Если ты сам не положишь финиша собственной скорби, его положит время. Но, по-моему, разумному человеку должно быть стыдно излечиваться от горя усталостью. Лучше самому покинуть скорбь, чем быть покинутым ею. Потому покинь то, чему ты не можешь предаваться продолжительно, даже если бы и желал.
Nulla res citius in odium venit quam dolor, qui recens consolatorem invenit et aliquos ad se adducit, inveteratus vero deridetur, nec inmerito. Aut enim simulatus aut stultus est.
Ни одна вещь не надоедает так не так долго осталось ждать, как скорбь. К тому же, пока она свежа, она ещё находит себе утешителей а также завлекает к себе иных людей; в то время, когда же она через чур продолжительна, то делается забавной, и не просто так. Она либо притворна, либо нелепа.
Cogitemus cito nos eo perventuros, quo illum pervenisse m?remus. Et fortasse, si modo vera sapientium fama est recipitque nos locus aliquis, quem putamus perisse, pr?missus est.
Будем думать, что и мы не так долго осталось ждать отправимся в том направлении, где сейчас тот, кого мы оплакиваем. И, возможно, если не безлюдная басня мудрецов, что по окончании смерти мы переселяемся в особенную обитель, тот, кого мы вычисляем погибшим, лишь отправлен вперёд нас.
Non adfligitur sapiens liberorum amissione, non amicorum. Eodem enim animo fert illorum mortem, quo suam expectat. Non magis hanc timet quam illam dolet.
Мудрец не печалится по потере собственных близких и детей, в силу того, что переносит их смерть в том же настроении, с каким ожидает собственной. Он столько же скорбит о первой, сколько опасается последней.
Iniquum est queri de eo, quod uni accidit, omnibus restat.
Несправедливо жаловаться на то, что сейчас произошло с одним, но ожидает и всех других людей.
Desiderii stulta conquestio est, ubi minimum interest inter amissum et desiderantem. Eo itaque ?quiore animo esse debemus, quod quos amisimus, sequimur.
Нелепо жаловаться, в то время, когда тот, кто скорбит, в таком скором времени последует за оплакиваемым. Итак, мы должны тем спокойнее переносить потери, что и сами не так долго осталось ждать последуем за погибшими.
Respice celeritatem rapidissimi temporis, cogita brevitatem hujus spatii, per quod citatissimi currimus, observa hunc comitatum generis humani eodem tendentis minimis intervallis distinctum, etiam ubi maxima videntur: quem putas perisse, pr?missus est. Quid autem dementius quam, cum idem tibi iter emetiendum sit, flere eum, qui antecessit?
Поразмысли о скоротечности времени. Отыщи в памяти о краткости того жизненного поля, через которое мы так скоро перебегаем. Взгляни, как люди следуют друг за другом к одному и тому же конечному пункту, на маленьких расстояниях, хотя бы на первый взгляд промежутки и казались большими. Тот, кого ты вычисляешь погибшим, лишь отправлен перед тобой. Не нелепо ли оплакивать того, кто шёл впереди тебя по одному с тобою пути?
Flet aliquis factum, quod non ignoravit futurum? Aut si mortem in homine non cogitavit, sibi inposuit. Flet aliquis factum, quod ajebat non posse non fieri? Quisquis aliquem queritur mortuum esse, queritur hominem fuisse. Omnis eadem condicio devinxit: cui nasci contigit, mori restat. Intervallis distinguimur, exitu ?quamur. Hoc quod inter primum diem et ultimum jacet, varium incertumque est.
Никто так как не плачет о том, что должно было произойти предположительно. В случае, если же он не пологал, что любимый им человек погибнет, он сам себя обманывал. Никто не плачет о том, чего не имело возможности не быть. В действительности, кто сокрушается о чьей-либо смерти, сокрушается о том, что погибший был человеком. Всех нас связывает нужное условие, что тот, кто появился, обязан и погибнуть. Имеется отличие лишь в длительности судьбы, но финиш одинаковый. То же, что лежит между первым и последним днём жизни, различно и неизвестно.
