Праздник, посвященный этому божеству, в других местах Осетии был известен называющиеся Хорыс?рты кувд. Если судить по заглавию, в жертву приносились первые зерна созревшего и частично собранного урожая. Практически он завершал деятельный цикл земледельческих работ.
В 1887 г. в статье некоего В. X. «Кое-что о дигорцах» отмечен интересный ритуал на осеннем празднике в честь покровителя урожая Хуарелдара. «В самый сутки праздника, любая семья планирует у себя дома и молится всевышнему урожая, по окончании молитвы хозяйка набирает в мелкую древесную чашку разных зерен и ходит взад и вперед от сенец до кухни, приговаривая: «Хуар-хуар! Хуар мед?гм?, золкъ?, мист? — ?нд?м?! — Всевышний, всевышний урожая, пошли больше всякого хлеба в дом, а червей и грызунов изгони». После этого все садятся за стол едят и выпивают» (10, I, с. 240).
Подобный волшебный ритуал, но с солодовыми пирожками совершали и по окончании пахоты. В иронской среде он именовался Зулчъыты бон — «Сутки червей», а в дигорском — Бугъ?гал?н сабат — «Суббота выбрасывания мусора». Конечно предполагать прямую направленность этих действ при посеве и по окончании сбора урожая. Они должны были предохранить посаженные и собранные зерновые культуры от грызунов и вредителей.
В середине ноября в ряде мест горной Осетии устраивали поминальное торжество, которое именовалось Саг?йтты ?хс?в/?хсирф?фтау?н. В семьях, закончивших уборку, в четверг вечером готовили угощение, посвящаемое покойникам. По словам Б. Каргиева все обращались к небесным покровителям, дабы покойники на том свете закончили собственные осенние работы и более не тревожили сельскохозяйственный инвентарь, который связан с заготовкой и уборкой зерна сена — «Кувг? д?р ск?нынц ф?зз?джы дзу?ртт?н, ц?м?й с? м?рдт? ныууадзой с? ф?зз?джы кус?ндзаум?тт?: ц?семь дней?, ?хсырфыт?, саг?йтт?, халам?рз?нт? ?м? ?нд?рт?, ц?м?й уыцы кус?нг?рзт?й-дард?р мауал тух?н к?ной м?рдты б?ссты» (13, 1988, № 2, с 113).
Нет сомнения, что данный праздник появился во времена, в то время, когда жизнь на земле представлялась предверием настоящей вечной жизни на небе. И однако данный поминальный праздник продолжил собственный бытование до первой трети этого века. За ним шел еще один домашний праздник. В воскресенье за чемь дней до праздничных дней в честь Уастырджи осетины отмечали праздник зыгуымон. В самом заглавии происходящим от зыгуым/зугум — «мякина», содержится необычный намек. Считалось, что к этому дню все сельскохозяйственные работы были закончены (5, т. VI, с. 318).
Следующее воскресенье, предпоследней семь дней ноября все осетины от Цхинвала на юге, до Моздока на севере Осетии отмечают праздник в честь Уастырджи. От четко фиксированного праздника Майр?мыкуадз?н эти праздники наступали спустя двенадцать недель. значимость и Масштабы этого праздника в классическом быту осетин тяжело преувеличить. Еще бы, поскольку он посвящен популярному божеству Уастырджи/Уасгерги.
Как и многие осетинские божества, которые связаны с христианским культурным миром, в его имени имеется слог уац/уас. В оценке В.Ф. Миллера «вторая часть имени этого популярного святого имеется, без сомнений, искажение имени Гиорги, первая часть та же, что в имени Уацилла. Св. Георгий представляется покровителем мужчин, наездником на чудном белом коне. Уастырджи считается бичом воров, мошенников, клятвоприступников, убийц и покровителем честных домашних и людей животных. Имя его довольно часто произносится в богословиях и клятвах. Про него ходит в Осетии довольно много преданий… К поздней осени относится праздник Уастырджи. Простые кувды, пирушка и жертва совершаются около молельни Уастырджи, которую аул сооружает на возвышенном месте, откуда Уастырджи может комфортно следить за людьми и скотом.
