– Неандертальцы, как принято вычислять, вымерли пятьдесят тысяч лет назад. Но что, если они не совсем провалились сквозь землю? Возможно, предки, кроманьонцы, их из привычных ареалов обитания? И они ушли в том направлении, где их никто не тревожил – в глухие леса, в ущелья снежных гор… Не слу-чайно же во многих преданиях этих существ именуют «снеж-ными людьми»!
– Плохо хотелось бы хоть одним глазком посмотреть на та-кого Ейети, – протянула Катя. – Вот окончится война, нужно будет непременно организовать экспедицию! Вы же не отказались бы, правда?
– Что за вопрос! Понимаете, Катя, это, по-моему, наилучшее, что возможно в жизни…
Лев запнулся.
– Что же? – лукаво задала вопрос она.
– Свобода… и поиск… разгадка неизвестного… и вдобавок – дорога. Я весьма обожаю путешествовать, Катя.
– А из меня плохая путешественница, – в голосе девуш-ки раздалась скорбь. – Эвакуация из Ленинграда на Урал, да
0сУрала в Москву на самолете… Ой, Лев, а вы так как также из Ле-нинграда?
И они заговорили о любимом городе. Где жили до войны («до ареста», – в мыслях поправлял девушку Лев, но вслух ничего не сказал), где обожали гулять… Стало известно, что у них были кроме того какие-то неспециализированные друзья, не смотря на то, что Гумилев и был старше на одиннадцать лет. Кто-то был на дружеской ноге со старшей сестрой одной Катиной подруги, и данный кто-то помой-му учил-ся на параллельном потоке в университете одновременно с этим, что и Гумилев… И не имело значения, что это было пять лет на-зад, что Кате тогда чуть исполнилось четырнадцать, и студент университета точно казался ей ветхим и совсем не-увлекательным. Тогда это было не имеет значение, а на данный момент стало ниточ-кой, протянувшейся между двумя людьми, утратившими всех собственных родных.
Позже к реке спустились раскрасневшиеся от костра Шиба-нов с Теркиным, и разговор прервался. Но ни Лев, ни Катя о протянувшейся ниточке уже не забыли.
– Ты это, – сообщил на следующий сутки Шибанов, в то время, когда они с Гумилевым возвращались со стрельбища. Лев, как в любой момент, без-божно мазал, и майор Гредасов покинул его на полчаса для до-полнительных стрельб, а капитан остался по собственному же-ланию. – Ты к Катьке клинья не подбивай, осознал?
Гумилев остановился, как словно бы врезавшись в дерево.
– Нет, – сообщил он медлительно, – не осознал.
– Повторяю еще раз. К Катьке клинья не подбивай. Она за-нята уже.
Лев почувствовал, что у него деревенеет подбородок.
– Тобой, что ли? – задал вопрос он, поворачиваясь к Шибанову. Капитан был выше и посильнее, но на данный момент это не имело никако-
го значения. Гумилев не опасался его, как не опасался урок на зоне, даже в том случае, если их было больше и у них были заточки.
– А вдруг мной? – улыбнулся Шибанов. – Что, морду будешь мне бить?
Он стоял, обширно расставив ноги и чуть согнув руки в лок-тях, и нагло наблюдал на Гумилева.
«Провоцирует, – осознал Лев. – Он уже готовился и просчи-тал все варианты. В случае, если я на данный момент дернусь, он сходу заберёт меня на контрприем и отлупит, как Всевышний черепаху…»
– А сама-то она об этом знает? – внезапно задал вопрос Гумилев. – О том, что ты ее «занял»?
Для того чтобы оборота беседы капитан очевидно не ожидал. Он сделал перемещение навстречу Льву – правильнее сообщить, намек на перемещение
– и внезапно замер. Губы его скривились, как если бы он раскусил кислую ягоду.
– Определит, – кинул он Гумилеву.
Быстро развернулся и зашагал по тропинке к дому.