?quo animo excipe necessaria. Quid incredibile, quid novum evenit? Quam multis направляться maxime funus locatur, quam multis vitalia emuntur, quam multi post luctum tuum lugent! Quotiens cogitaveris puerum fuisse, cogita et hominem, cui nihil certi promittitur, quem fortuna non utique perducit ad senectutem: unde visum est, dimittit.
То, что неизбежно, направляться переносить тихо. И разве произошло что-то неслыханное, что-то новое! какое количество похорон уже было! Для какое количество людей уже приобретались костры! Сколь многие будут горевать об потерях и по окончании тебя! Всегда, как ты вспоминаешь, что ты был отроком, знай, что ты человек, и, следовательно, в твоей судьбе нет ничего верного, и будущее не возможно дарует тебе старость, но в то время, когда ей вздумается, тогда и заберёт у тебя жизнь.
Oblivisci quidem suorum ac memoriam cum corporibus efferre et effusissime flere, meminisse parcissime, inhumani animi est. Sic aves, sic fer? suos diligunt, quarum contria concitatus actus est amor et p?ne rabidus, sed cum amissis totus extinguitur.
Недостойно человека забывать о собственных родных и погребать память о человеке вместе с его телом, неутешно рыдать и позже совсем не вспоминать. Так обожают лишь птицы либо животные, любовь которых достигает практически до сумасшествия, но в тот же миг по окончании смерти любимых существ уничтожается.
Adflicto et magnum vulnus male ferenti paulisper cedendum est, exsatiet se aut certe primum impetum effundat: hi, qui sibi lugere sumpserunt, protinus castigentur et discant quasdam etiam lacrimarum ineptias esse.
Возможно быть снисходительным к человеку, поражённому тяжёлым горем, хотя бы он и не весьма мужественно переносил собственное несчастие: он успокоится, когда пройдёт первое страдание. Наоборот, тех, кто желает сделать из собственной скорби особенного рода занятие, направляться бранить и обосновывать им, что самые слёзы их нелепы.
Sequitur nos ut in aliis rebus, ita in hac quoque hoc vitium, ad plurium exempla componi nec quid oporteat, sed quid soleat, aspicere.
Большая часть, в отношении печали, как и во многих вторых отношениях, подвержены тому недочёту, что подражают примеру толпы и делают не то, что должны, но то, что принято.
A natura discedimus, populo nos damus nullius rei bono auctori et in hac re sicut in his omnibus inconstantissimo.
Мы уклоняемся от природных влечений и вверяем себя толпе, от которой ничего хорошего нельзя ждать и которая столь же непостоянна в этом отношении, как и во всех других.
Plus ostentatio doloris exigit направляться dolor: quotus quisque sibi tristis est? Clarius, cum audiuntur, gemunt et taciti quietique dum secretum est, cum aliquos videre, in fletus novos excitantur.
Время от времени показная скорбь требует больше, нежели самое горе. Немногие бывают грустны для самих себя. В случае, если знают, что их слышат, они тяжелее вздыхают и, немногословные и спокойные наедине, чуть завидев людей, поднимают новый плач.
Stultius vero nihil est quam famam captare tristiti? et lacrimas adprobare.
Нет ничего нелепее, как заботиться о том, что сообщат о отечественной печали, и обнаружить что-то хорошее в слезах.
Est aliquis et dolendi decor: hic sapienti servandus est et quemadmodum in ceteris rebus, ita etiam in в наше время aliquid sat est: inprudentium ut gaudia sic dolores exundavere.
Имеется приличие и в горе. Его обязан выполнять мудрец, как и в любой момент. И в слезах должно знать меру. Лишь неразумные люди бывают неумеренны в выражениях как эйфории, так и скорби.
