Карен, чуть сдерживаясь, сжала губы и кулаки; кроме того глаза зажмурила.
— Дов, Дов! Неужто ты ничего другого не можешь, как ненавидеть? — Она отправилась к двери.
Он обогнал ее, преградил дорогу.
— Ты злишься на меня? — сообщил он.
— Да, злюсь.
— Ты мой единственный приятель, Карен.
— Тебе бы лишь попасть в Палестину, записаться террористы и убивать.
Она возвратилась в помещение, села у стола и набралась воздуха. Перед ней на доске было написано мелом: «Бальфурской декларацией 1917 года британцы пообещали создать в Палестине иудейское государство».
— Я также желаю в Палестину, — тихо сказала она. — Мне до смерти хочется в том направлении. Меня ожидает в Палестине папа… Я знаю, что ожидает.
— Иди в собственную палатку, поболтаем в том месте, — сообщил Дов. — Не так долго осталось ждать придет Бен Канаан.
В то время, когда Карен ушла, Дов шагал по помещению мин. десять, все больше злясь и распаляясь.
На пороге показалась высокая фигура Ари Бен Канаана. Следом за ним шли Давид Бен Ами и Китти Фремонт. Давид закрыл дверь на замок.
У Дова сузились глаза, он с подозрением взглянуть на Ари, позже перевел взор на Китти.
— Я не желаю, дабы она слушала отечественный разговор.
— А я желаю, — ответил Ари. — Скажи при ней.
Дов заморгал глазами в нерешительности. Он знал, что Бен Канаана ему не переспорить. Он хлопнул ладонью по пачке фальшивых костюмов.
— Мне думается, что вы планируете отправить эти три много на судне Моссада.
— Занимательная идея, — сообщил Ари. — Валяй дальше.
— У нас с вами уговор, Бен Канаан. Я не стану оформлять эти бумаги, пока вы не внесете в перечень меня и Карен Клемент. Вопросы имеется?
Ари взглянул искоса на Китти.
— Ты не вспоминал, Дов, что никто, не считая тебя, не справится с данной работой и что исходя из этого ты нам нужен конкретно тут? — задал вопрос Давид Бен Ами. — Ты не вспоминал, что ты и Карен принесете тут значительно больше пользы, чем в Палестине?
— А вам не приходило в голову, что мне на это наплевать? — огрызнулся юноша.
Ари опустил глаза, скрывая ухмылку. Дов умён, упрям и отнюдь не шутил. Сходу видно, какую он прошел школу.
— Да, думается, все козыри у тебя, — сообщил Ари. — Вставляй собственную фамилию в перечень.
— А Карен?
— Об этом уговора не было.
— Сейчас будет!
Ари подошел к нему и процедил через зубы:
— Мне это не нравится, Дов.
Он угрожающе навис над юношей. Дов сделал ход назад.
— Ну, бейте! Меня еще не так били! Хоть совсем убейте, мне не страшно. Куда вам до немцев!
— Ты мне брось еврейскую агитацию! — сообщил Ари. — Иди в палатку и ожидай. Через десять мин. возьмёшь ответ.
Дов выбежал на улицу.
— Вот подлец, — сообщил Давид.
Ари кивнул ему на дверь. Когда дверь за Давидом закрылась, Китти схватила Ари за рукав.
— Она не отправится! Вы мне в этом поклялись! Она не поплывет на «Финале»!
Ари сжал кисти ее рук.
— Если не успокоитесь, я не стану говорить с вами. У нас достаточно хлопот и без женских истерик.
Китти быстро вырвалась.
— Послушайте, — сообщил Ари, — я не имел возможности предвидеть, что так окажется. До конца операции осталось всего четыре дня Данный юноша держит нас за горло и знает об этом. Мы не можем и пальцем шевельнуть без этих бумаг.
— Поговорите с ним… давайте слово ему все что угодно, лишь дабы Карен осталась тут!
— Я бы торговался с ним очень долго, если бы сохранял надежду, что из этого что-нибудь выйдет.