Глава пятая
Ленинград
Ленинград, июль 1942 года
Дабы добраться от Осиновца до Ленинграда, группе «Кугель» было нужно преодолеть два заградпоста и два КПП – один на стан-ции «Борисова Грива», второй – на Финляндском вокзале.
– Кого они тут ловят? – раздраженно задал вопрос Бруно по окончании очередной проверки документов. – Какой идиот в здравом уме будет пробовать попасть в обреченный город?
– Таковой, как ты, – ответил Рольф. – Либо таковой, как я. Либо та-кой, как Хаген.
Его также тревожили меры безопасности, предпринятые рус-скими. Скорцени растолковывал им, что Ленинград до сих пор не сдался только по причине того, что НКВД держит его обитателей
0вжелезном кулаке, но количество охранявших го-род милицейских превосходило ожидания начальника группы. До тех пор пока что бумаги, выправленные спецами Шелленберга, у рус-ских подозрений не вызывали, но любая новая проверка уве-личивала шанс нарваться на очень ретивого служаку, что захочет копнуть поглубже.
– По Невскому не отправимся, – решил Рольф. – Через чур риско-ванно.
Карты города у них с собой не было, но она и не требовалась. Любой из коммандос израсходовал пара часов на изучение топографии Ленинграда – с учетом новейших данных авиараз-ведки.
Через Литейный мост перешли на другой берег Невы, вышли на набережную к Летнему Саду, и пошли на протяжении Фонтанки. Пе-
ресекли пустынный Невский, и все тою же Фонтанкой дошли до улицы Дзержинского (бывшая Гороховая).
– Тут совсем нет животных, – сообщил Бруно, в то время, когда они прош-ли уже полгорода. – Ни кошек, ни псов.
– Они их съели, – улыбнулся Рольф. Он по большому счету довольно часто улыбал-ся, у него были отличные зубы.
– Тогда должны были расплодиться крысы.
– А они и крыс съели. Крысы питательны.
– И птиц совсем нет. Одни воробьи.
– А ты попытайся, поймай воробья. В нем мяса меньше, чем в половине мизинца.
– Фюрер был прав, в то время, когда не стал штурмовать Ленинград, – сообщил Бруно, поразмыслив. – Данный город выжрет себя сам изнутри.
Ленинград был похож на громадный склеп. Выбитые окна древних домов казались мертвыми глазницами. Народу на улицах было много, но эти люди больше напомина-ли призраков – дистрофичные, с узкими, как ветки, ногами и руками, они двигались по мостовым, как будто бы серые тени. Лишь тени скользят над почвой, а эти люди шли, не легко передвигая ноги и наклоняя туловище вперед, как словно бы в лицо им дул сильный ветер. Время от времени они останавливались и поднимали лицо к небу, греясь в лучах нежаркого солнца.
– Ужасный город, – увидел Бруно. – Они все тут, как мерт-вецы. Видели их глаза? Совсем неподвижные. И лица, как маски, с обтянутыми кожей носами. Никакой мимики.
– Мы попали на тот свет, – захохотал Рольф.
Навстречу им шла дама, державшая за руку малышку трех-четырех лет. Малышка смешно ковыляла на некрасиво ис-кривленных тоненьких ножках. В то время, когда они поравнялись с ком-мандос, малышка внезапно закричала:
– Дядя воинов! Дядя воинов!
– Что тебе, девочка? – задал вопрос Хаген, наклоняясь к ней.
– Поля! – сообщила внезапно дама молодым звонким голосом,
0иРольф с удивлением осознал, что это совсем юная женщина, вряд ли старше шестнадцати лет – вот лишь осанка и лицо у нее были старушечьи. – Поля, не приставай к дяде! какое количество раз я тебе сказала!
– Дядя воинов, – затараторила малышка, – ты, прошу вас, убей в том месте побольше немцев, дабы война поскорее закончилась! В противном случае у нас тут совсем уже нечего кушать, дядя воинов…
На малоподвижном лице Хагена не отразилось никаких эмо-ций.
– Отлично, девочка, – сообщил он, – я так и сделаю.
