приёмы и Учение школы, другими словами, в самый распространенном толковании термина, – средневековых европейских университетов. Схоластика – это смесь древнегреческой философии и христианского богословия (первым делом философии Платона, оказавшей огромное влияние на мировоззрение бл. Августина, в будущем – философии Аристотеля), логики и авторитаризма, однообразия и научной строгости. В свое время схоластика в большой степени содействовала расцвету духа, разрешив Западу получить собственный лицо, но закончила параличом мысли, замкнувшись в бесплодных спорах неоспоримых эрудитов. Уже Монтень отзывается о схоластике с насмешливой жалостью. Декарт и вовсе выступает могильщиком схоластики. В это же время не подлежит никакому сомнению, что в мыслях схоластов таились настоящие сокровища ума. Но кому необходимо сокровище, потерявшее практическую сокровище?
В более неспециализированном и более уничижительном смысле схоластическим довольно часто именуют учение той либо другой школы, застывшее в раз окончательно заданной ортодоксии (и волей-неволей вынужденное вечно усложнять его подробности), застывшее до таковой степени, что об истинности того либо иного утверждения его приверженцы делают выводы, руководствуясь не тем, как оно согласуется с опытом и реальностью, а только указаниями Преподавателя. В этом смысле возможно сказать о фрейдистской схоластике, о марксистско-ленинской схоластике, о схоластическом толковании Хайдеггера и т. д. Все три учения далеко не глупы. Вот по какой причине схоластика так страшна. Как ничто второе она способна обесплодить самый выдающийся ум. Лично мне известно много умных людей, из-за собственной верности схоластике так и не создавших ничего уникального, не смотря на то, что они имели к тому все возможности.
Сциентизм (Scientisme)
Религия науки; наука, разглядываемая как религия. Сциентист говорит, что наука изрекает полные истины, в то время как она информирует только относительные знания; что наука призвана руководить всем на свете, в то время как она способна только обрисовывать и (время от времени) растолковывать происходящее. Сциентист возводит науку в ранг догмы, а догму превращает в императив. Что же он оставляет нам от отечественных сомнений, отечественной свободы, отечественной ответственности? Науки не подчиняются ни личной воле, ни общему голосованию. Что сциентист оставляет от отечественной свободы выбора? От отечественной демократии? Сциентизм – страшный бред, и по этому поводу замечательно высказался математик Анри Пуанкаре (228): «Наука выражается в изъявительном, а не в повелительном наклонении». Она говорит то, что имеется, в лучшем случае, а чаще – то, что, как нам думается, возможно, но ни при каких обстоятельствах – что должно быть. Вот по какой причине наука не может заменить ни мораль, ни политику, ни тем более религию. Сциентизм утверждает обратное, и в этом его неточность. В случае, если уж на то пошло, я отдаю предпочтение позитивизму.
Счастье (Bonheur)
Достаточно обширно бытует мнение, что счастье – это удовлетворение всех отечественных жажд. Но, будь это так, ни один человек ни при каких обстоятельствах не был бы радостен, и нам, увы, было нужно бы дать согласие с Кантом, утверждавшим, что счастье – «идеал не разума, но воображения». Разве возможно представить себе, что все отечественные жажды будут когда-либо удовлетворены? Так как мир нам не подчиняется, а мы сами значительно чаще хотим конкретно того, чего нам не достаточно. Подобное счастье – не более чем мечта, причем мечта принципиально недостижимая.
Имеется и вторая точка зрения, в соответствии с которой счастье – продолжительная либо постоянная эйфория. Но может ли радость, в любой момент неожиданная, бурная и преходящая, быть постоянной?