Non est, quod lacrimas propter circumstantem adsidentemque aut contineas aut exprimas: nec cessant nec fluunt umquam tam turpiter quam finguntur: eant sua sponte. Ire autem possunt placidis atque compositis. S?pe salva sapientis auctoritate fluxerunt tanto temperamento, ut illis nec humanitas nec dignitas deesset.
Незачем плакать либо удерживаться от слёз для окружающей нас толпы. Текут слёзы либо нет, оне постыдны лишь тогда, в то время, когда неискренни. Потому пускай себе текут. Плакать смогут самые спокойные и уравновешенные люди. Слёзы мудреца, умеряемые его здравым смыслом, время от времени смогут течь так, что им нельзя отказать ни в человечности, ни в преимуществе.
Licet, inquam, natur? obsequi gravitate servata.
Нужно направляться природным влечениям, но сохранять наряду с этим собственное преимущество.
Quid enim est turpius quam captare in ipso luctu voluptatem, immo per luctum, et inter lacrimas quoque quod juvet, qu?rere?
Что возможно постыднее, как искать удовольствия в страдании и обнаружить эйфории в горе и слезах?
Quod in se jucundissimum omnis voluptas habet, in finem sui differt. Jucundissima est ?tas devexa jam, non tamen pr?ceps. какое количество illam quoque in extrema tegula stantem judico habere suas voluptates. Aut hoc ipsum succedit in locum voluptatium, nullis egere. Quam dulce est cupiditates fatigasse ac reliquisse!
Всякое удовольствие достигает высшей силы в последний момент. Потому и из возрастов самым приятным обязан принимать во внимание старческий, а не зрелый. И я утверждаю, что в старости, стоящей на границе бытия, имеется собственные удовольствия, либо, по крайней мере, их в полной мере может заменить то, что у неё нет потребности в них. О, как приятно, устав от страстей, наконец освободиться от них!
Proficuus est voluptatem ex plurium adsensione venientem contemnere.
Полезно ненавидеть то удовольствие, которое испытывается при одобрении солидного числа людей.
Ita dico: in pr?cipiti voluptas ad dolorem vergit, nisi modum tenuit. Modum autem tenere in eo difficile est, quod bonum esse credideris. Veri boni aviditas tuta est.
Верь мне, все чувственные удовольствия ведут к скорби, в особенности в случае, если предаваться им неумеренно; быть же воздержным в том, что вычисляешь своим благом, весьма тяжело, – это ты знаешь сам. Наоборот, желание подлинного блага – безвредно.
H?c [gaudii], quibus delectatur vulgus, tenuem habent ac perfusoriam voluptatem, et quodcumque invecticium gaudium est, fundamento caret: hoc, de quo loquor, ad quod te conor perducere, solidum est et quod plus pateat introrsus.
Те эйфории, какими забавляется масса людей, доставляют мимолётное, поверхностное удовольствие; любая радость, приходящая извне, лишена прочных оснований. Та же радость, о которой я говорю, не только прочна, но что ещё серьёзнее – сокрыта в.
Non est autem acerbum carere eo, quod cupere desieris.
Уже совсем не тяжело быть лишённым того, чего перестаёшь желать.
Quanto satius est rectum sequi limitem et eo se perducere, ut ea demum sint tibi jucunda, qu? honesta.
Лучше неизменно преследовать собственную цель и вести таковой образ судьбы, дабы только то, что праведно, было приятно.
Quicquid ex abstinentia contigit, avidius excipitur.
Всё, что нам достаётся по окончании известного воздержания, ценится нами больше.
Vesic? te dolor inquietavit, epistul? venerunt parum dulces, detrimenta continua, propius accedam, de capite timuisti. Quid, tu nesciebas h?c te optare, cum optares senectutem? Omnia ista in longa vita sunt, quomodo in longa via et pulvis et lutum et pluvia.