Он потрепал ребенка по русой головке и выпрямился. Жен-щина – сейчас Рольф был уверен, что это не мать девочки, а ее старшая сестра – уже тащила Полю прочь.
– Вы простите ее, товарищ офицер, – сообщила она, стараясь не наблюдать Хагену в глаза. – У нас папа весной на фронте погиб, вот она и пристает ко всем, кто в форме…
– Ничего, – сообщил Хаген.
В то время, когда они отошли метров на двадцать, он проговорил задум-чиво:
– Шеф ошибался, в то время, когда сказал, что все дело в НКВД.
– По какой причине? – задал вопрос Бруно. – Разве мало особистов на ули-цах?
– Эта девочка ни при каких обстоятельствах не слыхала про НКВД, – сообщил Хаген.
– Но она также не желает сдаться.
До нужного им дома на углу Фонтанки и Дзержинского ком-мандос добрались уже под вечер. Вопреки ожиданиям не сильный, на патрули они больше не натыкались – по-видимому, баз-ная их часть была сконцентрирована на подступах к городу и у стратегически ответственных объектов. Набережная была практически безлюдна, лишь большой и прямой, как жердь, старик, стоял у мо-ста, опершись вытянутыми руками на парапет и глядя на воду.
Подойдя ближе, Рольф увидел, что бледные и узкие губы старика беззвучно шевелятся. «Молится», – поразмыслил он. В этот самый момент же осознал, что он совершил ошибку – старик не молился, он просматривал стихи.
– Отечественное прошлое, отечественное дерзанье Все, что свято нам окончательно,-На разгром и на поруганье Мы не смеем неприятелю дать.
В случае, если это нужно будет взять им, Опозорить свистом плетей, Пускай ложится на нас проклятье Отечественных внуков и их детей!
Кроме того клятвы сейчас мало. Мы во всем почва поклялись. Время смертных боев настало – Будь неистов. Будь немногословен.
Всем, что имеется у тебя живого, Чем страшна и красива жизнь Кровью, пламенем, сталью, Словом – Задержи неприятеля! Задержи!8
«Он сошел с ума, – поразмыслил Рольф. – Человек не имеет возможности просматривать стихи в городе, где нечего имеется».
Вслух он сообщил:
– Хороший вечер, товарищ. Мы ищем Федора Николаевича Свешникова. Вы, случайно, не понимаете для того чтобы?
Старик содрогнулся и развернул голову. У него было дистрофичное, стро-гое лицо византийского святого.
8 Стихи Ольги Берггольц. Необычным образом эти строки (как и многие другие стихи Берггольц) напоминают и по размеру, и по духу стихи Николая Гумилева, написанные им на протяжении Первой мировой.
– Я знаю Федора Николаевича, – сообщил он медлительно. – А по какому делу вы его разыскиваете?
– Его сестра, Варвара Николаевна, просила ему передать письмо и посылочку, – обширно улыбнулся Рольф. – А нас тут именно в Ленинград перебросили, грех не выполнить просьбу.
0Ялейтенант Гусев из береговой радиоразведки.
Старик ничего не высказывающим взором наблюдал куда-то
через Рольфа.
– Я покажу вам, где он живет, – сообщил он, наконец. – Но Фе-дор Николаевич чуть ли откроет дверь незнакомым людям.
Он оторвал руки от парапета, и, механически переставляя ноги, двинулся к парадному. Трое коммандос последовали за ним.
Они поднялись на третий этаж – по каменной лестнице
0свыщербленными ступенями. Старику очевидно пришлось нелегко идти, он то и дело останавливался передохнуть, и у Рольфа всегда появлялось желание вскинуть его на плечо и пота-щить наверх, как мешок с мукой. Наконец они остановились у двери квартиры под номером восемь. Одной рукой старик оперся о дверной косяк, а второй – зашарил в кармане пид-жака. Извлёк оттуда ключ и засунул его в замочную сква-жину.
– У вас имеется ключ от квартиры Федора Николаевича? – уди-вился Рольф.
