РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
оретическое обобщение пробует осмыслить и понять, связать в единое целое отдельные черты детской логики. К примеру, создатель прямо говорит довольно одной из центральных изюминок детского мышления, относительно синкретизма, что он есть прямым результатом детского эгоцентризма.
Так, и нам предстоит раньше всего взглянуть, в чем содержится данный эгоцентрический темперамент детского мышления и в какой связи он стоит со всеми остальными изюминками, составляющими в совокупности качественное своеобразие детской мысли если сравнивать с мыслью взрослого человека. Пиаже определяет эгоцентрическую идея как переходную, промежуточную форму мышления, располагающуюся с генетической, функциональной и структурной точек зрения между аути-стической мыслью и направленным разумным мышлением. Это, так, переходная ступень, связующее генетическое звено, промежуточное образование в истории развития мышления.
Это различение разумной, либо направленной, мысли и мысли ненаправленной, которую Э. какое количество11 внес предложение назвать аути-стической мыслью, Пиаже заимствует из теории психоанализа 12. «Идея направленная, — говорит он, — сознательная, т. е. она преследует цели, каковые светло представляются уму того, кто думает. Она разумна, т. е. приспособлена к действительности и пытается влиять на нее. Она заключает истину либо заблуждение, она выражается речью.
Аутистическая идея подсознательна, т. е. цели, каковые она преследует, либо задачи, каковые она себе ставит, не представляются сознанию. Она не приспособляется к внешней дей-С1вительности, а формирует сама себе мнимую реальность, либо реальность сновидения. Она пытается не к установлению истины, а к удовлетворению жажды и остается чисто личной. Как таковая она не может быть выражена конкретно речью, она выявляется в первую очередь в образах, а чтобы быть сказанной, обязана прибегать к косвенным приемам, вызывая при помощи мифов и символов эмоции, каковые ее направляют» (в том месте же, с. 95).
Первая форма мышления социальна. Она по мере развития нее больше и больше подчиняется законам опыта и чистой ло-шки. Идея же аутистическая, как показывает самое ее наименование, лична и подчиняется сумме особых законов, совершенно верно определять каковые тут нет потребности.
Между этими двумя крайними формами мысли «имеется довольно много разновидностей в отношении степени их сообщаемости. Эти промежуточные разновидности должны подчиняться особой логике, которая, со своей стороны, есть промежуточной между логикой разума и логикой аутизма. Мы предлагаем назвать
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
мыслью эгоцентрической основную из этих промежуточных форм, т. е. идея, которая, так же как и идея отечественных детей, старается приспособиться к действительности, не будучи информируема как таковая» (в том месте же, с. 96).
Еще яснее это положение довольно промежуточного характера эгоцентрической детской мысли Пиаже формулирует в другом месте, говоря: «Любая эгоцентрическая идея по собственной структуре занимает промежуточное место между аутисти-ческой мыслью (которая не направлена, т. е. витает по прихоти, как мечта) и направленным пониманием» (в том месте же, с. 229).
Не только структура, но и функция данной формы мышления заставляет поместить ее в генетическом последовательности между аутистиче-ским и настоящим мышлением. Как сообщено выше, функция этого мышления содержится не столько в приспособлении к действительности, сколько в удовлетворении собственных потребностей.
Это мышление не столько направлено на реальность, сколько на удовлетворение жажды. Это роднит эгоцентрическую идея с аутистической, но вместе с тем имеется значительные черты, каковые их разделяют. Ко мне относятся новые функциональные моменты, каковые сближают эгоцентрическую идея с направленной на реальность настоящей мыслью взрослого человека и выдвигают ее на большом растоянии вперед если сравнивать с логикой сновидения, грезы либо мечты.
«Мы назвали идея ребенка эгоцентрической, — говорит Пиаже,— хотя этим заявить, что эта идея остается еще аутистической по собственной структуре, но что ее интересы уже не направлены только на удовлетворение органических потребностей либо потребностей игры, как при чистом аутизме, но направлены кроме этого и на умственное приспособление, подобно мысли взрослого» (в том месте же, с. 374).
