Лучшие писатели всегда были мыслителями, глубоко вспоминавшими над судьбой человека, а читатель постоянно ждал и ожидает от литературы указаний жизненного пути.
Вот по какой причине такое серьёзное значение в работе писателя имеет его позиция, его отношение к тому, о чем он пишет, к тем людям, о которых он желает поведать, к той деятельности, которую он вычисляет нужной либо ненужной. Позиция эта, отчетливая и ясная, обязана определять все направление его работы.
Имеется одна черта, объединяющая вечно разнообразные стороны литературной работы: все книги написаны для людей и о людях. Книги о животных, если они хороши, — это книги о том, как человек относится к животным. Вымышленные персонажи, действующие в книгах фантастических, являются в конечном итоге как бы силуэты, тени людей, их отражение.
Каков бы ни был человек, где бы он ни жил, чем бы ни занимался, его возможно изобразить, нарисовать — и не только карандашом и красками, но и словами. Как же сделать это? Перелистайте черновики исходников, которыми владел перу великих русских писателей Толстого, Чехова, Достоевского, и вы осознаете, какое серьёзное место занимают в них вымышленные биографии персонажей их будущих произведений. В замыслах Тургенева возможно отыскать такие подробности судьбы храбрецов, каковые, казалось бы, кроме того и не могли ему понадобиться. Автор обязан знать о собственных храбрецах значительно больше, чем он поведает читателю.
Немногие люди видят себя со стороны, смогут беспристрастно оценить и осознать развитие и смысл собственной судьбе. Для писателя — это одно из нужных особенностей. Он обязан знать себя, знать собственные возможности, светло воображать целый количество того труда, что нужно положить в произведение. Он обязан знать себя и чтобы обучиться познавать вторых. Прочтите ежедневники Льва Толстого, и вы заметите: записывая с поразительной тщательностью подчас ничтожные подробности собственной жизни, он неустанно изучал себя. Ежедневники были для него психотерапевтической школой мастерства.
Собирая материал для литературного произведения, автор во многих случаях сравнивает себя и собственных храбрецов. Думая о них, он волей-неволей думает о себе, воображая себя в тех событиях, в которых находятся его храбрецы. Глубокое познание собственной жизненной задачи оказывает помощь ему осознать и растолковать эту задачу в жизни тех людей, о которых он пишет.
Данный начальный период работы над произведением серьёзен и для всех писателей, рисующих деятельность реально существовавших, исторических лиц. Изучая архивные материалы, автор подчас определит и оценивает такие факты, которым, возможно, кроме того значения не придавал тот человек, которому посвящена книга. В неменьшей мере все это относится к современникам (т. е. к тем, кто живет в одно время с писателем). Стоит лишь, к примеру, посмотреть в творческую мастерскую для того чтобы писателя, как Гоголь, и вы в тот же миг же убедитесь в том, что он конкретно так изучал картину современной ему действительности: «Мне хотелось сойтись с людьми всех сословий и от каждого что-нибудь определить. Каждый должностной и чем-нибудь занятый человек стал в глазах моих занимателен… Не содержа в собственной голове собственной целый всю обязанность и долг того человека, которого обрисовываешь, не выставишь его как направляться, правильно и притом так, дабы он вправду был в урок и в поученье живущему… У меня лишь то и выходило отлично, что забрано было мной из действительности, из данных, мне известных».
Итак, собирая материал для литературного произведения, нужно не только знать то, о чем пишешь, но и глубоко пробраться в судьбу общества, к которому ты принадлежишь, рвения которого тебе должны быть понятны и близки. В базе создания художественного произведения, в особенности произведения реалистического, в первую очередь лежит представление о человеке. Белинский писал: «Еще созданье живописца имеется тайна для всех, еще он не брал пера в руки, а уже видит их (образы. — Ред.) светло, уже может счесть складки их платья, морщины их чела, изборожденного горем и страстями, а уже знает их лучше, чем вы понимаете собственного отца, брата, приятеля, собственную мать, сестру, возлюбленную сердца; так же он знает да и то, что они будут сказать и делать…»
Но, наконец, материал собран, мысль, во имя которой начато это сложное дело, подчас затягивающееся на годы, ясна — и начинается работа воображения.
Редкое художественное произведение обходится без творческого выдумки, без фантазии. Воображение участвует и в обдумывании характера храбреца, и в составлении замысла. Многие читатели так в собственном представлении тесно связывают, переплетают литературу с судьбой, с таковой милой убежденностью принимают литературу за фотографически правильную запись того, что происходит в конечном итоге, что писатели часто приобретают письма от них с вопросами о том, как поживает на данный момент тот либо второй храбрец.
