Товарищи, мы начинаем новый семестр с нового раздела психологии, посвященного изучению отдельных психологических процессов. Конечно начать данный раздел с неприятности конкретно чувственного отражения мира, с восприятия. Нужно заявить, что эта первая тема особенно ответственна. Дело в том, что восприятие представляет собой главную форму психологического отражения мира и, в сущности, познание природы психологического отражения зависит от механизмов и понимания природы конкретно чувственного отражения, зависит от механизмов восприятия и понимания природы. Из этого и вытекает центральное место неприятности восприятия.
Я с самого начал желал бы ввести одно различение. То есть различение восприятия как процесса (покойный Борис Михайлович Теплов использовал в этом случае не термин «восприятие» — термин неясный, а «воспринимание») и восприятие как продукт воспринимания, восприятие как образ. Образ вправду имеется не что иное, как следствие, продукт процесса воспринимания — актуального, другими словами в данное время происходящего либо, возможно, прошлого. Я наблюдаю. Я желаю этим сообщить — происходит процесс воспринимания, я заметил, у меня появился образ вот данной вещи. Это продукт случившегося процесса воспринимания. Приходится вводить сначала это различение не только по причине того, что оно полезно для изложения результатов изучения восприятия, но еще и по причине того, что время от времени это различение как бы исчезало из психологии. Следовательно, необходимо его особенно выделить. Оно исчезало благодаря, во-первых, того, что сам процесс восприятия, процесс воспринимания, иначе говоря представлялся в качестве само собой происходящего, пассивного со стороны субъекта, процесса, что происходит машинально.
Когда-то в начале прошлого столетия И.Гербарт высказывал эту идея так: чтобы что-то заметить, достаточно иметь это перед глазами. В другой версия, в другом выражении: чтобы заметить, достаточно открыть глаза. Ну, по отношению к глазам возможно заявить, что их необходимо открыть. Что касается вторых видов восприятия, а также слухового, тут кроме того и открывать-то нечего. Ухо, так сообщить, открыто в обычных случаях для звука. Вы видите, что процесс не просто отрицался, но он не рассматривался как некоторый деятельный процесс. Это что-то происходящее «во мне, со мной». Это не то, что я осуществляю, это то, что осуществляется. Так, оставалась перед психологом картина уже появившихся образов, и эту картину надлежало изучить (как связываются между собой образы, как один образ ведет за собой второй по законам, скажем, связей, ассоциаций образов?). Гербарт, упомянутый мной на данный момент практически случайно, и сосредоточивал, как и многие последующие исследователи и другие современники, внимание на перемещении образов, другими словами готовых продуктов: как они связываются, в какие конкретно отношения вступают, как они исчезают при забывании, как они снова восстанавливаются, в то время, когда их что-то «извлекает».
Вторая форма ухода от различения процесса восприятия как активного воспринимания и продукта — его образа, вторая форма исчезновения различения — это уход от образа, напротив, в то время, когда в поле зрения исследователя оставался процесс. Что касается самого продукта, другими словами субъективного образа действительности, субъективного образа мира, то данный продукт как побочное явление, как-то связанное с процессом, из поля зрения объективно-научного рассмотрения. Я снова беру самый броский пример: для бихевиоризма в его хороших, твёрдых формах образ фактически не существовал, это было декларировано этим психотерапевтическим направлением, заявившим единственным предметом психотерапевтического познания «поведение», другими словами совокупность процессов. Действительно, сейчас, в совокупности психологии, сосредоточивающей внимание на изучениях поведения, в совокупности объективной «психологии как науки о поведении», стали говорить о необходимости «возвращения образа из изгнания». Я цитирую одного из современных исследователей. Образ возвратился из изгнания, и так нужно восстановилось это фундаментальное различение: восприятие-процесс, восприятие-образ, другими словами воспринимание и образ.
