Pr?ferendam esse spurcissimam mortem servituti mundissim?.
без сомнений, что самая неопрятная смерть предпочтительнее нечистой жизни.
Citius mori aut tardius ad rem non pertinet, bene mori aut male ad rem pertinet. Bene autem mori est effugere male vivendi periculum.
По существу, безразлично погибнуть раньше либо позднее; принципиально важно лишь, как погибнуть: отлично, либо дурно. Погибнуть отлично – значит избежать опасности плохой судьбе.
Qui vivit, omnia posse fortunam, potius quam cogitem in eo, qui scit mori, nil posse fortunam.
Тот, кто живёт, – во власти судьбы; тот же, кто не опасается смерти, избежал её власти.
Nil melius ?terna lex fecit, quam quod unum introitum nobis ad vitam dedit, exitus multos. Ego expectem vel morbi crudelitatem vel hominis, cum possim per media exire tormenta et adversa discutere? Hoc est unum, cur de vita non possimus queri: neminem tenet. Bono loco res human? sunt, тихо nemo nisi vitio suo miser est. Placet: vive. Non placet: licet eo reverti, unde venisti.
По-моему же, красив тот закон природы, что выяснил нам лишь один вход в эту жизнь и покинул множество выходов из неё. Неужто же мне ожидать мучений от заболевания либо от людей, в то время, когда в моей власти избегнуть ненависти и страданий неприятелей? Единственно, за что мы не можем пожаловаться на судьбу – она никого не держит. Всё счастие человечества в том, что в случае, если кто несчастлив, то лишь по собственной вине. Потому что в случае, если ему приятна жизнь – пускай живёт; в случае, если неприятна – он может опять возвратиться в том направлении, откуда пришёл.
Ad moriendum nihil aliud in mora esse quam velle.
Чтобы погибнуть, не нужно ничего, не считая жажды.
Nullius rei meditatio tam necessaria est. Alia enim fortasse exercentur in supervacuum. Adversus paupertatem pr?paratus est animus: permansere diviti?. Ad contemptum nos doloris armamentum integri ac sani felicitas corporis. Ut fortiter amissorum desideria pateremur pr?cepimus nobis: omnes, quos amabamus, superstites fortuna servavit. Hujus unius rei usum qui exigat dies veniet.
Подготовиться к смертной казни нужнее, чем к чему-либо. Потому что подготовка ко всему другому может оказаться избыточной. Возможно приготовиться к бедности – и остаться богатым, закалить себя в перенесении боли, – а бодрость и полное здоровье не доставят случая выказать эту добродетель; возможно, наконец, убедить себя мужественно сносить потери друзей, а будущее даст всем, кого мы любим, пережить нас. Но неизбежно наступит сутки, в который нужно будет употребить в дело подготовку к смертной казни.
Nihil obstat erumpere et exire cupienti. In aperto nos natura custodit.
По большому счету, при жажде нет ничего, что мешает порвать путы и уйти из судьбы. Жизнь не хорошо сторожит нас.
Nisi hic timor e pectore ejectus est, palpitantibus pr?cordiis vivitur.
Кто не изгнал страха смерти из собственной груди, тот живёт с постоянным трепетом в сердце.
Iter inperfectum erit, si in media parte aut citra petitum locum steteris: vita non est inperfecta, si honesta est. Ubicumque desines, si bene desines, tota est. S?pe autem et fortiter desinendum est et non ex maximis causis. Nam nec e? maxim? sunt, qu? nos tenent.
Путешествие нельзя считать завершённым, в случае, если остановишься посредине пути либо не дойдя до места назначения; жизнь же, в случае, если лишь она праведна, – идеальна, и в то время, когда бы её ни кончить, только бы отлично кончить, она будет закончена. Довольно часто же приходится заканчивать её насильственным образом, и притом кроме того не по крайне важным обстоятельствам: не весьма так как ответственны и те обстоятельства, каковые побуждают нас жить.