Счастье нельзя свести ни к пресыщенности (удовлетворенности всех собственных пожеланий), ни к довольству (постоянной эйфории), ни к блаженству (вечной эйфории). Счастье предполагает длительность во времени, как это подметил еще Аристотель («одна ласточка еще не делает весны; один радостный сутки не делает человека радостным»), следовательно, в счастье, как и в любви, имеется собственные колебания, падения и свои взлёты, души «и» свои перебои сердца. Быть радостным не означает быть неизменно весёлым (кто из нас на это способен?), но это и не означает ни при каких обстоятельствах не быть весёлым. Счастье – свойство радоваться, не ожидая, что произойдёт что-нибудь особое, и не рассчитывая на какие-либо кардинальные перемены. Потому, что речь заходит только о возможности, счастье оставляет место и надежде, и опасениям, и нехватке чего-то ответственного, и приблизительности, т. е. всему тому, что и отличает счастье от блаженства. Счастье существует во времени как состояние ежедневной судьбе. Само собой очевидно, что это субъективное и относительное состояние, так субъективное и относительное, что дает предлог усомниться в самом его существовании. Но тот, кто изведал, что такое несчастье, сочтет подобный аргумент наивным: он превосходно знает, хотя бы от противного, что счастье существует. Смешивать счастье с довольством значит перекрывать себе путь к счастью. Смешивать его с блаженством значит по большому счету оставить идею счастья. Этими заблуждениями больше вторых грешат философы и подростки. Мудрецы не так глупы.
Итак, счастьем возможно назвать – по крайней мере, я предлагаю такое определение – временной отрезок, в течении которого радость ощущается как срочно достижимое состояние. Тогда несчастьем я назову временной отрезок, в течении которого радость представляется недостижимой срочно (в противном случае говоря, такое испытываемое нами чувство, что мы сможем испытать радость, лишь в случае, если в окружающем мире случится какая-либо капитальная перемена).
Потому, что речь заходит не о самой эйфории, а о возможности радоваться, счастье есть мнимым состоянием. Значит, прав был Кант? Не совсем. Так как это нисколько не мешает человеку быть радостным (счастье – состояние, а не идеал), не исключает его способности радоваться (настоящее имеется составная часть вероятного), кроме того, помогает одной из обстоятельств быть радостным (мнимое имеется составная часть действительности) и радоваться (какое счастье, что меня обошли все несчастья!). Так, радость являет собой содержание (время от времени настоящее, время от времени мнимое) счастья, как счастье являет собой естественное пристанище эйфории. Это что-то наподобие ларца: никому не нужен сам ларец, нужна хранящаяся в нем жемчужина.
Легко стремиться к счастью значит выполнять важную неточность. Так как подобное рвение означало бы надежду на завтрашний сутки, в котором нас нет, и отказ от судьбы сейчас. Думать нужно о том, что имеется, – о работе, действии, любви и удовольствии, т. е. о мире, в котором мы живем. Тогда счастье придет само – в случае, если придет, а если не придет, мы будем меньше мучиться от его отсутствия. Но, чем меньше мы думаем о счастье, тем легче оно достигается. «Счастье, – сообщил Ален, – это приз, даруемая тому, кто не ищет никакой награды».
Радостный (Heureux)
Радостным мы в большинстве случаев именуем человека, которому повезло (из этого «радостный шанс»).
Природа счастья такова, что одного везения для его успехи мало, но и без него оно нереально. Ты радостен? Значит, ничего из того, что посильнее тебя, не мешает тебе. Но разве кто-нибудь возможно посильнее всего на свете?
Быть радостным свидетельствует кроме этого испытывать чувство счастья. Марсель Конш, разбирая Монтеня, именует это состояние эвдемоническим cogito : «Я пологаю, что радостен, значит, я вправду радостен». Подобный подход оставляет широкое поле для оценок, для работы над собой и для философии, и это куда лучше, чем всегда сожалеть о том, чего нет («Какое горе, что нет счастья!»). Он оказывает помощь радоваться, в случае, если быть может, тому, что имеется («Какое счастье, что нет горя!»).
Свойство к счастью имеется черта характера. Радостны люди, владеющие талантом быть радостными!
Т
Табу (Tabou)
Священный запрет. Из этого – желание его нарушить. Из любопытства, из наглости, из хвастовства. Вот по какой причине ясный закон, принятый по окончании свободного дискуссии, лучше, чем табу.