Так, и со стороны функциональной намечаются моменты, как сближающие, так и разделяющие эгоцентрическую идея от вторых двух крайних форм мышления. Рассмотрение этих моментов опять ведет к тому выводу, что образовывает главную догадку Пиаже, что «идея ребенка более эгоцентрична, чем отечественная, и что она является срединой между аутизмом в строгом смысле слова и социализированной мыслью» (в том месте же, с. 376).
Возможно, направляться сначала подметить, что в данной двойственной характеристике эгоцентрической мысли, Пиаже подчеркивает все время моменты, скорее сближающие эгоцентрическую идея с аутизмом, чем разделяющие их. В одном из последних параграфов книги он со всей решительностью напоминает ту истину, что «для эгоцентрической мысли игра в общем есть главным.законом» (в том месте же, с. 401).
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
Особенно заметно проявляется это подчеркивание сближающих, а не разделяющих моментов в чёрте одного из главных проявлений эгоцентрической мысли — синкретизма. Пиаже разглядывает другие черты и синкретизм детской логики как прямой итог детского эгоцентризма. Вот что говорит он об данной чуть ли не центральной особенности детской логики: «При чтении результатов отечественных работ возможно, пожалуй, поразмыслить, что эгоцентрическая идея, создающая явления синкретизма, ближе к аутистической мысли и к сновидению, чем к логической мысли. Факты, каковые мы только что обрисовали, вправду воображают разные нюансы, роднящие их со сновидением либо с мечтами» (в том месте же, с. 173).
Но и тут Пиаже склонен разглядывать механизм синкретической мысли как посредующий момент между логической мыслью и тем, что психоаналитики назвали храбрым словом—«символизм» сновидений. 3. Фрейд, как мы знаем, продемонстрировал, что в сновидении действуют две главные функции, управляющие происхождением образов сновидения: сгущение, которое заставляет сливаться пара разных образов в один, и перемещение, которое переносит с одного предмета на другой принадлежащие первому показатели.
Ж. Пиаже, следуя за К. Д. Ларсоном, считает, что «между -jthmh функциями перемещения и сгущения и функциями обобщения (которое есть видом сгущения) должны иметься промежуточные звенья. Синкретизм именно и есть самым значительным из этих звеньев» (в том месте же, с. 174). Мы видим, T.-IMIM образом, что не только эгоцентризм как база детской логики, но и его основные проявления, как синкретизм, рассматриваются в теории Пиаже в качестве промежуточных переходных форм между логикой мышления и логикой сновидения.
Синкретизм, говорит он в другом месте, по самому собственному Механизму есть промежуточным звеном между аутистиче-choit мыслью и логической, как, но, и все другие проявления эгоцентрической мысли. Для этого последнего сравнения МЫ и остановились на примере синкретизма. Как видим, то, что Пиаже утверждает в отношении синкретизма, он распространяет и на все другие особенности, на все другие проявления детской эгоцентрической мысли.
Для выяснения центральной для всей теории Пиаже идеи об эгоцентрическом характере детского мышления остается обрисовать третий и главный момент, конкретно генетические отношения, в которых стоит эгоцентрическая идея к логике сновидения, к чистому аутизму, с одной стороны, и к логике разумного мышления, с другой. Мы видели уже, что в структурном и функциональном отношениях эгоцентрическая идея рассматри-wicicH Пиаже как промежуточное соединительное звено между
Л С. ВЫГОТСКИЙ
этими двумя крайними ступенями в развитии мышления. Так же совершенно верно решает Пиаже вопрос и довольно отношений и генетических связей, объединяющих эти три группы в развитии мышления.
