им разрешили сохранить собственные дома и дела на острове. Все остальные американцы были депортированы.
За два года отсутствия Жана от него пришло пара писем. Он присоединился к американской армии у Детройта и боролся с англичанами, дабы сохранить независимость Америки, завоеванную более тридцати лет назад.
Сама Анжелика не считала себя ни британкой, ни американкой, потому, что ее мать была канадской француженкой, а папа шотландцем, но для Жана и Мириам она решила поддерживать американцев.
– Ох, ну по какой причине Жан должен был уехать? – тихо сказала она, вынося ведро с пометом из курятника под броское солнце, которое к середине дня окутало все блаженным теплом.
Она пробовала отыскать в памяти лицо Жана – мягкие черты, белую кожу, волосы, так похожие на волосы Мириам, – но образ пришел только на миг, тут же сменившись в ее сознании медным обветренным лицом Пьера, его завораживающей лукавыми и улыбкой чертиками в глазах.
Анжелика не имела возможности отрицать, что в случае, если сравнивать двух братьев, то Пьер был прекраснее и привлекательнее. Конкретно ему принадлежало ее сердце, он имел возможность вынудить ее смеяться, кроме того в то время, когда у нее не было обстоятельств для эйфории, ее необъяснимо тянуло к нему.
– Пьер паршивец, – выдохнула она в весенний воздушное пространство, пробуя отдышаться от вони курятника. – Эгоистичный паршивец. Нет, я не желаю больше его видеть. И я по нему не скучаю.
Но от того, что она сказала эти слова вслух, они не стали правдивее. Одного вчерашнего взора на Пьера хватало, дабы разжечь ветхую страсть к давешнему приятелю.
Дверь постоялого двора, скрипнув, отворилась, и В этом случае в ней показалось худенькое лицо Бетти. Кинув через плечо настороженный взор на кухню, Бетти открыла дверь шире и вышла наружу.
Анжелика повыше подняла ведро и умышленно затопала к компостной куче.
Эбенезер решил отправить Бетти присматривать за ней?
Перефирийным зрением Анжелика видела, как юная дама поддерживает одной рукой собственный выпирающий пузо, а второй мнет поясницу. Она не знала, сколько недель осталось Бетти до родов, но, наверное, срок уже доходил.
– Эбенезер ушел, – сообщила Бетти ей в пояснице.
Анжелика остановилась, изумленная новостью.
Тревожные серые глаза Бетти то и дело возвращались к открытой двери, как будто бы она в любую секунду ожидала появления оттуда разъяренного Эбенезера. Ни одной прядки волос не выбивалось из?под несложного капора, что она носила. Ее шею закрывал большой воротничок, не украшенный кроме того вышивкой, а юбка спадала до самой почвы, скрывая пальцы ног – конкретно так, как потребовал Эбенезер. Пальцы Анжелики непроизвольно коснулись ее собственного большого воротничка.
Жизнь под опекой Эбенезера была сложной, но по поводу его завышенных стандартов приличия Анжелика совсем не жаловалась.
На острове, населенном по большей части партнерами, несложная и непривлекательная одежда избавляла от ненужного внимания и не разрешала ей пойти по пути матери.
К тому же большой воротничок скрывал от Эбенезера синяки на ее шее. Анжелика еле представляла себе, как отчим разъярился бы при виде ее шеи, и с кошмаром ожидала момента, в то время, когда интендант покажется в трактире Эбенезера и поведает ему, что в ранние утренние часы Анжелика занята не только рыбалкой. Оставалось только молиться о том, что тот был через чур пьян и не запомнил их встречи.
– Я оставила тебе мало хлеба, – сообщила Бетти.
Анжелика помедлила, чуть удержав собственную ладонь, то и дело норовившую прижаться к животу над ноющим от голода желудком.
– Съешь его сама, – ответила Анжелика. – Ты носишь ребенка, и тебе данный хлеб нужнее, чем мне.