Мучит ли тебя каменная заболевание, взял ли ты неприятные известия – всё это всегда бывает. Кроме того более, в случае, если твоей жизни угрожает опасность, то знай: хотя долголетия, ты сам захотел себе её. Всё это так же неизбежно в жизни, как в долгой дороге пыль, дождь и грязь.
Ex hac deploratione nascitur, ut направляться divinorum interpretes simus: querimur, quod non semper, quod et pauca nobis et incerta et abitura contingant. Inde est, quod nec vivere nec mori volumus: vit? nos odium tenet, timor mortis. Natat omne consilium nec inplere nos ulla felicitas potest. Causa autem est, quod non pervenimus ad illud bonum inmensum et insuperabile, ubi necesse est resistat voluntas nostra, quia ultra summum non est locus. Qu?ris, quare virtus nullo egeat? Pr?sentibus gaudet, non concupiscit absentia. Nihil non illi magnum est, quod satis.
Из разочарования в жизни происходит неблагодарность отечественная по отношению к божеству. Мы начинаем жаловаться, что на отечественную долю достаются блага и редко и мало, и неверные и преходящие. Кончается тем, что мы не желаем ни жить, ни умирать. Мы ненавидим жизнь и опасаемся смерти. Отечественный разум мятётся, и никакое счастье не имеет возможности нас удовлетворить. А обстоятельство всего этого в том, что мы не достигли того неизмеримого и совершенного блага, которым должно быть удовлетворено великое желание отечественное, потому что выше высшего ничего нет. Одна добродетель ни в чём не испытывает недостаток: она довольна настоящим и не жаждет того, чего у неё нет. Для неё довольно много уже и того, что ей достаточно.
Ab hoc discede judicio: non pietas constabit, non fides. Multa enim utramque pr?stare cupienti patienda sunt ex iis, qu? mala vocantur; направляться inpendenda ex iis, quibus indulgemus tamquam bonis. Perit fortitudo, qu? periculum facere debet sui; perit magnanimitas, qu? non potest eminere, nisi omnia velut minuta contempsit, qu? pro maximis volgus optat; perit gratia et relatio grati?, si timemus laborem, si quicquam pretiosius fide novimus, si non optima spectamus.
Если ты не признаешь этого, не устоит ни благочестие, ни верность. Потому что тому, кто желает выказать эти добродетели, приходится претерпеть очень многое из того, что зовётся злом, и многим пожертвовать из того, что мы вычисляем благом. Не будет и храбрости, потому что она обязана искать опасности; и великодушия, потому что оно не имеет возможности проявиться, если не будет презренно всё, чего, как великого блага, жаждет чернь. Не будет и милости, и признательности, в случае, если мы будем опасаться труда и думать что-либо драгоценнее верности, заботясь не об одном лишь добропорядочном.
Quemadmodum in nave, qu? sentinam trahit, uni rim? aut alteri obsistitur, ubi plurimis locis laxari c?pit et cedere, succuri non potest navigio dehiscenti: ita in senili corpore aliquatenus inbecillitas sustineri et fulciri potest.
Как на корабле с течью ещё возможно плыть, пока на нём одна либо две пробоины, но в то время, когда он начнёт течь и распадаться в нескольких местах, то ничто уже не имеет возможности спасти его от потопления; так и в старческом теле с дряхлостью возможно бороться только до известного времени.
Hoc philosophia pr?stat, in conspectu mortis hilarem et in quocumque corporis habitu fortem l?tumque nec deficientem, quamvis deficiatur. Magnus gubernator et scisso navigat velo, et, si exarmavit, tamen reliquias navigii aptat ad cursum.
Философия даёт силу быть радостным в виду самой смерти, и при всяком состоянии здоровья быть весёлым, не слабея духом, кроме того в то время, когда покидают физические силы. Искусный корабельщик может руководить дырявыми парусами, а вдруг корабль совсем лишится снастей, он наладит для плавания самые остатки корабельного оружия.
