Литературный процесс — историческое перемещение национальной и всемирный литературы, развивающейся в взаимодействиях и сложных связях. Литературный процесс — это в один момент история накопления эстетических, духовно-нравственных сокровищ, непрямолинейного, но неуклонного расширения гуманистических концепций. До определенного времени литературный процесс носит довольно замкнутый, национальный темперамент; в современную эру, с развитием экономических и культурных связей, «…из множества национальных и местных литератур образуется одна глобальная литература».
Изучение литературного процесса предполагает решение и постановку многих сложных, комплексных неприятностей, основной из которых есть выяснение закономерностей перехода одних форм и поэтических идей в другие, ветхих в новые, влекущего смену стилей, литературных направлений, течений, способов, школ и пр. Что изменяется в содержательной форме литературы, отражающей жизненный сдвиг, новую историческую обстановку?
Писатели включаются в литературный процесс новыми художественными открытиями, изменяющими мира изучения и принципы человека. Эти открытия совершаются не на безлюдном месте. Автор обязательно опирается на традиции как ближайших, так и отдаленных предшественников, участников литературного процесса отечественной и зарубежных литератур, в той либо другой форме применяя целый опыт, накопленный в художественном развитии человечества. Возможно заявить, что литературный процесс имеется борьба художественных идей, новых со ветхими, несущая в себе память о ветхих, побежденных. Каждое литературное направление (течение) выдвигает собственных теоретиков и вождей, заявляющих о новых творческих правилах и опровергающих ветхие, как исчерпанные литературным развитием.
Так, в XVII в. во Франции были провозглашены правила классицизма, установлены твёрдые правила «поэтического мастерства» в противовес своеволию драматургов и поэтов барокко. Но в начале XIX в. романтики быстро выступили против правил классицизма и всяческих норм, сказав, что правила — это гений и костыли в них не испытывает недостаток (см. Романтизм). Скоро реалисты отвергли субъективизм романтиков, выдвинув требование объективного, правдивого изображения судьбы.
Но и в одной школы (направления, течения) происходит смена этапов. «Так, к примеру, в русском классицизме роль зачинателя игрался Кантемир, творчество которого закончилось в, самом начале 40?х гг. XVIII в. В творчестве М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, В. К. Тредиаковского классицизм приобретает самоё полное и широкое развитие в финише первой и в начале второй половины века, и, наконец, в творчестве Г. Р. Державина, переходящем уже в начало XIX в., классицизм приобретает собственный завершение и перестает существовать как определенное литературное течение». «Смена этапов классицизма определялась сближением литературы с действительностью» (Л. И. Тимофеев).
Еще более сложную картину являет собой эволюция критического реализма в русской литературе XIX в.: А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов. Обращение идет не просто о различных художественных индивидуальностях: изменяется, углубляется темперамент самого реализма, мира и познания человека. «Натуральная школа», выступившая против романтизма и создавшая шедевры реалистического мастерства, уже во второй половине века воспринимается как некоторый канон, сковывающий литературное развитие. Углубление психотерапевтического анализа у Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского обозначило новый этап реализма в сравнении с «натуральной школой».
направляться наряду с этим выделить, что в отличие от развития техники в истории литературы и искусства новые художественные открытия не зачеркивают ветхих. Во?первых, по причине того, что великие произведенияна основе «ветхих» правил человековедения, живут в новых читательских поколениях. Во?вторых, по причине того, что сами эти «ветхие» правила находят жизнь в новые эры. К примеру, фольклор в «Негромком Доне» М. А. Шолохова либо правила просветителей XVIII в. (см. Просвещение) в драматургии германского писателя социалистического реализма Б. Брехта.
И наконец, в?третьих: кроме того в то время, когда опыт предшественников в резкой полемике отвергается, автор все же впитывает в себя какую?то часть этого опыта. Так, завоевания психотерапевтического реализма XIX в. (Стендаля, Достоевского, Л. Толстого) были подготовлены романтиками (см. Романтизм), их вниманием к ее переживаниям и личности. В новых открытиях как бы живет память о прошлых.