На самом же деле нельзя ставить символ равенства между реально героем и существующим лицом литературного произведения. Действительно, в базе всякой людской судьбы, о которой говорит автор, практически в любое время лежит настоящая, настоящая биография. Но автор отбирает из нее только те черты, каковые нужны ему для собственного храбреца, а подчас кроме того скрещивает изюминке различных людей. Помимо этого, в течении работы (это в особенности касается создания громадных произведений — романа либо эпопеи) темперамент данный может изменяться, в силу того, что, рисуя собственного храбреца, автор открывает в нем все новые и новые черты, нужные для естественного развития повествования.
Но вот обдуманы характеры, закончен и многократно переписан замысел — только тогда начинается настоящая «работа». Перед писателем раскрываются новые трудности, среди которых основная — работа над стилем. Но, многие писатели эту работу начинают раньше, с записи характерных изюминок чужой речи, подбора отдельных целых и слов выражений— т. е. с того, что легко отыскать в блокноте любого писателя. Но это лишь материал для будущего произведения. Сейчас же данный материал рассматривается писателем под новым углом зрения: одно может понадобиться, второе — нет. А это, со своей стороны, определяется рвением передать живую обращение различных людей.
Трудясь, автор как бы разыгрывает наедине с собой те сцены, каковые он собирается продемонстрировать собственному читателю. Один из современников Гоголя, А. П. Толстой, в доме которого он подолгу жил, пишет, что «неоднократно слышал, как Гоголь, один в закрытой горнице, словно бы бы с кем-то говорил, время от времени самым неестественным голосом». В черновых исходниках видны следы данной работы. Любой разговор переделывался Гоголем по нескольку раз, но как быстро, правильно и конечно говорят все его действующие лица!
Та же особенность свойственна и многим вторым писателям.
Манера сказать практически в любое время весьма характерна. И в случае, если писателю удается четко воспроизвести ее, это оказывает помощь читателю столь же четко вообразить храбреца художественного произведения.
Как и каждая вторая профессия, литературный труд требует понимания и знания самой техники дела. Возможно обладать богатейшим жизненным опытом и не мочь воплотить его в собственных книгах.
Вот какой метод литературной работы вычислял наилучшим Гоголь: «Сперва необходимо набросать как придется, хотя бы не хорошо, жидко, но решительно все и забыть об данной тетради. Позже, через месяц, через два, время от времени более (это скажется само собою) дотянуться написанное и перечитать: вы заметите, что очень многое не так, довольно много лишнего, а кое-что и недостает. Сделайте заметки и поправки на полях — и опять закиньте тетрадь. При новом пересмотре ее — новые заметки на полях, и где не достаточно места — забрать отдельный клочок и приклеить сбоку. В то время, когда все будет так написано, заберите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прошлыми быстро встанут слова, каковые нужно в том месте должны быть, но каковые почему-то никак не являются сходу. И снова положите тетрадку… Придет час… время от времени опять вспомнится закинутая тетрадь: заберите, перечитайте, исправьте тем же методом, и, в то время, когда опять она будет измарана, перепишите ее собственноручно… Так нужно делать, по-моему, восемь раз. Для иного, возможно, необходимо меньше, а для иного и еще больше. Я делаю это восемь раз… Лишь по окончании восьмой переписки — обязательно собственной рукою, труд есть в полной мере художнически законченным, достигает перла создания».
Очевидно, данный метод работы нельзя считать единственным либо необходимым. Манера трудиться вечно разнообразна. Известно, с какой быстротой писал в кое-какие периоды собственной жизни Достоевский. А великий французский автор Стендаль продиктовал один из лучших собственных романов «Пармский монастырь» в течение двух месяцев. Но в любой момент в базе литературного мастерства лежит труд, неустанный и ежедневный, умноженный на опытное умение, поглощающий все сердца и силы ума.
Лучших писателей возможно смело сравнить с разведчиками будущего, с теми отважными завоевателями новых, малоизвестных пространств, о которых писал известный норвежский путешественник Фритьоф Нансен: «Последуем за узкими следами полозьев, за мелкими тёмными точками, прокладывающими как бы рельсовый путь в самое сердце неизвестного. Ветер воет и спешит через эти ведущие по снежной пустыне следы. Не так долго осталось ждать они провалятся сквозь землю. Но путь проложен, мы приобрели новые знания, и подвиг данный будет сиять во веки столетий».