Исходной, главной идеей всей его концепции развития мышления в целом и источником генетического определения детского эгоцентризма есть положение, заимствуемое им из теории психоанализа, конкретно положение о том, что первичной, обусловленной самой психотерапевтической природой ребенка формой мышления есть аутистическая форма; реалистическое же мышление есть поздним продуктом, как бы навязываемым ребенку извне посредством долгого и систематического принуждения, которое оказывает на ребенка окружающая его социальная среда.
«Умственная деятельность, — исходит из этого Пиаже, — не есть полностью деятельностью логической. Возможно быть умным и одновременно с этим не весьма логичным» (в том месте же, с. 372). Разные функции ума вовсе не связаны между собой нужно так, дабы одна не имела возможности видеться без второй либо раньше второй. «Логическая деятельность — это доказывание, это искание истины, нахождение же решения зависит от воображения, но самая потребность, самая потребность в логической деятельности появляется достаточно поздно» (в том месте же).
«Это запаздывание, — говорит Пиаже, — разъясняется двумя обстоятельствами: во-первых, идея идет на работу яркому удовлетворению потребностей значительно раньше, чем принуждает себя искать истину. Самый произвольно появляющееся мышление — это игра либо, по крайней мере, некое миражное воображение, которое разрешает принимать чуть появившееся желание за осуществимое. Это замечали все авторы, изучавшие детские игры, детские показания и детскую идея.
То же самое с убедительностью повторил и Фрейд, установив, что принцип удовольствия предшествует принципу действительности. А ведь идея ребенка до 7—8-летнего возраста проникнута тенденциями игры, в противном случае говоря — до этого возраста очень тяжело различить выдумку от мысли, принимаемой за правду» (в том месте же).
Так, аутистическое мышление представляется с генетической точки зрения ранней, первичной формой мышления, логика появляется довольно поздно, и эгоцентрическая идея занимает с генетической точки зрения среднее место, образует переходную ступень в развитии мышления от аутизма к логике.
Чтобы узнать во всей полноте эту концепцию эгоцентризма детской мысли, нигде, к сожалению, не сформулированную автором в связном, систематическом виде, но являющу-
юся определяющим причиной всего его построения, мы должны остановиться еще на одном моменте, именно на вопросе о происхождении этого эгоцентрического характера детского мышления и на его, в случае, если возможно так выразиться, количестве либо охвате, т. е. на границах, на пределах этого явления в разных сферах детского мышления. Корни эгоцентризма Пиаже видит в двух событиях. Во-первых, за психоанализом, в асоциаль-ногги ребенка и, во-вторых, в необычном характере его практической деятельности.
Ж- Пиаже неоднократно говорит, что его главное положение довольно срединного характера эгоцентрической мысли есть гипотетическим. Но эта догадка так очевидно близка к здравому смыслу, представляется столь очевидной, что факт детского эгоцентризма представляется ему чуть ли оспоримым. Целый вопрос, которому посвящена теоретическая часть данной книги, содержится в том, дабы выяснить, эгоцентризм ли влечет за собой те трудности выражения и те логические явления, каковые рассматриваются Пиаже, либо дело происходит напротив.
«Но ясно, что с позиций генетической, — вычисляет Пиаже, — нужно отправляться от деятельности ребенка чтобы растолковать его идея. А эта деятельность, вне всякого сомнения, эгоцентрична и эгоистична. Социальный инстинкт начинается в ясных формах поздно. Первый критический период в этом отношении направляться отнести к 7—8 годам» (в том месте же, с. 377). К этому же возрасту Пиаже относит и приурочивает первый период логического размышления, и первые упрочнения, каковые делает ребенок, дабы избегнуть последствий эгоцентризма.
В сущности говоря, эта попытка вывести эгоцентризм из позднего развития социального инстинкта и из биологического эгоизма детской натуры содержится уже в самом определении эгоцентрической мысли, которая рассматривается как личная идея в противоположность социализированной мысли, которая для Пиаже сходится с мыслью разумной, либо реалистической.