Я заговорил об этом различении и сначала ввел это различение, в силу того, что объективно основная линия развития представлений о восприятии определилась проблемой связи образа с порождающим его процессом, что, фактически, и имеется процесс воспринимания. В новой философии неприятность, о которой идет обращение, была с хорошей ясностью поставлена Р.Декартом в первой половине XVII века. В собственной известной «Диоптрике», в главе, которая именуется «О эмоциях по большому счету» (под эмоциями подразумевались чувственные восприятия) Декарт писал так: «В то время, когда слепой… касается палкой каких-нибудь предметов, разумеется, что эти тела [то имеется предметы] ничего не отправляют к нему; но, передвигая разным образом собственную палку в зависимости от различных качеств, свойственных предметам, тела приводят в перемещение нервы его руки, — я дальше опускаю кое-какие описания, — что позволяет душе слепого ощущать столько же разных качеств в телах, сколько имеется разнообразия в перемещениях…»1. Потом эта же идея была, пара в второй форме, воспроизведена Д.Дидро, и, наконец, совершенно верно как мы знаем, что эта идея развивалась кроме этого и отечественным соотечественником И.М.Сеченовым. Сеченов так же, как в свое время Декарт, приравнивал действия зрительного прибора, другими словами глаза, к действию руки при осязании контура предмета. Он исходя из этого именовал время от времени глаза необычными «щупалами», и это положение Сеченова часто цитируется в современной советской психологии.
Так, было введено с различных сторон представление об активности, об активном характере процесса воспринимания. Необходимо что-то делать, необходимо осуществлять какие-то действия для того, чтобы получить образ действительности, и наряду с этим необходимо выполнять эти действия по отношению к самому отображаемому объекту. Это было одно из крайне важных научных приобретений, не только касающихся понимания природы образа, природы восприятия, воспринимания, но и крайне важным приобретением по большому счету для психологии. И это ясно. Я еще раз могу повторить ту идея, что фактически в ходе восприятия, в самом факте восприятия как бы сосредоточивается, концентрируется процесс субъективного отражения объективного мира и природа этого отражения. Мы говорим об активности этого отражения, о его не пассивном, не зеркальном характере. Но так как конкретно в восприятии-то в первую очередь и появляется неприятность понимания отражения как активного процесса. Следовательно, продвижение тут, в области восприятия, в этом конкретно направлении и имеется по большому счету продвижение в познании природы психологического отражения в более широком значении этого слова, другими словами в понимании психики. Само собой разумеется, это значительнейшее продвижение не решало множество сверхсложных, я бы сообщил — фундаментального значения неприятностей. Принципиально важно, но, то, что разрешило эти неприятности поставить и подготовило тем самым возможность их решения. Если бы вы меня задали вопрос: стоят ли эти фундаментальные, капитальные неприятности на данный момент в современной психологии, я бы ответил положительно. Стоят, само собой разумеется! Они открыты для современной психологии. Если бы вы мне задали второй вопрос: решены ли все эти неприятности сейчас современной научной психологией, то я должен был бы ответить отрицательно. Многие не решены, многие вопросы остаются открытыми и ожидают предстоящего изучения. Так как как в любой момент: чем дальше в лес, тем больше дров. Чем дальше продвигается изучение, чем более светло выступают все новые и новые вопросы, тем этих вопросов делается больше. Отлично это либо не хорошо? Я пологаю, что это отлично, в силу того, что это и имеется тот путь, то условие, которое снабжает перемещение науки, перемещение людской познания.
Итак, какие конкретно же фундаментальные неприятности открыло это превосходное продвижение в психологии, которое пребывало в том, что восприятие начало пониматься как процесс порождения образа мира?
Одна из капитальных, фундаментальных неприятностей имеется ощущения и проблема восприятия. Тут отлично у меня вышло, в то время, когда я сказал «ощущения и восприятия». Альянс «и», как мы знаем, и соединительный, и различительный, дизъюнктивный, так сообщить. Имеется, вправду, необходимость восприятия и известного различения ощущений, но вместе с тем существует и какое-то фактическое слитие этих процессов. Отсюда-то и рождается неприятность: в каком отношении стоят восприятия к ощущениям? И для психологии как конкретной области знания эта неприятность представляется весьма содержательной, не только фундаментальной, но и далеко не простой. Исходный постулат пребывает в том, что базу восприятия составляют ощущения, вызываемые действиями на органы эмоций. В случае, если сказать в более правильных современных терминах, лучше было бы сообщить: действия на чувствительные аппараты, другими словами на рецепторы, как их в большинстве случаев именуют. В противном случае говоря, упомянутый постулат пребывает в том, что восприятие осуществляется при помощи органов эмоций, рецепторов, чувствительных аппаратов, которыми снабжен животные и человек. Или иначе, еще легче, я бы сообщил кроме того принципиальнее: не существует восприятия без ощущений. Представьте себе, товарищи, вправду оказывается, что это положение, кажущееся весьма несложным на данный момент, в отечественном столетии, в психологии, в данной конкретной науке купило известное актуальное значение, в силу того, что стали вестись изучения в рамках неприятности восприятия без посредства ощущения. Другими словами, практически восприятия вне ощущения.
