При с Персией так все и вышло — если доверять официальной истории, написанной позднее.
В то время, когда Камбиз отправлялся в Египет, он волновался о том, дабы не покинуть принца королевской крови, около которого имели возможность бы собраться обиженные. Такая несколько в полной мере имела возможность распространить фальшивый слух о его смерти в Египте и прийти ко власти. Результатом могла быть гражданская война, которая принесла бы смерть и нищету многим тысячам людей. Камбиз исходя из этого приказал казнить собственного брата Бардию. Нас это отталкивает, как страшное правонарушение, но по стандартам того времени на это наблюдали как на нужный ход национального управления. Геродот именует этого брата Смердис, и под этим именем он нам более известен.
При отсутствии современных средств связи, но, люди не могли знать, как смотрелся мертвый принц либо вправду ли он погиб. В случае, если кто-то неожиданно провозглашал себя этим принцем, многие имели возможность бы последовать за ним. Кроме того вельможи, каковые должны были знать, что претендент не был принцем, имели возможность ухватиться за возможность сделать из него орудие для борьбы с законным царем и победить для себя дополнительные привилегии, в случае, если претендент со своей стороны станет царем.
До тех пор пока Камбиз пребывал в Египте, мидийский священник по имени Гаумата провозгласил себя Смердисом, и в 522 г. кое-какие вельможи заявили его царем. Он известен в истории как лже-Смердис. (Священников иранских племен именовали волшебниками. Потому, что несложный парод пологал, что они владеют тайными и оккультными силами, слово «волшебник», как «халдеи», начало означать волшебника либо колдуна. Отечественные слова «волшебник» и «волшебный» происходят из этого.)
За этим рассказом стоит, возможно, более чем несложная попытка жреца и нескольких его приверженцев захватить трон. Тут могли быть замешаны националистические и религиозные мотивы, которых не видно в источниках информации, но каковые у нас имеются.
К примеру, Гаумата был мидянин, и в полной мере быть может, что за интригой находились мидийские вельможи, каковые до появления Кира были всесильными, а сейчас выяснялись вытеснены персидскими знатными фамилиями. Они в полной мере имели возможность нацеливаться на возвращение собственных прошлых позиций.
Камбиз, в то время, когда новости настигли его, возвращался из Египта. Он подтвердил, что настоящий Смердис мертв, но сам погиб прежде, чем смог сделать что-либо еще. Обстоятельство его смерти осталась неясной, и наличие заговора как минимум нельзя исключать.
Камбиза, но, сопровождал юный человек по имени Дарайявауш, более знакомый нам под греческим именем Дарий. Он был троюродный брат Камбиза, член младшей ветви Ахеменидов.
Взяв на себя по окончании смерти Камбиза управление персидской партией, он поспешил в Мидию. В том месте быстрым наглым ударом он захватил лже-Смердиса и сразу же прикончил его. После этого он провозгласил себя царем, и семимесячный промежуток неизвестного наследования кончился.
Конкретно Дарий, следовательно, распространял официальную историю собственного вступления на престол, и Геродот поверил и записал эту официальную версию. Но имеется ли в ней правда? Быть может, Дарий поведал все в точности как было. Иначе, это возможно один из тех случаев, в то время, когда в историю просовывают громадную неправда. Не имел возможности ли сам Дарий подстроить убийство Камбиза? Не имело возможности ли произойти, что, в то время, когда младший брат Камбиза (его настоящий младший брат, еще живой) постарался захватить трон, Дарий прикончил и его также, распространив новости о лже-Смердисе?
Каковы могли быть его мотивы? Несложная жажда власти? Либо тут пряталось что-то большее? Не был ли это вопрос религии?
По-видимому, где-то между 600-м и 550 г. до н. э., во времена Мидийской империи, жил в области к югу от Аральского моря, именно за северовосточной границей империи, некоторый религиозный реформатор. (В соответствии с позднейшей легенде, он был мидянин, что бежал за пределы империи, дабы избежать преследований. Но он мог быть и уроженцем данной далекой области.) Имя его было Заратустра, но он нам более известен под греческим именем Зороастр. Учение Зороастра приблизилось к единобожию ближе, чем каждая вторая религия того времени, за исключением иудаизма. Зороастр проповедовал учение об Ахурамазде, великом Всевышнем Вселенной, Всевышнем света и хороша.