Nemo tam imperitus est, ut nesciat quandoque светло синий: tamen cum prope accessit, tergiversatur, tremit, plorat. Nonne tibi videbitur stultissimus omnium, qui flevit, quod ante annos mille non vixerat? ?que stultus est, qui flet, quod post annos mille non vivet. H?c paria sunt: non eris nec fuisti. Utrumque tempus alienum est. In hoc punctum conjectus es, quod ut extendas, quo usque extendes?
Само собой разумеется, все знают, что когда-нибудь нужно будет умереть, но, в то время, когда наступает час смерти, скрываются от него, дрожат, плачут. Но разве не нелепо плакать о том, что не жил тысячею лет раньше? И одинаково нелепо плакать о том, что не будешь жить спустя тысячу лет. Так как это одно да и то же. Не был и не будешь. Да и то, что было раньше нас, да и то, что будет позднее, одинаково не отечественное. Твоё существование ограничено одним мигом, и если бы ты имел возможность его продолжить, до каких пор продлил бы ты его?
Tu autem non putabas te aliquando ad id perventurum, ad quod semper ibas? Nullum sine exitu iter est.
И разве ты сам не пологал, что когда-нибудь придёшь в том направлении, куда шёл всё время? Каждый путь имеет собственный финиш.
Nam vita, si moriendi virtus abest, servitus est.
Жизнь, в случае, если нет храбрости погибнуть – рабство.
Hoc istis respondendum est, quibus succursura mors est: ‘mori times: nunc enim vivis?’
Вот какой ответ следовало бы давать тем, кому смерть имела возможность бы быть лишь благодеянием: «Ты опасаешься погибнуть? да разве ты живёшь?»
Contemne mortem. Nihil triste est, cum hujus metum effugimus.
Не опасайся смерти. Раз ты избежишь страха смерти, нет ничего, что будет для тебя не легко.
Sic mortem times quomodo famam. Quid autem stultius homine verba metuente?
Смерть нам страшна лишь по причине того, что о ней говорят, как о чём-то ужасном. Но нет ничего нелепее, как опасаться слов.
Ne morti quidem hoc apud nos noceat: et h?c malam olitionem habet. Nemo eorum, qui illam accusant, expertus est. Interim temeritas est damnare, quod nescias.
О смерти идёт плохая слава; но никто из тех, кто бранит смерть, не испытал её. А в это же время несправедливо и самоуверенно бранить то, чего не знаешь.
Non sumus in ullius potestate, cum mors in nostra potestate sit.
Мы не будем подвластны никому, в случае, если смерть будет в отечественной власти.
Nihil non lubricum et fallax et omni tempestate mobilius. Jactantur cuncta et in contrarium transeunt jubente fortuna, et in tanta volutatione rerum humanarum nihil cuiquam nisi mors certum est.
Нет ничего неизвестнее, обманчивее и изменчивее под влиянием внешних условий, чем жизнь. Всё изменяется и по велению судьбы переходит из одной крайности в другую, и при таковой неверности земных вещей верна лишь смерть. И но, именно на неё, в которой никто не обманывается, все жалуются.
Mors nullum habet incommodum. Esse enim debet aliquid, cujus sit incommodum.
В смерти нет ничего неудобного: так как для этого нужно, дабы был кто-либо, кто бы испытывал от неё неудобство.
Illud potius admone, nullum mali sensum ad eum, qui perоt, pervenire: nam se pervenit, non perоt. Nulla, inquam, res eum l?dit, qui nullus est: vivit, si l?ditur.
Тот, кто погиб, поэтому самого не будет больше ощущать никаких страданий; потому что если бы он ощущал их – это было бы доказательством того, что он ещё жив.
Mors quin habeat aliquid in se terribile, ut et animos nostros, quos in amorem sui natura formavit, offendet, nemo dubitat: nec enim opus esset in id comparari et acui, in quod instinctu quodam voluntario iremus, sicut feruntur omnes ad conservationem sui.