Те, кто подхватил эти тенденции, в отдельных случаях легкомысленные юные (и не через чур) люди, стали говорить о, допустим, телепатическом восприятии. В чем его сущность? В том, что оно происходит кроме известных нам существующих либо полагаемых существующими, время от времени лишь гипотетически, без подробного изучения, сенсорных аппаратов, сенсорных органов эмоций. Вот по какой причине данный постулат так самоочевиден, это подчеркивают кроме того и Сейчас. Еще один принцип: ничего нет в мышлении, чего бы не было в ощущении. Приходится напоминать этот неоспоримый афоризм. Но за этим постулатом, в полной мере очевидным для всякого какое количество-нибудь разумного человека, кроется два больших и весьма важных, отнюдь не несложных вопроса. Первый. Возможно ли из этого постулата сделать вывод, что образ, другими словами отечественное восприятие мира, имеется не что иное, как совокупность отечественных ощущений?
Я еще раз повторяю данный простой, но сверхсложный в действительности вопрос. Возможно ли вычислять, что образ имеется совокупность ощущений? Другими словами, что он разлагается, распадается на сумму ощущений? Появилось такое правило: одно чувство суммировалось с другим. Вот в следствии для того чтобы суммирования и появляется образ. Так ли? Второй, еще, возможно, более значимый, еще более ответственный и весьма принципиальный, я бы сообщил: философский вопрос, в один момент с тем, что он остается так же и конкретно-научным, имеется вопрос о том, в каком отношении находятся ощущения к чувствуемому? Необходимо заявить, что оба эти вопроса заслуживают не только дискуссии, но и обзора оснований, каковые нужны для того либо другого их решения.
Давайте остановимся сперва на первом вопросе. Другими словами на вопросе о том, сводится ли образ мира либо отдельных предметов, объектов этого мира к их сумме? (Очевидно, я подразумеваю не только вещи в их, так сообщить, неподвижных особенностях, но и трансформации этих вещей, их перемещения, к примеру перемещения в пространстве.) Так вот: возможно ли представить себе данный процесс, процесс формирования образа этих предметов восприятия как объединение, суммирование появляющихся ощущений? Необходимо заявить, что вечно в далеком прошлом начала складываться теория восприятия, которая потом купила развернутую форму и начала называться ассоциативной теорией восприятия. Теория эта импонировала (и импонирует, возможно сообщить, и по сей день) собственной большой простотой, и я бы сообщил — мнимой, но все же ясностью. И ее исходя из этого пересказать весьма легко. В случае, если, к примеру говоря, я вижу, другими словами принимаю, у меня появляется образ вот этого предмета, что я держу на данный момент в руках, то образ этого предмета, фактически, имеется не что иное, как чувство цвета + чувство контура, формы + чувство отстояния (расстояния, в противном случае говоря; в случае, если близок предмет от меня, то, по-видимому, это последнее связано с громадным либо меньшим сведением зрительных осей либо еще более сложным образом, но действия того либо другого фактора на органы эмоций дают ощущения, каковые после этого объединяются, суммируются. Я чувствую кроме этого сопротивление этого объекта, что держу в руках, давление, которое оказывают держащие данный объект пальцы моей руки, и к этому ощущению, мной названному, еще присоединяются ощущения осязательные. С ними весьма тесно связаны кожно-мышечные, кожно-суставно-мышечные ощущения (мы можем вечно уточнять эти вещи). Итак, сумма ощущений. Так, передо мной предмет тёмный, определенной фактуры, если судить по характеру цвета, ровный на ощупь, жёсткий, не поддающийся деформации, в то время, когда я давлю пальцами моей руки на данный предмет, имеющий вес, другими словами массу (ну и еще очень многое, очень многое второе). Эти ощущения вступают в ассоциативную связь между собой, поскольку одно имеет тенденцию вызывать второе потому, что они довольно часто появляются совместно. Ну и к данной сумме ощущений может прибавляться кроме этого и слово, обозначающее эту совокупность, другими словами предмет, в данной форме представленный, через нее оказавший собственный воздействие на чувствительные аппараты человека.