Тавтология (Tautologie)
Суждение, которое в любой момент действительно – или по причине того, что предикат только повторяет субъект («Всевышний имеется Всевышний»), или по причине того, что оно остается честным независимо от собственного содержания а также независимо от подлинного значения составляющих его элементов. Формальная логика вся складывается из тавтологических высказываний. «В случае, если р содержит в себе q , то в случае, если не-q , тогда не-p » (таковой тип суждения именуется modus tollens ). Оно в любой момент справедливо, независимо от истинного значения и содержания р и q .
Нетрудно подметить, что слово «тавтология» в указанном значении не имеет уничижительного оттенка. Но кроме того в тех случаях, в то время, когда тавтология принимает форму несложного повторения, она не обязательно предосудительна. В то время, когда Парменид говорит, что «бытие имеется», он применяет тавтологию. Но это не только не является основанием для опровержения это мысли, это делает ее неопровержимой.
Таинство (Sacrement)
Ритуал освящения чего-либо, и ритуал, на протяжении которого проявляется воздействие чего-либо священного – что-то наподобие организованного чуда. В случае, если, к примеру, вычислять брак таинством, то он делается священным и жены не в силах его порвать кроме того по обоюдному согласию – это будет расценено как святотатство. Развод является доказательством обратного, вернее сообщить, лишь признав, что брак не есть таинством, возможно допустить разводы. Ясное дело, Церковь ни при каких обстоятельствах на это не отправится. И это – лишний аргумент к тому, дабы не разрешать Церкви вмешиваться в отечественные амурные отношения.
направляться подчернуть, что рождение не считается таинством, а вот крещение – считается. Очевидно, это не свидетельствует, что принадлежность к Церкви делает индивидуума (кроме того в глазах верующих) существом более священным, чем все другие. Это указывает только, что в факте рождения нет ничего сверхъестественного. А ведь в случае, если задуматься, разве имеется на свете что-нибудь более волнующее, чем появление на свет нового человека? И что-нибудь более безвкусное, «китчевое», чем обряд крещения? Жизнь драгоценнее всех таинств, совместно забранных, и совсем в них не испытывает недостаток.
Тайна (Mystere)
Что-то, чего мы не в состоянии осознать, но во что верим. Тем самым отличается от задачи (чего-то, что мы пока не понимаем) и апории (того, во что необязательно верить). К примеру, происхождение судьбы есть задачей. Происхождение бытия («по какой причине скорее имеется что-то, чем ничто»?) – апорией. Всевышний – тайной.
Талант (Talent)
Больше, чем дар, но меньше, чем гений. Об одаренном ребенке, имеющем явные свойства к математике либо рисованию, нельзя сказать, гениален он либо нет. А вот гениальный, а также блестящий живописец – к примеру, таковой, как Сезанн, – возможно и не через чур одаренным. Дар – это свойство к стремительному и легкому обучению. Талант – потенциал, что реализуется лишь в ходе творчества. Дар проявляется с самого рождения – по всей видимости, тут дело в генетике. Талант – это вечная битва, берущая начало в юные годы и отрочестве. Он связан с историей всей жизни, с психологией, с опробованием себя и собственным становлением. Дар безлично. Талант персонален и единичен – в то время, когда ему удается отыскать для себя творческое выражение. Все знают, что слово «талант» показалось как метафора. В известной притче о талантах Иисус сравнивает свойстве различных людей с финансовой единицей (талантом). Суть притчи в том, что талант надобно приумножать. Так что основное в таланте – не то, что тебе дано, в противном случае, что ты с этим бесплатно сделаешь. Но это будет уже не талант, а творческое созидание либо, наоборот, творческий провал.
Танец (Danse)
Разновидность гимнастики, в один момент являющаяся мастерством. Танец нацелен не столько на упрочнение здоровья, сколько на достижение наслаждения, и требует не столько силы, сколько привлекательности и красоты. В большинстве случаев танец сопровождается музыкой, а обычно конкретно звуки музыки и побуждают нас танцевать. Основное тут – не мелодия, а ритм, и на данной базе возможно дать определение. Танец – это ритмичное перемещение тела, не преследующее второй цели, не считая красоты перемещения. Из этого создаваемое танцором парадоксальное чувство свободы (в то время как танец требует больших упрочнений), заставляющее зрителей питать зависть к танцующим и вызывающее в них непреодолимое желание повторять за ними все перемещения. Что им мешает? Отсутствие толики таланта, отрешённости и самозабвенности от забот.
