В 20.45 возвращается Борка. Он видел следы Билаля на тропе из Арума в Ти-н-Алькум около И-н-Зазена в сорока километрах из этого. Я про себя восхищаюсь Боркой, что способен покрыть столь громадное расстояние за такое малое время. Туареги замечательно знают местность и исходя из этого могут обнаружить самый маленький путь, спрямляя его в тех местах, где следы не смогут быть видны. В этом виде спорта они непобедимы, и европейцу было бы смешно пробовать соперничать сними. За ужином туареги намечают замысел похода. Любой наполняет водой собственный бидон, берет в мешок запас сухарей, сардин, сахара и растворимого кофе. Уже тридцать пять часов, как Билаля видели последний раз, и сорок часов, как он ничего не ел.
На счастье, луна ярко светит. В 22.30 туареги скоро поднимаются, отказываются от того, дабы их сопровождали пара’ моих ребят, каковые настаивали на этом до последнего момента, и мгновенно прячутся за утесами.
Ночь не принесла ничего нового. В 8 часов возвращается Маталь. Он утвержает, что Джебрин у себя в становище и обязан вот-вот ко мне прийти. Я весьма жалею об его отсутствии. В аналогичных событиях он был бы незаменим, и мы бы победили дни. В 15.30 Маталь, юный Эгиа и еще один мальчик-туарег отправляются за водой в Азек-ка-Эмирен. В 19 часов Маталь с Эгиа возвращаются, но троих туарегов все еще нет. Не знаю, что и думать. Я колеблюсь между двумя противоположными эмоциями. С одной стороны, туареги вышли на верный след и не сойдут с него, пока не отыщут Билаля, живого либо мертвого. Но с другой – время неумолимо идет и Билаль упадёт от истощения сил и погибнет от жажды и голода. на данный момент середина августа, и еще стоит весьма сильная жара. В случае, если мальчик инстинктивно не забрался в какое-нибудь укрытие, дабы поспать, то, по моему точке зрения, больше двух дней он продержаться не имеет возможности, а они уже давно истекли. Так я и перехожу от оптимистических догадок к пессимистическим, стараясь обнадежить собственных сотрудников и Ирэн, которая весьма расстроена исчезновением собственного поваренка, для того чтобы радостного и забавного. Все мы не хорошо дремлем, к пище практически не притрагиваемся, все время всматриваемся вдаль. Лучший метод отвлечься – это работа.
Сейчас 15 августа. Ожидание продолжительно не затянется. Не так долго осталось ждать мы определим финал данной истории. Все мы в напряжении, мельчайший шорох в уэде либо в горах заставляет нас вздрагивать. Больше всего мы опасаемся заметить, как отечественные туареги возвращаются одни либо несут с собой бесчувственное тело Билаля. Не слышно простых шуток, время как словно бы сгустилось. Около 11 часов в громадном цирке, где стоит палатка, неожиданно появляется Маталь, и когда я его завидел издали, мне сходу показалось, что в глазах его светится ухмылка. Не торопясь, без всякого видимого беспокойства, он говорит мне: «Билаль нашелся. Он тут, чувствует себя отлично. Отправься к нему».
Какое облегчение! Скоро иду в лагерь туарегов. Они все сидят на земле, измученные, но радующиеся, радостные и гордые тем, что их экспедиция окончилась удачно. Билаль сидит на одеяле, прислонясь спиной к стенке грота; черты лица его заострились, глаза потухли; он неосторожно протягивает мне руку и, видно, еще не весьма осознаёт, какое страшное приключение он пережил и что сохранился он чудесным образом. Маталь заваривает чай и приготовляет всем покушать. Позже туареги говорят мне о собственном походе.