Эта ассоциативная теория справедливо обозначалась как теория атомистическая. Значит, в случае, если сравнить образ с некой молекулой, то отдельные ощущения возможно сопоставить с отдельными кусочками, с отдельными элементами, другими словами с отдельными атомами. В представлениях того времени атом считался неделимым элементом, из этого и перешел данный термин в ассоциативную психологию, названную «атомистической». Имеется связи, напоминающие связи в молекуле атомов, это сущность ассоциации, другими словами связи, появляющиеся благодаря повторения либо довольно более нередкого повторения одних сочетаний по сравнению с другими. Вот эти нередкие, заученные, задолбленные совпадения, сочетания и образуют эту картину, образ. Связи эти разрешают постоянно пополнять наличные ощущения ощущениями, некогда с ними, другими словами с наличными ощущениями, связанными в опыте, связанными опять-таки по тем же самым законам ассоциации. Значит, в случае, если нужно было бы записать формулу, которая бы отражала излагаемую мной на данный момент несложную концепцию, то возможно и необходимо было бы записать: чувство А + чувство Б + сейчас отсутствующий, но восстановленный по ассоциации, другими словами по памяти, элемент АБВ + АБВГ + пропущенный Д, восстановленный по ассоциации, и без того потом. Исходя из этого в любой момент в образе находятся не только элементы, конкретно появляющиеся под влиянием действия на рецепторы, под влиянием процессов в рецепторах, вместе с тем и как бы «бывшие» ощущения, в большинстве случаев связанные с наличными. В то время, когда я слушал собственный первый в жизни курс неспециализированной психологии, то эта ассоциативная теория была проиллюстрирована следующим образом.
«Когда-то, — сказал просматривавший данный курс доктор наук Челпанов, — в то время, как в саду (имеется в виду сад открытый — парк, будем говорить отечественными терминами) игрался оркестр и под данный оркестр танцевали, то кто-нибудь из гимназистов останавливался, становился перед оркестром и начинал жевать лимон. Оркестр прекращал игру, потому что оркестр-то был духовой, а вид лимона на данный момент же ассоциировался с кислым вкусом, а кислый вкус приводил к бурному слюноотделению. Музыка прекращалась. Упрекнуть гимназиста было не в чем. Он фактически ничего незаконного не совершал, он просто ел лимон, что, как мы знаем, законом в полной мере не запрещаеться». В скобках сообщу, что Челпанов принадлежал к числу выдающихся педагогов и не только педагогов высшей школы, но и по большому счету педагогов. И он весьма обожал приводить на лекции такие иллюстрации, каковые помогали запомнить что-то значительное. И вот на данный момент прошло столько лет, и все-таки, в то время, когда я начал рассказывать об ассоциативной теории, мне сразу же пришла в голову эта иллюстрация Челпанова, не смотря на то, что вот в этих строках я ее, само собой разумеется, не записал, в силу того, что я писал их в порядке логики, а говорю в порядке педагогики.