— Бен Канаан… пожалуйста! Он согласится. Он не будет настаивать.
Ари покачал головой.
— Я видел много таких, как он. В них не осталось практически ничего человеческого. Карен — единственное, что связывает его с миром обычных людей. Вы не хуже меня понимаете, что эту девушку он не предаст.
Китти прислонилась к доске, где было написано: «Бальфурской декларацией 1917 года британцы…» Мел испачкал ей платье. Бен Канаан прав, она это знала. Дов Ландау неисправим, он каким-то необычным образом привязан к Карен и не откажется от нее. Она, Китти, легко дура.
— У нас лишь один выход, — сообщил Ари. — Отправьтесь к данной девушке и объясните, как вы к ней относитесь. Сообщите ей, по какой причине вы желаете, дабы она осталась.
— Не могу, — тихо сказала Китти. — Не могу. — Она наблюдала на Ари глазами, полными слез.
— Мне весьма жаль, что так оказалось, — сообщил Ари. — Простите меня, Китти! — Он в первый раз назвал ее Китти, а не Кэтрин.
— Проводите меня к Марку.
Они вышли в коридор.
— Иди к Дову, — сообщил Ари Давиду, — и сообщи, что мы согласны на его условия.
Услышав ответ, Дов вихрем ринулся в палатку Карен.
— Мы едем в Палестину! — крикнул он.
— О, Боже! — лишь и смогла тихо сказать женщина. — О, Боже!
— Лишь молчок! Никто, не считая нас, пока об этом не знает.
— В то время, когда же мы едем?
— О, сейчас уже не так долго осталось ждать. Бен Канаан загрузит нас на автомобили. На его ребятах будет британская форма. Они заберут нас словно бы бы для перевозки в новый лагерь, неподалеку от Ларнаки.
— О, Боже!
Они вышли из палатки, держась за руки. Дов взглянуть на брезентовое море, позже медлительно подошел к детской площадке, где Зеев обучал юношей драться на ножах.
Дов Ландау двинулся на протяжении забора из колючей проволоки. Он видел британских солдат, шагавших по ту сторону, башню с прожектором и пулемётом.
Колючая проволока… пулеметы… воины…
В то время, когда же он жил не за колючей проволокой? В далеком прошлом, так в далеком прошлом, что уже забыл.
Колючая проволока… пулеметы… воины… Неужто существует жизнь без всего этого? Дов стоял и наблюдал. Сможет ли он отыскать в памяти? Это было так в далеком прошлом…
Это было так в далеком прошлом…
ГЛАВА 22
Варшава, Польша лето 1939
Мендель Ландау, скромный варшавский пекарь, если сравнивать с врачом Иоганном Клементом был на противоположном финише лестницы — как в публичном, так и в экономическом и интеллектуальном смысле. У них по большому счету не было ничего общего, помимо этого, что они оба иудеи.
Врач Клемент до последнего момента верил в ассимиляцию. Мендель Ландау, не смотря на то, что и был человеком мелким, также много думал над данной проблемой и пришел к совсем вторым выводам. Не в пример Клементу, он жил в среде, которая всегда давала ему ощутить, что он чужак. Семьсот лет иудеи подвергались в Польше всем мыслимым преследованиям — от оскорблений на улицах до многочисленных убийств. Они бежали ко мне, спасаясь от преследований крестоносцев, из Германии, Австрии, Богемии. Как и любой польский иудей, Мендель Ландау отлично знал, что последовало за этим бегством. Иудеев обвиняли в ритуальных убийствах, в колдовстве, ненавидели как соперников.
Постоянная цепь страданий достигла высшей точки в один раз на Пасху, в то время, когда чернь высыпала на улицу, силой выволакивая иудеев из домов. Тех, кто не соглашался принять крещение, убивали на месте.
Иудеи облагались особенным налогом. Иудеев принуждали носить желтую повязку, дабы их легче было опознать. Множество постановлений и законов имели собственной единственной целью подавление и угнетение иудеев везде и во всем. Их загнали в гетто, отделив высокой стеной от окружающего мира.