без сомнений, что в смерти имеется что-то такое, что устрашает отечественную душу, одарённую любовью к судьбе. Но так как незачем было бы обучаться и воспитывать в себе презрение к смертной казни, если бы врождённые инстинкты сами влекли нас не к самосохранению, а к смертной казни.
Nec infantes nec pueros nec mente lapsos timere mortem et esse turpissimum, si eam securitatem nobis ratio non pr?stat, ad quam stultitia perducit.
Ни дети, ни сумасшедшие не опасаются смерти; тем постыднее, что разум не имеет возможности постигнуть её безвредности, в то время, когда она очевидна кроме того для глупости.
Si quid te vetat bene vivere, bene mori non vetat.
Во всяком случае, если что и мешает тебе отлично жить, то нет ничего, что мешает отлично погибнуть.
Plerique inter mortis metum et vit? tormenta miseri fluctuantur et vivere nolunt, mori nesciunt.
Сколь многие колеблются между мучением жизни и страхом смерти: и жить не желают, и погибнуть не могут.
Nulla, inquam, res eum l?dit, qui nullus est: vivit, si l?ditur. Utrum putas illi male esse, quod nullus est, an quod est adhuc aliquis? Atqui nec ex eo potest ei в первых рядах esse, quod non est: quis enim nullius sensus est? Nec ex eo, quod est: effugit enim maximum mortis incommodum, non esse.
Тому, кто обратился в ничто, никакая вещь не имеет возможности вредить, а вдруг ему что-либо вредит, значит он ещё жив. В действительности, от чего бы он имел возможность испытывать зло, от того ли, что он обратился в ничто, либо от того, что он есть чем-то? Но для него не может служить источником страдания ни то, что он не существует, потому что тогда ему нечем было бы ощущать, ни то, что он ещё существует, поскольку в этом случае он избежал бы громаднейшего зла, причиняемого смертью – прекращения существования.
At si forte in manus hostium incideris, victor te может быть: eo nempe, quo duceris. Quid te ipse decipis et hoc nunc primum, quod olim patiebaris, intellegis? Ita dico: ex quo natus es, duceris. H?c et ejusmodi versanda in animo sunt, si volumus ultimam illam horam placidi expectare, cujus metus omnes alias inquietas facit.
Положим кроме того, что ты попадёшь в руки собственного неприятеля, и он в качестве победителя приговорит тебя к смертной казни. И что же? Ты придёшь конкретно к тому финишу, к которому шёл всю жизнь. Для чего обманывать себя и лишь сейчас подмечать факт, с которым в далеком прошлом уже следовало примириться? Верь мне: ты неизбежно погибнешь уже потому, что ты появился. В этом роде должны мы рассуждать, в случае, если желаем тихо и жёстко встретить последний час, ужас перед которым делает мучительными остальные часы нашей жизни.
Quibus pacatur animus, et me prius scrutor, deinde hunc mundum.
Нужно прежде изучить самого себя, а после этого уже окружающий мир.
Facis rem optimam et tibi salutarem, si perseveras ire ad bonam mentem, quam stultum est optare, cum possis a te impetrare. Non sunt ad c?lum elevand? manus nec exorandus ?dituus, ut nos ad aurem simulacri, quasi magis exaudiri possimus, admittat: prope est a te deus, tecum est, intus est.
Ты поступаешь замечательно и спасительно, в случае, если стремишься к совершенствованию; потому что нелепо лишь хотеть его, в то время, когда от тебя же зависит и достигнуть его. Не требуется простирать руки к небу, не требуется умолять жреца, дабы он допустил нас к самому идолу, как словно бы тогда Всевышний скорее услышит нас: Всевышний близок к тебе, Он с тобою, Он в тебе.
Sacer intra nos spiritus sedet, malorum bonorumque nostrorum observator et custos. Hic prout a nobis tractatus est, ita nos ipse tractat.