Выйдя из И-н-Итинена в 22.30, они сперва шли на протяжении уэда Ти-н-Рассутин, позже на протяжении уэда Та-н-Ренха и в половине первого добрались до Ти-н-Булегана. Луна зашла, темнота была полная, исходя из этого они легли и проспали до 5 часов утра. К 7 часам дошли до уэда И-н-Каокал, где имеется гельта. В 8.30, все время идя по следам Билаля, они уже были у гельты уэда Изазан, до которого Борка незадолго до не дошел. В 10.30 они были у Ихинарака, в 12 часов дня – в Тиуэрди-н-Гэргу, где имеется глубокая гельта. Они поняли, что Билаль тут напился и из этого отправился босиком. У них появилась надежда отыскать его живым. Не останавливаясь, продолжали путь, в 14 часов прошли уэд Ти-н-Атеким, в 15.30 уэд Тарансела, в 17.30 – Ти-н-Изек, что на дороге в Ти-н-Алькум; в 18.30 они добрались до уэда Белаль-эль-Мусса; дальше они пошли по тропе в направлении Абд-эль-Фока до Ти-н-Тарута, дошли до Риэи на дороге из Арума в Гат, позже шли через Теджериуэльт и в 19.30 достигли Альмоза.
Они увидели, что с некоего времени Билаль тащился все медленнее и неоднократно останавливался, дабы собраться с силами. Инстинкт следопытов посоветовал им, что развязка близка, исходя из этого они удвоили внимание. Опять настала ночь. Они не желали потерять собственную добычу. Дойдя до Ти-н-Брахима, заметили Билаля – он лежал под маленьким скальным навесом, а у скалы недалеко сидели и сторожили его, как на часах, два шакала. Мальчик казался мёртвым. Дабы определить, жив ли, они его окликнули.
«Да, – отозвался Билаль, с большим трудом придя в сознание от забытья, и отыскал еще силы задать вопрос: – Что вы тут делаете? Что вы ищете?» «Тебя!» – ответили трое туарегов. «Благодарю!» – Билаль и опять закрыл глаза.
Ему дали самую малость фруктового сока, позже глоток кофе и сухарь. Туареги подкрепились также – незадолго до они ничего не ели, через чур дорого было время. Выступили в обратный путь; шли медлительно, поддерживая Билаля. Они направлялись к гельте И-н-Каокал, в силу того, что их бидоны были уже безлюдны; в том направлении они пришли в час ночи.
Они натощак за двадцать два часа проделали путь в шестьдесят километров –и это в разгар августа! Что касается Билаля, то в это же время моментом, в то время, когда его последний раз видел Коломбель, и тем, в то время, когда его нашли, прошло пятьдесят шесть часов. В том месте, где он лежал, не было ни мельчайшей надежды отыскать воду; он был так не сильный, что следующего дня бы уже не пережил, а возможно, погиб бы еще ночью от зубов шакалов! Но выносливость этого ребёнка все же необычна. К переходам по Тассили он был совсем неподготовлен, в отличие от детей туарегов, но за последнее время приобретал обильную и здоровую пищу, которая укрепила его организм.
Возвращались они напрямик. Сперва, поддерживаемый собственными спасителями, каковые его все время поили, Билаль еще имел мало силы идти сам, но скоро туарегам было нужно его поочередно нести, и без того его и доставили в лагерь. Целых три дня он практически не двигался и довольно много дремал. У него так болели ноги, что он чуть имел возможность находиться. Сейчас моя очередь расспрашивать Билаля, и я пробую у него определить, как, уйдя от Коломбеля, мастерская которого всего в четырехстах метрах от лагеря, на другой стороне уэда, он заблудился, не смотря на то, что ходил тут раз пятьдесят! Для нас это легко непостижимо.