Но в гетто случилось что-то неожиданное. Вместо того дабы медлительно провалиться сквозь землю, иудейские культура и религия разрешили войти еще более глубокие корни. Насильственно изолированные от внешнего мира иудеи все теснее смыкались около законов, установленных Моисеем. В стенках гетто они были хозяевами и сумели создать в том месте совокупность очень крепких домашних, общинных уз, сохранивших собственную связующую силу кроме того по окончании того, как гетто были упразднены.
Для тех, кто правил Польшей, создание гетто было лишь частичным ответом на вопрос, как быть с иудеями. Закон запрещал иудеям владеть землей, им не разрещалось заниматься ремеслами, в которых они имели возможность бы составить борьбу христианам.
Замкнутые в гетто иудеи являлись козлами отпущения за любое несчастье, что обрушивалось на Польшу. Любой раз озверевшая чернь, распаленная слепой неприязнью, врывалась в гетто, избивала и убивала иудеев, громила их дома и имущество. В итоге избиение иудеев стало у поляков обыденным, чуть ли не почтенным времяпровождением.
Четыре столетия погромов достигли собственного кровавого апогея во второй половине 40-ых годов семнадцатого века, в то время, когда было вырезано полмиллиона иудеев. гнев убийц доходила до того, что младенцев бросали в ямы и закапывали заживо.
Средневековая тьма, начавшая рассеиваться в Западной Европе, продолжала, казалось, витать над иудейским гетто в Польше. века и 1648 Страшная трагедия года постоянных преследований породили среди иудеев необычные явления.
В то время, когда наступали тёмные дни и не оставалось уже ни мельчайшей, казалось, надежды, в народе объявлялись «мессии» — самозванцы, претендующие на роль спасителей нации. В ужасной тьме, наступившей по окончании резни 1648 года, появилось сходу пара «мессий». Любой из них заявлял, что он явился во выполнение пророчеств Исайи, и у каждого было много приверженцев.
Вместе с «мессиями» зародилась и иудейская мистика: показались толкователи, ищущие в Священном писании объяснения вековым страданиям. При помощи запутанной совокупности, так называемой каббалы, мистики сохраняли надежду отыскать путь, по которому Господь вывел бы их народ из гибели и одичания. Отчаянно стремясь получить спасение, каббалисты создавали фаталистические интерпретации Библии, основанные на мистицизме, на нумерологии, в противном случае и просто на сокровенных чаяниях.
Одвременно с этим появилась секта хасидов. Эти люди, хотя уйти от горестной действительности, полностью погружались в изучение и молитвы Священного писания.
«Мессии», каббалисты, хасиды — всех их породило отчаяние.
Мендель Ландау это знал. Он знал кроме этого, что были и более яркие периоды, в то время, когда гнет не так душил иудеев и законы смягчались. История самой Польши была целым кровопролитием. Поляки дрались за собственную честь и свободу в нескончаемом потоке войн, переворотов и восстаний. Польшу неоднократно расчленяли; если она не была оккупирована, то ей угрожала оккупация. В этих постоянных войнах иудеи брались за оружие и также дрались плечом к плечу с поляками, ставя польское дело выше собственного собственного.
Во второй половине 30-ых годов XX века Польша была республикой. В ней жили более трех миллионов иудеев, и они игрались большую роль в жизни страны. Но преследования них не закончились. Они только приняли менее ожесточённые формы. Так же, как и прежде с иудеев взимали особенный налог, так же, как и прежде их душили экономически. Поляки все так же винили иудеев, в случае, если на страну обрушивались ливни, прочие бедствия и засухи.
Гетто ликвидировали, но для Менделя Ландау вся Польша, где бы он ни жил, превратилась в целое гетто. Начиная с 1936 года по стране снова пошли погромы против евреев: в Бжеще, Ченстохове, Бжитике то и дело слышалось улюлюканье хулиганов, набивших руку на грабежах и на издевательствах над иудеями.