В нас обитает святой дух, страж и блюститель всякого блага и зла в нас. Как мы ведём себя по отношению к нему, так и он поступает довольно нас.
Bonus vero vir sine deo nemo est: an potest aliquis supra fortunam nisi ab illo adjutus exurgere? Ille dat consilia magnifica et erecta.
Никто не может быть хорошим кроме Всевышнего; никто не имеет возможности стать выше судьбы без Его помощи. Лишь Всевышний подаёт нам красивые, возвышенные рекомендации.
Aliena laudat, qui genus jactat suum.
Чужим добром щеголяет тот, кто кичится своим происхождением.
A nullo te nobilitate superari. Omnibus nobis totidem ante nos sunt: nullius non origo ultra memoriam jacet.
Никто не выше тебя по происхождению. У всех нас равное число предков: происхождение каждого из нас теряется во тьме прошедшего.
Neminem regem non ex servis esse oriundum, neminem servum non ex regibus. Omnia ista longa varietas miscuit et sursum deorsum fortuna versavit. Quis est generosus? Ad virtutem bene a natura conpositus. Hoc unum intuendum est: alioquin si ad vetera revocas, nemo non inde est, ante quod nihil est. A primo mundi ortu usque in hoc tempus perduxit nos ex splendidis sordidisque alternata series. Non facit nobilem atrium plenum fumosis imaginibus. Nemo in nostram gloriam vixit nec quod ante nos fuit, nostrum est: animus facit nobilem, cui ex quacumque condicione supra fortunam licet surgere.
Нет царя, у которого бы не было предком раба, и нет раба, не имеющего в числе предков царя. Все эти публичные различия перемешались в долгом последовательности годов и неоднократно изменялись судьбою. Добропорядочен тот, кто от природы одарён склонностью к добродетели. Лишь на это и нужно обращать внимание. А если ты обратишься к древним временам, то заметишь, что все люди взяли начало в то время, раньше которого ничего не было. От сотворения мира до наших дней нас привёл долгий последовательность предков, попеременно то славных, то низких. Благородство не даётся галереей закоптелых изображений предков. Так как они жили не для отечественной славы, да и то, что было раньше нас, не отечественное. Добропорядочным делает человека лишь дух, талантливый в произвольных событиях возвыситься над судьбой.
Sanam ac salubrem formam vit? tenete, ut corpori tantum indulgeatis, quantum bon? valitudini satis est. Durius tractandum est, ne animo male pareat.
Ведите здоровый образ судьбы, заботьтесь о теле, только как это нужно для здоровья. Нужно быть жёстким к плоти, дабы она повиновалась духу.
Corpusculum quoque, etiam si nihil fieri sine illo potest, magis necessariam rem crede quam magnam: vanas suggerit voluptates, breves, p?nitendas, ac nisi magna moderatione temperentur, in contrarium abituras.
На собственное тело, не смотря на то, что без его участия ничего не может быть сделано, наблюдай как на что-то нужное, но не основное: ему доступны только суетные удовольствия, каковые не так долго осталось ждать приедаются, а вдруг ими пользоваться какое количество-нибудь невоздержно, обращаются во вред.
Nam corpus hoc animi pondus ac p?na est: premente illo urgetur, in vinclis est, nisi accessit philosophia et illum respirare rerum natur? spectaculo jussit et a terrenis ad divina dimisit. H?c libertas ejus est, h?c evagatio: subducit interim se custodi?, in qua tenetur, et c?lo reficitur.
Отечественное тело – лишь тяжёлое бремя для души. Под давлением его она мучится; она страждет в земных оковах, пока не придёт на выручку философия и не позволит ей вольно набраться воздуха, созерцая природу вещей, и не возвысит от земного к небесному.
Quemadmodum artifices ex alicujus rei subtilioris, qu? intentione oculos defetigat, si malignum habent et precarium lumen, in publicum prodeunt et in aliqua regione ad populi otium dedicata oculos libera luce delectant: sic animus in hoc tristi et obscuro domicilio clusus, quotiens potest, apertum petit et in rerum natur? contemplatione requiescit.