Творчество (Creation)
Сотворить в строгом и безотносительном значении слова значит произвести что-то из ничего, вернее, из самого себя. Таков Всевышний – творец мира. В более широком смысле творчеством именуют таковой процесс производства, что формирует чувство полной оригинальности и новизны; процесс, в котором оригинальность и новизна являются что-то большее, чем простое техническое усовершенствование либо преобразование ранее существовавших элементов. Таково художественное творчество, итог которого нельзя свести ни к использованным материалам (мрамор, краски, ноты, язык и т. д.), ни к приёмам и известным нормам. Это творение, не имеющее примера, шаблона, примера.
Не нужно путать творчество с открытием, предполагающим существование объекта, и с изобретением, которое может принадлежать кому-то второму. Христофор Колумб изобрёл что то новое – не создал ее и не изобрел (она существовала до него). Эдисон изобрел лампу накаливания – если бы он погиб в младенчестве, сейчас такая лампа все равно показалась бы. Но Бетховен собственные симфонии сотворил: их не существовало до него, и они не могли быть написаны кем-нибудь вторым.
Тезис (These)
Недоказуемое положение, талантливое быть предметом спора. В рамках диалектики тезисом именуют суждение, именуемое первым по отношению и в отличие от второго суждения (антитезиса). Преодоление антитезиса и противоречия тезиса достигается методом введения третьего элемента – синтеза.
Своим потреблением в современном философском лексиконе слово многим обязано Луи Альтюссеру. Тезис, поясняет он, это не научное положение; он связан не с познанием, а с практикой и есть не столько объектом, сколько целью высказывания. Тезис не может быть ни подлинным, ни фальшивым (я бы сообщил – ни доказуемым, ни фальсифицируемым), но он бывает честным либо несправедливым. Значит ли это, что тезис связан со справедливостью? Вовсе нет. Легко он может обосновывать правоту чего-либо (настоящего отношения к практике, пускай кроме того теоретической) и являться предметом «рационального оправдания» («Базы самокритики. стихийная философия и Философия ученых», I и II). Это базисный элемент философии – практическое начало теории (потому, что тезис обязан видоизменить что-то либо произвести некое следствие).
Теизм (Theisme)
Всякое учение, утверждающее существование Всевышнего как личности, трансцендентной и созидающей. Противоположность атеизма. Термин «теизм» не связан ни с одной определенной религией, одновременно с этим возможно заявить, что он включает их все (ислам и христианство в этом смысле сущность две разновидности теизма), но не сводится ни к одной из них. Исходя из этого в практическом потреблении слово получает более определенное, не смотря на то, что и более спорное значение, говоря о вере в Всевышнего без «привязки» к какой-либо хорошей религии. Такую позицию занимал Вольтер, такую же – савойский викарий Руссо.
В отличие от деизма, приверженцы теизма считают, что хотя бы кое-какие атрибуты Всевышнего (к примеру, то, что Всевышний всемогущ и вездесущ, что он – творец, что он всеблаг и честен, что он преисполнен милосердия и любви) познаваемы – методом аналогии, умозаключения либо в следствии откровения. Деизм утверждает лишь существование Всевышнего; теизм претендует на познание либо познание, пускай частичное, сущности Всевышнего. Вместе с тем граница в это же время и вторым достаточно размыта и предполагает наличие множества промежуточных стадий. Деизм – это смутный теизм. Теизм – строго детерминированный деизм.