Итак, Мендель Ландау и Иоганн Клемент пришли к противоположным выводам. Семь столетий жили предки Менделя Ландау в Польше, но он все равно считался тут чужаком и отлично это осознавал.
Мендель был несложной, весьма скромный человек. Лия, его супруга, была самая обыкновенная дама, преданная и трудящаяся до изнеможения.
Мендель Ландау желал покинуть своим детям хоть какое-нибудь наследство. У него не было фанатизма хасидов, он не верил в выкладки и мессию каббалистов. Мендель Ландау слабо придерживался веры собственных предков. Он отмечал иудейские праздничные дни, как большая часть христиан празднуют Рождество и Пасху, но Тора была для него не столько священной книгой, сколько историей его народа. Так, он не внушил своим детям какое количество-нибудь жёсткого религиозного эмоции.
Но Мендель Ландау дал своим детям идею. Она была призрачной, нереальной — всего лишь мечтой. Он внушил им, что иудеи должны когда-нибудь возвратиться в Палестину и воссоздать в том месте собственный древнее государство. Лишь тогда они смогут добиться равенства с другими народами.
Мендель Ландау был пекарем. Целый его мир складывался из забот о семье, пище, крове, одежде и образовании для детей. Кроме того в самых храбрых мечтах Мендель не воображал серьезно, что он либо его дети когда-нибудь заметят Палестину. Но он верил в идею.
Мендель был не одинок среди польского еврейства. Из трех с половиной миллионов иудеев данной страны пара сот тысяч верили в те же совершенства, из этого бил неиссякаем источник сионизма. Были религиозные сионисты, сионисты-социалисты, сионисты и воинствующие сионисты-торговцы умеренного толка.
Являясь членом профсоюза, Мендель принадлежал к сионистско-социалистической группе, именовавшей себя «Искупители». Иногда на собрания группы приходили люди из Палестины, тут кипели споры, обсуждались брошюры и книги, пелись песни, устраивались радостные праздничные дни с танцами, и всех пронизывала неистребимая надежда, что их неспециализированная мысль не погибнет.
«Искупители», как и другие еврейские группы, создавали сельскохозяйственные фермы, где юноши и девушки привыкали к земледельческому труду. После этого молодежь отправлялась в Палестину обрабатывать и осваивать приобретённые иудеями почвы.
Семейство Ландау насчитывало шесть душ. Не считая Менделя и Лии, был еще старший сын Мундек, стройный юноша лет восемнадцати, — также пекарь. Прирожденный вожак, он руководил в «Искупителях» секцией. Были еще две дочери: Руфь, семнадцати лет, робкая, как и сама Лия когда-то, влюбленная в Яна, одного из вожаков «Искупителей», и четырнадцатилетняя Ревекка. И вдобавок был Дов, любимец семьи, — светловолосый десятилетний мальчуган с огромными глазами. Он был через чур мелок, дабы пребывать в «Искупителях», и боготворил собственного брата Мундека, что снисходительно разрешал ему иногда приходить на собрания.
7 сентября 1939
Инсценировав пара пограничных инцидентов, немцы напали на Польшу. Мендель Ландау и Мундек были призваны в армию.
Германский вермахт разбил Польшу за двадцать шесть дней. Мендель Ландау погиб вместе с тридцатью тысячами вторых иудеев, одетых в польскую солдатскую форму.
Семейство Ландау не имело возможности позволить себе роскошь продолжительно оплакивать отца: наступало очень страшное время. Мундек возвратился по окончании мужественной, но ненужной защиты Варшавы и занял место главы семьи.
В тот самый сутки, в то время, когда немцы вошли в Варшаву, «Искупители» устроили собрание, дабы обсудить, как быть дальше. Большая часть польских иудеев лелеяли надежды, что ничего ужасного с ними не сделают, и придерживались позиции «поживем — заметим». Сионисты не были столь наивны. Они не сомневались, что германская оккупация чревата смертельной опасностью.