В этом свобода души; в этом её освобождение. В такие 60 секунд она уходит из-под стражи, в которой содержится, и возносится к небу. Как живописец, утомив собственное зрение рассматриванием небольших предметов при слабом, неестественном свете, выходит к толпе и даёт своим глазам отдохнуть при полном блеске дня в местности, предназначенной для народных гуляний, так и душа, заключённая в собственной мрачной и чёрной колонии, всеми силами пытается на волю и отдыхает, созерцая природу.
Sapiens adsectatorque sapienti? adh?ret quidem in corpore suo, sed optima sui parte abest et cogitationes suas ad sublimia intendit. Velut sacramento rogatus hoc, quod vivit, stipendium putat. Et ita formatus est, ut illi nec amor vit? nec odium sit, patiturque mortalia, quamvis sciat ampliora в один раз.
Мудрец, равно как и тот, кто ещё лишь пытается к мудрости, не смотря на то, что и связаны с телом, но лучшею собственной частью не принадлежат ему и возносятся мыслью к возвышенным предметам. Подобно солдату, они вычисляют собственную жизнь жалованьем за работу. Но у них нет ни любви, ни неприязни к судьбе, и они терпеливо переносят собственное земное существование, зная, что им предстоит после этого второе, лучшее.
Contemnite omnia, qu? supervacuus labor velut ornamentum ac decus ponit. Cogitate nihil pr?ter animum esse mirabile, cui magno nihil magnum est.
Ненавидьте всякие украшения, доставляемые непосильным трудом. Не забывайте, что ничего нет хорошего восторга, не считая души, а для её величия нет ничего, что велико.
Nemo liber est, qui corpori servit.
Невольник тот, кто раб собственного тела.
Major sum et ad majora genitus, quam ut mancipium sim mei corporis, quod equidem non aliter aspicio quam vinclum aliquod libertati me? circumdatum. Hoc itaque oppono fortun?, in quo resistat, nec per illud ad me ullum transire vulnus sino. Quicquid in me potest injuriam pati, hoc est. In hoc obnoxio domicilio animus liber habitat. Numquam me caro ista conpellet ad metum, numquam ad indignam bono simulationem; numquam in honorem hujus corpusculi mentiar. Cum visum erit, distraham cum illo societatem. Et nunc tamen, dum h?remus, non erimus ?quis partibus socii: animus ad se omne jus ducet. Contemptus corporis sui certa libertas est.
Нет! я выше и рождён для высшего, чем быть во власти моего тела, на которое я наблюдаю как на оковы, связывающие мою свободу. Я отдаю его на жертву судьбе, дабы она на нём срывала собственную злобу и не разрешу пройти через него ни единой ране до меня. Только через тело меня возможно вынудить мучиться. Но в этом, подверженном всем невзгодам жилище живёт вольный дух. Ни при каких обстоятельствах для плоти не поддамся я страху либо недостойному добродетели притворству; ни при каких обстоятельствах не солгу я для моего тела, и в то время, когда захочу, прекращу собственную совместную судьбу с ним. И сейчас, пока мы совместно, мы неравноправные союзники. Всю власть сохраняет за собой дух. Подлинная свобода в презрении собственного тела.
Vis adversus hoc corpus liber esse? Tamquam migraturus habita. Propone tibi quandoque hoc contubernio carendum: fortior eris ad necessitatem exeundi.
Если ты желаешь быть свободным по отношению к собственному телу, живи так, как словно бы ты не так долго осталось ждать покинешь его. не забывай, что наступит время, в то время, когда ты лишишься этого убежища, и ты будешь решительнее перед необходимостью покинуть его.