Отобедав, богомольцы садятся на лошадей и, объехав на них около молельни со словами: «Уастырджи, соблюди нас и лошадей отечественных», — возвращаются в аул. В ауле молодежь продолжительно поет песни Уастырджи: «Ух! Св. Георгий! Да съедим мы твои болезни! Окажи помощь вот этому дому, умножь скот его и хлеба и т. п. посещение и Пение отдельных саклей длится до утра.» (7, II, с. 242, 288).
К дням этого святого все сельскохозяйственные работы были закончены и народ радостно распоряжался плодами собственного труда. Говорю это по причине того, что праздник не исчерпывался одним днем, а охватывал целую семь дней. В воскресенье в ночь незадолго до торжественного понедельника в некоторых семьях приносили в жертву намерено откормленного быка, отчего данный сутки именуется Гал?рг?вд?н хуыцаубон/хуацау?хс?в. Ниболее почетным считалась ночь с понедельника на вторник торжественной семь дней. Она именовалась Уастырджийы ?хс?в и в ту ночь устраивалось моление и обязательное жертвоприношение намерено сваренным к празднику пивом. Старались почетные части ритуальной пищи освятить у стенку соответствующего святилища. Днем во вторник устраивается общественная трапеза и общинное моление по общепринятым нормам, о которых обращение будет в следующей главе. Мясо жертвенного быка распределялось по всем семьям участников данной ритуальной трапезы. Ровно спустя семь дней устраивали проводы праздника, узнаваемые называющиеся Уастырджийы ф?дз?хс?н.
В ряде мест празднование растягивалось еще на 7 дней. Особенным размахом оно проходило в Куртатии у стенку средневековой христианской церквушки Дзвгисы-дзуар. Празднества тут проходили с таким размахом, что по оценкам очевидца Б. Каргиева лишь в танцах участвовало как минимум 300–400 человек. Столько же людей следило за танцами молодежи со стороны. В конных джигитовке и состязаниях тут на поляне Дзуарварс приняло участие по скромным подсчетам до 200–300 наездников. Тут же возможно было видеть впредь до 30-х годов этого века народно-драматические представления ряженых. Одним словом размах праздника был нартовский. О святилище и празднике при нем мной опубликована статья, что разрешает не останавливаться на этом сюжете (17, с. 139–160).
Внимание читателей желаю привлечь к второму нюансу данной темы. Как продемонстрировали изыскания В.Ф. Миллера и В.И. Абаева наименование Уастырджи|Уасгерги — имеется приспособленное к нормам осетинского языка имя Св. Георгия, вошедшее в аланско-осетинскую среду во время принятия христианства и раннего знакомства, случившегося до первой четверти X века. Но хорошо как мы знаем, что в христианской церкви, в частности греческой и русской, сутки Св. Георгия каждый год отмечается 6 мая (23.4. ст. ст.). В Осетии эта дата фактически была малоизвестна. Такое несовпадение дат дало базу для сомнений о единстве этого осетинского божества с христианством.
Представляется, что в данной связи нужно отыскать в памяти еще один достаточно старый канал христианской информации в Осетию, то есть: соседнюю Грузию. Данный факт нужно иметь в виду, что праздник в честь Уастырджи именуется осетинами Джиоргуыба/Гиоргоба — заглавием, производным от одноименного грузинского Горгоба. Праздник в честь св. Георгия в Грузии отмечают два раза, первый раз весной совместно со всем православным миром, а второй раз — 23 ноября (10.11. ст. ст.). Данный праздник в память колесования праведника Георгия отмечается лишь грузинской церковью. Сейчас осетины отмечают торжества во имя самого популярного божества Уастырджи. Следовательно, в отечественном распоряжении выясняется торжественная дата популярная в одном из старейших оплотов кавказского христианства.
Дабы разобраться во всем этом, нужно отыскать в памяти сюжеты из агиографической литературы о деяниях святого праведника Георгия Победоносца. Георгий был узнаваемый солдат, помогавший при римском императоре Диоклетиане. Он принял христианство и за веру был продолжительно мучим. Отважного 30-летнего солдата колесовали, он был привязан к древесному колесу и крутим над доской с металлическими остриями. Но силы небесные не дали умереть ему за веру. Бессчётные мучения святого Георгия умножали число христиан. В израненном состоянии он дожил до 23 апреля следующего 303 года и был казнен по приказу Диоклетиана через усекновение главы. В 324 году юная римлянка Нина из Каппадокии, землячка и по отцу родственница св. Георгия, по окончании прекрасного сна и благословления ангела небесного, стала миссионером.