Большая часть еврейских групп, среди них и «Искупители», сплотились воедино и решили функционировать сообща. Другие группы предпочли иллюзию безопасности в Советском Альянсе, войска которого за немцами вступили в Польшу и заняли ее восточную часть. Кое-какие группы ушли в подполье и стали работать над организацией нелегальных побегов за границу.
«Искупители» решили остаться в Варшаве и наладить сопротивление, установив сообщение с единомышленниками по всей Польше. Мундек стал армейским начальником организации, не смотря на то, что ему еще не исполнилось и девятнадцати. Яна, тайную любовь Руфи, прописали его ассистентом.
Когда немцы установили оккупационный режим, а Ганса Франка поставили губернатором, тут же были изданы антиеврейские декреты. Молитвы запретили, свободу передвижения ограничили, налоги быстро подняли. Иудеи были изгнаны со всех должностей. Иудеям запрещалось входить в публичные места. Иудейские дети изгонялись из школ.
Поговаривали о воссоздании гетто.
В один момент с антиеврейскими декретами немцы развернули «просветительную» кампанию среди польского населения, целью которой ставили укрепить в людях и без того распространенное мнение, что именно иудеи развязали войну. Они внушали полякам, что иудеи важны за оккупацию страны Германией, преследующей, мол, единственную цель: спасение Польши от «жидов и коммунистов». другие города и Варшава были наводнены плакатами, на которых изображалось, как бородатые жиды насилуют монахинь и творят «еврейский разврат». Сбривание бород, осквернение синагог, публичные издевательства — все это поощрялось.
Берлин, Германия
Нацистские главари много ломали голову над иудейским вопросом. Было создано пара проектов. Гейдрих, глава СД, предлагал забрать выкуп за каждого иудея, а после этого выслать их всех. Шахт, денежный гений фашистской Германии, предпочитал шепетильно выкачивать у деньги и евреев. Отыскали в памяти и ветхий замысел вывезти всех иудеев на остров Мадагаскар. Обсуждался кроме этого проект послать иудеев в Палестину, но английская блокада делала это неосуществимым.
Оберштурмфюрер СС Эйхман в далеком прошлом и профессионально занимался иудейским вопросом. Уроженец Палестины, он бегло сказал на иврите и считался самый подходящим человеком с целью проведения в судьбу «решения». Большая часть нацистских главарей сходились на том, что Польша — самоё подходящее место для сбора европейских иудеев. Во-первых, в том месте их и без того три с половиной миллиона. Во-вторых, в Польше массовые ссылки не позовут того возмущения, которое они позвали бы в Западной Европе.
Немцы организовали охоту на иудеев по всей Польше. Особые отряды врывались в городки и местечки. Иудеев грузили в товарные вагоны, довольно часто не разрешая забрать с собой кроме того минимума вещей, и отправляли в города больше.
Кое-какие иудеи, заблаговременно выясняя о намечавшихся облавах, или бежали, или пробовали за деньги спрятаться в христианских зданиях. Мало кто из поляков шел на таковой риск. Значительно чаще у иудеев выжимали все до последнего гроша, а после этого выдавали их немцам, приобретая за это приз.
В то время, когда кампания переселения была закончена, немцы с далека декрет, обязывающий всех иудеев носить повязку с шестиконечной звездой.
Польша — не Дания. Тут не стали выступать в протест этого декрета; иудеи носили повязку, а помимо этого, звезда Давида была пришита у них еще и на пояснице.
Варшава, зима 1939
Для семейства Ландау наступили тяжёлые дни. Смерть отца, потребность, тревожащие душу беседы о восстановлении гетто сделали жизнь весьма тяжёлой.
в один раз утром в начале 1940 года в их дверь постучали. Это были польские синерубашечники, местные полицаи, сотрудничавшие с немцами. Они заявили Лии, что ей дается два часа, дабы собрать вещи и перебраться в район Варшавы, отведенный для иудеев. За покинутый дом — никакого возмещения. У Лии чуть хватило времени, дабы похватать самое полезное из того, что она скопила за двадцать лет супружеской жизни. Варшавских иудеев загнали в намерено выделенный для этого район в историческом центре города, расположенный недалеко от железной дороги. Мундек и Ян действовали скоро и успели занять трехэтажный дом, что превратился в штаб «Искупителей». Семья Ландау, складывавшаяся из пяти человек, взяла одну помещение с парой и койками стульев. кухню и Ванную они дробили еще с десятью семьями.