Дабы растолковать существование зла, Зороастр высказал предположение, что существовала вторая сущность — Ариман, что воплощал зло и тьму. Эти двое, Ахурамазда и Ариман, были примерно равными по силе, и Вселенная была вовлечена в войну между ними. Все люди приняло участие в данной борьбе на одной стороне либо на другой. Те, кто предпочитал держаться высоких этических правил, боролись на стороне Ахурамазды, что, само собой разумеется, обязан в итоге победить.
Теория войны между добром и злом имела огромное преимущество. Она растолковывала существование зла в мире, растолковывала, по какой причине хорошие люди время от времени страдали, по какой причине целые народы бывали ввергнуты в нищету, несмотря на существование хорошего и милостивого Всевышнего.
По окончании смерти Зороастра его учение понемногу распространилось по Персидской империи. Его авторитет очень сильно чувствуется в иудаизме. Лишь по окончании знакомства с зороастрийской мыслью иудеи начали разрабатывать проблему Сатаны как вечного соперника Всевышнего. Само собой разумеется, иудеи ни при каких обстоятельствах не приняли идея о том, что Сатана предположительно составит либо кроме того практически равен Всевышнему, как Ариман был равен либо практически равен Ахурамазде.
Вся совокупность демонов и ангелов, которая понемногу пробралась в иудейскую мифологию по окончании возвращения из вавилонского плена, была, возможно, кроме этого выведена, по крайней мере частично, из зороастризма. Зороастрийцы создали подробные теории загробной судьбе, и это также усвоил иудаизм. До того иудеи говорили лишь о существовании теней в Шеоле, что сильно напоминал греческий Гадес.
Зороастризм не имел возможности распространяться совсем без сопротивления, и в первые десятилетия существования Персидской империи должны были проявляться большие внутренние трения между людьми, каковые принимали либо отвергали учение Зороастра.
Зороастризм, как иудаизм, отличается нетерпимостью. Он не только проповедовал то, что вычислял верным методом, но и решительно утверждал, что другие религии — это неверный путь. Как и иудеи, зороастрийцы думали, что люди, поклонявшиеся иным всевышним, в конечном итоге поклонялись демонам и что это был смертный грех идолопоклонства.
Возможно подозревать, что Кир и Камбиз не были зороастрийцами, потому что они соглашались поклоняться Мардуку в роли вавилонских царей. Дарий,впрочем , был несомненным зороастрийцем, потому что в собственных надписях он самым преданным образом взывает к Ахурамазде. Допустимо ли тогда, что Дарий, охваченный священным рвением зороастрийца, интриговал и убивал, получая центральной власти с целью установить собственную религию?
Быть может, но вызывающе большие сомнения, что кто-нибудь сможет когда-нибудь доказать либо опровергнуть эту теорию.
В любом случае возвышение Дария должно было поразить Вавилонию, как удар молнии. Кир и Камбиз обращались с вавилонянами отлично и склонялись перед Мардуком. Дарий, они могли быть уверены, не будет так делать. Наоборот, они в полной мере имели возможность ощущать, что новый монарх будет всячески пробовать подавить их религию. Они лихорадочно искали вождя, что имел возможность бы возглавить восстание. И очевидно, они его нашли.
Некоторый человек, владевший бойким красноречием и интересной внешностью, заявил себя сыном Набонида, назвавшись Навуходоносором III. Люди стекались к нему толпами, и он мгновенно собрал армию. Он опрокинул оборонительные пункты на Тигре и подготовился к битве за переправу, в то время, когда Дарий возвратился походом с востока.
Дарий предпочел не рисковать громадным сражением. Говоря современными терминами, он вместо этого просачивался через фронт, отправляя собственных людей через реку небольшими отрядами в далеких друг от друга пунктах. После этого он скоро собрал их в тылу узурпатора, разбил его и выступил на Вавилон, преследуя остатки армий оппозиции. В 519 г., через два десятилетия по окончании Кира, он опять забрал Вавилон. Обошелся он с ним более сурово, чем Кир, и Вавилон покорился превосходящей силе.
В связи с разграблением Вавилона Дарием Геродот говорит историю, которая в любой момент являлась примером немыслимого патриотизма. В соответствии с греческому историку, Вавилон сопротивлялся так настойчиво, что персы отчаялись его забрать. Зопир, персидский вельможа, придумал замысел, по которому ему отрезали уши и нос и избили до кровавых рубцов. После этого он представился вавилонянам беглецом от жестокости Дария. Чуть ли возможно было спорить со зрелищем увечий и шрамов, так что вавилоняне разрешили войти его, радуясь агитационной победе, которую давала им измена Зопира.