Это так же легко, как и неверно. Еще в конце XIX века внимательные исследователи-психологи обратили внимание, вернее, обрисовали кроме того (сначала это было весьма осмотрительным взором) следующее явление. В случае, если произвести мысленное вычитание отдельных составляющих, компонентов, слагаемых, в случае, если сообщить упрощенно, ощущений из образа, то все же остается некоторый как бы остаток. И данный остаток в то время нарекли качеством формы («Gestaltqnalitat»). Эта идея весьма не так долго осталось ждать, в начале века, была подхвачена и развита до целой теории восприятия, которая сходу противопоставила себя теории ассоцианистской, ассоцианистической, атомистической. Теория эта основывалась на весьма несложных фактах, на весьма несложных явлениях. Я не буду излагать детально эту теорию, лишь приведу ее неспециализированную схему, ее главные, угрубленные самую малость положения, так же как я сделал это по отношению к теории ассоцианистической. Явления, каковые и обосновывают, и иллюстрируют вместе с тем эту концепцию, весьма несложны. Я не буду обращаться к доске, тем более, что писать на ней негде, а обращусь лучше к вашему воображению. Это, возможно, кроме того лучше. Итак, вообразите себе, что перед вами три точки, расположенные вот так: одна и тут две. без сомнений, я изобразил перед вами, начертил на доске треугольник. Но разрешите, треугольник же не образуется этими тремя точками, правда? Я могу эти три точки расположить в противном случае, и тогда эти же самые три элемента, эти три атома образуют совсем другую молекулу. Сейчас второе изображение: квадрат — четыре точки, а вот так четыре — это что? Отрезок прямой. Значит, не считая элементов имеется еще что? Остается осадок, остаток, уровень качества формы, — так эта структура и имеется форма, исходя из этого направление, которое развивало эту антиассоцианистическую теорию, пробрело наименование гештальттеории.
Гештальт — это германское слово, которое на русском, французском и британском языках употребляется без перевода. Пишут германское слово «гештальт», а дальше додают на соответствующем языке «теория». Что же такое гештальт? Это тяжело переводимое, как видите, понятие, термин, вернее, слово. Тяжело переводимость его видна из того, что оно сохраняется без перевода в германском исходном варианте, в котором оно появилось. Придумывать возможно, само собой разумеется, переводы, приблизительные. Время от времени говорят — это теория формы, «гештальттеория» переводится как «теория формы», более надежный перевод будет звучать по-русски так — это «теория целостных форм». Это ближе. Я пологаю, что имеется еще один термин, что может еще ближе передать суть гештальта. Не смотря на то, что в германском языке имеется параллельный термин, совсем совершенно верно соответствующий тому, что я на данный момент назову, но в некоторых производных этого термина имеется совпадения конкретно с гештальтом. Это конфигурация. В силу того, что «гештальтированный» — значит «конфигурированный». Тут совпадения, перекрест терминов. Ну, а мы давайте сохраним термин гештальт и не будем использовать новой терминологии. Это занятие достаточно ненужное, в большинстве случаев, — произведение терминологии. В том месте, где это полностью нужно, нужно вводить новые термины, но в том месте, где возможно обойтись ветхими, пояснив и осознав их верно, в том месте возможно и необходимо сохранять термин. В науке в любой момент так как так: не просто один термин заменяется вторым, но часто тот же самый термин получает иное пара, более правильное, более полное собственный значение. Понятие, высказываемое этим термином, начинается, а термин сохраняется.
Итак, появилось это направление, оно было весьма содержательным и многими разными дорогами обосновывало, что не целостная форма порождается элементами, а что от данной целостной формы (другими словами того, что образует фактически образ, целостное чувство, целостное видение) зависит да и то, как выступают составляющие ее элементы. Вот по какой причине возможно сообщить — структура, другими словами целое, по отношению к которому не равнодушны образующие его элементы. Это весьма легко было продемонстрировать. Я приведу не все, а лишь кое-какие явления, легко дабы узнать содержательную сторону гештальттеории восприятия.
Явление генетическое, среди них и актуально-генетическое. Прошу обратить внимание на различие терминов и тут: генетическое — «взятое в развитии», актуально-генетическое — это значит «взятое в собственном развитии сейчас». Вам понятна отличие? В том месте развитие какое? Скажем, у мелкого ребенка и у взрослого, вот на этом месте онтогенеза. Либо на заре человечества либо в наши дни в историческом масштабе развитие. А тут? Развитие самого процесса вот тут, на данный момент, независимо от возрастных событий и без того дальше. Я не весьма обожаю термин «актуальный генез», я предпочитаю термин «порождение». Итак, со стороны порождения. Я, кстати, желаю, дабы вы отметили кое-какие самые известные имена, я в первую очередь укажу имя М.Вертхаймера. Ну, в русской транскрипции обыкновенно пишут Вертгеймер. Я назову потом еще два имени, дабы не быть обузой вас, — это Вольфганг Кёлер и К.Коффка. Не смотря на то, что список этих имен возможно было бы продолжить.