Что касается второго вопроса относительно объема либо охвата сферы влияния эгоцентризма, то нужно заявить, что Пиаже склонен придавать универсальное значение, абсолютизировать это явление, считая его не только главным, первичным, коренным для всего поведения и детского мышления, но и общим. Так, мы видели, что все решительно проявления детской логики во всем их многообразии и богатстве, Пиаже разглядывает как прямые либо отдаленные проявления детского эгоцентризма. Но этого мало — влияние эгоцентризма распространяется не только вверх, по линии следствий, вытекающих из этого факта, но и вниз, по линии обстоятельств, каковые обусловили его происхождение.
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
Пиаже, как уже сообщено, эгоцентрический темперамент мышления ставит в сообщение с эгоистическим характером деятельности ребенка, а эту последнюю — с асоциальным характером всего развития ребенка до 8-летнего возраста.
В отношении отдельных, самые центральных проявлений детского эгоцентризма, к примеру в отношении синкретизма детской мысли, Пиаже прямо и недвусмысленно говорит, что перед нами особенности, отличающие не ту либо иную сферу детского мышления, но определяющие собой мышление ребенка в целом. «Синкретизм, — говорит он, — пронизывает, так, всю идея ребенка» (в том месте же, с. 390). «Детский эгоцентризм,— говорит он в другом месте, — представляется нам большим до возраста 7—8 лет, в то время, когда начинают устанавливаться навыки социализированной мысли. Но до 7У2 лет следствия эгоцентризма, и в частности синкретизм, пронизывают всю идея ребенка, как чисто словесную (словесное познание), так и направленную на яркое наблюдение (познание восприятий). По окончании 7—8 лет эти черты эгоцентризма te исчезают мгновенно, но остаются кристаллизованными в самая отвлечённой части мысли, которую весьма тяжело оперировать, то есть в плане чисто словесной мысли» (в том месте же, с. 153).
Последнее не оставляет сомнений в том, что сфера влияния эгоцентризма, по Пиаже, до 8 лет сходится конкретно со всей областью восприятия и детского мышления в целом. Своеобразие того перелома, что проделывает развитие детского мышления по окончании 8 лет, содержится именно в том, что данный эгоцентрический темперамент мысли сохраняется только в известной части детского мышления, только в сфере отвлеченного рассуждения. Между 8 и 12 годами влияние эгоцентризма ограничено одной сферой мысли, одним ее участком. До 8 лет оно очень и занимает всю территорию детской мысли в целом.
Таковы в общем главные моменты, характеризующие концепцию эгоцентрической мысли в теории Пиаже, концепцию, имеющую, как уже сообщено, центральное, определяющее значение для всех его изучений, являющуюся ключом к пониманию анализа фактических материалов, содержащихся в книге.
Естественным выводом из данной концепции есть положение Пиаже, гласящее, что эгоцентрический темперамент мысли так нужно внутренне связан с самой психотерапевтической природой ребенка, что он проявляется в любой момент закономерно, неизбежно, устойчиво, независимо от детского опыта. «Кроме того опыт, — говорит Пиаже, — не в силах вывести из заблуждения настроенные так детские умы; виноваты вещи, дети же — ни при каких обстоятельствах.
Дикарь, призывающий дожць волшебным обрядом, растолковывает собственный неуспех влиянием злого духа. В соответствии с меткому выра-
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
жению, он непроницаем для опыта. Опыт разуверяет его только в отдельных, очень особых технических случаях (земледелие, охота, производство), по данный мимолетный частичный контакт z действительностью нисколько не воздействует на неспециализированное направление его мысли. И не то ли не редкость у детей и еще с громадным основанием, потому что все их материальные потребности предотвращены заботой своих родителей, так что, пожалуй, лишь в ручных играх ребенок знакомится с сопротивляемостью вещей?» (в том месте же, с. 372—373).