Ключевую роль для понимания литературного процесса играется изучение влияний зарубежных литератур на литературный процесс отечественной (к примеру, значение Дж. Г. Байрона либо И. Ф. Шиллера для развития литературы в РФ) и отечественной литературы на зарубежные (Толстой, Достоевский, Чехов, М. Неприятный в литературах мира).
Очень наглядно литературный процесс раскрывается в истории различных жанров. Так, в случае, если разглядывать в европейских масштабах развитие романа, то возможно проследить смену художественных направлений и методов (течений). К примеру, роман М. Сервантеса «Дон Кихот» характерен для ренесанса, «Робинзон Крузо» Д. Дефо — для века Просвещения, «Собор Парижской богородице» В. Гюго — для эры романтизма, романы Стендаля, О. де Бальзака, Ч. Диккенса, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Н. Г. Чернышевского воображают критический реализм XIX в. И совсем новый этап (и новые типы) романа выдвигает литература социалистического реализма: «Негромкий Дон» М. А. Шолохова либо «Седьмой крест» А. Зегерс, «Коммунисты» Л. Арагона. Тут значительно подчеркнуть, что литературный процесс в различных государствах проходит развитие жанра и сходные этапы, способа, стиля отражает эти этапы.
Чехов предостерегает критиков
В октябре 1886 г. А. П. Чехов разместил в газете «Новое время» рассказ «Тина» и скоро отправил его детской писательнице М. В. Киселевой, увидев шутя: «Отправляемый фельетон дал мне 115 рублей».
Киселевой рассказ не понравился. «Написан он отлично… — отозвалась она, — большинство публики прочтет с интересом и сообщит: «Бойко пишет данный Чехов, молодец! Возможно, Вас удовлетворят и 115 р. и эти отзывы, но мне лично обидно, что автор Вашего сорта, т. е. не обделенный от всевышнего, показывает мне лишь одну «навозную кучу». (…) С какой признательностью относишься к тому же писателю, что, проводя нас через всю вонь навозной кучи, внезапно извлечёт оттуда жемчужное зерно. Вы не близоруки и превосходно способны отыскать это зерно — для чего же тогда лишь одна куча? Дайте мне зерно, дабы в моей памяти стушевалась грязь обстановки… (…) Будь я редактором — я, для Вашей же пользы, вернула бы Вам данный фельетон».
Чехова письмо задело за живое. И именно поэтому мы взяли возможность познакомиться с взорами писателя на задачи художественной литературы и с его отношением к характеру критических оценок.
«…Я тороплюсь отмстить за «Тину», — пишет он Киселевой. — Берегитесь… (…) Думать… что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи подлецов «зерно» — значит отрицать самое литературу. Художественная литература потому и именуется художественной, что рисует жизнь такою, какова она имеется на самом деле. Её назначение — правда абсолютная и честная. Суживать её функции такою профессией, как добывание «зерен», так же для нее смертельно, как в случае, если бы Вы вынудили Левитана рисовать дерево, приказав ему не трогать нечистой коры и пожелтевшей листвы. Я согласен, «зерно» — хорошая вещь, но так как писатель не кондитер, не косметик, не увеселитель; он человек обязанный, законтрактованный сознанием собственного долга и совестью; взявшись за гуж, он не обязан сказать, что не дюж, и, как ему ни жутко, он обязан бороть собственную брезгливость, марать собственный воображение грязью судьбы…»
По поводу же реплики Киселевой о том, что «будь она редактором», то вернула бы Чехову рассказ, он с печалью подмечал:
«Плачевна была бы будущее литературы (громадной и небольшой), в случае, если бы её отдали на произвол личных взоров. (…) Вы вот хотели бы, дабы я потерпел убытку на 115 рублей и дабы редактор учинил мне конфуз. Другие, а также и Ваш папа, в восхищении от рассказа. Четвертые шлют Суворину ругательные письма… Кто же прав? Кто подлинный судья?»
Попав сам в положение критика, разбирая недочёты отправленного ему Л. А. Авиловой рассказа, Чехов по окончании последнего замечания: «Ваши храбрецы как?то плохо торопятся. Выбросьте слова «порыв» и «идеал». Ну их!», тонко почувствовав повелительность тона, сказал крылатую фразу-предостережение: «В то время, когда осуждаешь чужое, то ощущаешь себя генералом».