Некое время старик молчал. Позже с упрочнением развернул ключ в замке и потянул дверь на себя.
– Квартира громадная, – сообщил он ровным голосом. – Федор Николаевич живет в последней помещении по коридору направо.
«Это же неспециализированная квартира! – запоздало додумался Рольф. – Как русские их именуют – коммуналка? Додуматься же нужно – по-селить пара семей совместно!»
– Громадное вам благодарю, – поблагодарил он старика. – Изви-ните, что побеспокоили.
Дверь в помещение Свешникова была, как и следовало ожидать, закрыта. Бруно пара раз постучал по ней костяшками пальцев.
За дверью молчали. Бруно постучал еще пара раз.
– Может, он спит? – предположил Рольф. – Мы же не знаем, сколько ему лет.
– Тише, – сообщил Хаген. – В том месте кто-то движется.
За дверью вправду слышались какие-то звуки – как будто бы некто, мелкий и легкий с опаской крался по паркету. По-том раздалось не сильный покашливание, и негромкий старческий голос задал вопрос:
– Кто в том месте?
– Федор Николаевич, я лейтенант Гусев. У меня имеется для вас посылка и письмо от вашей сестры из Казани.
Возможно, Свешников вправду редко открывал дверь незнакомым людям, но услышав о сестре из Казани, мед-лить он не стал. Замок щелкнул и дверь открылась.
– Входите, прошу вас, товарищи, – проговорил находившийся на пороге старик дрожащим голосом. – Размешайтесь, прошу вас.
Рольф потянул носом – в помещении Свешникова пахло гряз-ным тряпьем, в далеком прошлом немытым телом и почему-то порошком от клопов. Ситуация была очень бедной – стул, узкий топчан, лежавший прямо на полу, маленькая закопченная бур-жуйка и сваленные в углу ватники. «Размешаться» тут было решительно негде, да и не очень-то хотелось.
– Ваша посылка, – сообщил Рольф, протягивая Свешникову пе-ревязанный веревкой пакет. Старик развернул его дрожащими пальцами. Пакет был хорошо набит серыми кубиками бульон-ного концентрата.
– О, господи, – пробормотал Свешников. Руки его тряслись. Он пара раз шмыгнул носом и взглянуть на Рольфа бле-стящими от слез глазами, как ветхая и верная собака.
– Вы не воображаете… товарищи, вы кроме того не представляе-те, что это такое… это же спасение… спасение!
– У вас хорошая сестра, – сверкнул белозубой ухмылкой Рольф.
– Да, Варечка красивая дама… красивая… Это же суп! Довольно много, довольно много превосходного, вкусного супа! Любой ку-бик возможно поделить на четыре части… а вдруг добавить в ка-стрюлю лебеды либо щавеля, то окажется прекрасный ово-щной суп на мясном бульоне! Товарищи…
Он подошел к Рольфу и обнял его. Старик чуть доставал ди-версанту до плеча, и потому уткнулся лицом в обтянутую но-веньким зеленым сукном грудь Рольфа. И начал плакать.
Рольф терпеливо ожидал, пока Свешников успокоится.
– Имеется еще письмо, Федор Николаевич, – сообщил он.
Письмо было в узком солдатском конверте. Старик осторожно положил пакет с кубиками на топчан и трясущимися пальцами порвал конверт.
Содержание письма, изготовленного все теми же специали-стами Шелленберга, Рольф знал наизусть. Сестра Варвара сооб-щала, что у них в Казани все отлично, продуктов хватает а также с избытком, исходя из этого она совсем не стесняет себя, отправляя брату пара кубиков бульонного концентрата. Все свято верят в скорую победу над фашистской гадиной и своим удар-ным трудом стремятся приблизить сутки, в то время, когда Красная Армия высвободит Ленинград и отправится дальше, на Берлин.