Эта непроницаемость ребенка для опыта связывается для Пиа*е с его главной идеей, заключающейся в том, что «детскую идея нельзя изолировать от факторов воспитания и от всех тех влияний, которым взрослый подвергает ребенка, но эти влияния не отпечатываются на ребенке, как на фотографической пленке, они ассимилируются, т. е. деформируются живым суще-ствоу, которое им подвергается, и внедряются в его собственную субстанцию. Вот эту-то психотерапевтическую субстанцию ребенка, в противном случае говоря, функционирование и эту структуру, характерное детской мысли, мы и старались обрисовать и в известной мере растолковать» (в том месте же, с. 408).
В этих словах раскрывается главная методологическая установка всего изучения Пиаже, пробующего изучить психе логическую субстанцию ребенка, которая ассимилирует влияния социальной среды и деформирует их в соответствии с своим собственным законам. Данный эгоцентризм детской мысли и разглядывает Пиаже, кратко говоря, как следствие деформации социальных форм мышления, внедряющихся в психотерапевтическую субстанцию ребенка, — деформации, совершающейся по законам, по которым живет и начинается эта субстанция.
Мы подошли близко, затронув эту последнюю и как бы вскользь кинутую автором формулировку, к вскрытию философии всего изучения Пиаже, к проблеме социальных и биологических закономерностей в психологическом развитии ребенка, к вопросу о природе детского развития в целом.
Об данной методологически самая сложной стороне дела, остающейся в высшей степени мало раскрытой в изложении автора мы будем говорить очень и дальше. Нас прежде должны интересовать критика и рассмотрение изложенной концепции детского эгоцентризма по существу, с позиций теоретической и фактической состоятельности данной концепции.
Но аутистическое мышление, разглядываемое с позиций филогенетического и онтогенетического развития, не есть первичной ступенью в умственном развитии ребенка и чело-
2* 35
Л С ВЫГОТСКИЙ
вечества. Оно вовсе не есть примитивной функцией, исходной точкой всего процесса развития, начальной и главной формой, из которой берут начало все остальные.
Кроме того разглядываемое с позиций биологической эволюции и с позиций биологического анализа поведения младенца, аутистическое мышление не оправдывает главного положения, выдвинутого Фрейдом и принятого Пиаже, — положения, гласящего, что аутизм есть первичной и главной ступенью, над которой надстраиваются все предстоящие ступени в развитии мышления, что самый рано появляющееся мышление, это, говоря словами Пиаже, некое миражное воображение, что принцип наслаждения, управляющий аутистическим мышлением, предшествует принципу действительности, управляющему логикой разумного мышления. И самое превосходное, что к этому выводу приходят именно биологически ориентированные психологи, и в частности создатель учения об аутистическом мышлении Э. Блейлер.
Совсем сравнительно не так давно он указал на то, что самый термин «аутистическое мышление» дал предлог для весьма многих недоразумений. В это понятие стали вкладывать содержание, сближающее аутистическое мышление с шизофреническим аутизмом, его стали отождествлять с эгоистическим мышлением и т. д. Исходя из этого Блейлер внес предложение на данный момент именовать аутистическое мышление ирреалистическим, противополагая его реалистическому, рациональному мышлению. Уже за данной вынужденной переменой наименования прячется в высшей степени серьёзное изменение содержания самого понятия, которое обозначается этим именем.
Это изменение замечательно выразил сам Блейлер в изучении, посвященном аутистическому мышлению (1927). В этом изучении он со всей прямотой ставит вопрос о генетическом соотношении аутистического и разумного мышления. Он показывает на то, что в большинстве случаев аутистическое мышление принято помещать на генетически более ранней ступени, чем мышление рациональное. «Так как реалистическое мышление, функция действительности, удовлетворение сложных потребностей действительности нарушаются под влиянием заболевания значительно легче, нежели аутистическое мышление, которое выдвигается благодаря больного процесса на первый замысел, то французские психологи во главе с П. Жанэ 13 предполагают, что настоящая функция есть самая высокой, самая сложной. Но ясную позицию занимает в этом отношении лишь Фрейд. Он прямо говорит, что на протяжении развития механизмы наслаждения являются первичными. Он может представить себе таковой случай, что грудной ребенок, настоящие потребности которого абсолютно удовлетворяются матерью без его помощи, и развивающийся в яйце
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
цыпленок, отделенный скорлупой от внешнего мира, живут еще аутистической судьбой. Ребенок «галлюцинирует», по всей видимости, об удовлетворении его внутренних потребностей и обнаруживает собственный неудовольствие при нарастающем отсутствии и раздражении удовлетворения моторной реакцией в форме барахтанья и крика, после этого переживает галлюцинаторное удовлетворение» (в том месте же, с. 55—56).