Но Билаль теряется и ничего растолковать не имеет возможности. Для него, так же как и для Маталя и других туарегов, тут все несложнее несложного: он попал во власть дженуна либо, по местному выражению, стал маджнуном. Он шел, не отдавая себе отчета в направлении, и не особенно беспокоился о том, дабы отыскать лагерь, от которого один раз был всего в ста метрах. Он абсолютно утратил понятие о времени и не забывал лишь, что шел ночью и шел продолжительно, в силу того, что скалы были весьма прекрасны в лунном свете! Говоря, он неоднократно подчеркивает эту необычную, полностью фантастическую красоту; наряду с этим воспоминании глаза его загораются, и думается, он опять видит, как перед ним из темноты появляются иссеченные песчаниковые глыбы. В какой-то момент его начала мучить жажда. И тогда он заметил мелкого мулой-мулоя – траурную каменку, хорошенькую тёмную птичку с грудкой и белой головкой, которую вычисляют божьей посланницей, живущую в большинстве случаев у водоемов. Билаль отправился за ней и вправду вышел к водоему, где Маталь и Картерон видели его следы, в гельте Тиуэрди-н-Гэргу; это глубокая углубление с быстро наклонными и скользкими краями. Зачерпнуть воды было нечем; он лег ничком, растянувшись во целый рост, чтобы напиться, и соскользнул в воду. Дитя оазиса, он чуть-чуть умел плавать и, барахтаясь, как щенок, сумел зацепиться за берег и выбраться из водяной ловушки, чуть в ней не утонув, что было бы практически невообразимым, но, по-видимому, не единственным случаем. Выбравшись на берег, он снял собственные полотняные брюки, дабы высушить их на камнях, а сам сел рядом отдохнуть в тени, в маленьком углублении гора. Уже практически засыпая, Билаль заметил, что его брюки схватил шакал и удирает с ними. Мальчик побежал за шакалом, швыряя в него камнями, и одежду удалось спасти. Он вспоминает, что тут совсем снял кеды, в силу того, что ноги покрылись опухолями и было весьма больно в обуви; он связал их за шнурки, повесил себе на шею – через чур ими дорожил, дабы кинуть, – и отправился босиком. Так Билаль шёл , неоднократно отдыхая в подскальных укрытиях; его одолевала усталость, но больше всего он опасался уснуть, так как заметил, что за ним по пятам идут два шакала и, следовательно, пока он спит, они смогут перегрызть ему горло, как они в большинстве случаев делают с козами. И вправду, в то время, когда туареги его нашли, два шакала сидели на страже.
Я неоднократно слышал от кочевников Сахары, что шакал инстинктивно ощущает истощенного, умирающего человека и неотступно смотрит за ним в надежде поживиться. До сих пор я вычислял эти рассказы легендой, но по окончании свидетельства Билаля и трех туарегов должен все же в какой-то мере поверить им.
Дабы отметить успешный финал этого страшного приключения, которое в полной мере имело возможность бы окончиться трагически, мы устраиваем мелкий праздник. Мы не жалеем шербы и чая для трех спасителей, и в собственный становище они отправляются нагруженные всяческой провизией – чаем, сахаром, сардинами, вареньем, рисом, печеньем, постным маслом – меньше, всем, что мы смогли лишь выделить из собственных запасов; сверх того мы даем им еще хорошее вознаграждение, которое они в полной мере заслужили, но вовсе его не потребовали, в силу того, что старались не для него. Вправду, на протяжении этого тягостного происшествия все показали громадную сплоченность, а для туарегов большие физические упрочнения были совсем естественны. В Сахаре не оставляют человека на смерть, не постаравшись оказать помощь ему, поскольку каждому смогут поменять силы, любой может попасть в негативные условия. Перед тем как уйти от нас, Борка говорит мне: «Благодарим тебя за подарки, каковые ты нам сделал, но если бы ты нам ничего не дал, мы бы ничего не попросили. Тут, в Сахаре, принято помогать людям в беде».
С этих пор Билаль вычисляет меня своим вторым отцом; он говорит, что я вернул ему жизнь. Позднее, в то время, когда мы возвратились в Джанет, он попросил собственную семью пригласить меня на чай с финиками.