После этого, по окончании того как Зопир пробыл у них достаточно продолжительно, дабы завоевать их полное доверие, он открыл ворота Вавилона персидской армии.
Но данной сказке нельзя верить. Это один из тех шикарных узоров, каковые делают историю драматичной, но неточной. Думается несомненным, что Вавилон не смог сопротивляться Дарию с таковой решимостью, дабы уловки, такие, как у Зопира, сделались нужными.
Организатор
Дарий был человек талантливый, и, не обращая внимания на вызывающие большие сомнения, возможно, способы восхождения на трон, он был лучшим правителем из всех, которых видела Персидская империя. Более того, он имел весьма полезную свойство обучаться умеренности. Он не разрешал собственному пламенному зороастризму затемнять суждения о собственной пользе. В то время, когда Вавилон был разбит, он не стал доводить его до отчаяния и покинул вавилонянам право поклоняться всевышним так, как им хотелось. То же сделал он и для египтян, каковые исходя из этого вычисляли его хорошим и великим царем.
Он помог кроме того иудеям. Эти люди более двадцати лет стремились вернуть Храм в Иерусалиме, борясь с противодействием местных жителей. Антиеврейски настроенные элементы убедили персидских губернаторов области мешать постройке Храма. Приказ Дария поменял обстановку, и в 516 г. Храм был снова выстроен и освящен.
Потом, в том месте, где Кир и Камбиз действовали как завоеватели, Дарию было практически нечего делать, потому что за пределами персидских границ не осталось практически ничего, стоящего захвата. Допустимо кроме того, что у Дария не было вкуса к внешнеполитическим авантюрам. Но кое-что он пробовал сделать, так, он расширил персидские владения на юго-востоке до границ Индии.
Он отправлял кроме этого армию в Европу (первую цивилизованную азиатскую армию, показавшуюся на этом континенте) и захватил кое-какую территорию к северу от Греции. Но это казалось более ответственным позднейшим греческим историкам, чем самим персам. Что до небольших и драчливых греческих городов-стран, то Дарий игнорировал их практически до конца правления. Их захват не стоил хлопот.
Солидную часть времени Дарий посвящал закреплению удач собственных предшественников и превращению империи в действенный национальный механизм. Он организовал управление обширно раскинувшейся территорией, создав отдельные управляемые регионы, либо сатрапии, под управлением наместников, либо сатрапов. Любой из регионов воображал собой единое логическое целое.
Он приказал выстроить отличные дороги, каковые стали нервной совокупностью империи, и установил на протяжении дорог совокупность конных курьеров, выступавших в качестве нервных импульсов. Конкретно эффективность данной совокупности поддерживала целость империи в эру, в то время, когда не было ни железных дорог, ни телеграфа. Через полстолетия по окончании смерти Дария Геродот выразил восторг этими неутомимыми курьерами в словах, каковые прозвенели в столетиях и поныне являются девизом почтовой работы Соединенных Штатов: «Ни снег, ни ливень, ни ночной мрак не мешают этим курьерам скоро завершать собственную назначенную задачу».
Дарий реорганизовал кроме этого финансы, поощрял торговлю, исправил налоговую совокупность, установил чеканку монеты, стандартизировал веса и меры. Меньше, он совершил мало драматических деяний, приобретающих громкую известность, наподобие походов, завоеваний и осад, но сделал много неинтересных, неромантичных вещей, каковые делают страну процветающей и радостной.
Западная Азия, включая Месопотамию, ни при каких обстоятельствах не управлялась так действенно и без того мягко, как между 521-м и 486 г. до н. э., в более чем сорокалетнее правление Дария.
В начале правления Дарий установил собственную зимнюю столицу в Сузах, старой столице Элама (не смотря на то, что он еще проводил жаркий сезон в более прохладном климате Экбатаны). Сузы были самым разумным выбором. Они не были частью ни фактически Мидии, ни фактически Персии, так что ни одна из двух основных правящих групп не имела возможности ощущать себя обиженной. Город кроме этого был практически в середине треугольника, образованного Экбатаной, Пасаргадами и Вавилоном, центрами Мидии, Персии и Вавилонии соответственно, так что столица появилась в самом центре. С установлением столицы в Сузах область — некогда Элам — сделалась абсолютно персидской и известна с того времени называющиеся Сузиана.