Ignis, qui alentem materiam occupavit, aqua et interdum ruina extinguendus est: ille, qui alimentis deficitur, sua sponte subsidit.
Пламя, охвативший громадную массу горючего материала, возможно потушить лишь водою, время от времени кроме того приходится рушить всё строение; в случае, если же горючего материала слишком мало, он меркнет сам собою.
Tria h?c in omni morbo gravia sunt: metus mortis, dolor corporis, intermissio voluptatum.
Три вещи делают для нас заболевание тяжёлою: ужас смерти, страдания тела и лишение наслаждений.
Morieris, non quia ?grotas, sed quia vivis. Ista te res et sanatum manet: cum convalueris, non mortem, sed valetudinem effugies.
Ты погибнешь не от того, что ты болен, но от того, что ты живёшь. Если ты и выздоровеешь, всё-таки ты не избежишь смерти. Выздоровление избавит тебя от заболевания, а не от смерти.
Magnos cruciatus habet morbus. Sed hos tolerabiles intervalla faciunt. Nam summi doloris intentio invenit finem. Nemo potest valde dolere et diu: sic nos amantissima nostri natura disposuit, ut dolorem aut tolerabilem aut brevem faceret.
Заболевание сопряжена со страданием. Но его делают выносимым промежутки между приступами боли. Высшее напряжение боли влечёт за собою смерть. Никто не имеет возможности мучиться и очень сильно, и продолжительно. Природа, в собственной заботе о нас, устроила так, что боль не редкость либо выносима, либо мала.
Illud autem est, quod imperitos in vexatione corporis male habet: non adsueverunt animo esse contenti. Multum illis cum corpore fuit. Ideo vir magnus ac prudens animum diducit a corpore et какое количество cum meliore ac divina parte versatur, cum hac querula et fragili quantum necesse est.
Подлинная же обстоятельство того, что заставляет мучиться людей, не привыкших к перенесению боли, пребывает в том, что они не привыкли ограничиваться духовной стороной и через чур привержены к телу. Наоборот, мудрец отвлекает душу от тела и более занимается этою лучшею и божественною частью себя. О теле же, жалком и хрупком, он заботится только как это нужно.
Valetudo mala corpus, non animum tenet.
Заболевание надрывает тело, а не душу.
Tolerabilis est morbi patientia, si contempseris id quod extremum minatur. Noli mala tua facere tibi ipse graviora et te querellis onerare. Levis est dolor, si nihil illi opinio adjecerit: contra, si exhortari te c?peris ac dicere: ‘направляться est aut certe exiguum est. duremus: jam desinet’: levem illum, dum putas, facies. Omnia ex какое количество suspensa sunt; non ambitio tantum ad illam respicit et luxuria et avaritia: ad opinionem dolemus. Tam miser est quisque quam credidit.
Всякую заболевание возможно терпеливо переносить, если не опасаться того, чем она угрожает в нехорошем случае. Не увеличивай же сам собственных страданий жалобами. Самая боль легка, в случае, если её не преувеличивает воображение. Наоборот, если ты попытаешься успокоить себя и сообщишь: «Это ничего», либо: «Это ещё возможно терпеть; буду твёрже; не так долго осталось ждать пройдёт», то ты сделаешь самую боль легче уже тем, что будешь так думать. Так как всё зависит от отечественного жажды: не только честолюбие, скупость и роскошь зависят от того, как на что наблюдать, но и заболевание зависит от отечественного воображения. Каждый чувствует себя так несчастным, как вычисляет себя таким.
Animos libenter ?gros et captantes causas doloris vetera atque obliterata contristent.
Больной дух с радостью отыскивает для себя обстоятельства скорби.
Initium est salutis notitia peccati.
Начало выздоровления – обнаружение недуга.
In remedium cedunt honesta solacia, et quicquid animum erexit, etiam corpori prodest.