Non potest quisquam beatus esse, qui huic se opinioni credidit. Non enim beatum est, nisi quod intrepidum: inter suspecta male vivitur. Quisquis se multum fortuitis dedit, ingentem sibi materiam perturbationis et inexplicabilem fecit: una h?c via est ad tuta vadenti, externa despicere et honesto contentum esse. Nam qui aliquid virtute melius putat aut ullum pr?ter illam bonum, ad h?c, qu? a fortuna sparguntur, sinum expandit et sollicitus missilia ejus expectat.
Не может быть радостным тот, кто сохраняет надежду на блага судьбы. Потому что блажен лишь бесстрашный; под гнётом же страха живётся не хорошо. Кто придаёт через чур много значения дарам судьбы, у того большой и неисчерпаемый источник треволнений. Имеется лишь один путь к спокойной судьбе – ненавидеть все внешние блага и ограничиваться лишь тем, что праведно. Потому что кто считает, что имеется что-то лучшее добродетели либо что, не считая неё, имеется ещё другие блага, тот подставляет собственную грудь под удары судьбы и с тревогой ожидает её стрел.
Aut ista bona non sunt, qu? vocantur, aut homo felicior deo est, quoniam quidem qu? parata nobis sunt, non habet in usu deus. Nec enim libido ad illum какое количество epularum lautiti? nec opes nec quicquam ex his hominem inescantibus et vili voluptate ducentibus pertinet. Ergo aut non incredibile est bona deo deesse aut hoc ipsum argumentum est bona non esse, quod deo desunt. Adice, quod multa, qu? bona videri volunt, animalibus quam homini pleniora contingunt. Illa cibo avidius utuntur, venere non ?que fatigantur, virium illis major est et ?quabilior firmitas. Sequitur, ut multo feliciora sint homine. Nam sine nequitia, sine fraudibus degunt. Fruuntur voluptatibus, quas et magis capiunt et ex facili sine ullo pudoris aut p?nitenti? metu. Considera tu itaque, an id bonum vocandum sit, quo deus ab homine vincitur. Summum bonum in animo contineamus: obsolescit, si ab optima nostri parte ad pessimam transit et transfertur ad sensus, qui agiliores sunt animalibus mutis.
Либо то, что обыкновенно кличут благом, не благо, либо человек обязан принимать во внимание радостнее Всевышнего, в силу того, что у Всевышнего нет тех предметов, каковые дарованы нам. У Всевышнего нет ни эйфорий сладострастия, ни пышных пиров, ни достатков и по большому счету ничего из этих свойственных человеку и доставляющих ему чувственное удовольствие вещей. Итак, нужно признать, что либо Всевышний лишён блага, либо что отсутствие его у Всевышнего имеется подтверждение того, что это не благо. Прибавь ещё к этому, что многим, что люди вычисляют за благо, животные пользуются полнее, чем человек. Они с бульшим аппетитом едят, меньше утомляются от половых сношений, их силы больше и равномернее: следовательно, они радостнее человека. И в действительности, в их жизни нет ни правонарушений, ни обмана; они пользуются чувственными удовольствиями полнее, чем люди; удовольствия эти достаются им легче и не оставляют по себе ни раскаяния, ни стыда. Итак, рассуди сам, возможно ли именовать благом то, в чём человек превосходит Всевышнего? Будем же полагать собственное высшее благо в отечественной душе; оно само станет хуже, в случае, если его перенести из лучшей части отечественного существа в нехорошую – в область ощущений, каковые у бессловесных животных острее.
Non est summa felicitatis nostr? in carne ponenda: bona illa sunt vera, qu? ratio dat, solida ac sempiterna, qu? cadere non possunt, ne decrescere quidem aut minui: cetera opinione bona sunt et nomen quidem habent commune cum veris, proprietas in illis boni non est. Itaque commoda vocentur et, ut nostra lingua loquar, producta. Ceterum sciamus mancipia nostra esse, non partes: et sint apud nos, sed ita, ut meminerimus extra nos esse. Etiam si apud nos sint, inter subjecta et humilia numerentur propter qu? nemo se adtollere debeat.