Итак, я возвращаюсь к прерванной мысли о порождении образа, продемонстрированном в свете гештальт-теории восприятия и — шире — гештальт-теории по большому счету, в силу того, что эта теория сперва опиралась на явления и на объяснения этих явлений восприятия, а потом была распространена значительно шире, да, в сущности, на всю область психологии. Но последнее нас не интересует. Итак, порождение. Вот как обрисовывает данный процесс один из гештальтпсихологов: перед вами на вашем пути, пустынном пути, скажем, на улице, вечером, в то время, когда мало людей, вы видите появляющуюся фигуру. Вот это как что-то целое. Вот что-то движется. Вы делаете пара шагов вперед, оно приближается, и вы видите — это человек. Еще пара шагов — это мужик. Еще пара шагов — это старик. Еще пара шагов — боже мой, да так как это же мой сосед по дому. Что же происходит? Появляется некий целостный, не расчлененный по подробностям образ, гештальт, конфигурация, структура. После этого что происходит? Анализ, другими словами его разложение, уточнение, дифференцирование до полного проникновения в подробности. Так что же восприятие: суммирует ощущения либо разбивает, развивает, обнаруживает данный состав, в первую очередь, некоего целостного объекта? Гештальтпсихологи отвечали в этом втором смысле.
Другие демонстрации. Я бегло изображаю на доске окружность, я не замыкаю ее а также развожу пара конец и начало моего перемещения, изображающего окружность. Как мы принимаем это? Как некую кривую либо как окружность? Нет, не как некую кривую, мы принимаем это как символ окружности, другими словами как окружность — не весьма хорошую, но окружность. Мы приравниваем к законченному в себе, идеальному в этом смысле, другими словами идеальному, и следовательно к завершенному, правда? Исходя из этого, дабы изобразить окружность, не требуется обязательно сводить линии, возможно сделать это небрежным перемещением, и все-таки это будет передача окружности. И восприниматься это будет как окружность. Начинает начинать действовать одно из правил, которое гештальтпсихологи именовали законом. Законом идеальной формы, прегнантности, как время от времени именуют это исходное явление. Объяснение данной тенденции в общем носит сложный темперамент. Вы осознаёте, что в то время, когда вы смотрите за моей рукой (я меняю пара условия наблюдения), которая чертит, рисует вернее, окружность, и вы видите, как рука моя изобразила часть данной кривой, конкретно той, которую мы именуем окружностью, замкнутой верной кривой, то как возможность направления предстоящего пути моей руки, вооруженной мелом (скажем, в то время, когда я изображаю это на доске), с каждым продвижением моим — падает либо возрастает? Быстро возрастает, и где-то по большому счету приближается к единице. Вам уже ясно, что я изображаю окружность. Это одно из вероятных объяснений, исходя из вероятностного представления. Смогут быть и другие объяснения, но на данный момент нас они не интересуют. Мне продемонстрировать вам еще одно явление, которое дало предлог к третьему явлению — весьма занимательному и, пожалуй, весьма твёрдому. Если вы имеете на доске либо на листе бумаги некую бережно вычерченную фигуру, то может произойти так, что лист бумаги образует фон для данной фигуры. Ну, скажем, я изображаю вазу, вы ее везде видите в книжках психологии, а белый фон образует два профиля. Появляется неприятность фона и фигуры. Что делается фигурой, а что делается фоном? Но данной неприятности я касаться не буду, я воспользуюсь этим отношением фигура—фон, дабы пояснить. Я беру и изображаю треугольник на некоей поверхности, плоскости. Вы имеете возможность разглядывать эту фигуру как вырез некой доски либо, наоборот, как объект на фоне доски. Так вот сейчас давайте воспользуемся этим событием, другими словами возможностью поменять местами фон и фигуру, так сообщить, переворачивающимися изображениями, перевертывающимися, выступающими в одном случае как фон, в другом случае — как фигура. И попытаемся сделать обычные, весьма простые вещи: давайте померяем, как правильны ощущения, как трудится рецепторный, принимающий аппарат, в то время, когда речь заходит о фигуре и в то время, когда речь заходит о фоне. Выясняется, по-различному. Так именуемые границы, пороги различения в условиях фигуры более низкие, чувствительность увеличивается если сравнивать с тем, что мы приобретаем на фоне. Значит, имеется и объективные индикаторы, количественно измеряемые, каковые изменяются в зависимости от того, как выступает эта целостность и выступает ли она как отдельный объект.