Благодаря проповедям святой равноапостольной Нины, населения украины, и первым делом аланы и иберы, были приобщены к учению Христа. В собственных проповедях она упоминала имя собственного родственника и вводила среди новообращенных праздник памяти дня колесования св. Георгия. Событие это относилось к 10 ноября по юлианскому календарю, а по новому стилю — 23 ноября. Так, сутки памяти св. праведника Георгия Победоносца либо по-грузински Горгоба празднуется с IV века н. э. Святая Нина вела собственные проповеди и среди алан, старейших и ближайших соседей иберов. Все это содействовало, правда существенно позднее IV века, распространению этого праздника среди алан-осетин называющиеся Джиоргуыба/Гиоргоба. В противном случае говоря, мы имеем дело с чисто кавказским христианством праздником. В греческой и русской церкви отмечается не сутки колесования, а отшествия и день смерти к Небесному Воинству — 23 апреля по ветхому и 6 мая — по новому стилю.
Конечно, что таковой разнобой потребовал какого-либо объяснения, и оно не замедлило показаться. В работе грузинского библиофила Захария Чичинадзе «История Осетиии по грузинским источникам» (Тифлис, 1913) приведена легенда. В ней отразилось народное истолкование этого факта. Якобы осетин выпросил у св. Георгия право отмечать праздник в его честь не весной, а в осеннюю пору. Мотивировалось все тем, что во славу Уастырджи он желал принести в жертву откормленного барана, а не только появившегося ягненка. Нужно считать, что просьба эта была удовлетворена.
Практически осеннее празднество в честь Уастырджи есть необычным заговением на Рождественский пост (с 28 ноября по 6 января), в то время, когда последний раз разрешается вкушать скромную пищу перед постом. В данной связи напомню, что по народному календарю часть осетин постилась 14 дней перед Рождеством. Нет сомнения, что эти 14 дней говения являются отражением упоминаемого христианского поста. Этот факт есть еще одним свидетельством их предков и знакомства осетин с догматами христианства. Причем, как возможно делать выводы, весьма ранним.
В данной связи нельзя не отметить тот интересный факт взаимосплетения раннего христианства с классическими верами. Хорошо как мы знаем, что христианизация не проходила столь скоро и гладко, как это изображается в книжках. Сложившаяся совокупность навыков и представлений мышления содействовала сохранению в виде святых линия принадлежавших языческим божествам. «В следствии утвердилась церковная обрядность, в принципе враждебная язычеству и, с позиций богословов, не имевшая ничего общего со ветхими народными обычаями, а на деле частично компенсировавшая вчерашних язычников, каковые не вникая в верховный трансцендентальный суть христианской литургии вряд ли дешёвой их разумению, видели в ней комплекс ритуалов, частично удовлетворявших их религиозно-практические потребности. Но только частично, потому что жертвы и возлияния идолам и до крещения ни в коей мере не исчерпывали средств, при помощи которых человек в аграрном обществе старается обеспечить собственный безопасность и благополучие» (16, с. 48).
Эта идея известного исследователя культуры А.Я. Гуревича идеально растолковывает тесное переплетение праздничных дней классического осетинского календаря с христианскими праздниками. Фактически, По другому и не могло быть, поскольку отечественные далекие предки были привычны с христианством с VI века.
ГЛАВА III. ПИР
Ответственным структурным элементом любого праздника есть коллективная трапеза. Она представляет собой сложный университет с разными половозрастными, социальными и религиозными функциями. Пища, ее состав, приуроченность, поведения и правила приёма не только сопровождают обрядовую практику, но и являются органической частью ритуала.
Модели питания предполагают и широкое потребление разных напитков. Возможно нет таких культур, каковые не нашли собственного решения проблемы напитков, среди них и алкогольных. Классическое сознание идентифицировало их с способом поклонения и формой жертвоприношения небесным силам. Их потребление сопровождало все ритуально-респектабельные трапезы мужчин и являлось ярким элементом сюжета.