В один из последующих дней случается мелкое неприятное происшествие. В то время, когда Картерон планировал залезть в спальный мешок, его ужалил в руку скорпион, пригревшийся в тепле. Мы именно укладываемся в тот момент, в то время, когда он подходит, заикаясь от беспокойства, к нашей палатке. Мы вскакиваем с постелей, зажигаем свет; я обильно поливаю его марганцовкой, а Ирэн варит ему весьма крепкий кофе. Разбуженные неожиданным шумом, сбегаются другие сотрудники; кое-какие шатаются спросонья. Рассматривают укус на руке, качают головами, дают рекомендации. Картерон опять отправляется дремать. Ночью я пара раз подхожу к нему, считаю пульс. У нас в аптечных запасах имеется противоскорпионная сыворотка, но доктор дал совет мне пользоваться ею лишь в самых крайних случаях, в силу того, что инъекция вызывает в большинстве случаев такие же болезненные явления, как и сам укус. На следующее утро Картерон завтракает с нами и думается в полной мере живым; он чувствует не сильный боль в руке, у него пара увеличен паховый лимфатический узел, и мизинец в какой-то степени утратил подвижность. Я задаю вопросы его, где скорпион; он приносит мне в коробочке красивый экземпляр, совсем тёмный, с ядовитым жалом длиной около сантиметра.
«Ты как его убил?» – «Не знаю, ничего я с ним не делал, не ударил – по большому счету ничего…»
Насекомое и в самом деле совсем цело. Кто бы имел возможность поразмыслить! Скорпион ужалил Картерона, и сам же от этого погиб!
Мало позднее такой же случай случился с Пьером Мартэном, но в этот самый момент все обошлось без последствий.
Наконец-то явился Джебрин! Я ему наказываю, чтобы Билаля больше за водой не отправляли, даже в том случае, если тому это доставляет наслаждение. Жизнь входит в собственную прошлую колею, с той отличием, что настроение у всех пара встало. Билаля все время навещают туарегские мальчишки и с восхищением слушают рассказ о его приключениях, что он не устает повторять. К Джебрину всегда приходят к себе домой родственники и привычные. Туареги племени кель меддак проявляют к нам особое уважение за старания, каковые мы приложили, дабы спасти Билаля.
В Джанете случились очень неприятные события. Получено известие, что отряд мехаристов, находившийся у ливийской границы, убегал, прихватив снаряжение и оружие. Второй отряд был распущен, но люди захватили вьючных верблюдов, пребывавших на пастбищах. Командующий гарнизоном в Джанете взбешен: «Вот они, ваши приятели туареги! Хорошенькое дело!»
Я отвечаю, что на их месте поступил бы так же. Что такое в нынешней обстановке пара верблюдов? И помимо этого, возможно, много лет верной работы также чего-то стоят? Да и кто бы приобрел вьючных верблюдов, в то время, когда французы вынуждены уехать? Из уст в уста передаются распоряжения ничего не брать у французов, что причиняет ущерб многим семьям, каковые радостны были бы реализовать собственный холодильник, а не бросать его тут из-за недостатка транспортных средств.
Кое-какие из тех, кто служил в армии, приходят к нам в лагерь, в их числе Мохаммед аг Брахим, что был с нами на Тиссукаи; он желает наняться к нам на работу; его я беру, но всех, очевидно, забрать не могу. Эти люди остались без жалованья. На что они будут жить и кормить собственные семьи? Более того, они опасаются репрессий и не смеют показаться в Джанете. В то время, когда Мохаммеду приходится в том направлении отправиться по отечественным делам, он соглашается на это лишь в том случае, если я гарантирую его безопасность. Приходится пережить нелегкий период, но враждебности по отношению к нам мы не увидели ни со стороны тассилийских туарегов, ни со стороны населения Джанета. Все настроены скорее дружественно.
