Под этим выражением я подразумеваю сохранившиеся инфантильные и детские нюансы в личности больного, каковые обусловлены регрессиями и задержками к разным стадиям формации его психики. Но, применяя метафору, допустимо различать в больном «детей» двух типов, каковые я именую трансферентный развивающийся ребёнок и ребёнок. Тогда как проявления первого ребенка склонны достаточно не так долго осталось ждать заявлять о себе и господствовать на психоаналитической сцене, второй из них может сначала быть всего лишь возможно вероятным во многих формах фиксированной психопатологии. Образы обоих этих детей будут формироваться в психике аналитика по большей части как следствие его накапливающегося комплиментарного и эмпатического понимания метода восприятия больным себя и собственных объектов. Как будет видно, с этими двумя детьми в больном аналитик будет сталкиваться и устанавливать связи совсем разным образом на протяжении собственной работы с больным.
Трансферентный ребенок в собственности абсолютно к прошлым эволюционным объектам больного, не смотря на то, что, не осознавая этого, он пробует всегда воссоздавать их в собственном образе аналитика. Трансферентный ребенок в больном не имеет и не имеет возможности иметь каких?или вторых объектов, не считая собственных образов начальных объектов, и исходя из этого способен только к повторению с ними анахронических сотрудничеств, в которых ничего не будет изменяться либо не сможет быть поменяно. Трансферентный ребенок повторяет и продолжает неудавшиеся эволюционные сотрудничества, на которых застрял больной либо его части. Объектам тех сотрудничеств не удалось оказать помощь ему достигнуть той точки в собственном развитии, где он был бы в состоянии обходиться без них и выбирать личные новые объекты. Каковы бы ни были обстоятельства этого, Трансферентный ребенок эмпирически достиг конечной точки собственного развития. У него нет потребности изменяться, и нет мотива либо возможности возобновления развития. Он только способен и мотивирован к продолжению и повторению тех эволюционных сотрудничеств, каковые не смогли пойти потом и каковые воображают единственные узнаваемые ему методы объектной привязанности. Вот по какой причине ему не имели возможность новые и помочь родители, независимо оттого, сколь бы любящими и хорошими они ни были; его значимые другие смогут быть только реинкарнациями тех эволюционных объектов, каковые потерпели неудачу и так содействовали в создании его таким, каков он имеется. Он есть не только продуктом неудачи, но и ее персонификацией, состоянием дел, которое не может быть поменяно без того, дабы не уничтожить его.
Развивающийся ребенок в основном представлен остающимися потенциальными возможностями больного для психологического роста, равнозначными его более либо менее сохранившейся отзывчивости на новый эволюционный объект при условии, что последний занимает фазово?своеобразную позицию и владеет требуемым авторитетом. Как указывалось ранее, эти качества эволюционного объекта обеспечиваются для аналитика трансферентным ребенком в больном, не смотря на то, что для данной части больного — только для целей повторения. Развивающийся ребенок будет по окончании его активации, эмпирического принятия и признания становиться «аналитическим ребенком», с которым будут начаты и продолжены возобновленные эволюционные сотрудничества.
Не смотря на то, что оба «ребенка» являются качествами больного, каковые имеют отношение к потерпевшим неудачу и задержанным областям его психологического развития, трансферен?тный ребенок является результатом данной неудачи с способами переживания и фиксированными паттернами, тогда как развивающийся ребенок большей частью воображает неосуществившиеся нюансы развития, каковые не материализовались. Чем больше та психологическая структура, которая развилась до и вне эволюционной остановки больного, тем в большей мере эта структура склонна поддерживать развивающегося ребенка в больном. Так, тогда как у психотических больных характерным образом отсутствует инсайт вглубь собственного состояния, и какое?или долгое желание трансформации, пограничные больные, в большинстве случаев, знают, что что?то у них не в порядке и в большинстве случаев, будучи не в состоянии выяснить это в полной мере ясным образом, ищут помощи поэтому что-то по собственной инициативе. Невротические больные с достигнутой константностью Собственного Я и объекта неизменно отлично поймут недостаточную интеграцию собственного мира переживаний, показывая сознательную мотивацию к предпринимаемой попытке трансформации, и свойство к формированию терапевтического альянса со собственными аналитиками. Я коротко разгляжу пара относящихся к делу моментов в связи с этими двумя качествами ребенка в больном; первый нюанс склонен исчезать, а второй, которому оказывают помощь, — расти в успешных психоаналитических сотрудничествах.