Бетти была чуть ли старше шестнадцати лет и казалась через чур юной для приятели возраста кожный покров. Но по окончании того как его прошлая супруга погибла при родах, ему требовалась новая дама, которая стирала бы ему, готовила и обслуживала визитёров, время от времени останавливавшихся на постоялом дворе. Жениться было куда дешевле, чем нанимать кого?то для данной работы. И удачнее, потому, что супруга еще и удовлетворяла его похотливость. Анжелика отвела взор от Бетти и уставилась на огород, что сравнительно не так давно вскопала и удобрила, готовя к посадке.
Она ненавидела тот факт, что ее маленькая помещение пребывала прямо над спальней Эбенезера. В тишине ночи она не имела возможности не слышать его хрюканья и отвратительных стонов, с которыми он насыщал собственную похоть. Так было и с ее матерью, и со следующей его женой, а сейчас с Бетти. И если бы Эбенезер имел возможность насытиться лишь женой! Весной и летом, в то время, когда прибывали индейцы, она довольно часто видела, как он то и дело сбегает в их лагерь, а время от времени, и не так уж редко, приводит индейских дам в собственную спальню.
Анжелика вскинула голову.
Индейцы.
Неужто они возвратились на остров? И исходя из этого Эбенезер покинул трактир?
Она уронила ведро с пометом на землю и поднялась на цыпочки, пробуя посмотреть за кедровый забор, окружавший таверну. Но доски были через чур высокими и абсолютно закрывали вид на гавань и берег.
– Пришли суда? – задала вопрос она.
Бетти кивнула:
– Эбенезер только что отправился на берег. И у тебя показался шанс покушать.
– Хлеб нужен тебе. Съешь, я настаиваю.
Надежда на дружбу с Бетти покинула Анжелику в тот же сутки, как женщина в первый раз показалась на острове в качестве новой невесты Эбенезера. Бетти сначала относилась к ней с подозрением и на все попытки заговорить с ней отвечала молчанием. Кроме того по окончании того как Эбенезер растолковал ей, что Анжелика его приемная дочь и что он поклялся ее матери заботиться об Анжелике, пока та не выйдет замуж, Бетти все равно относилась к ней с крайней степенью недоверия.
Всю зиму, пока они фактически недоедали, Анжелика смотрела за тем, дабы растущий пузо Бетти не подводило от голода. Она пробовала припрятать для нее еду, кроме того в то время, когда ей самой приходилось оставаться без хлеба, как в то утро, в то время, когда Эбенезер забрал ее долю за то, что она возвратилась к себе на десять мин. позднее назначенного им времени.
Но сейчас Анжелике не нужен был трактирный паек, потому, что прибыли суда. Все население острова будет пировать с индейцами на берегу и сможет наконец наесться много, как разрешат усохшие животы.
Не в силах сдержать ухмылки, Анжелика помчалась к калитке, огибая сонных кур. Восхищение предвкушения подарил ее ногам забытую легкость.
К тому времени как она вышла из ворот и обогнула таверну, дабы попасть на основную улицу, воздушное пространство уже дрожал от радости и возбуждения. Двери домов и лавок распахнулись, люди хлынули наружу из складов и винокуренного завода. Рабочий сутки для всех закончился. Дорогу, которая была всего лишь утоптанной грунтовой тропой, тянущейся на протяжении берега, заполонили люди, каковые спешили к докам, не тратя времени кроме того на то, дабы привести себя в порядок. Испачканные фартуки, нечистые щеки, забытые шляпы, кто?то кроме того был не абсолютно одет – вся деревня хлынула к широкому песчаному берегу, дабы поприветствовать прибытие английских судов с припасом. От форта, возвышавшегося над городом, торопились пара измученных воинов. Придерживая нечистые шляпы и обвислые мундиры, они бежали вниз по склону бугра, дабы, присоединившись к остальным, приветствовать первых прибывших и оказать помощь разгрузить с судов мешки и долгожданные бочки с провизией.
Анжелика старалась держаться подальше, в особенности по окончании того как супруга врача, проходя мимо, нахмурилась и зажала шнобель. Женщина знала, что необходимо принять ванну и избавиться от ужасной вони, пропитавшей ее одежду за те полдня, каковые она совершила, убирая курятник. Но желание заметить новоприбывших было через чур очень сильно.