Соответственно и связанная с приготовлением и особенно потреблением напитков и пищи утварь наделялась подобными качествами. В этом смысле все соответствующие приёмы и традиционные предметы и действия с ними были не просто вещи либо абстракции, они являлись яркой частью целительных свойств и тех сил, каковые они персонифицируют. Исходя из этого имеется прямой суть, прежде остановиться на некоторых примерах классической утвари.
Утварь
В далеком прошлом человека окружало вещей довольно много меньше, чем на данный момент, и пребывали они в активном потреблении продолжительнее. Человек был связан со своим имуществом тесными узами, чуть ли не личностными отношениями. Объекты материального окружения не только воплощали качества их создателей, но и имели возможность иметь собственное имя, жизнь и судьбу. Возможности для ответа этих неприятностей скрыты в широком привлечении методов и идей семиотики. Они основаны на том факте, что каждое явление либо вещь кроме определенных утилитарных, практических функций владеет еще и семиотическими либо знаковыми. В зависимости от актуализации той либо другой функции, любой бытовой предмет может восприниматься как вещь и как символ либо как вещь со знаком.
В этом случае обратим отечественное внимание на один из предметов классического быта — низкий столик на трех ножках с круглой столешницей известного у осетин называющиеся фынг/финг?. В классическом жилище осетин и соседних кавказских народов это был непременный элемент интерьера. По рассказам знатоков народного быта таковой столик подавали раздельно каждому гостю либо же один на двоих, максимально — трех человек. По окончании трапезы их убирали, в большинстве случаев вешали на стенку. В отечественном современном понимании это думается маловероятным, исходя из этого напомню, что речь заходит о маленьком столике.
Высота их бывала впредь до 50–60 см, но высоты современных столов европейского типа все узнаваемые образцы не достигали. По существу это были не столы в отечественном понимании, а блюда на трех ножках. Наличие бортика по всей окружности столешницы говорит в пользу данного предположения. Материалы осетинского языка подтверждают отечественные наблюдения. Слово фынг охватывает широкий круг, в пределах которого отмечается колебание таких понятий как: «стол/посуда/угощение». Подобная картина прослеживается в языке грузин, карачаевцев и балкарцев.
Лингвистические изыскания проф. В.И. Абаева разрешают сказать о происхождении слова фынг. По его авторитетному точке зрения оно пребывает в родственной связи с древнеиндийскими, иранскими и греческими словами и есть по собственному корню староосетинским (5, т.1. с.498). Со своей стороны, все это говорит о впечатляющем возрасте круглых столиков на трех ножках. Тот факт, что по окончании трапезы их вешали на стенку, говорит о генетических связях с кочевым бытом скифов. По свидетельству древнего автора Аммиана Марцелина, еще в четвертом веке н. э. часть алан вела кочевой образ судьбы. Конечно, что кочевнические традиции нашли собственный отражение в повседневном быту последующих поколений.
Весьма увлекательные образцы треногих древесных столиков найдены в аланских катакомбах. В первый раз такая находка была сделана в Архонском могильнике, датируемом VII—VIII столетиями. После этого маленький треногий столик был раскопан в Рим-горском могильнике неподалеку от г. Кисловодска. Еще один «фынг» был найден в катакомбах у сел. Хасаут в Карачае. Предварительный анализ находок разрешил сделать вывод о том, что мы имеем совпадение не только формально-типологическое, но и функционально-идеологическое. Исходя из этого мы вправе видеть тут единую линию развития, одну характерную культурную традицию, показывавшую на долгое переживание элементов аланской культуры в быту осетин.
Тут будет уместно сообщить и о том, что у осетин отмечено пара разновидностей низкого стола. Видятся образцы и с округлой четырехугольной столешницей на трех а также четырех ножках. Учитывая их неспециализированную морфологическую линии — небольшой низкие ножки и размер, нужно считать круглый треногий стол как исходный тип. Конкретно три точки опоры дают достаточно прочное положение и физическую стабильность. Три, есть минимальным числом, снабжающим устойчивость любого предмета. Отыщем в памяти кое-какие поговорки и осетинские пословицы:
«Фынг д?р ?рт? къахыл л?ууы/И фынг стоит на трех ножках», «Фынг ?рт?къахыг у/Фынг — трехногий», ?рт? з?рд?й?н адджын у/Три — сладко для сердца». Имеющиеся материалы разрешают сказать о сосуществовании исходной треногой формы с другими разновидностями. Раскопки четырех оледенелых курганов в урочище Пазырык в Алтайском крае дали науке бесценные монументы кочевой культуры, созданные в V—IV столетиях до н. э. Для нас интерес воображают находки древесных походных столиков, имевших круглую столешницу и по четыре размеры и съёмные ножки, подобные «фынгу». Культура эта есть родственной скифам. Имеется предположение, что ее носители говорили на иранских наречиях, исходя из этого совпадение размеров столиков с поздними осетинскими примерами представляется неслучайным. Строго выработанная и в полной мере устоявшаяся их форма подсказывает долгий период бытования уже к тому времени, отстоящему от нас практически на 2500 лет. съёмные ножки и Малая высота делали их весьма эргономичными при кочевках, а наличие бортика определяло функцию столиков как блюда на ножках для подачи пищи.