Как видим, Блейлер формулирует тут то же самое главное положение из психоаналитической теории детского развития, на которое опирается и Пиаже, определяя эгоцентрическое детское мышление как переходную ступень между этим первичным, изначальным аутизмом (что Пиаже в другом изучении, посвященном психологии младенческого возраста, именует совсем последовательно эгоцентризмом), доведенным до логического предела, т. е. солипсизмом, и рациональным мышлением.
Против этого положения Блейлер выдвигает, нам думается, несокрушимые с генетической точки зрения доводы. «С этим, — говорит он, — я не могу дать согласие. Я не вижу галлюцинаторного удовлетворения у младенца, я вижу удовлетворение только по окончании настоящего приема пищи, и я обязан констатировать, что цыпленок в яйце пробивает себе дорогу не посредством представлений, а посредством физически и химически принимаемой пищи.
Замечая более взрослого ребенка, я кроме этого не вижу, дабы он предпочитал мнимое яблоко настоящему. Им-бецил и дикарь являются настоящими, настоящими политиками, л последний (совершенно верно равно как и мы, стоящие на вершине мыс-„шгсльной способности) делает собственные аутистические глупости 1ишь в тех случаях, в то время, когда его его опыт и разум выясняются недостаточными: в его представлениях о космосе, о явлениях природы, в его понимании других ударов и болезней судьбы, в защитных мероприятиях от них и других сложных для него соотношениях.
У имбецила аутистическое мышление упрощено равно как и реалистическое. Я нигде не могу отыскать жизнеспособное суще-( изо либо кроме того представить себе такое существо, которое не реагировало бы первым делом на реальность, которое но действовало бы совсем независимо от того, на какой бы низкой ступени развития оно ни стояло; и я не могу себе пред-павить кроме этого, дабы ниже определенной ступени организации имели возможность существовать аутистические функции. Для этого необхо-шмы сложные свойства к воспоминанию. Так, психология животных (за исключением немногих наблюдений и,1Д высокостоящими животными) знает лишь настоящую Фпкцию.
Л. С ВЫГОТСКИЙ
Но это несоответствие легко разрешимо: аутистическая *
функция не есть столь примитивной, как простые формы ре
альной функции, но в некоем смысле она более примитивна,
чем высшие формы последней в том виде, в каком они развиты )
у человека. Низшие животные владеют только настоящей функ- *
цией. Нет для того чтобы существа, которое мыслило бы только . •
аутистически; начиная с определенной ступени развития, к реа- I
диетической функции присоединяется аутистическая и с этих -щ
пор начинается вместе с ней» (в том месте же, с. 57—58). •
Вправду, стоит лишь от общих положений о примате принципа наслаждения, сновидения и логики мечты над реалистической функцией мышления обратиться к рассмотрению настоящего хода развития мышления в ходе биологической эволюции, дабы убедиться в том, что первичной формой интеллектуальной деятельности есть действенное, практическое мышление, направленное на реальность и воображающее одну из главных форм приспособления к новым условиям, к изменяющимся обстановкам окружающей среды.
Допустить, что функция грезы, логика сновидения первичны с позиций биологической эволюции, что мышление появилось в биологическом последовательности и развивалось при переходе от низших, животных форм к высшим и от высших к человеку как функция самоудовлетворения, как процесс, подчиненный принципу наслаждения, есть нонсенсом конкретно с биологической точки зрения. Допустить изначальность принципа наслаждения в развитии мышления — значит сделать биологически необъяснимым процесс происхождения той новой психологической функции, которую мы именуем интеллектом либо мышлением.
