Былины, один из жанров русского фольклора. По определению фольклориста Ф. М. Селиванова, это «эпические произведения эры раннего феодализма с установкой на историческую достоверность, прославляющие богатырей, монументальные образы которых являются воплощением лучших качеств народа, и их смелые подвиги, которыми разрешаются конфликты общенародного значения». Песни о смелых подвигах богатырей в народе именовали то былинами, то старинами: изображаемое воспринималось как быль, как правдивое повествование о том, что вправду происходило, но происходило в то время, когда?то прежде, в старину. И потому в течении столетий в Киево-Печерской лавре выставляли кости («мощи») Ильи Муромца; в муромских лесах показывали «скоки» его коня; разбросанные в ростовских краях курганы выдавали за могилы неприятелей, побитых Алешей Поповичем, а иноземцу Олеарию, в то время, когда он в 1636 г. плыл по Оке из Рязани, указали на Добрынин островок. Самым немыслимым былинным эпизодам сказители (исполнители былин) обнаружили простое объяснение: «В старину?де люди были вовсе не такие, как сейчас». Деяния многих былинных храбрецов приурочены к Киевской Руси времен княжения Владимира: «кульминационный пункт» древнерусской истории предугадан в былинах благодаря народному историческому чутью точно. Эту приуроченность, но, не нужно отождествлять с конкретно-историческим изображением эры. Но, вопрос об историзме былин и сейчас один из самых спорных в фольклористике.
История активного развития и становления былинного жанра, охватывающая половину тысячелетия (а с предысторией еще больше: приблизительно с IX по XVI в.), документально не зафиксирована: первые знакомые нам (и очень несовершенные) записи относятся к XVII в., в то время, когда новые былинные сюжеты уже не создавались. Собственный исторический опыт и собственный исторический идеал народ не имел возможности воплотить в художественном произведении, минуя текущие события и актуальные жизненные события. Все это, преломляясь через призму народно-поэтической традиции (мифы, обряды, «славы», предания), создавало новую, художественную реальность, живущую по своим эпическим законам.
Былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче относятся к киевскому циклу; былины о Садко и Василии Буслаеве, мятежник и вольнодумце, — к новгородскому. по поводу былины о прекрасном пахаре Микуле Селяниновиче ученые спорят: она тяготеет и к Киеву, и к Новгороду. По всей видимости, это не просто так: и в воинских киевских, и в социально-бытовых новгородских былинах верховная цель, во имя которой живут храбрецы, — свободный труд на мирной почва.
Богатырь олицетворяет свойства, черты, интересы, возможности целого народа, его совершенства. Наделенный эмоцией собственного преимущества, богатырь отстаивает честь собственной отчизны.
Храбрецы былин живут в едином художественном времени и пространстве (см. пространство и Время), их характеры как бы взаимно дополняют друг друга. Так, рядом с отличающимся «вежеством» Добрыней — не только солдатом, но и дипломатом, и музыкантом — наглый и ловкий (храбрый) Алеша Попович, что «напуском» силен. Особенное место занимает Илья Муромец, у которого нет никаких интересов и других забот, не считая защиты родной почвы. Его старшинство обнаруживается, например, и в том, что простой при имени вторых богатырей эпитет «юный» к Илье Муромцу не используется. Словом, у каждого богатыря собственный вид, собственные поступки, собственный место в кругу былинных персонажей. К тому же, как ни целостен былинный мир, русский смелый эпос не сложился в единое последовательное повествование. Любая былина отличается определенной завершённостью и самостоятельностью. Чуть ли не в каждой былине храбрецу приходится заново решать основной вопрос, выполнять основной поступок, от которого зависит будущее его города, всего страны. Из этого и та гиперболизация, с которой изображаются и сами богатыри, и их соперники — Змей Тугарин (то ли отголосок имени половецкого хана Тугоркана, то ли производное от «туга» — «горе», «беда», т. е. угнетатель, насильник), Идолище поганое, Соловей-разбойник.
Создав величественные образы защитников отчизны, былина на многие столетия вперед как бы задавала масштаб гражданственного поведения: народ, по словам Н. А. Добролюбова, начал «применять прошлые события к современному течению дел». В периоды публичного застоя рассказы о деяниях богатырей звучали как укор, а в эры смелых свершений — как мера подвига. Эту традицию подхватила литература.
— Да, были люди в наши дни,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы! —
с укором обращается к современникам ветхий солдат в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино». Гоголевская птица-тройка, символизирующая Русь, получает былинные очертания: «…не молния ли это, скинутая с неба? (…) Эх, кони, кони, что за кони!» (А в былине:
Так не молвия (молния) тут по чисту полю промолвила —
Проехал?то Добрыня на добром коне.)
Храбрец поэмы-эпопеи Н. А. Некрасова «Кому в Киевской Руси жить отлично» Савелий — богатырь святорусский восклицает с гордостью:
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В сражении — а богатырь!
История активного бытования былин восстанавливается по косвенным свидетельствам. Былины то распространялись по всей Киевской Руси, то отступали вместе с населением с разоренного кочевниками степного юга к Новгороду, дабы после этого с новгородскими и другими русскими поселенцами дойти до Белого моря, продвинуться в Сибирь, осесть на Дону, Нижней Волге, Тереке, где их, по казачьей традиции, не сказывали, как в других местах, а пели хором. Особенно яростные преследования скоморохов (середина XVII в.), каковые в собственный репертуар включали и былины, и радостные пародии на былинное повествование («Агафонушка», к примеру), также отразились на судьбе былин.
На примере изучения и публикации былин возможно проследить историю русской фольклористики. Толчком к изучению русского смелого эпоса послужило издание в начале XIX в. сборника «Древние российские стихотворения», составленного еще в XVIII в. Киршей (сибирский вариант имени Кирилл) Даниловым. За полвека это было единственное полноценное издание былин, его высоко ценили А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, о нем писал В. Г. Белинский. Новый этап изучения начался с открытия ссыльного студента П. Н. Рыбникова, нашедшего в начале 60?х гг. прошлого века существование в Прионежье живой былинной традиции и её гениальных носителей, среди которых особенно превосходен Т. Г. Рябинин. Упрочнения отдельных ученых, самоотверженных собирателей-одиночек (А. Ф. Гильфердинг, А. В. Марков, А. Д. Григорьева, Н. Э. Ончуков) в советское время были продолжены не только учеными-энтузиастами, но и целыми научными коллективами. По окончании выхода сборников, подготовленных Б. и Ю. Соколовыми, А. М. Астаховой и другими фольклористами, число изданных былин составило две с половиной тысячи (около 100 разных сюжетов).