С учетом определенных условностей можно считать, что в среде генетически родственных племен в одних хронологических рамках бытовали аналогичные образцы домашней утвари. Сосуществование названных двух форм сохраняется и в современном быту осетин. Это разрешает предполагать подобную картину и в далеком прошлом. Один таковой столик зафиксирован этнологом Б.А. Калоевым на протяжении экспедиции в сел. Галиат. А второй, с круглой столешницей, но на четырех ножках, хранится в стенках святилища Дзвгисы-дзуар. Он помогает для ритуальных жертвоприношений, приуроченных либо посвященных данной святыне.
Жертвоприношение на «фынге» упоминается в некоторых сказаниях нартовского эпоса и сообщениях дореволюционных бытописателей осетинской народной культуры. «Фынг» синтезировал древние функции переносного домашнего алтаря и конкретно самой жертвы. Наличие их в захоронениях, восходящих еще к эре скифского времени, и кое-какие сюжеты из традиционно-бытовой обрядности осетин весьма совершенно верно говорят об этом.
В фольклоре, классическом быту а также на данный момент, в конце XX столетия понятие «фынг» в сознании осетин сопровождается почтительным отношением, граничащим со святостью. Дабы не быть бездоказательным, обратимся к сведениям осетинских бытописателей. Сто лет назад преподаватель Саукуй Кокиев в очерке «Записки о быте осетин», отметив большой семиотический статус надочажной цепи, потом писал: «Второе место по собственному значению в домашней утвари занимает фынг (столик). Акт еды у осетина считается очень ответственным, праздничным, высоким; он не в противном случае к нему приступает как с необычной, продолжительною молитвою, где он, начиная от единого Всевышнего, не забывает никого из его служителей — святых и дзуаров… В силу сообщённого, само собой разумеется, в его глазах играется ключевую роль фынг, что его всегда кормит: на нем ему подается пища. Это — небольшой, круглый точеный столик на трех ножках; он его чтит в высшей степени: при еде непременно воспрещаются всякие действия и непристойные разговоры, оскорбления фынг’а хозяин никому не прощает; его именем проклинает, и божится. Ничто другое в домашнем обиходе осетина не имеет уже того загадочного, религиозного значения как стол и цепь». (19, с. 82).
Сейчас в разговорной речи осетин довольно часто употребляются поговорки и пословицы, каковые подтверждают сведения С. Кокиева о святости и ритуальной чистоте «фынга». Приведу пара из них:
«Ирон фынг ?гъдау?н у/Осетинский фынг рекомендован для адата»,
Ирон фынг зонд амоны/Осетинский фынг учит уму-разуму»,
«Фынджы б?ркад бир?/Безмерно изобилие фынга»,
«Алы фынг д?р й? фарн йем? х?ссы, йе ’гъдау ын ?хх?ст хъ?уы/Фарн каждого фынга неотделим от него, который связан с ним адат нужно выполнять»,
«Фынджы фарн бир? у?д, фынг бахатыр к?н?д/Пускай фарн будет больше, да забудет обиду (мне) фынг»,
«Табу фынджы фарн/Почтение фарну фынга».
Потребление перечисленных фразеологизмов связано с тем любопытным фактом, что они сопровождают современные трапезы осетин — от повседневных до ритуально-респектабельных. нормы и Идеи, которые связаны с трапезой, фактически не прекращали собственного существования, не смотря на то, что сам круглый столик на трех ножках вышел из активного потребления. В последние десятилетия он начал оживать, но уже как материальная оболочка, как символ определенного этапа истории культуры, как этнический и региональный знак.