Гетто заняло двенадцать кварталов — от Иерусалимской улицы до кладбища. «Искупители» обосновались в квартале щеточников на улице Лешно. Лии удалось спасти кое-какие драгоценности, каковые имели возможность понадобиться в будущем, пока, действительно, срочной необходимости в их продаже не было: Мундек работал в пекарне, а питались они из неспециализированного котла «Искупителей».
Варшаву наводнили иудеи, пригнанные из провинции, Они прибывали нескончаемым потоком, тащили то, что им дали унести, на плечах, на тачках, везли на телегах. Их выгружали эшелон за эшелоном на протяжении ЖД пути, проходящего рядом с гетто. Скоро во всем районе негде было повернуться. Семейство Яна поселилось вместе с семейством Ландау. Их было сейчас девять человек в помещении. Роман Руфи и яна прекратил быть секретом.
Немцы вынудили иудеев создать совет для управления делами района, и он стал орудием в руках оккупационных правительства. Кое-какие иудеи сделали вывод, что лучше покориться немцам, и пошли проходить службу в особую иудейскую полицию. Население района скоро достигло полумиллиона.
К концу 1940 года, спустя год по окончании захвата Польши, немцы начали принудительную мобилизацию в трудовые батальоны, куда загнали тысячи иудеев. Около иудейского района воздвигли каменную стенке, а по верху ее протянули колючую проволоку. Все пятнадцать выходов охранялись польскими синерубашечниками и литовскими полицаями. В Польше воскресло гетто! Сообщение с внешним миром закончилось полностью. Мундек, трудившийся за пределами гетто, был уволен с работы. Продовольствия, отпускаемого для гетто, чуть хватало, дабы кое-как прокормить половину людей. Лишь те, кто трудился в каком-нибудь трудовом батальоне либо на заводе и у кого была «рабочая карточка», еще имели возможность что-нибудь дотянуться из продуктов.
Началась паника. Кое-какие иудеи стали продавать последнее, дабы дотянуться пищу, были и такие, каковые пробовали бежать из гетто. Попытки кончались или смертью, или выдачей бежавших польским населением. Жизнь в стенках гетто мало-помалу преобразовывалась в безжалостную борьбу за существование.
Мундек Ландау получил от райсовета разрешение на открытие пекарни прямо в гетто. Благодаря обоюдной помощи «Искупителям» удалось выжить и кое-как прокормиться.
Не все в гетто было так мрачно. Каждую семь дней выступал красивый оркестр, трудились школы создавались мелкие театры, читались доклады, велись дискуссии. Издавалась кроме того собственная газета, ходили собственные, особенные, финансовые символы. Проводились тайные богослужения. Во всем этом «Искупители» игрались ключевую роль. Мелкому Дову весьма хотелось ходить на собрания группы, но родные вместо этого заставляли его как возможно больше обучаться.
Март 1941
Спустя полтора года по окончании оккупации Польши Гитлер распорядился «совсем решить» иудейский вопрос. Приказ был устный. Месяца через полтора глава СД Гейдрих рассказал о нем на тайном заседании главарей СС, СД и других нацистских организаций в Гросс-Ваннзее.
Решение выяснилось геноцидом.
Оберштурмфюреру Эйхману, эксперту по иудейским делам, было поручено истребить иудеев Европы.
В течение нескольких месяцев особые карательные отряды наводнили Польшу, Прибалтику и оккупированные советские области, где приступили к собственной ожесточённой миссии. Они действовали по заблаговременно созданному замыслу. Сгоняли иудеев в одно, в большинстве случаев глухое, место и заставляли рыть могилы. После этого им приказывали раздеться донага, ставили на колени на краю могилы и убивали выстрелами в затылок.