Физический рост человека с рождения и до наступления совершеннолетия обязан проходить параллельно соответствующему психологическому формированию от первой примитивной энграммы до относительной автономии взрослого индивида по отношению к себе и собственному объектному миру. Как говорилось в первой части данной книги, развитие психически представленного мира переживаний происходит при сотрудничествах между переживающим и принимающим Собственным Я и принимаемым миром объектов. В этом ходе сотрудничества, относящиеся к детству и младенчеству индивида, являются самыми значимыми для построения тех структур, каковые определяют его самостные и объектные восприятия. Кроме того в случае, если развитие на протяжении сотрудничества может в принципе длиться всю жизнь, неизменно обогащая и делая все более многообразным метод воcприятия индивидом себя и собственных объектов, объекты тех сотрудничеств, при помощи которых вырабатываются структуры для относительной автономии, являются настоящие эволюционные объекты индивида. Так, эволюционные объекты — это такие объекты, каковые нужны растущему индивиду с целью достижения им психологической взрослости. Как говорилось ранее, финальным шагом для для того чтобы успехи являются в первую очередь формирование и интернализация личных норм и ценностей, тогда как первичные объекты индивида декатектируются и от них в общем отказываются на протяжении юношеского кризиса. Таковой декатексис и отказ от своих эволюционных объектов как совершенств делает индивида внутренне свободным и свободным от них. Он достигает сравнительной автономии взрослого человека, что свободен принимать решения, делать выбор и создавать оценки на личной, соответствующей возрасту и текущей базе.
Но достижение сравнительной автономии восприятия Собственного Я зависит от адекватной доступности эволюционных объектов. Доавтономное развитие психики может протекать только в той мере, в какой оно будет поддерживаться существующими эволюционными сотрудничествами, от которых зависит построение новых структур. В случае, если нужные процессы сотрудничества по некоторым обстоятельствам будут прерваны до успехи независимости и относительной автономии от эволюционных объектов, предстоящая структурализация будет остановлена на соответствующей эволюционной стадии. Части структуры тогда не будут интернализованы, оставаясь вместо этого в образе объекта и во сотрудничествах с ним. В тех качествах, в которых сотрудничество преждевременно прекратило быть эволюционным, индивид не достиг автономии и остался вместо этого в долгой зависимости от эволюционного объекта и от сотрудничеств с ним, в особенности от тех сотрудничеств, каковые преобладали в той точке, в то время, когда они прекратили быть эволюционно нужными и структурообразующими. Эволюционная задержка в будущем формировании структуры будет иметь место в данной особенной области переживаний, с соответствующим навязчивым повторением неудавшегося сотрудничества в более поздних объектных отношениях индивида. Перенос, так, вовлекает в себя и демонстрирует судьбу незавершенных эволюционных взаимоотношений индивида. Он информирует о желаниях и конкретных потребностях, и об ожидаемых фрустрациях и удовлетворениях трансферетного ребенка в больном, как они переживаются в еще не установленном репрезентативном мире, где вероятны и смогут быть мотивированы только продолжения и повторения нарушенных эволюционных сотрудничеств.
Принципиально важно осознавать, что не все повторяющиеся переживания и паттерны являются трансферентными по собственной природе. К примеру, пожилые люди, каковые потеряли собственные ответственные объекты, с одновременным отсутствием дешёвых текущих объектов, смогут прибегать к практически только повторяющимся методам переживания, показывая практически полную закрытость собственных репрезентационных миров. Но повторяющиеся паттерны переживания себя и объектного мира, каковые обусловлены уменьшающейся отсутствием и мотивацией удобной возможности, отличаются от трансферетных повторений благодаря навязчивой природы последних. Являясь продуктом остановленных эволюционных сотрудничеств, трансферентный ребенок есть носителем некоторых очень важных объектно?желаний индивида и ориентированных потребностей. Но, в отличие от развивающегося ребенка в больном, трансферентный ребенок есть продуктом не просто прерванного, но своеобразны неудавшегося развития, которое делает его антиподом эволюционного объекта, что потерпел неудачу и исходя из этого так и не смог стать прошлым объектом и к которому нельзя прибегнуть как к объекту, с которым возможно возобновлено развитие.