Но Дарий кроме этого не абсолютно забыл, что он был персом. Он начал строить новую прекрасную столицу для собственной персидской отчизны приблизительно в 32 км к югу от Пасаргад. Он назвал ее Парса, но нам она более известна под греческим заглавием Персеполис, либо «Город Персов».
В практическом смысле Персеполис был неудачей, потому что он ни при каких обстоятельствах не стал настоящим городом, но остался всего лишь царской резиденцией либо, правильнее говоря, царской усыпальницей. Он содержал прекрасные дворцы, впечатляющие кроме того сейчас, в то время, когда они лежат в руинах. Тогда как Кир и, быть может, Камбиз были похоронены в Пасаргадах, Дарий I и его наследники похоронены в Персеполисе.
Но в долговременной возможности самым ответственным трудом Дария выяснилось не что иное, как агитационная надпись, которую он вырезал на горе недалеко от нынешней деревни Бехистун. Она расположена приблизительно в 120 км к юго-западу от Экбатаны, на основной дороге между ветхой мидийской столицей и еще более древним Вавилоном.
Надпись умышленно помещена высоко и в практически недоступном месте, где резчики, должно быть, подвергались громадному риску. (Обстоятельство, без сомнений, в том, что Дарий решил предохранить надпись от уничтожения либо трансформаций со стороны наследников, каковые, возможно, окажутся неблагосклонными к нему. Правители довольно часто переписывают историю в аналогичной манере, и Дарий не планировал этого терпеть.)
В столетия, что последовали потом, люди подмечали надпись издали, и греческий путешественник Диодор Сицилийский информировал о ее существовании через пять столетий по окончании ее создания. Он приписывал ее легендарной царице Семирамиде, потому что греки приписывали ей все старое и монументальное в Азии. Огромная людская фигура на горе, фигура Дария, само собой разумеется, была принята Диодором за Семирамиду, несмотря на наличие густой бороды.
В современную эру, но, надпись купила новое значение и была бесценным ключом к истории Западной Азии. Надпись говорит о том, как Дарий убил лже-Смердиса и взошел на трон. Таков отечественный источник данной истории, и, без сомнений, он говорит ее так, как желал Дарий. Одинаковая история поведана одними и теми же словами на трех разных языках, дабы допустимо больше разноязычных подданных Дария имели возможность ознакомиться с официальной версией истории. Языки эти — древнеперсидский, эламитский и аккадский.
В 1833 г. надпись привлекла интерес британского армейского офицера Генри Кресвика Роулинсона, что был отправлен в Персию. Он сумел скопировать надпись и много лет трудился над расшифровкой древнеперсидского, пользуясь современным персидским в качестве управлений:!. В то время, когда данный язык был дешифрован, стало понятным значение надписи. Применяя это значение, взяли ключ для дешифровки эламитского и аккадского.
К 1850 г. была проделана громадная работа над расшифровкой этих языков, дабы начать трактовать древние вавилонские тексты. Лишь благодаря надписи Дария, что нечайно подарил будущему миру что-то наподобие словаря, возможно прочесть остатки библиотеки Ашшурбанипала. В противном случае эта библиотека так бы и осталась грудой глиняных кирпичиков, покрытых непонятными значками.
После этого, со временем, посредством аккадского языка допустимо начало расшифровать шумерский.
Финиш Мардука
Дарий погиб в 486 г., и в некоторых отношениях величие Персии начало умирать вместе с ним. Ему наследовал один из его сыновей, Кшайярша, что значительно лучше известен нам под греческим именем Ксеркс.
Ксеркс был сыном Атоссы, дочери Кира Великого. Дарий женился на ней уже по окончании того, как стал царем, разумеется, дабы укрепить личные позиции и смотреться не столь явным узурпатором. Оп имел сыновей от прошлых браков, но Ксеркс был внуком Кира, и это выяснило выбор наследника.
Быть может, было бы лучше, если бы воспользовались каким-либо вторым выбором, потому что Ксеркс как правитель очень сильно уступал собственному отцу.
Само собой разумеется, он начал собственный царствование при негативных условиях. К концу судьбы Дария, в 499 г., взбунтовались греческие города на Эгейском побережье Малой Азии и город Афины помогал им из самой Греции. Дарий подавил бунт и после этого направил в Грецию экспедицию, дабы наказать Афины. Как это ни страно, экспедиционные силы в 490 г. были разбиты (то была известная битва при Марафоне), а Дарий скончался на протяжении приготовлений к более большой экспедиции. Отомстить за персидскую «честь» выпало на долю Ксеркса.