Две шхуны остановились в гавани, громадные белые паруса трепетали на ветру. Солнечные блики плясали на брызгах воды, усыпая паруса бриллиантами и превращая суда в королевские сокровища – так они сияли на фоне безоблачного светло синий неба.
За шхунами показывались каноэ приближающихся вояжеров, в их красных шляпах и плащах, раскрашенные весла в унисон взлетали вверх и погружались в воду. Радостная песня, сначала негромкая, становилась слышнее с каждым ударом весел.
Ухмылка Анжелики стала шире. Она представила, как Пьер, с его сильным голосом и очаровательной улыбкой, подхватывает песню, как он в большинстве случаев делал в юные годы, в то время, когда они совместно рыбачили либо плавали. Каковы шансы, что в одном из этих каноэ окажется Пьер?
Каждую весну она всматривалась в каноэ, искала его лицо, не смотря на то, что и упрекала себя за то, что скучает по Пьеру и ожидает его возвращения. Но как она имела возможность не скучать по тому, кто был ей другом, кто стал ей братом, которого у нее ни при каких обстоятельствах не было? Пускай кроме того он причинил ей боль – не только ей, всем им – своим уходом, но отрицать существование пропасти, созданной его отсутствием, было нереально.
Жан отчаянно пробовал заполнить собой эту вакуум. Он был очень мил и делал все, что в его силах, дабы оказать помощь ей забыть о Пьере. Пригодилось не так уж довольно много времени, дабы понять: Жан обожал ее, постоянно любил, с силой, на которую Пьер был легко неспособен. И потому она не удивилась, в то время, когда Жан наконец попросил ее руки. Он сказал ей, что ни при каких обстоятельствах ее не оставит. Он давал слово навечно остаться с ней на острове и заверял, что в один раз она также сумеет его полюбить.
Со временем она осознала, что больше не имеет возможности сопротивляться его попыткам завоевать ее сердце. И в то время, когда Жан в четвертый раз попросил ее стать его женой, Анжелика ответила «да».
Щурясь от солнца, она пристально всматривалась в каждое каноэ. Вояжеры все еще были через чур на большом растоянии, дабы возможно было различить лица. Но по окончании вчерашней встречи с Пьером показался в полной мере настоящий шанс, что в текущем году он вправду будет в числе людей, прибывших на остров. И если он возвратится, она сделает все, дабы он ее определил.
Нет. Она отвернулась от каноэ и постаралась сосредоточиться на серебристых волнах, бьющихся о берег, на первых весенних чайках на горах. Пронзительные крики птиц прорезали шум собравшейся толпы.
Какая ей отличие, плывет ли с вояжерами Пьер?
Лучше взглянуть на то, какие конкретно припасы доставили на судах, и посмотреть на первых цивилизованных гостей, каковые пробудут на острове это лето.
Шлюпки уже приближались к берегу, доставляя с судов первых визитёров. Командующий фортом капитан Баллок стоял на берегу во главе строя воинов и ухитрялся смотреться чопорным кроме того при том, что потрепанный мундир мешком висел на исхудавшем до состояния скелета теле.
Со собственного места, сзади толпы, в высокой прибрежной траве, Анжелика увидела лысеющую голову Эбенезера. Он забыл собственную шляпу, соответственно, непременно возвратится за ней в таверну в течение дня. Но пока у нее появилось пара свободных мин., и возможно было следить за празднующими без придирок и постоянного контроля.
Шлюпки причалили достаточно скоро.
– А вот и новый капитан, – забормотала масса людей. И до Анжелики наконец долетела новость о том, что это прибыл полковник Роберт Мак?Дугал, шотландец, ветеран, прослуживший восемнадцаь лет в английской армии.
Шотландец? Она приподнялась на цыпочки, дабы лучше его рассмотреть.
Ее папа был родом из Шотландии, сказал с протяжным выговором, что она так обожала, и отличался рыжей гривой, которая щекотала Анжелику всегда, в то время, когда отец ее обнимал, – это бывало, действительно, нечасто.