Нюансы трансферентного ребенка больных варьируют в соответствии с уровнем их эволюционных задержек. Неспециализированные отличия и характерные черты в переносах, проистекающие от разных уровней структурализации и объектной привязанности, рассматривались в прошлом разделе в дополнение к широкой психоаналитической литературе на эту тему. Тут же достаточно заявить, что тогда как в гипотетически обычном взрослом останется минимум трансферентного ребенка, невротические больные несут его в себе, в то же самое время являясь текущими объектами на взрослом уровне взаимоотношений. Пограничный больной со своей стороны большей частью способен являться только трансферентным ребенком, с минимумом значимости настоящего времени в собственных текущих взаимоотношениях. Наконец, психотические больные практически неспособны продуцировать настоящего трансферентного ребенка, не смотря на то, что и показывают собственной регрессией страшную природу собственных базовых эволюционных неудач.
Один только трансферентный ребенок, не обращая внимания на то что он сам по себе воображает эволюционный тупик, знает историю нерешенного прошлого больного и так историю его патологии. Данную историю направляться пристально выслушать, и трансферентному ребенку должна быть предоставлена возможность продемонстрировать ее как возможно полнее. обработка и Восприятие данной истории на базе разных информативных откликов аналитика на разнообразные методы, которыми она рассказывается больным, образовывает большую часть психоаналитического понимания. Это указывает — обучаться выяснять как возможно подробнее, как и по какой причине появились эти не изменяющиеся привязанности и способы переживания, каковые, как ожидается, будут понемногу заменяться методами привязанности и переживания развивающегося ребенка по мере его эволюционирования в анализе.
Вопрос наличия развивающегося ребенка в больном, что возможно мобилизован для возобновления задержанного структурного развития личности больного, это только второй метод постановки вопроса о том, поддается либо нет больной лечению психоаналитическим подходом. В целом представляется верным, что чем более полно развилась психологическая структура больного, тем более возможно, что в его распоряжении имеются остающиеся эволюционные побуждения как сознательные рвения и/либо более либо менее скрытые потенциальные возможности. Но личные больные, воображающие разные уровни структурализации, смогут весьма различаться друг от друга в этом отношении.
Разные авторы показывали на то, что так же, как имеются критические периоды в эмбриональном развитии для адекватной эволюции определенных органов и тканей, таким же образом имеется сходная золотая пора для некоторых базовых достижений в психологическом развитии (Erikson, 1959; Spitz, 1965). При условии, что нужные сотрудничества с эволюционными объектами дешёвы, это такие периоды, на протяжении которых смогут происходить определенные видо?своеобразные продвижения в становлении людской психики. Чем более фундаментально разглядываемое структурное достижение и чем потом отстоит от нынешнего времени оптимальное время его появления, тем, по?видимому, более тяжёлыми будут попытки реактивировать и побудить эволюционные процессы, каковые не были активированы в должное время либо неким иным образом не смогли обеспечить формирующуюся психику структурами, ожидаемыми в обычном развитии. Но, даже в том случае, если потеря оптимальной возможности может помогать относительному, а временами практически полному отказу либо неспособности со стороны определенных больных возобновлять эволюционные перемещения в аналитических взаимоотношениях, я полагаю, что неудача аналитика в мотивировании больного более довольно часто коренится в ограничениях аналитика, не разрешающих ему полностью применять собственные комплиментарные и эмпа?тические отклики на больного, чем в исходной «неизлечимости» больного. Справедливо, что неудачи и ранние дефициты в эволюционных сотрудничествах склонны вызывать более базовые и широкие повреждения в развивающихся структурах, чем такие же события в более позднем возрасте. Но кроме этого справедливо, что менее структурированные больные склонны приводить к большему количеству таких аффективных откликов в аналитике, что он будет обнаружить затруднительным либо неосуществимым делом информативно их применять. Это находится в контрасте с менее нарушенными больными, чьи эмоциональные послания модулируются и опосредуются структурными организациями, более схожими со структурными организациями аналитика. Больные, задержавшиеся на примитивных уровнях организации личности, благодаря время от времени очень архаической природы их коммуникации и переживания, являются в большинстве случаев более тяжёлыми для понимания, чем больные с менее тяжелыми нарушениями. Так как психоаналитически лечить возможно только тех, кого осознаёшь, менее структурированные больные будут намного более легко приобретать клеймо неизлечимости, чем больные, каковые способны развивать личные взаимоотношения со собственными аналитиками. Так как второй аналитик может сейчас либо на следующий день начать осознавать и так лечить больного более удачно, оптимальнее заинтересованностям больного в большинстве случаев помогает обстановка, в то время, когда аналитик воздерживается быстро растолковывать собственную вероятную неудачу в понимании неизлечимостью больного.