Хорошие утешения смогут заменять другой раз лекарства, поскольку то, что возбуждает дух, приносит пользу и телу.
Pars sanitatis velle sanari fuit.
Само желание выздороветь уже есть частью выздоровления.
Toto contra [?gritudinem] pugnet animo: vincetur, si cesserit, vincet, si se contra dolorem suum intenderit.
Всеми силами борись с болезнию. В случае, если сдашься, будешь побеждён; в случае, если же укрепишься – победишь.
Illud quoque proderit, ad alias cogitationes avertere animum et a dolore discedere. Cogita quid honeste, quid fortiter feceris; bonas pastes tecum ipse tracta. Memoriam in ea, qu? maxime miratus es, sparge.
Полезно кроме этого занимать собственный ум посторонними размышлениями и стараться не думать о болезни: припоминай, что было в твоей жизни хорошего и славного. Обращайся к лучшей части собственного существа. Вспоминай о том, что тебе доставляло наслаждение.
Natura minimum petit, natur? autem se sapiens accomodat.
Природа требует очень немногого. Мудрец же согласует собственную жизнь с природою.
Vero animi voluptates, qu? majores certioresque sunt, nemo medicus ?gro negat. Has quisquis sequitur et bene intellegit, omnia sensuum blandimenta contemnit.
Духовные эйфории, каковые и лучше и прочнее телесных, не возбраняются больному никакими докторами. А в это же время, кто предаётся этим удовольствиям и отлично понимает их, тот ненавидит все чувственные.
Etiam malum panem tibi tenerum et siligineum fames reddet. Ideo non est ante edendum quam illa imperat.
Голод сделает вкусным кроме того и чёрствый хлеб. Нужно лишь приниматься за еду не раньше, чем проголодаешься.
Facile est pascere paucos ventres et bene institutos et nihil aliud desiderantes quam inpleri. Parvo fames constat, magno fastidium.
Насытить худой и здоровый желудок, который нуждается только в утолении голода, нетрудно. Голод ограничивается немногим; разнообразие блюд – итог скуки.
Audi, quantum mali faciat nimia subtilitas et quam infesta veritati sit.
Взгляни, сколько вреда приносит излишняя мелочность и как страшна она для истины.
Terminus nullus falso est.
Неправда не имеет пределов.
Quidam fallere docuerunt, dum timent falli, et illi jus peccandi suspicando fecerunt.
Кто опасается обмана, тот учит ему, и самым подозрением даёт право на любое коварство.
Magna res est, h?c et diu discenda, cum adventat hora illa inevitabilis, ?quo animo abire.
Великое это дело и продолжительно ему нужно обучаться – равнодушно покидать местный мир, в то время, когда наступит неотвратимый час смерти.
Tu tamen mortem ut numquam timeas, semper cogita.
Дабы не опасаться смерти, постоянно размышляй о ней.
Alia genera mortis spei mixta sunt: desinit morbus, incendium extinguitur, ruina quos videbatur oppressura deposuit; mare quos hauserat, eadem vi, qua sorbebat, ejecit incolumes; gladium miles ab ipsa perituri cervice revocavit: nil habet quod speret, quem senectus ducit ad mortem. Huic uni intercedi non potest. Nullo genere homines mollius moriuntur sed nec diutius.
Имеется роды смерти, сопряжённые с надеждою на избежание её. От болезни возможно поправиться. Пожар возможно потушить. Обвал, готовый задавить, может скатиться мимо. Бурное море время от времени тою же волною, которою готово было поглотить, выбрасывает погибавших на берег живыми и невредимыми. Занесённый над головою клинок неприятеля иногда минует жертву. Но никакой надежды не остаётся тому, кто умирает от старости. Данный уже не избежит смерти. Данный род смерти всех спокойнее, но всех продолжительнее.