В И-н-Итинене, как и в Та-н-Тартаите, под одним навесом, стенки которого были покрыты росписями «периода полорогих», я нашёл культурный слой. Я произвел раскопки посредством Пьера Мартэна, что не пожалел труда просеять все пылеобразные зольные отложения слоя. Тут два очага, и в одном из них сохранилась на три четверти обуглившаяся козья голова. Около нижнего очага мне удалось собрать множество бусин из скорлупы страусиных яиц на различной стадии изготовления, кремень, помогавший для сверления отверстий для нанизывания, костяные шила. Размещение этих разнообразных предметов четко говорит о том, что дамы, продолжая смотреть за приготовлением пищи, чинили одежду из шкур, а одна модница предпочла делать себе украшение. Вечное женское кокетство! Не считая бессчётной керамики в слое были обнаружены обломки жернова, зернотерки, наконечники стрел, пластинки с обработанными краями, палитра для красок, на которой еще сохранилась охра. Пищевые остатки все лежат в одном месте, что свидетельствует, что сидевшие у очага люди механически бросали их в эту сторону. Более ветхий очаг имел возраст 4860±250 лет, что соответствует 2910 году до н. э., а более недавний – 4630±250 лет, что соответствует 2680 году до н. э.
В самой верхней части слоя, которую я отношу к «периоду лошади», с ровной, без орнамента, керамикой, найдено превосходное костяное украшение для волос.
Гранулометрический анализ продемонстрировал, что в ту эру дули не сильный ветры.
В случае, если сказать о растительности, то она имела тот же темперамент, что в Та-н-Тартаите, другими словами тут произрастали сосны, кипарисы, дубы, европейское масличное дерево. Так, изучение двух слоев распознало, что в два довольно мокрых периода тут существовала средиземноморская растительность.
И-н-Итинен очень обогатил отечественные знания. Нам посчастливилось отыскать тут не только палитру, на которой сохранилась красная охра, мы нашли в других укрытиях еще и мелкие плоские жернова, а вместе с ними пестики, предназначенные для растирания охр, и чашечки для разведения красок, так что сейчас мы составили себе достаточно правильное представление о том, чем пользовались живописцы «периода полорогих».
Весьма повезло моему коллеге Ф. Мори в массиве Акакус на ливийской территории: создавая раскопки, он между двумя культурными слоями с остатками очагов отыскал обломок породы, отвалившийся от стенки, на котором сохранился фрагмент фрески «периода полорогих». Потому, что оба слоя удалось датировать, было выяснено, что обломок относится к 2780 году до н. э. Это неопровержимое свидетельство того, что слои, каковые по собственному содержанию были отнесены к «периоду полорогих», вправду восходят к нему.
Нет ни одной скалы с росписями «периода полорогих», где не были бы видны следы временного нахождения людей – керамические черепки, неподвижные (нижние) жернова, зернотерки, наконечники стрел, топоры, плакетки с обработанными краями, рубила и без того потом. На Тассили я раскопал уже около десятка неолитических стоянок, и все они примерно сходны между собой. Для «периода полорогих» – это мусор, покинутый пастухами, складывающийся из пищевых отходов. Страно то, что остатки лежат под гором на нетронутом глины и слой песка, что по толщине не превышает десяти сантиметров и содержит мало фрагментов, отделившихся от стенку в следствии эрозии. Ни разу мне не удалось найти в этих слоях ни мельчайших следов людской деятельности, предшествующей неолитическому периоду.
На протяжении отечественного нахождения в И-н-Итинене на эти места обрушился таковой ливень, что вода начала просачиваться через замечательные выступы скал, под которыми мы расположились. Мы тут же подставили под эти ручьи всю свободную посуду, дабы собрать небесную влагу; в одном из тазов, по окончании того как вода отстоялась, я нашёл обильный глинистый осадок. Потому, что он принесен водой, осадок намыт с поверхностной части скал, во впадинах которых задержалась глинистая пыль, занесенная песчаным ветром. Так, делается понятным, как появились песчано-глинистые слои под скальными навесами. Отчего же тогда в них нет слоев более древних, чем те, что соответствуют «периоду полорогих»? Я думаю, по причине того, что именно перед тем был период громадных дождей, каковые промыли укрытия, унеся части породы, осыпавшиеся со стенку, – в другом случае они бы остались на земле. Следовательно, период громадной влажности был в Сахаре не в столь уж прежние времена; данный же факт может служить объяснением тому, что в гористых местностях Сахары не было обнаружено ни одной стоянки, предшествующей неолиту.