Как было выделено в разделе, где рассматривалась позиция аналитика как нового объекта для больного, все ответственные структурные улучшения в личности больного будут происходить и будут вероятны только в той области психоаналитических сотрудничеств, где аналитик воспринимается больным как новый эволюционный объект. Только снова начавшийся структурообразующий процесс с новым объектом может поменять сеть эволюционных детерминант для метода переживания больным себя и объектного мира. В отличие от легко повторных сотрудничеств между трансферентным аналитиком и ребёнком как объектом переноса, снова начавшиеся структурообразующие сотрудничества в психоанализе своеобразны происходят между развивающимся ребенком в больном и аналитиком как новым эволюционным объектом для него.
Важное значение имеет то, что в случае, если начинается и длится терапевтический процесс в анализе, аналитик обязан осознавать собственную двойную функцию в качестве объекту как для трансферентного ребенка, так и для развивающегося ребенка в больном. Такое осознание делается вероятным в большинстве случаев через верное применение аналитиком собственных комплиментарных и эм— \ патических откликов на больного. В клинической ситуации в обеих категориях этих откликов возможно найти две разновидности откликов на детские нюансы больного: фа?зово?своеобразные и трансферентно?своеобразные. Первые являются откликами на универсально человечес— i потребности пациента и кий побуждения, каковые соот— 1 ветствуют той эволюционной стадии, на которой он задержан, являясь, так, информативными по отношению к прерванным нюансам психологического развития больного и к тем сотрудничествам, каковые потребуются для его продолжения. Трансферентно?своеобразные комплиментарные и эмпатические отклики аналитика, со своей стороны, являются информативными по отношению к трансферентным самостным и объектным образам больного в любой этот момент времени, относясь, так, к неудавшимся и исходя из этого тупиковым нюансам эволюционных сотрудничеств больного. Конкретно такое сравнение и непрерывное считывание собственных фазово?специ?фических и трансферентно?своеобразных откликов на больного дает аналитику возможность оставаться информированным о природе соответствующей потребности больного в новом эволюционном объекте. Это сравнение информирует аналитика о том, в какой момент, в какой форме и с какими возможностями воображать себя в качестве нового эволюционного объекта для больного.
Для полного применения собственной функции в качестве нового эволюционного объекта для больного принципиально важно, дабы аналитик не только выдерживал эту функцию, но был способен поддерживать долгий интерес к больному и прочную мотивацию для «генеративного» сотрудничества с ним, от которого зависят все структурные успехи в психоанализе. Решающе ответственным знаком наличия таковой мотивации есть озабоченность аналитика по поводу собственного больного, серьёзное значение которой подчеркивалось Керн?бергом (1975). Но принципиально важно, дабы это была озабоченность «генеративного» типа, а не основанная, значимым образом, на невротической вине либо контрпереносных фантазиях спасения. самые надёжным знаком адекватного «генеративного» отношения к больному есть чувствуемая аналитиком свобода полностью волноваться всю гамму родительских удовольствий и чувств, каковые сопровождают его роль в качестве нового эволюционного объекта для больного. Как ранее подчеркивалось, эта свобода эволюционного объекта испытывать как хорошие, так и фантазии и негативные чувства, каковые сопровождают эволюционные процессы в юные годы, а также в анализе, снабжает центральный источник информации о природе и прогрессе этих процессов. наслаждения аналитика и Особая значимость толерантности фазово?специфичес?кими идеализациями больного для адекватного протекания структурообразующих процессов ранее уже подчеркивалась и будет более детально рассматриваться в последующих главах.