Теист (Theiste)
Тот, кто верит в Всевышнего, но не есть наряду с этим приверженцем ни одной из существующих религий. Теист, поясняет Вольтер, «не примыкает ни к одной секте, каковые все противоречат друг другу». Это верующий человек, не выполняющий обрядов, невоцерковленный и не признающий богословия. «Его культ – творить добро; его учение – быть покорным Всевышнему. Магометанин предостерегает его: “Берегись, если ты не совершишь паломничество в Мекку!” Монах-францисканец взывает к нему: “Горе тебе, несчастный, если ты не отправишься поклониться Лореттской богоматери в Нотр-Дам де Лоретт!” Ему же нет дела ни до Лоретты, ни до Мекки, но он оказывает помощь бедным и защищает угнетенных» («Философский словарь», статья «Теист»). Следовательно, вера теиста сводится к морали? Не совсем. Атеист обходится вовсе без веры, ограничиваясь одной моралью. Теисту же мало хорошие дела; он верит, что творит Добро с громадной буквы и в итоге будет судим с позиций этого Хороша. Вот по какой причине он, как говорит Вольтер, «покорен Всевышнему». Действительно, неясно, для чего покоряться тому, чего нельзя понять?
Телеология (Teleologie)
Изучение целесообразности (от древнегреческого telos – цель). Как показывает Кант, такое изучение возможно правомерным и нужным при условии, что понятие цели рассматривается как некоторый регулятор, что разрешает делать выводы только о способности к вынесению обдуманных оценок. Иными словами, мы действуем так, как словно бы природа имеет какую-то цель, не смотря на то, что замечательно знаем, что доказать этого ни при каких обстоятельствах не сможем («Критика свойства суждения», II, 2, § 75 и § 76), а также в случае, если полагаем, что это не так. Телеология смыкается с теологией лишь субъективно, подчеркивает Кант. Я бы добавил: и лишь для тех, кто принимает ее постулаты на веру.
Телеономия (Teleonomie)
Целенаправленность без финализма, другими словами без конечной цели. Цель в этом случае мыслится как следствие действующих обстоятельств (к примеру, в дарвинизме – как следствие естественного отбора и эволюции видов).
Тело (Corps)
Маленькое количество организованной материи, в частности такое, из какого именно состоим все мы; объект, субъектом которого есть мое «Я». Но в случае, если «душа и тело сущность одинаковая вещь», как учит Спиноза, тогда тело есть своим собственным субъектом, а «Я» в такой же мере руководит им, в какой есть его результатом.
Чёрный (Obscur)
Не ясный, не яркий. Не путать с глубоким. В случае, если какая-либо мысль думается нам непонятной, как мы можем делать выводы, как она глубока? То же самое относится к ложности. Истина не обязана постоянно быть яркой.
Темперамент (Temperament)
Этимологически термин восходит к словам, обозначавшим смесь, равновесие, пропорцию.
(От этого же корня происходит музыкальный термин «темперация» – совокупность, объединяющая два соседних звука, к примеру до-диез и ре-бемоль. Темперацию применяют для разделения октавы с целью адаптации к инструментам с фиксированными звуками, воображающими собой 12 полутонов. Один из шедевров Баха озаглавлен «Отлично темперированный клавир»). Но значительно чаще темпераментом именуют особенный тип личной конституции, и физической, и психологической. С легкой руки Гиппократа и Галена продолжительное время бытовало убеждение, что данный тип зависит от более либо менее равновесной смеси «гуморов» – лимфы, крови, чёрной жёлчи и жёлчи. Из этого – четыре классических типа темперамента – флегматик (лимфа), сангвиник (кровь), холерик (желчь) и меланхолик (тёмная желчь). Сейчас эта классификация считается безнадежно устаревшей. Но сама мысль темперамента как одного из способов типологии личности была живучей. Темперамент – это «совокупность неспециализированных линия, характеризующих личную физиологическую конституцию живого существа» (Лаланд). Я бы добавил к этому: постольку, потому, что она находит отражение в психотерапевтической конституции и может входить в ту либо иную совокупность классификации. Темперамент – это особенный, но одновременно с этим характерный миллионам людей метод быть своим телом. Тем самым отличается от характера, что более личен и меньше зависит от физиологии. Но темперамент принимает участие в формировании характера.