И наконец, последняя иллюстрация и четвёртая. Я на данный момент не вдаюсь в критику этого положения, я , как аргументировалась эта теория. Что такое данный осадок, что остается по окончании извлечения отдельных элементов, сверх суммы, сверх как бы совокупности (не смотря на то, что и не сверх, в силу того, что это не отдельные вещи)? Вот это свойство формы, конфигуративность не существует вне того, что конфигурируется, структура не существует без входящих в эту структуру элементов. Вот четвертая иллюстрация. Дело в том, что, оказывается, выделение элементов, которое предполагает развернутое восприятие, другими словами порожденный уже образ, и соответственно сам процесс порождения этого правильного, расчлененного образа, в котором и выделяются отдельные элементы (якобы выделяются) и, скажем, пространственные либо другие связи между ними, оказывается достаточно тяжёлой работой. И ее возможно сделать практически неосуществимой либо, по крайней мере, требующей какой-то очень громадной активности, где выделение элемента, кроме того указанного заблаговременно, требует особенной работы. Эта маскированная фигура. Я не могу так отлично чертить от руки без циркуля и линейки, дабы воспроизвести вам такие маскированные фигуры на доске, даже если бы она была чистой, но снова я обращаюсь к вашему воображению и просто рассказываю, как происходит маскировка. Изображаются кое-какие элементы. К примеру, некая несложная геометрическая форма (допустим, мне почему-то на данный момент приходит в голову именно это, некая четырехугольная фигура, скажем, ромб). Вы линии, образованные данной фигурой, начинаете продолжать в различные направления, все равно как, и проводить параллельные линии либо время от времени пересекающиеся. В следствии, в то время, когда вам показывают оказавшуюся сложную конфигурацию линий, образующую также некую конфигурацию, и рядом фигуру, которую вы должны отыскать, в том же масштабе кроме того, то вы не имеете возможность ее отыскать, она замаскирована. Налицо маскирующий эффект целого по отношению к входящим в эту целостную структуру подструктурам.
Я имел возможность бы это еще и без того выразить. Образ не может быть представлен легко как сумма отдельных образующих его чувственных элементов, ощущений; по-видимому, восприятие имеется построение структуры, соответствующей структуре отражаемого, принимаемого (я осмотрительнее на данный момент говорю) объекта. Мир — это ливень, мозаика либо он структурирован? Я на данный момент вас задаю вопросы, а гештальтисты дают ответ на данный вопрос. Он, само собой разумеется, структурирован. Так вот, восприятие мира требует проникновения в его структурные, структурно оформленные объекты. Это не только вещи, вещественные объекты, в силу того, что в то время, когда я изображаю вот так окружность, то вещественно окружность не существует, но перемещение несет как бы ее в себе.
Гештальттеория, гештальтпсихология практически сначала раскололась на различные направления. Появилась весьма нехорошая в методологическом, в теоретическом смысле лейпцигская школа, быстро субъективистская. И шло развитие по основной линии настоящих представителей гештальт-теории в хорошем ее выражении. Возможно условно заявить, что это имеется линия Вертхаймер—Кёлер—Коффка, конкретно те три имени, каковые я назвал.