Puto fortiorem esse eum, qui in ipsa morte est quam qui circa mortem. Mors enim admota etiam inperitis animum dedit non vitandi inevitabilia. Sic gladiator tota pugna timidissimus jugulum adversario pr?stat et errantem gladium sibi adtemperat. At illa, qu? in propinquo est utique ventura, desiderat lentam animi firmitatem, qu? est rarior nec potest nisi a sapiente pr?stari.
Тому, кто уже в объятиях смерти, легче, нежели тому, кто лишь близок к ней. Наступление смерти кроме того трусливым придаёт силы храбро встретить неотвратимое. Так гладиатор, выказавший себя трусом в течение всей битвы, всё-таки может подставить собственную грудь неприятелю и разрешить вонзить в неё ищущий её клинок. Грядущая же в недалеком будущем, но ещё не наступившая смерть требует покорности и совместно твёрдости духа, что видится очень редко и притом лишь у мудрецов.
Is ait tam stultum esse, qui mortem timeat, quam qui senectutem. Nam quemadmodum senectus adulescentiam sequitur, ita mors senectutem. Vivere noluit, qui mori non vult. Vita enim cum exceptione mortis data est; ad hanc itur. Quam ideo timere dementis est, quia certa expectantur, dubia metuuntur. Mors necessitatem habet ?quam et invictam. Quis queri potest in ea condicione se esse, in qua nemo non est?
Опасаться смерти так же нелепо, как опасаться старости. Потому что как старость следует за юностью, так смерть следует за старостью. Кто не желает умирать, не желает и жить. Так как смерть дана нам как заключение судьбы: к ней мы идём. А потому нелепо опасаться её. Того, что неизбежно, ожидают; опасаться возможно лишь вызывающего большие сомнения. Смерть имеется необходимость для всех однообразная и неотвратимая: какой же суть жаловаться на положение, из которого никто неизъят?
Primum sperare se nullum dolorem esse in illo extremo anhelitu; si tamen esset, habere aliquantum in ipsa brevitate solacii. Nullum enim dolorem longum esse, qui magnus est.
Возможно сохранять надежду на то, что отечественный последний вздох будет безболезнен; в случае, если же он сопряжён со страданиями, другими словами утешение в самой их краткости. Никакая сильная боль не имеет возможности длиться продолжительно.
Si distinguere voluerimus causas metus nostri, inveniemus alias esse, alias videri. Non mortem timemus, sed cogitationem mortis. Ab ipsa enim semper tantundem absumus. Ita si timenda mors est, semper timenda est. Quod enim morti tempus exemptum est?
В случае, если пораздумать над обстоятельствами отечественных страхов, то окажется, что мы видим одне, а на деле существуют другие. Мы опасаемся не самой смерти, но мысли о ней, в силу того, что от смерти мы в любой момент одинаково далеки. И в случае, если опасаться смерти, то направляться опасаться её в любой момент, в силу того, что какой же час изъят из её власти?
Ego mortem diu expertus sum. ‘Quando?’ inquis. Antequam nascerer. Mors est non esse. Id quale sit, jam scio. Hoc erit post me, quod ante me fuit. Si quid in hac re tormenti est, necesse est et fuisse, antequam prodiremus in lucem; atqui nullam sensimus tunc vexationem.
Я продолжительно испытывал смерть. Ты спросишь, возможно, в то время, когда это я испытывал смерть? – Ещё до собственного рождения. Так как смерть – это небытие. Каково оно – я уже знаю. По окончании меня будет то же, что было раньше меня. В случае, если в смерти имеется какая-либо мука, разумеется, она была уже раньше, чем мы явились на свет. Но тогда мы не ощущали никаких страданий.
Rogo, non stultissimum dicas, si quis existimet lucern? pejus esse, cum extincta est, quam antequam accenditur? Nos quoque et extinguimur et accendimur: medio illo tempore aliquid patimur, utrimque vero alta securitas est.