Тенденция (Tendance)
Направление перемещения существа либо процесса. В большинстве случаев употребляется относительно направления жажды, но в большей мере природного (в отличие от склонности) и группового (в отличие от увлечения). Возможно заявить, что тенденция – это природная склонность вида. Слово достаточно близко к понятию horme (тенденция, побуждение), предложенному стоиками. Это приблизительно то же, что биологический conatus . «Ближе всего (horm) для всякого живого существа его собственное состояние» (Хрисипп, цит. по: Диоген Лаэртий, книга VII, 85).
Теодицея (Theodicee)
Это слово ввел в обиход Лейбниц, озаглавивший так одну из собственных книг: «Испытания теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла». Вопреки этимологии (dike в переводе с греческого свидетельствует «справедливость»), это понятие высказывает не столько божественную справедливость, сколько «богооправдание» – собственного рода «обращение в защиту» Всевышнего. Теодицея ставит перед собой цель продемонстрировать, что Всевышний, как сказал Платон, ни в чем не виноват и существование зла не может служить надежным доводом против его его доброты и существования. Книга Лейбница, хоть и не столь блестящая, как его же «Рассуждение о метафизике», – несомненный шедевр. Но это вызывающий шедевр, воображающий собой попытку доказать недоказуемое. Исходя из этого мы не рекомендуем просматривать ее в страдания и моменты боли – возможно легко прийти к таким же несправедливым выводам, к каким пришел Лейбниц.
Теолог (Theologien)
Богослов, человек, посвятивший собственную жизнь изучению Всевышнего, другими словами изучению того, что сообщили о Всевышнем другие люди, либо, если он верит в Откровение, того, что Всевышний сказал о себе сам. Труды теологов поражают своим многообразием, умом, эрудицией, а иногда и глубиной. Но, не обращая внимания на это, по прочтении сотен тысяч страниц сочинителейбогословов неизбежно приходишь к выводу, что Всевышний остается все таким же неизвестным и непонятным. «Я отлично знал одного настоящего богослова, – вспоминает Вольтер. – Кроме всего другого, он был еще и настоящим ученым и, помимо этого, с недоверием относился ко всему, что знал. […] Перед смертью он согласился, что напрасно прожил жизнь». Что это, антиклерикализм? Допустимо. Но и сам св. Фома Аквинский писал перед смертью собственному приятелю Реджинальди, интересовавшемуся, как продвигается его работа: «Я больше не могу писать. Я видел такие вещи, перед которыми все мои писания – не более чем солома». Что именно он видел, осталось малоизвестным. Но что такое солома, знают все.
Теология (Theologie)
«Наука» о Всевышнем? Кроме того кавычки не выручают эту формулировку от внутреннего несоответствия. Теология – не столько наука, сколько учение. Это рациональный дискурс (logos) , формулируемый людьми, но направленный на Всевышнего. Значительно чаще, по крайней мере в религиях, основанных на откровении, теология основывается на том, что Всевышний сам сказал о себе. Если бы он выражался наряду с этим более светло, теология потеряла бы всякую полезность за полной ненадобностью.
Одной из разновидностей теологии есть апофатическая, либо отрицательная, теология, выстроенная не на утверждении, а на отрицании. Она не растолковывает, что такое Всевышний (потому что это означало бы сведение Всевышнего к людским категориям), но говорит, чем Всевышний не есть. Такая теология – хорошее средство против антропоморфизма. Еще одним таким средством, и более несложным, и более действенным, есть атеизм.
Теорема (Theoreme)
Положение, доказанное в рамках гипотетико-дедуктивной совокупности. Из чего направляться, что в философии теорем не бывает. Тут скорее говорят о тезисах (Тезис) .
Теоретизирование (Theorecisme)
Преувеличенное значение теоретического и абстрактного мышления, к примеру вера в то, что теоретическое знание способно поменять мир, жизнь и людей. Противоположность активизму и такое же заблуждение.
Теоретическая Практика (Pratique Theoreque)
Деятельность мысли, преобразующая идея. Ее «сырьем» помогают представления, концепты, факты, теории, ценности, знания (см. Альтюссер, «За Маркса»), каковые она перерабатывает либо критически переоценивает с целью получения вторых представлений, концептов, фактов, теорий, знаний и ценностей. Примеры применения теоретической практики, очевидно, бессчётны, если не неисчислимы: любая наука, вернее, любой вид научной деятельности являет собой один из них; еще одним примером может служить философия, вернее, всякое философствование.