У них (я излагаю на данный момент в соответствии с представлениями К.Коффки) объяснение шло по таковой линии. Вот прислушайтесь, это весьма интересно, в силу того, что это объяснение само по себе заслуживает того, дабы его без шуток позже обсудить, отыскать его порочность и вместе с тем встретиться с ним силу. Вот именно эта дискусия начинается с того, о чем я только что сообщил. Мир структурен либо структурирован. Это структуры. В случае, если сказать о неживой природе, то тут все описывается в структурах. Кристалл — структура, правда? Но это я уже перебежал Сейчас. А молекула? Структура. Из тех же атомов возможно составить различные молекулы, владеющие как следует различными особенностями. Это различные структуры из тех же самых атомов. А сам атом? Также структура. А в мире живой природы? Посмотрите, как растет дерево. По заданной структуре, ответите вы мне. Лист — он конфигурирован генетически. На клене не имеет возможности показаться лист сирени, а лист сирени не имеет возможности случайно по сочетанию элементов дать конфигурацию страницы клена либо дуба. Оно растет не просто методом прибавления, оно, вот это самое живое, оно растет, образует структуру. Мы говорим: организм, правда? Кроме того самый простой, протоорганизм, ну и до самых сложных. Ну а в физиологии, в случае, если намерено углубляться в высших животных, разве в том месте не конфигуративны процессы, каковые нам открывает физиологическое изучение, перемещение нервных процессов? Да, они конфигуративны. Но тогда конфигуративен и образ. Значит, складывается все одно к одному. Все находится в этом соответствии.
В.Кёлер был физиком и написал громадное произведение, которое именуется «Физические структуры» («Физические гештальты»). Вы видите, это не просто сравнение, а базисное изучение в области физики, другими словами неживой природы, для предстоящего развития. А в биологических направлениях, у неврологов и физиологов (А.Гельб, К.Гольдштейн) эта мысль взяла предстоящее собственный развитие.
Я знаю по программе ваших семинарских занятий, что с именем Кёлера вы уже виделись в описаниях опытов с мартышками. Они проводились на острове Тенерифе весьма в далеком прошлом. Но в последующие годы будущее Кёлера сильно изменилась, в силу того, что незадолго до фашистского переворота он должен был, как и другие члены его школы, покинуть пределы Германии, эмигрировать. Он был В США и в том месте с того времени ведет электрофизиологические изучения, о которых возможно сообщить грубо так: они нацелены на то, дабы посредством умной электроэнцефалографической регистрации, другими словами регистрации электрических потенциалов, появляющихся в мозге, в клетках мозга, в нейронах, представить себе, заметить в голове зайца треугольник, в случае, если перед ним треугольник. Я самую малость огрубил постановку вопроса, но в общем, принципиально конкретно так. Значит, воображаете себе такую структуру, отражающуюся, вернее, воспроизводящуюся, в структуре, еще раз в структуре, еще раз в структуре, еще раз в структуре, впредь до психотерапевтической структуры. Кстати, мы говорили об этом в первой части лекции, но что касается отношения психологического треугольника к физиологическому, то это параллелизм самый обычный, сейчас, само собой разумеется, переодетый в новое слово. Это уже не параллелизм, а морфизм, изомофизм. Вот видите, забрали понятие из теории множеств и заменили этим новым, освещенным высокой наукой термином самый очевидный, выхолощенный термин «параллелизма» психологических процессов нервным, где первые не воздействуют на ход последних (как, не забывайте, я сказал, тень, отбрасываемая пешеходом, не в состоянии оказывать влияние на его шаги). Нужно заявить, что за этим кроется философское воззрение. И вот оно избрано было, например, Коффкой с большой силой и четкостью. Вы понимаете великий вопрос философии, основной вопрос философии: сознание и материя, материя и дух. Ответ гештальтпсихологов, заболевших структурой, заболевших целостностью: не требуется односторонностей материализма, не требуется ненаучного идеалистического понятия духа, не требуется идеализма. Не дух, не материя, не из духа материя, не из материи дух. Первичным в мире, другими словами началом в мире есть (вы догадываетесь?) структура, гештальт, другими словами вот эта конфигурация. Квалифицировать это воззрение весьма легко. Так как в случае, если говорят «не материя», то этого уже достаточно для того, чтобы отделить материализм от идеализма. Это был вправду идеализм.
Я лишь сделаю одно последнее замечание. Имеется, существует и субъективно-идеалистическая интерпретация гештальтпсихологии. Это лейпцигская школа, мною упомянутая, она не имела того исторического значения, какое имела хорошая гештальтпсихология, но она имеется, и у нас вы имеете возможность встретить в литературе: гештальтпсихологи — это субъективные идеалисты. Что идеалисты — правильно, что субъективные — неверно, это, скорее, объективные идеалисты, потому что они полагают существование объективного начала в виде структуры, формы, которая но «не есть материя».
1 Декарт Р. Рассуждение о способе. М., 1953. С. 96.
Восприятие