Рекорд был поставлен в Киеве, в Бабьем Яре, куда в течение двух дней были согнаны и расстреляны на краю огромных рвов 33 тысячи иудеев.
Местное население не оказывало карательным отрядам противодействия. Больше того, оно в известной степени разделяло неприязнь немцев к иудеям. Побоище в Бабьем Яре происходило под крики одобрения многих украинцев.
Скоро стало известно, что кроме того такими способами программу геноцида скоро не выполнить. Расстрелы были неудобны, слишком мало «производительны», а от голода иудеи упрямо не желали умирать со скоростью, нужной немцам. И тогда фашистские главари создали новый замысел. С целью проведения его в судьбу выбрали места, расположенные у железных дорог недалеко от населенных пунктов. Лучшим инженерам поручили выстроить лагеря уничтожения, дабы проводить истребление в массовом порядке при минимальных затратах, как на конвейере.
Для управления новыми лагерями отобрали умелые кадры из ветхих концлагерей в самой Германии.
Зима 1941
В варшавском гетто свирепствовала смерть. Если сравнивать с тем, что творилось тут, бледнел кроме того Бабий Яр. Десятки, много, тысячи людей умирали от холода и голода. Дети, у которых в далеком прошлом уже не было сил плакать, умирали сотнями, и сотнями же умирали старики, у которых не было сил молиться. Каждое утро на улицах оказались новые трупы. Санитарные отряды обходили улицы с лопатами, грузили их — младенцев, стариков, дам, мужчин — на тачки и отвозили в крематорий.
Пекарню Мундека закрыли. Дову уже исполнилось одиннадцать лет. Он кинул школу и шатался по улицам в отыскивании еды. Кроме того такие прочно спаянные группы, как «Искупители», и те пребывали в страшном положении.
Дов усвоил все хитрости, нужные для того, чтобы выжить в условиях гетто. Он передвигался, прислушивался и действовал с проворством хищного зверька. Дома все чаще было нечего имеется. В то время, когда не получалось дотянуться пищу, Лия выменивала ее на что-нибудь из собственного хороша.
Это была продолжительная и ожесточённая зима. в один раз по окончании пятидневной голодовки Лия наконец-таки приготовила обед, но провалилось сквозь землю обручальное кольцо на ее пальце. Позже положение пара улучшилось, поскольку «Искупители» где-то раздобыли лошадь. Это была ветхая, костлявая кляча. По иудейским законам не разрещаеться имеется конину, но какая же она была вкусная!
Руфи уже было девятнадцать. В эту зиму она стала женой Яна. Женщина до того похудела, что от ее красоты не осталось и следа. Медовый месяц они провели в общей помещении, где жили еще семеро. Однако юные жены ухитрялись как-то уединяться: уже весной Руфь была беременна.
Мундек в штабе «Искупителей» нёс ответственность за сообщение с внешним миром. Польских синерубашечников и литовцев возможно было подкупить, но он считал, что деньги нужно беречь для более ответственных дел, и начал искать подземные выходы из гетто — через канализационные трубы. Выбираться в Варшаву было страшно: банды муниципальных хулиганов охотились за иудеями, дабы вымогать их либо выдавать немцам за приз.
«Искупители» утратили пятерых, отправленных за пределы гетто. Последним был пойман, выдан гестапо и повешен Ян, супруг Руфи.
Мелкий Дов, в совершенстве усвоивший тактику ежечасной борьбы за существование, вызвался быть курьером Мундека. Брат не желал и слышать об этом, но Дов настаивал. Со голубыми глазами и светлыми волосами он мало был похожим иудея. Мундек знал, что Дов смышлен и умён, но никак не имел возможности решиться отправить младшего брата на такое страшное дело. Но, утратив шестого, а после этого и седьмого курьера, он решил попытать счастья с Довом. Поразмыслил: все равно их на каждом шагу подстерегает смерть. Лия осознала его и не стала возражать.