Она мало что о нем не забывала, но унаследовала от него две вещи: любовь и цвет волос к острову.
Он страстно обожал Мичилимакинак, обожал на нем каждую гора, каждое дерево, любой пляж и каждую тропку. Но больше всего на свете он обожал собственную красавицу жену. Обожал ее.
Вот лишь мать Анжелики не отвечала ему взаимностью с той же силой.
Болезненные воспоминания до сих пор преследовали Анжелику. отчаянья и Полные боли крики отца. Мольбы матери. Грохот захлопнутой двери и хруст глиняных тарелок, разбитых о каменный очаг.
Если бы лишь папа не решил сделать им сюрприз и показаться зимний период! Если бы лишь остался до весны, как делал в большинстве случаев!
Тогда ему не было нужно бы найти собственную французскую красавицу в объятиях другого приятели. И не было нужно бы слепо торопиться прочь, навстречу приближающемуся зимнему шторму. И он не заблудился бы так безнадежно…
Его тело весной нашёл фермер недалеко от города Сент?Игнас. Ее папа не надел кроме того снегоступов, как будто бы сознательно сдался и решил погибнуть.
Анжелике ни при каких обстоятельствах не определить точно, что убило ее отца – разбитое сердце либо снежный шторм. И она так и не сумела решить, кого больше винит в собственных бедах: отца – за то, что был торговцем пушниной и оставлял их каждую осень, либо мать – за ее неспособность и красоту отказать мужчинам, каковые оказывали ей символы внимания.
Анжелика прижала ладонь к груди, пробуя утишить боль. Она не разрешит кошмарам прошлого сломать ей сегодняшний сутки – сутки праздника, принесший жизнь и надежду их погибающему от голода поселению.
Как бы ей ни хотелось наблюдать на приближающихся вояжеров, как бы ни сжималось все в от желания опять посмотреть на них, найти Пьера, она сумела вынудить себя отвернуться, отыскать предлог отвлечься.
Ее бросилась в глаза дама, стоящая за новым капитаном, что уже сошел на берег. Черты леди были уж весьма юными и свежими, дабы счесть ее женой офицера. Быть может, это его дочь?
Ее платье было через чур пышным для острова. На нем было столько лент и бантиков, что из них возможно было бы сшить новый парус для шхуны. А на голове юной леди красовалась шляпка с таким числом перьев, что зимородок имел возможность перепутать ее с весенней подругой. Над шляпкой леди держала раскрытый зонтик, отчего казалось, что ее унесет первым же порывом ветра.
Юная дама разглядывала собравшихся островитян, как будто бы искала кого?то. Ее взор скользнул по Анжелике, но тут же метнулся назад. Узкие брови изогнулись, в глазах засветился интерес и что?то еще. Неужто это жалость? Неужто эта дама ее жалеет?
Анжелику окатило волной стыда. Она склонила голову и постаралась убраться из поля зрения незнакомки.
Да, она знала, что нечиста, в особенности по окончании работы в курятнике. Но ее это не тревожило. Анжелика в далеком прошлом усвоила, что лучше смотреться непривлекательно – это окажет помощь избежать той судьбы, которая постигла ее сестру, Терезу.
И до сих пор это трудилось. Она выжила. Муниципальные не подмечали ее, разве что иногда припоминали, именуя «той рыбачкой». Она снова взглянуть на новоприбывшую юную леди и, к собственному кошмару, поняла, что та по?прошлому неотрывно ее изучает а также склонилась к отцу Фонтейну, священнику церкви Святой Анны, по окончании чего они оба уставились на Анжелику. Папа Фонтейн кивал в ответ на то, что эта дама ему сказала.
Анжелике стало не по себе. Но когда она развернулась, дабы уйти, радостные голоса вояжеров затянули собственную известную песню Сен?Мало, как будто бы умоляя ее остаться.
Мы веслами режем водную гладь,
Плывем мы на остров, на остров играться.
К вам ветер пригонит отечественный парусный флот,
Он пшеницы и груз ячменя везет.
