Г. И. Невельской.
Это было время, в то время, когда в научном исследовании и дальнем мореплавании океанов Российская Федерация уже заняла одно из первых мест в мире. Во всех частях света возможно было встретить суда под русским флагом. 38 кругосветных плаваний совершили с 1803 по 1848 г. русские моряки. На карте обоих полушарий уточнялись очертания берегов, течения и морские глубины, наносились новые почвы.
В Петербургском морском кадетском корпусе, где воспитывались будущие моряки, весть о каждом новом географическом открытии и кругосветном плавании вызывала громадной оживлённые беседы и интерес. Но, возможно, никто из воспитанников корпуса, либо, как их именовали, кадетов, не следил так пристально за плаваниями русских моряков, как Геннадий Невельской. Данный низкий, с умными живыми глазами ребёнок довольно часто подолгу простаивал у огромной карты мира, занимавшей всю стенке штурманского класса.
— Что ты все ищешь на карте? — задавали вопросы его товарищи.
— Ищу «белые пятна»,— в любой момент без шуток отвечал Геннадий.
И не смотря на то, что приятели уважали его за удачи в учебе, живой весёлый нрав и ум, но посмеивались над этим его занятием.
А в это же время конкретно в эти годы юный Невельской отыскал одно место на карте, где, казалось ему, существует «белое пятно»: он усомнился в правильности очертаний восточных берегов России недалеко от Амурского лимана.
Еще ребенком Геннадий, слушая рассказы о доблестной работе на флоте собственных предков, грезил стать моряком. И, не смотря на то, что в юные годы он ни при каких обстоятельствах не видел моря, живя в лесной глуши Костромской губернии, шелест листвы деревьев время от времени казался ему шумом морского прибоя. А осенней иногда, в то время, когда под порывами ветра гнулись и скрипели ветхие сосны, мальчику чудилось, что это скрипят мачты на плывущем корабле. В то время, когда же Геннадий просматривал собственные любимые книги с описанием морских дальних плаваний и сражений, в нем все больше зрела мечта о необыкновенных открытиях и морских походах.
В Морском корпусе, изучая географию и историю, Невельской выяснил, как в 1644 г. Василий Поярков открыл реку Амур и достиг ее устья, как после этого ходил по Амуру удалой казак Ерофей Хабаров.
В «Сказании о великой реке Амур, которая разгранила русское селение с китайцы», составленном на основании описаний походов отважных русских землепроходцев, Невельской в первый раз прочел про остров, потом названный Сахалином.
«Вышеименитая великая река Амур,— говорилось в «Сказании»,— в окиан впала однем своим устьем, и против того устья имеется остров великой…»
Равнодушно слушали доклад Г. И. Невельского о его открытии в Особенном комитете. (Картина В. А. Фаворского.)
В атласе, изданном Академией наук в 1745 г., Сахалин кроме этого продемонстрирован островом. А на уроках географии кадетам показывали карту Дальнего Востока, на которой против устья Амура был не остров, а полуостров Сахалин.
Рассказы преподавателя о плаваниях англичанина и француза Лаперуза Броутона, пробовавших пройти на собственных судах с юга на север на протяжении берегов «Татарии», как именовали тогда побережье Татарского пролива, и нашедших перешеек, соединяющий материк с Сахалином, казались Геннадию неубедительными. Прочёл он и отчет И. Ф. Крузенштерна о первом русском кругосветном плавании. Но заключение прославленного мореплавателя о том, что Сахалин — полуостров, не рассеяло его сомнений.
«Как же так,— вспоминал парень,— неужто отважные русские землепроходцы, побывавшие в устье Амура, имели возможность так совершить ошибку?»
…Прошли годы. Любопытный кадет стал настоящим моряком. Но появившийся перед ним в молодости и не разрешенный тогда вопрос занимал его воображение.
В свободное от плаваний время Невельской иногда далеко за полночь разбирал древние исходники, вчитывался в скупые слова донесений казаков-землепроходцев. Он сопоставлял их с пространными описаниями известных мореплавателей, сличал нехитрые «чертежи» казаков с картами ученых-географов. И понемногу Невельской пришел к жёсткому убеждению, что заключение всех прославленных путешественников о том, что устье Амура несудоходно, а Сахалин соединен с материком перешейком, ошибочно.