На И-н-Итинене мы особенно отлично имели возможность замечать результаты эрозии песчаниковых весов дождевой водой – желобки, канавы, впадины, за тысячелетия разъевшие песчаники и давшие ветрам тот материал, из которого появились сперва дюны, позже барханы и, наконец, поглотивший все песок. Очевидно, начало этого процесса восходит к весьма древним временам, в силу того, что в большинстве случаев считается, что ниши и навесы появились при весьма влажном климате и жарком, привёдшем к интенсивному химическому химическому, что-то наподобие гниения оснований скал.
До чего же величественное зрелище представляет собой эта струящаяся по песчаникам вода, прыгающие по уступам стен каскады, с шумом обрушивающиеся на кучи камней; потоки, быстро заполняющие уэд, готовые своим яростным течением унести не успевших укрыться в животных и надёжном месте людей; огромные котлы, в которых водяные вихри со скоростью огромного волчка крутят камни. Под тяжестью обрушивающейся на них воды размытые в основании гора падают и, с адским грохотом ударяясь о почву, рассыпаются на куски, так что воздушное пространство сотрясается на довольно много километров около, к примеру в Джаббарене. В Сахаре, а особенно на Тассили, ливень придает пейзажу незабываемый вид. Наполняются гельты, напитывается водой песок. Людям данной воды хватает время от времени на семь дней либо на месяцы, а иногда и на годы; животные кроме этого на пара месяцев обеспечены кормом; везде из почвы появляются ростки ашеба – осень по окончании обильного дождя дает богатые пастбища. Но с корнем оторваны пара деревьев, каковые еще росли на высотах, и почвенный слой, до того остававшийся на склонах гор, смыт совсем. В следствии за десятилетие осадки , по-видимому, приносят столько же вреда, сколько пользы, в силу того, что окончательное уничтожение леса содействует полному исчезновению земли. Но в этих нечеловеческих условиях пустыни люди живут сегодняшним днем и применяют лишь то, что сейчас может обеспечить их выживание.
Ливень, извергавшийся водопадом пара дней на Тассили, вдохновил моих сотрудников и дал им пищу для размышлений. Из чтения разной литературы они составили себе представление, что эрозия тут носит ветровой темперамент; сейчас, рассматривая росписи, сохранявшиеся на горах в течение более чем пяти тысячелетий, они начинают осознавать всю сложность этого явления. В некоторых случаях наличие ветровой эрозии без сомнений, но роль ее преувеличивать не нужно.
По окончании дождя опять устанавливается ясная погода, и пара дней мы дышим восхитительно свежим воздухом, но это, к сожалению, продолжается недолго.
Картерон воспользовался несколькими свободными днями, дабы постараться поднять зайца, и в собственных отыскивании набрел на осыпь, под которой было что-то наподобие маленького чёрного помещения. Когда глаза его привыкли к темноте, через белый налет, покрывавший все внутри, он различил на двух стенках росписи. Жорж снимает налет губкой и с удивлением обнаруживает, что, в случае, если к нему поднести спичку, он медлительно горит, как резина. Мы наполняем этим веществом до половины банку из-под растворимого кофе и отдаем его на исследование; оно датируется 300 годом до н. э. Следовательно, росписи были покрыты этим слоем значительно позднее времени их создания, чтобы скрыть их. Из каких мыслей? По всей видимости, этого мы ни при каких обстоятельствах не определим. Что же касается самих картин, то на них представлены какие-то необычные человеческие фигуры, с прическами в форме колпака, нарисованные красным, желтым и белым, причем при расчистке, правда осмотрительной, стенки краски совсем не пострадали и их яркость легко необычна. Верхние части лиц у людей прикрыты масками, а на одном надета львиная голова. Эти мелкие стилизованные маски дают хронологический ориентир, потому, что напоминают негритянские маски «периода круглоголовых». Уже четвертый раз росписи для того чтобы стиля и выполненные в таковой технике видятся в чёрных убежищах, – по всей видимости, эти укрытия были местом инициации.