Психоаналитическая работа есть, так, в большой мере постоянным сравниванием между трансферентным развивающимся ребёнком и ребёнком в попытке аналитика все более объединяться в альянс с последним. При успешной работе это будет приводить к улучшению структур и постепенному росту больного с сопутствующими трансформациями в его переносе с переживаемой текущей действительности к взаимодействиям и переживаниям, принадлежащим прошлому. В то время, когда перенос больного достиг собственной полной информативной специфичности, значительно принципиально важно, дабы аналитик, применяя как собственный познание перенесенных эволюционных неудач больного, так и собственные симуль?тантные фазово?своеобразные отклики на ребенка в таковой ситуации, всегда представлял себя в качестве нового эволюционного объекта для больного, на соответствующем уровне переживания.
Но кроме того в случае, если функционирование и становление в качестве нового эволюционного объекта для больного требует от аналитика готовности усыновления «аналитического ребенка», это не вовлекает в себя ни разыгрывания «коррективного эмоционального переживания» в смысле Александера, ни имитаций конкретных взаимообменов родитель?ребенок в аналитическом сеттинге и взаимоотношениях. Наоборот, сегодняшняя действительность — самая ценная вещь в аналитических взаимоотношениях, и ее постепенное возрастание — основная цель лечения. Расхождение в это же время, каково известное положение вещей, и тем, как они воспринимаются в лечебных взаимоотношениях, есть тем нюансом, что аналитическое лечение своеобразны пробует уменьшить в мире восприятия больного.
Все попытки проигрывания заново конкретных сценариев детства в аналитических взаимоотношениях для якобы терапевтических целей приводят в большинстве случаев к тяжелым и стойким регрессиям, к не поддающемуся управлению отыгрыванию либо, что довольно часто возможно наименее вредным результатом, к прерыванию больным лечения в унижённости и состоянии злобности. Такие развития большей частью обусловлены тем фактом, что при низведении больного до положения ребенка и принятии на себя конкретной роли родителя аналитик исключает собственного самый важного союзника: больного как текущий объект. Кроме того в то время, когда больной только рассудочно знает определенные рациональные факты об аналитике с одновременной практически полной неспособностью принимать аналитика иным образом, нежели трансферентно, эта чисто рациональная сегодняшняя действительность есть единственно существующим мостом к хронологической действительности аналитических взаимоотношений. Как отмечалось выше, структуры, достигнутые больным на протяжении его развития, являются теми элементами его личности, каковые направляться очень учитывать в качестве союзников и помощников как для аналитика, так и для все еще активных потенциальных возможностей и эволюционных стремлений больного. Это именно та часть переживания больным Собственного Я, которая по окончании того как установилась константность Собственного Я и объекта, разрешает развитие должного терапевтического альянса. Независимо от отношения пациента и уровня переживания к аналитику нет никакого терапевтического либо опытного оправдания для прекращения обращения аналитика со своим взрослым больным с должным уважением к хронологическому возрасту последнего и его настоящему статусу работодателя аналитика. Кроме того в случае, если аналитик всегда передаёт больному собственный эмпатическое познание детских качеств в методе восприятия последнего, это не делается таким методом, что ставит больного в положение ребенка. Аналитик будет относиться к нему не как к ребенку, а как ко взрослому, что содержит в себе ребенка; с этим ребенком в должны после этого познакомиться обе стороны чтобы дать ему шанс для роста. Кроме того в то время, когда сначала в больном имеется только минимум сотрудничающего напарника, улучшение и расширение данной доли есть одной из основных целей в лечении.
Трансферентные, и новые эволюционные сотрудничества в аналитических взаимоотношениях будут длиться , пока имеются неразрешенные либо незаконченные эволюционные давления, активные в психике больного. Верное обращение с ними аналитика в его двойной роли эволюционного объекта для больного будет более детально рассматриваться в следующих главах данной книги. Как будет продемонстрировано, функции либо роли аналитика во всех интервенциях и взаимодействиях, от которых возможно ожидать терапевтических действий в психоаналитическом смысле, другими словами содействующих структурообразованиюна уровне восприятия больного, являются, без исключения, ролями и функциями нового эволюционного объекта.