Не имеет возможности того быть, решил Невельской, дабы могучий и полноводный Амур терялся в каких-то песчаных отмелях, и мало возможно, что Сахалин — полуостров. Так как ни один путешественник не пересек пресловутого перешейка и не нанес его на карту.
А ответ амурско-сахалинского вопроса было для России серьёзным национальным делом. В ту пору для снабжения русских дальневосточных владений имелось всего два пути. Один из них лежал через всю Сибирь и Урал. Второй путь был морской: суда огибали Америку или шли в обход Азии и Африки. Такая кругосветная доставка грузов стоила многократно больше самих товаров. Да и плавание занимало 15-18 месяцев.
Эргономичным сообщением между хлебной и богатой продуктами сельского хозяйства Дальневосточным краем и Сибирью мог быть Амур. Но эту реку вычисляли несудоходной по окончании того, как к такому выводу пришли все путешественники, побывавшие недалеко от Амурского лимана. Дабы совсем установить, доступно ли устье Амура для морских судов, царь Николай I в 1846 г. приказал произвести еще одно изучение устья реки. Капитан корабля, отправленный с целью этого, не отыскал входа в устье Амура. Тогда царь категорически запретил предстоящие изучения, заявив: «Для чего нам эта река, в то время, когда сейчас уже положительно доказано, что входить в ее устье смогут лишь одни лодки?»
Царский глава МИД Карл Нессельроде решил совершить новую национальную границу на Дальнем Востоке. Особенный госком под руководством Нессельроде постановил окончательно отказаться от всего Амурского бассейна, потому, что «Сахалин — полуостров, а река Амур не имеет для России никакого значения».
Но осуществить это намерение помешал Геннадий Иванович Невельской. В то время он был уже в чине капитан-лейтенанта и пользовался славой умелого и опытного моряка. Будучи воспитателем князя Константина, что еще ребенком стал командующим всем русским флотом, Невельской имел возможность сделать блестящую карьеру и стать капитаном любого военного корабля. Но, к удивлению начальства и друзей, он попросил назначить его начальником мелкого транспорта «Байкал», что должен был доставить грузы в Петропавловск-Камчатский.
Карта Сахалина до экспедиции Г. И. Невельского.
Все отговаривали Невельского от данной, как казалось им, нелепой выдумки, недостойной для того чтобы гениального моряка. Но Геннадий Иванович твердо стоял на своем. Необходимо лишь доказать, думал он, что Амур имеет вольный доступ с моря, и тогда русское правительство осознает важность этого края для России. Но как доказать, в случае, если сам царь запретил изучения в этом районе?
И Невельской решил отправиться на Дальний Восток, а в том месте на риск и свой страх пойти к устью Амура, дабы собственными изучениями опровергнуть выводы всех бывших в том месте до него мореплавателей.
…24мая 1849 г. транспорт «Байкал» под руководством капитан-лейтенанта Невельского бросил якорь в виду Петропавловска — Камчатского. Местное руководство поразилось, заметив прибывший корабль: так как прошло всего 8 дня и 23 месяцев с того времени, как «Байкал» покинул Кронштадт! По тем временам таковой срок считался настоящим рекордом. К тому же Невельской не только преждевременно, но и в полной сохранности доставил в Петропавловск нужные его обитателям грузы.
И население порта весело приветствовало начальника «Байкала». Но успешное завершение первой части пути еще не радовало Невельского. Мысли его были устремлены к главной цели плавания.
Еще незадолго до выхода в плавание он разговаривал в Санкт-Петербурге с снова назначенным губернатором Восточной Сибири Муравьевым. Невельской сумел заинтересовать его своим намерением изучить сахалинские берега и устье Амура. Геннадий Иванович просил Муравьева добиться у царя разрешения на это изучение.
По прибытии в Петропавловск Невельской взял в канцелярии порта пакет от Муравьева. Но громадно было разочарование моряка, в то время, когда пакет был вскрыт. В нем не было нужного разрешения.
Муравьев информировал, что еще ничего не добился.
Что же делать дальше? Невельской знал: в то время, когда наступит осень, с ее сильными штормами и густыми туманами, запрещено будет и помышлять о каких-либо изучениях. Неужто отказаться от намеченного замысла?