Мы все более убеждаемся в том, что И-н-Итинен – одно из самых занимательных становищ на Тассили. Кроме «великих всевышних», аналогичных тем, каких мы видели в Сефаре, тут имеется прекрасная людская фигура в головном уборе «мирового судьи», бессчётные росписи «периода круглоголовых», слоны более чем четырехметровой высоты, громадные быки, какие-то животные с песьими головами, крокодил и другие.
К «периоду полорогих» относятся прекрасные ансамбли, к примеру прекрасные дамы верхом на быках в богатой сбруе, к боку которых приторочены меха с водой – очень увлекательная этнографическая подробность, свидетельствующая о том, что это очень старый метод транспортировки воды. На той же фреске изображена сцена суда; люди в парадных костюмах и солдаты при оружии, одетые в настоящие мундиры, говорят о существовании социальной структуры с быстро выраженными иерархическими ступенями; вся композиция отличается высокими художественными преимуществами.
Что же касается росписей, относящихся к «периоду лошади», то к ним прибавились еще два изображения боевых колесниц.
Работа в Титераст-н-Элиасе, массиве, отстоящем от нас километров на двенадцать, не воображает никаких особенных трудностей, потому, что отечественная известная тропа разрешает оборудования и быструю переброску людей. В том месте мы находим целую коллекцию росписей. Помимо этого, три отысканных в том месте очага дали материал, годный для анализа, из-за которого были взяты даты: 1320, 2610 и 5450 годы до н. э. Последняя дата, самая ранняя из всех, взятых до сих пор для Тассили, относится к скальному навесу, на стенах которого возможно различить остатки живописи «периода круглоголовых». Следовательно, росписи «круглоголовых» принадлежат, по всей видимости, к этому времени, но для полной уверенности направляться подождать еще и других датировок.
В одном скальном навесе, где в самые жаркие часы довольно прохладно, применявшие его охотники-туареги покинули множество костей газелей и муфлонов; мы с Картероном постарались, развлечения для, из костей, которыми был завален пол, изготовить шила и иглы посредством простого куска песчаника, отысканного тут же. К нашему величайшему удивлению мы узнали, что в полной мере допустимо изготовить орудия из кости методом несложного трения их не о особый кремень, а об обычный камень! У Картерона оказалась в полной мере приличная иголка, ушко которой он просверлил остроконечным кусочком кремня, подобранным на земле. А какое количество догадок строилось для объяснения столь несложной технологии и сколь сложной она представлялась!
Пришло время совсем упаковываться и возвращаться в Джанет. Не могло быть и речи о том, дабы кинуть тут животных, к каким мы привыкли: дюжина ящериц, которых Ирэн собрала и кормила; пять живых гадюк, помещенных в безлюдный железный коробку, где раньше хранилась мука для кускуса; долгого и весьма прекрасного ужа, которого мы с Картероном поймали по окончании немыслимых акробатических трюков в горах. И, конечно, Тазульт и Сейед, которым придется первый раз путешествовать в автомобиле. Билаль будет в пути присматривать за Тазульт – она вот-вот обязана ощениться. А Сейеда я увез с собой во Францию, и он стал для нас живым воспоминанием о последней громадной экспедиции на Тассили; соседям отечественным он вгонял в страх, а приятелям – боязливое восторг.
Вот уже два дня, как мы в Джанете. В один из вечеров, в то время, когда мы в компании последних оставшихся в бордже французских военных наблюдаем фильм, входит вестовой и передает начальнику сообщение о том, что пропал самолет гражданской авиации, вылетевший в район Мадамы на ливийско-нигерийской границе. В последней принятой радиограмме сообщалось, что, не отыскав пункта назначения, самолет развернулся в обратном направлении, но из-за недостатка горючего должен сесть в «уэде между двумя горами».