Но и в онтогенетическом последовательности допустить галлюцинаторное удовлетворение потребностей в качестве первичной формы детского мышления — значит проигнорировать тот неоспоримый факт, что, говоря словами Блейлера, удовлетворение наступает только по окончании настоящего приема пищи; проигнорировать то, что и более взрослый ребенок не предпочитает мнимое яблоко настоящему.
Действительно, главная генетическая формула Блейлера, как мы попытаемся продемонстрировать ниже, не разрешает вопроса довольно генетических связей, существующих между аутистическим и реалистическим мышлением, со всей полнотой, но в двух моментах она нам думается неоспоримой. Во-первых, в указании на довольно позднее происхождение аутистической функции и, во-вторых, в указании на биологическую несостоятельность представления о изначальности и первичности аутизма.
Мы не начнём проводить дальше той схемы филогенетического развития, в которой Блейлер пробует наметить и связать основные этапы в ходе происхождения этих двух форм
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
мышления. Скажем лишь, что происхождение аутистической функции он относит только к четвертому этапу развития мышления, в то время, когда понятия комбинируются вне стимулирующего действия внешнего мира, соответственно накопленному опыту в выводы и логические функции, распространяющиеся с уже пережитого на еще малоизвестное, с прошедшего на будущее, в то время, когда делается вероятной не только оценка разных случайностей, не только свобода действия, но и связное мышление, состоящее только из картин воспоминания, без связи со случайными раздражениями органов эмоций и с потребностями.
«Только тут, — говорит он, — может присоединиться аути-стическая функция. Только тут смогут существовать представления, каковые связаны с интенсивным эмоцией наслаждения, каковые создают жажды, удовлетворяются их фантастическим осуществлением и преобразовывают внешний мир в представлении человека потому, что он не мыслит себе (отщепляет) неприятное, лежащее во внешнем мире, присоединяя к собственному представлению о последнем приятное, изобретенное им самим. Следовательно, ирреальная функция не может быть примитивнее, чем начатки настоящего мышления, она обязана развиваться параллельно с последним. *
Чем более сложным и более дифференцированным делается логическое мышление и образование понятий, тем, с одной стороны, более правильным делается их приспособление к действительности и тем большей делается возможность освобождения от влияния эффективности. Но, иначе, в такой же мере увеличивается возможность влияния эмоционально окрашенных энграмм из эмоциональных представлений и прошлого, относящихся к будущему.
Бессчётные мыслительные комбинации делают вероятным нескончаемое разнообразие фантазий, тогда как суще-С1вование бесчисленных эмоциональных воспоминаний из прошедшего и столь же аффективных представлений о будущем прямо-таки вынуждает к фантазированию.
С развитием их отличие между обоими видами мышления делается все более резкой; последние становятся в итоге прямо противоположными друг Другу, что может привести к все более и более тяжелым конфликтам; и в случае, если обе крайности не сохраняют в индивиде приблизительного равновесия, то появляется, с одной стороны, тип мечтателя, что занят только фантастическими комбинациями, что не считается с действительностью и не проявляет активности, и,
* Мы вычисляли бы неправильным и не соответствующим настоящей ( южностп процессов развития этих двух видов мышления обозначение их как н.пиллельно протекающих процессов.
Л С ВЫГОТСКИЙ
с другой — тип трезвого, настоящего человека, что в силу ясного, настоящего мышления живет лишь данным моментом, не заглядывая вперед. Но, не обращая внимания на данный параллелизм в филогенетическом развитии, реалистическое мышление оказывается по многим основаниям более развитым, и при неспециализированном нарушении психики настоящая функция поражается в большинстве случаев значительно посильнее» (в том месте же, с. 60—62).