В данной связи обращает внимание устойчивая форма разглядываемых «фынгов». Главная их масса имеет круглую форму столешницы и три растопыренные для большего упора ножки. Время от времени, на классических примерах, в особенности громадных размеров, три ножки бывают соединены между собой Т-образной связкой точеной как и ножки. Симметрично расположенные ножки образуют условную проекцию равнобедренного треугольника. В противном случае говоря, две фигуры , круг и вписанный в него треугольник, находятся во связи, создавая элемент стихийной геометризации. Обращая внимание читателя на данный факт обязан заявить, что данный принцип геометризации, соединявший настоящее и мифологическое начало, был универсалией, характерной для многих населений украины с глубокой древности.
Числа и фигуры и геометрические тела, такие как сфера, круг, квадрат и другие, ни при каких обстоятельствах не были достоянием одной только математики. В них выражалась мировая гармония, и они имели определенные волшебные и нравственные значения.
Семантика чисел подтверждает тот интересный факт, что фактически счет либо исчисление предметов начинается с двух и более, в то время как «один» предполагает не счет, а наименование предмета посредством его особого обозначения. Число «три» в большинстве случаев квалифицируется как идеальное число. Три — не только образ безотносительного совершенства, превосходства, но и главная константа социальной организации и мифопоэтического макрокосма. В отличие от динамической целостности, символизируемой числом три, число четыре есть образом статистической целостности, идеально устойчивой структуры.
Своеобразные символы числового кода, ориентированные на как следует-количественную оценку модели мира, были тесно связаны с геометрическим кодом. Более того, представляется, что знаки двух совокупностей были в состоянии взаимозаменяемости. В этом отношении, возможно сопоставлять число один, не как первый элемент последовательности в современном смысле слова, а в качестве целостности, единства с кругом. Отыщем в памяти, что круг был выражением идеи единства, законченности и бесконечности, высшего совершенства. Возможно, в таком восприятии круга главная роль в собственности циклическому восприятию времени.
Число три конкретно связано с треугольником. Во многих мифопоэтических совокупностях регулярный треугольник символизирует семантическую нагрузку собственного числа, и плодоносящую силу почвы, обеспеченность, физическое совершенство, троицу, три космические территории. Треугольная форма, как и само числительное три были весьма популярны в классическом быту, языке, фольклоре их предков и осетин. Число четыре в геометрической символике определяется квадратом либо по большому счету четырехугольником, с образом идеально устойчивой структуры, статистической целостности, соединяющей в себе главные параметры гармонии. Так, мы имеем устойчивое сочетание сакральных чисел и соответствующих им фигур , прослеживаемых в конструкции «фынга» со времен глубокой архаики. Данный факт представляется показательным.
Принципиально важно осознать, что изготовление вещи было аналогично ее пониманию, ее значимости. Процесс создания пребывал в неразрывном единстве с идеями мифологического сознания, которое было не чуждо и средним столетиям. Отождествление макрокосма и микрокосма были общепринятой нормой, исходя из этого представления о себе и собственном материальном окружении возводилось к божественным силам. Изготовление любой вещи воспринималось как дело рук, но за всем этим стояло деяние десницы. Любая вещь неповторима, но устремлена к одному и тому же примеру, так и один человек отличается от другого, но совместно они стремятся уподобиться одному — Христу.
Соединив отечественные сведения о конструкции столика, возможно условно моделировать его как сочетание двух треугольника и — геометрических символов круга. Со своей стороны они весьма стройно вписываются в третью фигуру — прямоугольник, образуемый стенками жилища. Они не только ограничивают освоенное пространство, но и строго ориентированы по сторонам света. Классическое жилище выступает как один из наиболее значимых элементов микрокосма, сакральный центр которого маркировали очажный комплекс и переносной домашний алтарь — «фынг».
В случае, если все изложенное правомочно, то устойчивая в столетиях форма круглого столика делается понятной. За всем этим стоит глубочайшая идеологическая подоснова, которая много поколений генерировала производство конкретной формы. Большой семиотический потенциал всего стола и каждой его составляющей содействовал тому, что этот элемент классического быта осетин и их далеких предков дошел до наших дней.