Теоретический (Theoretique)
Греческая калька, значительно чаще употребляемая в том значении, какое придавал ей Аристотель. Теоретическим именуют все относящееся к теории, другими словами к чистому и благородному знанию. Теоретические науки – математика, физика, теология сущность науки, ограничивающиеся познанием (в отличие от прикладных, практических наук, направленных на деятельность, а также производительную; см. Аристотель. «Метафизика», книга VI (Е), глава 1). Теоретическим мы именуем познающий либо созерцательный ум, прямо не связанный с какой бы то ни было деятельностью. Это ум, что «не мыслит ничего относящегося к деятельности и не говорит о том, чего направляться избегать либо получать» (Аристотель. «О душе», книга III, глава 9). Жизнь теоретика – это счастья и вершина мудрости (Аристотель. «Никомахова этика», книга Х, главы 7–8), это жизнь созерцателя. Она есть одновременно и деятельной («деятельностью ума»), и выполненной эйфории («эйфории познания», в том месте же).
Теория (Theorie)
Современное значение слова «теория» на большом растоянии ушло от собственного греческого «прародителя» (Theoria) . Для нас теория – не столько созерцание, сколько труд, не столько радость познания, сколько мыслительное упрочнение. Так что же такое теория? Принципиально непротиворечивая совокупность положений и понятий, имеющая целью достижение нового знания либо осмысления той либо другой части настоящей действительности. В случае, если положения теории складываются из теорем и аксиом, перед нами – гипотетико-дедуктивная теория. Если они являются верифицируемые либо фальсифицируемые догадки, речь заходит об индуктивной, либо экспериментальной, теории. И в том и в другом случае теория носит слишком общий темперамент. Что, очевидно, не означает, словно бы теория совсем оторвана от практики. Наоборот, как подчеркивает Альтюссер, в теории нужно видеть «своеобразную форму практики, так же принадлежащую к сложному единству “социальной практики” определенного людской общества». Вот по какой причине мы говорим о теоретической практике: «Теоретическая практика подпадает под неспециализированное определение практики [как процесс трансформации]. Она трудится с материалом (представлениями, понятиями, фактами), что дают другие практики», будь то «эмпирические», «технические» либо «идеологические», преобразуя их («За Маркса», VI, 1).
Theoria
Греческое слово, в дословном переводе означающее «видение» либо «созерцание» . Вопреки распространенному заблуждению, этимология слова «теория» связана не с «видением Всевышнего» (по-гречески theos ), а с несложным созерцанием (oros свидетельствует «созерцатель») какой-либо картины (thea – от этого же корня происходит современное слово «театр»). Однако первоначально под этими «картинами» подразумевался или оракул, или второе религиозное действо, так что своим происхождением слово, вероятнее, в какой-то мере все же обязано религии. Уже у Платона видится упоминание о созерцании Идей, но «прославил» его, само собой разумеется, Аристотель, обозначивший с его помощью чисто интеллектуальную деятельность, вершиной которой являются счастье и добродетель: согласно его точке зрения, созерцательная деятельность, другими словами «радость познания», это «высшее счастье человека» («Никомахова этика», книга Х, глава 7) и единственно вероятная божественная деятельность (в том месте же, книга Х, глава 8).
Теория Предопределения (Predeterminisme)
Фаталистический детерминизм (Эпикур именовал его «судьбой физиков»). Обстоятельством настоящего есть прошлое, обстоятельством будущего – настоящее, так что все и в любой момент предначертано заблаговременно. Теория предопределения – растянутый во времени, ожиревший детерминизм. На мой взор, она обессмысливает понятие каузальности. В случае, если существует лишь настоящее (частью которого мы являемся), то лишь оно возможно следствием и причиной. Каким же образом прошлое, которого больше нет, может руководить будущим, которого еще нет? И как именно то и второе может распоряжаться настоящим, которое и имеется все? Нет, все-таки демон Лапласа – не более чем плохой сон.