Сделать это сходу Ксерксу помешало восстание в Египте. Покоренные народы постоянно чувствовали искушение восставать в конце царствования завоевателя, и Египет поддался искушению. В этом его, возможно, поощряли афинские агенты, которым плохо хотелось вовлечь Персидскую империю в гражданские свары, перед тем как она обрушится всей мощью на Грецию. Восстание было кроме этого результатом религиозных вер Ксеркса. Он был намного более рьяным зороастрийцем, чем его папа, и египетские жрецы в полной мере имели возможность предвкушать неприятности.
Восстание, очевидно, в Ксерксе неприязнь к тем своим подданным, кто придерживался вторых религий. Ксеркс отложил в сторону все другое, включая греческую экспедицию, и близко занялся египтянами. (Это было конкретно то, чего желали афиняне, и это, возможно, спасло Грецию.)
Египетское восстание было подавлено, не смотря на то, что это забрало три года. И Ксеркс обратился после этого против вторых незороастрийских населений украины. Библейская книга Эсфирь говорит о событиях, каковые предположительно имели место на протяжении его правления. Жёсткие антиеврейские меры, как описывается в книге, чуть удалось не допустить благодаря влиянию иудейской жены Артаксеркса царицы Эсфирь. Но эта книга есть, несомненно, историческим романом, написанным через триста лет по окончании эры Ксеркса* и не может быть принята за буквальную истину.
Исторически точен тот факт, что гнев Ксеркса обрушилась на вавилонян, где националистические фавориты не могли удержаться от восстания по примеру египтян.
В 484 г. армии Ксеркса с боями проложили себе путь в Вавилон и монарх умышленно уничтожил религиозную судьбу города. Ксеркс приказал увезти золотую статую Мардука, которую Кир и Камбиз почитали. Жрец, пробовавший остановить солдат, обиравших храм и посмевших наложить святотатственные руки на статую, был равнодушно зарезан людьми, каковые не испытывали ни страха, ни почтения перед великим всевышним.
Произошло то, что было довольно много хуже произошедшего два столетия назад, в то время, когда Синахериб-ассириец увез с собой Мардука, не смотря на то, что Синахериб уничтожил Вавилон, а Ксеркс не сделал этого. Синахериб был, по крайней мере, верующим. Он наказывал Вавилон, но почитал древних всевышних Месопотамии. Оставалась исходя из этого надежда, что второй благочестивый царь вернёт город. Сын Синахериба Ассархаддон так и сделал.
Но сейчас Мардук был увезен людьми, продемонстрировавшими неотёсанное презрение к другим богам и другим обычаям. Вавилоняне как словно бы ощущали, что они наконец пересекли некоторый водораздел, — что Мардук ни при каких обстоятельствах не будет восстановлен и ветхие всевышние наконец умирают. Из ветхой культуры ушел дух, появившийся среди древних шумеров, и начался окончательный упадок.
Возможно, вавилонское жречество переживало мрачное удовольствие, глядя на последующую судьбу Ксеркса. В 480 г. он возглавил экспедицию в Грецию, столь огромную, что она, казалось, имела возможность раздавить греков одним своим весом. Но, вопреки расчетам, она потерпела неудачу, и Ксеркс должен был с позором возвратиться. Он заперся всвоем гареме, упрямо оставаясь в затворничестве, и терял время на ненужные проекты, наподобие дальнейшего украшения и расширения дворцов в Персеполисе. Наконец в 465 г. он был убит в следствии дворцовой интриги.
Но это не вернуло Вавилон. народ и Город остановились в оцепенении — простые зрители великих событий, бушевавших около них. Так, в то время, когда Египет снова восстал по окончании смерти Ксеркса и в течение шести лет отчаянно сопротивлялся новому монарху, Артаксерксу I, Вавилон кроме того не шевельнулся.
* В русском переводе данной книги Ксеркс именуется Артаксерксом. (Примеч. перев.)