Дов был отличным курьером. Он нашёл десятки лазеек, он ощущал себя как дома в каналах, где текли частые, нечистые и вонючие отбросы Варшавы. Любой понедельник Дов совершал набег, пробираясь впотьмах, по грудь в воде. Выбравшись, он отправлялся в дом на Забровскую улицу, где жила отважная дама, которую кликали Вандой. Пообедав у нее, возвращался в гетто тем же методом, нагруженный пистолетами, патронами, запчастями для радиостанций, а помимо этого — новостями из вторых гетто.
В свободное от походов время Дов обожал сидеть в штабе, где Мундек и Ревекка проводили практически все собственный время. Ревекка занималась подделкой паспортов и пропусков. Дов обожал наблюдать, как она это делает, а скоро начал помогать ей. Весьма не так долго осталось ждать стало известно, что у него необыкновенные свойства: твёрдая рука и острый глаз. В возрасте двенадцати лет он стал лучшим подделывателем бумаг среди «Искупителей».
Финиш весны 1942
Немцы сделали серьёзный ход по пути «решения» иудейского вопроса, выстроив лагеря массового уничтожения. Для иудеев варшавской территории выделили тридцать три акра в Треблинке. В двух основных корпусах соорудили тридцать газовых камер. Было выстроено жилье для немецкой охраны и рабочих, огромные печи для сжигания трупов. Лагерь в Треблинке стал первенцем — потом соорудили другие, более производительные лагеря.
Июль 1942
Девятое Ава — сутки ежегодного траура в память два раза уничтоженного римлянами и ассирийцами Иерусалимского Храма. Потому что падение Иерусалима в войне с римлянами около двух тысяч лет назад ознаменовало собой финиш иудейской государстенности. С того времени иудеи рассеялись в мире.
Жители польских гетто отмечали траур с еще более глубокой скорбью, чем остальные иудеи. Девятый сутки месяца Ав совпал в первой половине 40-ых годов двадцатого века с наиболее значимым этапом «решения» иудейского вопроса.
В то самое время, в то время, когда иудеи оплакивали собственные прежние несчастья, германские отряды вошли в гетто. Сперва обитатели сделали вывод, что затеяна новая облава для пополнения трудовых батальонов. Но В этом случае немцы стали сгонять лишь стариков и детей. В гетто появилась паника. Началась настоящая охота, детей вырывали из рук матерей.
Всех повели к железной дороге, где их ожидали товарные вагоны. Дети смеялись и пели. Немцы дали обещание им прогулку за город. Вот это да! Многие из них не помнили, в то время, когда бывали за пределами гетто.
Поезд медлительно тронулся по направлению к Треблинке. Вот оно, «решение».
14 дней спустя Дов Ландау возвратился от Ванды с страшным известием: все, кого забрали в тот сутки, а после этого на протяжении пяти таких же облав, были умерщвлены в газовых камерах Треблинки. Из остальных гетто поступали сведения о вторых лагерях: Бельзеце и Хелмно недалеко от Кракова, Майданеке недалеко от Люблина.
Многочисленные убийства в газовых камерах? Это казалось непостижимым! Мундек как начальник «Искупителей» встретился в гетто с начальниками вторых еврейских групп, и они написали совместное воззвание, призывая срочно начать восстание и прорвать блокаду.
Воззвание имело скорее моральное, чем практическое значение: в гетто практически не было оружия. Помимо этого, иудеи, имевшие рабочие удостоверения, опасались, что активные действия ухудшат их положение. Но основная обстоятельство, лишавшая восстание смысла, заключалась в том, что никто в Польше не поддержал бы его. Во Франции вишистское правительство категорически отклонило требования немцев о выдаче французских иудеев. В Голландии иудеев прятал целый народ. В Дании король не обращал внимания на германские декреты, и датчане переправили всех иудеев в Швецию.
Поляки же в случае, если и не поддерживали истребление собственных иудеев, то и не возражали против этого. А вдруг и возражали, то открыто не протестовали. Только весьма немногие помогали иудеям.