Аналитик, в то время, когда он успешен в подаче себя в качестве нового эволюционного объекта для больного на уровне задержки в развитии последнего, ведет себя не только превосходно от трансферентных ожиданий больного, но и достаточно неожиданным и вызывающим удивление образом для интереса и мобилизации потребностей значительно пассивного эволюционного ребенка в больном. Он кроме этого будет адекватно и фазово?своеобразны реагировать на потребности этого ребенка, в то время, когда он уже существует в более продвинутой форме. В этом ходе аналитик руководствуется собственной «генеративной эмпатией» (Schafer, 1959), и собственной «генеративной комплиментарнос?тью». Он готов оставаться в качестве нового эволюционного объекта столь продолжительно, сколько это нужно, неся все радости и печали данной позиции, включая постоянную потерю собственного «аналитического ребенка» на протяжении адекватно протекающего психоаналитического лечения. Но не нужно забывать, что для аналитика имеют место кроме этого постоянные эволюционные пользы, вовлеченные в аналитический процесс, в особенности те, каковые обеспечиваются его переживаниями творческой эмпатии к больному. Это своеобразны та область, где больной со своей стороны может функционировать в качестве нового эволюционного объекта для аналитика.
Аффект нежности есть серьёзным нюансом «генеративного наслаждения». Он начинается через эмпа?тическое последующее удовольствия оставление и разделение объекта наслаждения для него. В амурных взаимоотношениях такое позволение объекту сохранять наслаждение для себя следует за вторичным наслаждением субъекта оттого, что его любимый человек чувствует себя отлично, и от сознания, что он сам содействовал этому. Это равносильно стремлению и переживанию нежности продолжить хорошее самочувствие объекта. Нежность не зависит от своеобразной природы наслаждения объекта. Она имеет материнское уровень качества и очень сильно вовле?т чена в зрелое родительство, а также в личные амурные взаимоотношения между взрослыми людьми. Нежность относится к переживанию аналитиком больного в качестве собственного «аналитического ребенка» и в большинстве случаев есть знаком удовлетворительно протекающих структурообразующих сотрудничеств в анализе, и адекватной идентификации аналитика со своим образом генеративного, фазово?своеобразного объекта, а не с образом объекта, удовлетворяющего трасферентное Собственное Я больного.
Результаты возобновленных эволюционных сотрудничеств в аналитических взаимоотношениях возможно замечать как проявление новых структурных достижений в больном. В зависимости от уровня эволюционной задержки больного эти новые интернализации смогут начинаться как появление образа аналитика в качестве нового либидинального объекта весьма примитивного типа в мире переживаний психотического больного. За этим последует установление аналитико?своеобразных, регулирующих напряжение интроектов, каковые Джиоваккини (1972) именовал «аналитическими интроектами». Они со своей стороны будут потом интернализироваться в функции Собственного Я больного через процессы функционально?селективной идентификации. Аккумуляция информативных репрезентаций Собственного Я и объекта через эти процессы может после этого быть равнозначна установившейся константности Собственного Я и объекта — большому структурному достижению, которого возможно достигнуть в психоаналитическом лечении пограничных больных. Данный эволюционный ход, включающий интеграцию личных образов Собственного Я и объектов, мотивирует совершает вероятным применение как оценочно?селективных, так и информативных идентификаций, и разрешает развитие должного терапевтического альянса. При совершенном ходе лечения сопутствующе организованные либо реактивированные эдипальные интернализации будут наконец проработаны и заменены интернализацией личных идеалов и норм.
Но совершенный движение психоаналитического лечения в качестве снова возобновленного развития психологического мира переживаний больного на практике ни при каких обстоятельствах полностью не достигается. Недочёты внутренних и внешних мотиваций и ресурсов больного, и неполное применение аналитиком собственной личности в качестве инструмента, большей частью ограничивают результаты психоаналитического лечения как «достаточно хорошие». Кстати, обоюдное осознание аналитиком и пациентом тщетности рвения к совершенству с сопутствующим ответом ограничиваться неизбежно несовершенными, но в целом «достаточно хорошими» завоеваниями анализа, довольно часто знаменует конечную точку очень успешного анализа. Любое детское развитие, любой анализ либо ход и любое переживание человека его судьбы смогут в лучшем случае быть не чем иным, как «достаточно хорошими».
Новые эволюционные сотрудничества, возобновленные в аналитических взаимоотношениях, смогут кроме этого закончиться неудачей, как и начальные сотрудничества больного. Такие результаты, каковые смогут повторять начальные эволюционные травмы больного либо порождать симптомы и новые задержки на ятрогенном уровне, смогут иметь пара обстоятельств, но как правило этому как минимум содействуют диагностические неправильные суждения аналитика о его патологии и пациенте либо разнообразные его контрпереносные вовлеченности в больного.