Центр заинтересованностей цивилизованного мира, казалось, переместился от древних речных долины Нила и культур Двуречья к драчливым городам греков. Эти запоздавшие актеры на сцене цивилизации выросли весьма скоро. Совсем неожиданный разгром громоздкой экспедиции Ксеркса, казалось, зажег в них практически сверхчеловеческую энергию и практически божественную самоуверенность. Их наука опережала почтенную ученость древних. Их торговцы и неутомимые путешественники были везде, с любопытством влезая в покрытые пылью обычаи древности. Их воины дрались как наемники по всей периферии Персидской империи, и никто, казалось, не может был противостоять их тяжелой броне и боевому порыву.
И в действительности, через полстолетия по окончании провала экспедиции Ксеркса греческие суда тревожат персидские берега, поощряя египетских мятежников и всячески докучая огромной империи. Персия казалась всему миру гигантом,утратившим преимущество, что отмахивается от греческих москитов, жалящих его везде.
Битва братьев
Персия осознавала, что, как ни надоедливы были греки, они ни при каких обстоятельствах не могли без шуток повредить ей, пока оставались разъединенными между собой и без конца дрались между собой. Исходя из этого Персия поддерживала эти драки и щедро расходовала деньги на эти цели.
К моменту смерти Артаксеркса I в 424 г. Персия имела наслаждение видеть, как греческие города организовали что-то наподобие миниатюрной всемирный войны. Целый греческий мир объединился за спиной двух Спарты центров — и главных Афин, каковые сражались между собой насмерть.
Новый персидский монарх, Дарий II, делал все, что имел возможность, дабы поощрять эту борьбу. Из двух основных центров Спарта казалась менее амбициозной и более склонной сократить собственную активность фактически Грецией. Исходя из этого Персия все больше бросала собственный вес на чашу Спарты. В 404 г., в год смерти Дария II, персидская политика победила и Спарта раздавила Афины.
Это казалось благом для Персии, но не так уж отлично, потому что эта победа развязала персидскую династическую свару, имевшую губительные последствия для Персии. События развивались следующим образом.
Дарий II покинул двух сыновей. Старший унаследовал трон под именем Артаксеркса II. Младший сын,впрочем , был человек одаренный и не хотел оставаться в тени. Имя его было Кир, и его в большинстве случаев именуют Кир Младший, дабы отличить его от основателя Персидской империи. Еще юношей он занимался отношениями Персии с греками и продемонстрировал себя проницательным судьей событий и людей.
Киру казалось, что он сделал для Спарты достаточно, чтобы получить что-нибудь вместо, а желал он взять контингент греческих солдат. С персидской армией, с греческим отрядом на острие, он имел возможность пробить себе путь в Сузы и сесть на персидский трон.
Спартанцы были через чур осмотрительны, дабы помогать ему официально (в итоге, он имел возможность и проиграть), но окончание великой войны между Спартой и Афинами покинуло множество воинов без дела и готовыми к найму. Клеарх, спартанский изгнанник, занялся комплектом этих наемников и принял над ними руководство. Скоро было собрано практически 13 тыс. греческих солдат, и в 401 г. они выступили в поход вместе с армией Кира.
Они прошли через Малую Азию и достигли наконец верхнего Евфрата в Тапсаке, в 120 км южнее Харрана. В первый раз в истории громадное греческое войско вступило в легендарную страну двух рек. Они пересекли Евфрат и продвинулись вниз по течению на 560 км. Более 1700 км отделяло сейчас их от дома.
Тем временем до ума Артаксеркса II дошло наконец, что младший брат надвигается не чтобы его обнять и поздравить, но дабы его убить. Он собрал большие силы, включая тех греческих наемников, кого смог наскрести, и выступил навстречу Киру.
Две армии сошлись у Кунаксы, деревни недалеко от Евфрата, в 130 км к северо-западу от Вавилона. Всего в 30 км от Кунаксы лежал Сиппар, что практически два тысячелетия назад был одной из царских резиденций Саргона Аккадского.
Обе стороны готовились к битве. В первый раз в истории Месопотамии большое сражение должно было разразиться без участия ее обитателей. Они сделались легко зрителями, тогда как персы и греки сражались.
Греки выстроили собственный фронт, обратившись лицом вниз по течению, так, что их правый фланг опирался на реку. Клеарх, глупый и недалекий спартанец, поставил собственных греков на данный правый фланг, потому что в простой битве между греческими армиями правый фланг был почетным местом. Ожидалось, что воины правого фланга будут нести главную тяжесть битвы.
Наоборот них, лицом вверх по течению, стояла имперская персидская армия. Артаксеркс II сам руководил ею и занял персидское почетное место в центре. Имперская армия была намного больше армии Кира, так что ее левый фланг был дальше от реки. Ее центр был наоборот левого фланга Кира.