Не нужно полагать источника отечественного счастья в отечественном теле. Подлинные блага те, каковые даются нам разумом: они прочны и вечны, не смогут ни разрушиться, ни кроме того уменьшиться. Остальные блага – блага лишь по имени и только обозначаются одним словом с подлинным благом, но не имеют его особенностей. Мы будем именовать их наслаждениями, либо, пользуясь языком стоиков, предметами, заслуживающими предпочтения. Но мы должны не забывать, что они смогут принадлежать нам, но не составляют части нас самих; если они и с нами, мы не должны забывать, что они вне нас. Хотя бы они и были отечественными, мы должны вычислять их за второстепенные и низшие блага, к каким не нужно особенно стремиться.
Omnia ista nobis accedant, non h?reant, ut si abducentur, sine ulla nostri laceratione discedant. Utamur illis, non gloriemur, et utamur parce tamquam depositis apud nos et abituris. Quisquis illa sine ratione possedit, non diu tenuit. Ipsa enim se felicitas, nisi temperatur, premit. Si fugacissimis bonis credidit, cito deseritur et, ut non deseratur, adfligitur.
Все блага этого рода мы имеем случайно; они не связаны с нами, и потому, в случае, если их заберут от нас, мы должны лишиться их без всякого сокрушения. Будем пользоваться ими, но не будем хвалиться ими и будем пользоваться ими скупо, зная, что они легко смогут истощиться. Кто тратит их неразумно, недолго обладает ими. Кроме того само счастие, если не умерять его, делается в тягость. Кто доверяется преходящим благам, тот скоро их теряет, а вдруг и не теряет, то однако испытывает огорчение.
Nullus autem contra fortunam inexpugnabilis murus est: intus instruamur. Si illa pars tuta est, pulsari homo potest, capi non potest.
Нам направляться предохранить себя от таких случайностей, и без того как от судьбы нельзя оградиться никакой стеной, то укрепиться в себя. В случае, если в полная безопасность, то человека возможно осадить, но нельзя его забрать.
Quod sit hoc instrumentum, scire desideras? Nihil indignetur sibi accidere sciatque illa ipsa, quibus l?di videtur, ad conservationem universi pertinere et ex iis esse, qu? cursum mundi officiumque consummant. Placeat homini, quicquid deo placuit: ob hoc ipsum se suaque miretur, quod non potest vinci, quod mala ipsa sub se tenet, quod ratione, qua valentius nihil est, casum doloremque et injuriam subigit.
Желаешь знать, в чём состоят эти внутренние упрочнения? В том, дабы не огорчаться ничем, что бы ни произошло с нами, и знать, что всё, что, повидимому, доставляет нам страдание, нужно для поддержания мирового порядка и есть следствием общемирового хода вещей; в том, дабы согласовать собственные жажды с жаждами божества и вычислять собственной заслугой собственную непобедимость, а все бедствия ниже себя; и в том, дабы посредством разума, что посильнее всего, возвышаться над несчастиями, обидами и горем.
Ama rationem! Hujus te amor contra durissima armabit. Feras catulorum amor in venabula inpingit feritasque et inconsultus impetus pr?stat indomitas; juvenilia nonnumquam ingenia cupido glori? in contemptum tam ferri quam ignium misit; species quosdam atque umbra virtutis in mortem voluntariam trudit: quanto his omnibus fortior ratio est, quanto constantior, tanto vehementius per metus ipsos et pericula exibit.
Обожай разум! Любовь к нему укрепит тебя против самых тяжёлых опробований. Любовь к детёнышам бросает диких животных на подставленные им рогатины, а необдуманная гнев делает их неукротимыми. Желание славы заставляет юные умы ненавидеть и железо, и пламя, а самая тень доблести ведёт иных на необязательную смерть. Как выше всех этих побуждений разум, как прочнее их, так вернее совершит он через опасности и самый страх.