Она помедлила а также обернулась через плечо, но, поймав полный жалости взор юной леди, ринулась прочь по песчаной тропинке в сторону таверны. Сердце выбивало тревожную дробь, давая предупреждение ее, что необходимо держаться подальше от прекрасной леди, что любое сближение с ней может привести к беде.
К тому же у нее не было обстоятельств задерживаться на пляже и пробовать определить, возвратился ли Пьер.
Ей достаточно Жана. Большего ей не требуется.
Глава 4
Пьер пересек открытый участок, что много лет назад, еще в те дни, в то время, когда они лишь обустраивались на Мичилимакинаке, расчистил от леса папа. броский полуденный свет разрешил Пьеру разглядеть куда больше, чем удалось день назад, в спешном визите к коттеджу незадолго до восхода солнца.
темнота и Туман раннего утра скрыли от него ферму, но сейчас солнечные лучи касались каждого сломанного столба ограды, каждого сорняка, растущего на в далеком прошлом не паханном поле, каждого корявого фруктового дерева, каждой выкрошившейся перемычки в стенках бревенчатого дома.
Особенно ярко солнце выделяло дыру в скате крыши, где пара кусков черепицы отпали, покинув тёмный провал.
Если бы он день назад не видел матушку, он решил бы, что ферма в далеком прошлом закинута.
Пьер остановился, поднял собственный тяжелый мешок и постарался расправить плечи, стряхнув давящее чувство вины, которое гнуло его к почва. За домом был видимым амбар. Оттуда не доносилось тишина. Дверь была немного открыта, и было видно, что в строении, сложенном папой из камней, от которых они совместно очищали поля, сейчас обитает только темнота.
А где же куры, каковые в большинстве случаев рылись во дворе? Где свиньи, которых отец производил на свободный выпас? Он напрягал слух, пробуя услышать ржание хоть одной лошади либо мычание их молочной коровы. Но на ферме было негромко, как на кладбище. Звуки – барабаны, музыка, радостные песни – долетали ко мне лишь с берега.
Узел, в который стянуло его желудок, сжался еще туже. По какой причине матушка не спустилась на берег встречать первые суда, как сделали все остальные?
Последние пара часов он совершил, помогая своим людям разгружать каноэ и здороваясь с индейцами, каковые прибыли практически сразу после них. А после этого еле собирался с силами, дабы вынудить себя пройти эту последнюю милю от города.
Один из высоких засохших сорняков, покрывавших то, что раньше было маминым процветающим огородом, покачивался на ветру, как будто бы махая Пьеру, отгоняя его обратно на берег от встречи, к которой он в мыслях подготавливался с того времени, как Господь наконец добился его внимания.
Но он помотал головой и поборол в себе данный соблазн.
Ветер острова, холодивший свежевыбритое лицо Пьера, донес до него сладкий запах сирени. Значит, хотя бы кусты, каковые матушка посадила, в то время, когда он был еще мелким мальчиком, до сих пор росли по обе стороны от входной двери коттеджа.
И, как ни страно, они были подстрижены, красуясь сотнями маленьких пурпурных цветков.
Хоть это не изменилось. Она до сих пор обожала собственную сирень.
Пьер глубоко набрался воздуха и упрочнением воли вынудил себя опять шагнуть вперед и не останавливаться, пока не окажется у двери.
Пришло время просить у нее прощения. Он не отыщет спокойствия, пока не сделает того, к чему Господь подталкивал его с той самой прошлогодней ночи, в то время, когда Пьер, будучи в очередном пьяном угаре, чуть не убил другого вояжера из?за глупой ссоры.
К счастью, Рыжий Лис сумел одновременно с разжать его пальцы, сомкнутые на горле соперника. Но тот случай напугал его, вынудил прийти в сознание в пьяного забияки, которым он стал. Пьер осознал, что ему не нравится то, во что он превратился, – в подобие собственного отца, от чего сам папа неоднократно его предостерегал.
Сейчас Пьер осознавал, по какой причине так разгневался папа, в то время, когда он сообщил ему, что планирует присоединиться к бригаде свободных торговцев. Он вправду не смог устоять перед дебошами и пьянством, которыми сопровождалась жизнь любого вояжера.