Кир видел и осознавал обстановку. Имперская армия в счет не шла. Серьёзен был лишь царь, Артаксеркс II. Если он погибает, Кир делается законным царем и все персидские воины с обеих сторон сразу же присоединятся к нему. Исходя из этого не было необходимости связываться с персидской армией. Достаточно было убить царя.
Кир исходя из этого просил Клеарха приказать правому крылу двинуться в обход налево, дабы нацелить его на имперский центр. Клеарх, но, указал, что в этом случае его правый фланг оторвется от реки и подвергнется угрозе нападения сбоку. Кир должен был тогда указать, что имперские силы, противостоящие Клеарху, складывались из легковооруженных армий, каковые мало что имели возможность сделать против него кроме того при открытом фланге. Помимо этого, перед тем как они смогут что-нибудь сделать, царь будет мертв либо сбежит и битва будет кончена.
Клеарх, но, отказался. Он планировал вести бой по книжке. Он собирался маршировать прямо вперед и защищать собственный фланг. Так он и сделал. Тринадцать тысяч греческих воинов двинулись прямо вперед, отбрасывая противостоящие им легкие армии со собственного пути, как кисейные занавески. Артаксеркс это предусмотрел. Его главные упрочнения были сосредоточены на правом фланге, что окружал более маленький левый фланг Кира и уничтожал его, тогда как Клеарх и его люди не добились ничего.
Кир, обезумев от расстройства, собрал около себя столько наездников, сколько смог, — шесть сотен, — и ринулся прямо на имперский центр, прямо на брата, думая лишь об одном — убить его и окончить битву. Но Артаксеркса защищало в десять раз больше наездников. Он разрешил Киру приблизиться, масса людей его наездников поглотила мелкую атакующую группу, и в маленькой схватке, последовавшей за этим, Кир был сбит с коня, убит и битва была кончена.
Артаксеркс взял верх, и Клеарх был со собственными греками в одиночестве, кинутым другой союзной армией. Что же сейчас делать? Это было проблемой и для Артаксеркса. Тяжеловооруженных греков было через чур много, дабы легко с ними совладать, потому что они фактически не понесли утрат. У него, возможно, хватило бы людей, дабы их опрокинуть, но лишь ценой ужасающих утрат, которую он не планировал платить, в случае, если возможно было придумать второй выход.
Потому, что греки не сдались, посланец Артаксеркса внес предложение им снабдить их провизией и выдворить из страны. Персы растолковали, что, в случае, если греки разрешат проводить себя вверх по течению Тигра, в том месте имеется маленький путь к морю. Грекам, казалось, ничего больше не оставалось, но, в то время, когда они прошли вверх по течению 240 км, они почувствовали тревогу. Куда в конечном итоге вел данный самый Тигр? Каковы были настоящие намерения персов?
Клеарх настойчиво попросил подтверждения условий ухода. Персидский командующий внес предложение, дабы Клеарх и другие греческие вожди встретились с ним в его шатре для интимной дружеской беседы. Клеарх, будучи дураком, дал согласие. Когда за греческими вождями закрылись полы шатра, они были перебиты.
Персы были довольны. Им казалось, что без собственных вождей греческая армия превратится в туловище без головы и не будет иметь иного выбора, не считая как сдаться и разоружиться. После этого греков возможно было разбить на мелкие группы и завербовать на персидскую работу. Тех, кто отказался бы, возможно было перебить.
Греки, но, поступили вовсе не так, как с уверенностью ожидали персы. Они выбрали из собственных последовательностей воина, афинянина по имени Ксенофонт, в качестве вождя. Они остались верны друг другу и не сдавались, они отрастили новую голову, когда пала первая. И новая голова к тому же была куда талантливее ветхой. Греки продолжили перемещение на север в сопровождении персов, сейчас враждебных и осмотрительных, но избегающих битвы.
Через 160 какое количество выше по течению греки прошли мимо огромного бугра. Что тут было, захотели они знать. Это было все, что осталось от Ниневии, могущественной ассирийской столицы, самое имя которой, по прошествии двухсот лет, практически провалилось сквозь землю с лица почвы.
За этим они покинули реку и углубились в горы страны, которая некогда именовалась Урарту. Персы ничего не имели против, сохраняя надежду, что греки будут перебиты жёсткими и агрессивными туземцами данной области или и перемрут от лишений.