Начальник срочно поднял по тревоге и выслал на поиски пара вездеходов «шесть-шесть»; они прошли на протяжении всего барьера Тассилийского нагорья, исключив из района поисков эрг Адмера и Тенере, находящиеся к югу от Джанета, где нет никаких «уэдов между двумя горами». На следующий сутки к 13 часам они возвратились ни с чем.
Весь день над районом охраняет намерено снаряженный на поиски разведывательный самолет с аэропорта в И-н-Аменасе, но ничего не обнаруживает. Утром третьего дня в Джанете приземляется мелкий двухмоторный самолет, совсем такой же, как пропавший, и принадлежащий той же компании. Пилот проделал путь от Алжира без второго пилота и штурмана. Потому, что поиски смогут затянуться, мы решаем прийти на помощь. Картерон полетит вместо второго пилота, а я вместо навигатора.
В 14.30 мы пристегиваем привязные ремни и взлетаем. Я расположился сзади пилота, карты лежат передо мной. Радио настроено на И-н-Аменас, что координирует все операции по спасению. Мы принимаем передачу открытым текстом, причем слышимость красивая, и я могу оценить удачи, сделанные в данной области за пара лет. Мы летим над Тассилийским нагорьем в направлении И-н-Эззана по автостраде, ведущей в Мадаму, по которой должен был лететь потерпевший аварию самолет. Между двумя определениями я разглядываю местность в бинокль – мы находимся на высоте 1200 метров, что дает широкий обзор для наблюдений. Имеется ли у экипажа мелкие зеркальца, так именуемые SOS, отражающие пучки световых лучей, видимые за довольно много километров, мы не знаем. Мы ничего не видим.
Пилот делает расчеты и информирует нам собственный мнение, кажущееся в полной мере правдоподобным. В случае, если самолет достиг района Мадамы, не отыскал площадки для приземления и развернулся, то запаса горючего ему должно было хватить лишь чтобы сесть довольно много западнее Джанета.
Но где и как его искать, в случае, если в качестве ориентира мы имеем указание самого характера: «Садимся в уэд между двумя горами»? При вторых событиях это возможно было бы принять легко за глупую шутку, но в этом случае это скорее свидетельство полной растерянности пилота, не имевшего кроме того отдаленного понятия о том, где он находится.
Но мы совершенно верно знаем, что в качестве запаса продовольствия и воды у него с собой лишь пара бутылок минеральной и бутерброды. Следовательно, необходимо методично искать впредь до самого И-н-Эззана и, в случае, если с данной стороны мы ничего не найдём, продолжить поиски в противоположном направлении, другими словами к западу от Джанета.
Мы находимся в воздухе уже около часа, в то время, когда нас неожиданно вызывает И-н-Аменас.
«Внимание, внимание, примите сообщение. Самолет Пайпер XYZ найден разведывательным самолетом на Х°У’ северной широты, Х°У’ восточной долготы. Пилот увидел ходящего около самолета человека, но не имеет возможности осознать, это потерпевший аварию пилот либо местный обитатель. Финиш».
Я прошу И-н-Аменас повторить координаты и отмечаю их на карте. Самолет находится в центре массива Анахеф, в северо-восточной части Хоггара, другими словами к юго-западу от Джанета, что абсолютно подтверждает предположения отечественного пилота. Я отлично знаю район, о котором идет обращение, и знаю, что туареги в том месте фактически не бывают, а для вездеходов он недоступен. Запрашиваю сообщение с И-н-Аменасом.
«Слушаю!, И-н-Аменас. Место посадки самолета Пайпер XYZ для вездеходов недоступно. Отправляйте вертолет. Район кочевниками не населен. Увиденный – член экипажа. Финиш».
Два дня спустя мы выяснили, что экипаж вправду был спасен вертолетом и доставлен в Таманрассет. Лишь у одного из пассажиров нашлись силы, дабы встать, остальные так ослабели, что лежали в тени крыльев.