Не нелепо ли думать, что светильнику хуже по окончании того, как его погасят, чем перед тем, как его зажгут? Мы также загораемся и меркнем. В данный временной отрезок мы испытываем некое страдание. Вне его, по обе стороны должен быть полный покой.
Erramus, quod mortem judicamus sequi, cum illa et pr?cesserit et secutura sit. Quicquid ante nos fuit, mors est. Quid enim refert, non incipias an desinas, cum utriusque rei hic sit effectus, non esse?
Отечественная неточность в том, что мы думаем, словно бы смерть лишь следует за судьбой, в то время как она и предшествовала ей, и последует за нею. Всё, что было до нас – смерть. Так не всё ли равняется, не затевать вовсе, либо прекратить, в случае, если итог одинаковый – небытие?
Desinamus, quod voluimus, velle. Ego certe id ago, senex ne eadem velim, qu? puer volui. In hoc unum eunt dies, in hoc noctes, hoc opus meum est, h?c cogitatio: inponere veteribus malis finem. Id ago, ut mihi instar totius vit? dies sit. Nec mehercules tamquam ultimum rapio, sed sic illum aspicio, tamquam esse vel ultimus possit.
Прекратим хотеть того, чего мы желали раньше. В старости я так и поступаю: я расхотел иметь то, чего желал в молодости. Все ночи и мои дни, помышления и поступки имеют целью покончить со ветхим злом. Я стараюсь, дабы любой мой сутки был похожим целую жизнь. И притом, клянусь, я не наблюдаю на него, как на последний сутки, но провожу его так, что он имел возможность бы быть и последним.
Paratus exire sum et ideo fruar vita, quia quam diu futurum hoc sit, non nimis pendeo. Ante senectutem curavi, ut bene viverem, in senectute, ut bene moriar: bene autem mori est libenter mori.
Я готов к смертной казни и замечательно пользуюсь судьбой, в силу того, что нисколько не интересуюсь вопросом, сколько времени она ещё продлится. До старости я беспокоился о том, дабы отлично жить; в старости – о том, дабы отлично погибнуть. А отлично погибнуть – значит с радостью погибнуть.
Sic animum conponamus, ut quicquid res exiget, id velimus et in primis ut finem nostri sine tristitita cogitemus. Ante ad mortem quam ad vitam pr?parandi sumus. Satis instructa vita est, sed nos in instrumenta ejus avidi sumus: deesse aliquid nobis videtur et semper videbitur. Ut satis vixerimus, nec anni nec dies faciunt, sed animus.
Настроимся хотеть всего того, чего требуют события. И в первую очередь приучимся ожидать финиша судьбы без печали. Приготовляться к смертной казни нужно раньше, чем к судьбе. Будущее подарила нам достаточно довольно много жизни, но нам всё думается мало. В любой момент мы думаем и будем постоянно думать, что нам чего-то недостаёт. Никакое число прожитых дней либо годов не вынудит нас признать, что мы жили достаточно: это может признать лишь разум.
Mors quid est? Aut finis aut transitus. Nec desinere timeo, idem est enim, quod non c?pisse, nec transire, quia nusquam tam anguste ero.
Что имеется смерть? Финиш, либо переход в другой мир. Но мне не страшен финиш, потому что это имеется то, что было до начала; не страшен и переход в второй мир, потому что нигде не буду я жить в таких печальных условиях, как тут.
Vita, ut scis, non semper retinenda est. Non enim vivere bonum est, какое количество bene vivere. Itaque sapiens vivit, quantum debet, non quantum potest. Videbit ubi victurus sit, cum quibus, quomodo, quid acturus. Cogitat semper, qualis vita, non quanta sit.
Не всегда приятно оттягивать финиш. Потому что не сама жизнь имеется благо, но хорошая судьба. Мудрец обязан жить столько, сколько направляться, а не столько, сколько может. Он светло видит, в то время, когда будет побеждён, с кем, как и что должно ему делать. Он постоянно имеет в виду не то, как продолжительна жизнь, но какова она.