Посредством ритуала осуществлялась необычная проекция мифологического в повседневную судьбу. Причем прослеживается закономерность, чем сложнее ритуальные формы и разнообразней их символика, тем более личной, локальной и социально структурированной предстает его миссия; чем ритуал несложнее, тем более универсальна его миссия. В этом отношении обращает внимание диахронный и синхронный нюанс функционирования низких круглых столиков в среде кочевников скифской культуры и широкое их распространение в классическом быту населений украины. Представляется, что этот факт есть показательным и говорит об универсальности функций разглядываемого столика в ритуальном контексте.
***
Человек в течении всей культурной истории тесно связан с посудой, применяя ее в собственных повседневных утилитарных потребностях. Столь старое и активное применение предполагает ее использование в торжественной обрядности. В этом случае обращаю внимание читателей только на конкретный вид посуды, особые чаши для питья пива. Данный факт обусловлен тем, что посуда по большому счету и ритуальная в частности, есть носителем особенных особенностей, связанных со сверхъестественными силами.
В классическом осетинском быту они известны называющиеся нуаз?н/синон/хъалац. Все они имеют исконное происхождение и в общем итоге означают родственные понятия как: «кубок/бокал/чаша».
Все эти кубки вырезали из дерева и украшали орнаментальными узорами и зооморфными мотивами. Устойчивая форма, контекст использования и резной декор — все говорит о древности указанной посуды. Существующие образцы поражают тщательной работой и соразмерностью частей. Нет сомнения, что изготовление таких чаш и кубков было под силу лишь хорошему резчику, владевшему твёрдой рукой и большим навыком.
Конечно, что такие пивные чаши представляли собой домашнюю сокровище, передаваемую в семье много поколений. Дабы по возможности продолжить их применение, по словам знатока народного быта М.С. Туганова, новые чаши вываривали в составе из золы и жира. Такая технологическая процедура закрепляла узкие стены хрупкой посуды и как естественный краситель придавала ей определенную тональность. Отличительной изюминкой этого вида посуды были ручки, напоминающие головы либо целые фигуры животных. Значительно чаще видятся рогатые головы баранов и туров. Причем эта традиция имела глубокие корни и связана по оценке экспертов с восточноиранскими кочевниками Евразии.
Привлекает внимание и факт устойчивой емкости данных чаш и кубков. В частности, обработка их способами математической статистики распознала существование постоянных количеств в пределах 800–1500 и более 2000 кубических см. Устоявшиеся формы пивных чаш, следовательно совпадали с устоявшимися количествами. Мы можем сказать о тесной связи между объёмом и формой.
Чаша для питья ритуального пива должна была, первым делом, соответствовать собственному утилитарному назначению. Во-вторых, она должна была быть прекрасной и выделяться среди другой посуды. Так как ритуальные напитки должны были помещаться в таком сосуде, что бы соответствовал характеру трапезы и праздника. Конечно, что силы небесные хороши лишь лучшего напитка, налитого в прекрасную посуду.
Серьёзной изюминкой ритуального возлияния было необходимое заполнение сосуда. Полная чаша — знак всех обрядов плодородия, изобилия и богатства. И не смотря на то, что чаша в обрядах, которые связаны с наполнением сосудов играется как бы запасного роль емкости для напитка, ее функция в ритуале крайне важна. В заполненной ритуальным пивом чаше происходит большое для присутствующих действо, в ней нейтрализуется страшная для человека пустота.
В классических народных верах понятие — полный/дзаг высказывало благополучия и идею богатства, полного завершения. Иначе — безлюдной/афтид совпадало с понятием сухой/хус и соответственно бесплодный/неблагополучный/бедный. В осетинских семьях при необходимости отказать избегали слова «пусто/нет», а постоянно говорили «дзаг н?м у/у нас полно». Эвфемистически это означало, что именно в доме и нет просимого.
Феномен Золушки Глава 7+Глава 8 #14 (Веточка Рода♔)
Интересные записи:
- Глава i характеристика, значение и возможности, приписываемые глазам и взгляду в индийской литературной и культурной традициях. 4 глава
- Глава iii. организация игры во второй младшей группе
- Глава iii. права юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора) и их защита 4 глава
- Глава ii обладание и бытие в повседневной жизни