Deos rerum omnium esse testes ait. Illis nos adprobari, illis in futurum parari jubet et ?ternitatem proponere. Quam qui mente concepit, nullos horret exercitus, non terretur tuba, nullis ad timorem minis agitur. Quidni non timeat qui mori sperat? Is quoque, qui animum tamdiu judicat manere, quamdiu retinetur какое количество vinculo, solutum statim spargit, ut etiam post mortem utilis esse possit.
Душа признаёт, что всевышние свидетели всему. И она желает, дабы всевышним было приятно отечественное поведение и дабы мы готовься предстать пред ними в будущем и жить с ними целую вечность. Тот же, кто постигнет умом вечность, тому не будут страшны ни война, ни никакие угрозы и сигнальная труба судьбы. Как может не быть бесстрашным тот, кому приятно погибнуть, в случае, если кроме того тот, кто считает, что душа живёт только , пока остаётся в оковах тела, а чуть вырвется из них, в тот же миг рассеивается, старается быть нужным и по окончании смерти?
Quid ista sic diligis quasi tua? Istis opertus es: veniet, qui te revellat dies et ex contubernio f?di atque olidi ventris educat.
Для чего же ты дорожишь телом, как чем-то составляющим часть твоей сущности? Ты лишь одет им. Придёт сутки, и оторвут тебя, и выведут на свет из нынешнего твоего обиталища – смрадного и душного тела.
Plus, ut puto, fidei haberet apud te, plus ponderis, si quis revixisset et in morte nihil mali esse narraret expertus.
Всего убедительнее, всего серьёзнее, по-моему, было бы для нас свидетельство человека, погибшего и после этого воскресшего, если бы он сказал нам, что в смерти нет страдания.
Juvat de ?ternitate animarum qu?rere, immo mehercules credere. Pr?beo enim me facilem opinionibus magnorum virorum rem gratissimam promittentium magis quam probantium.
Приятно думать о бессмертии души а также, клянусь небом, лишь верить в него. Я с радостью доверяю мнениям великих мудрецов по этому вопросу, скорее лишь дающих слово нам столь приятную вещь, чем неоспоримо обосновывающих её.
Depone onus: quid cunctaris, tamquam non prius quoque relicto, in quo latebas, corpore exieris?
Отложи ужас. Что медлишь, как словно бы ты не покидал ещё ни разу того тела, в котором был скрыт?
Quoque tu, quantum potes, subduc te voluptatique, nisi qu? necessariis seriisque coh?rebit, alienus jam hinc altius aliquid sublimiusque meditare: aliquando natur? tibi arcana retegentur, discutietur ista caligo et lux undique clara percutiet.
А сейчас ты, как можешь, возносись из этого душою и, чуждый всяких страстей, не считая разве тех, каковые неизбежно связаны с нами, думай о чём-либо высшем и более чистом, чем земное. Когда-нибудь откроются тебе тайны природы, рассеется окружающий тебя мрак, и отовсюду воссияет броский свет.
Tunc какое количество tenebris vixisse te dices, cum totam lucem et totus aspexeris, quam nunc per angustissimas oculorum vias obscure intueris, et tamen admiraris illam jam procul: quid tibi videbitur divina lux, cum illam suo loco videris? H?c cogitatio nihil sordidum animo subsidere sinit, nihil humile, nihil crudele.
Ты осознаешь, что раньше жил в потёмках, в то время, когда заметишь полный свет, что ты сейчас смутно познаёшь через посредство собственных земных очей и, но, с далека восхищаешься им. Каким же ты отыщешь данный чудотворный свет, в то время, когда встретишься с ним в самом месте его происхождения! Самые размышления об этом искореняют из души всё нечистое, низкое либо ожесточённое.
Dic potius, quam naturale sit in inmensum mentem suam extendere. Magna et generosa res est humanus animus: nullos sibi poni nisi communes et cum deo terminos patitur.