«Дорогой Федор, – писала она в конце. – У меня имеется к тебе одна личная, но очень важная просьба. Тут у нас в эвакуа-ции имеется одна пожилая дама из Ленинграда. У нее в городе остался сын, Лёва. Она не имеет возможности с ним связаться – письма с их ветхого адреса возвращаются с пометкой «адресат выбыл». А она, как мать, конечно же, весьма переживает. Не имел возможности бы ты по-мочь ей в отыскивании сына? Его полное имя Лев Николаевич Гу-милев, он появился 1 октября 1912 года, жили они на Литейном.
Если бы ты имел возможность оказать советской матери помощь, это было бы добропорядочное и хорошее советского человека дело».
Рольф подождал, пока Свешников дочитает письмо до кон-ца.
– Товарищи, – сообщил старик, оборачиваясь на пакет с бульон-ными кубиками. – А вы… э-э… на долгое время в Ленинград?
– Как руководство примет решение, – пожал плечами Рольф. – Но не-дроблю точно тут пробудем.
– Это… э-э-э… было бы весьма удачно. Моя сестра требует от-ыскать одного человека… для собственной, э-э-э, привычной. Но, она, быть может, вам сказала?..
– Что-то такое упоминала, – улыбнулся Рольф. – Думается, какой-то Лев Гумилев, да?
– Конкретно. Так вот, я пологаю, что если бы я отыскал его, то пере-дать через вас весточку было бы вернее… письма на Громадную Почву довольно часто не доходят, вы же понимаете, какая ситуация около города…
– А вы уверены, что сможете его отыскать? – прищурился Хаген.
– И какое количество времени вам на это потребуется?
Свешников еще раз взглянуть на пакет.
– Времени это может занять… э-э, довольно много. Но в случае, если кто и спо-собен отыскать потерявшегося человека в блокадном Ленинграде, то это я, товарищи. Не знаю, сказала вам Варвара либо нет, но я помогаю… другими словами служил… старшим статистиком справочной работы по городу Ленинграду.
И о Федоре Николаевиче Свешникове, и о его сестре Варва-ре оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени определил от собственного при-ятеля Фрица Штайнера, директора разведшколы «Нахтигаль». Штайнер подчинялся начальнику штаба «Валли» Гейнцу Шмальцшлегеру, и не имел права предоставлять тайную ин-формацию представителю другого ведомства, но со Скорцени их связывала давешняя дружба. К тому же в беседе с прияте-
лем Скорцени ни разу не упомянул имя Вальтера Шелленберга, бывшего на ножах с управлением Абвера. Он просто рассказал Штайнеру, что его людям нужно отыскать в блокадном Ле-нинграде одного человека, и задал вопрос, не знает ли Штайнер, как это возможно сделать самоё простым и элегантным методом.
– Ты обратился именно по адресу, старина, – ответил ему Штайнер, роясь в папках на своем рабочем столе. – В моей шко-ле обучается человек, что может тебе весьма в этом оказать помощь. Вот, Свешников Василий Иванович, бывший сержант Красной Армии, сдался в плен в январе 1942 года под Лозовой, содер-жался в концентрационном лагере, где практически сразу же проявил желание сотрудничать с Абвером. Вот его личное дело. Обучается он отлично, будем делать из него диверсанта.
– У меня собственных хватает, – отмахнулся Скорцени.
– Я не планирую отдавать его тебе, – засмеялся Штайнер.
– Легко у этого парня в Ленинграде имеется один весьма интерес-ный родственник…
– В то время, когда мне к вам зайти, Федор Николаевич? – задал вопрос Рольф.
– Зайдите… э-э, на следующий день вечером. Ну, либо послезавтра – это уже точно. Я скажу вам все, что смогу определить.
– Тогда мы, пожалуй, отправимся, – Рольф приложил ладонь к фу-ражке. – Честь имею, товарищ Свешников.
– Погодите, погодите, – заволновался старик, – ужели вы так и уйдете? Возможно, посидите еще немно-го? Поведаете, как дела на фронте…
– Нет, Федор Николаевич, – покачал головой Рольф. – Мы уже и без того опаздываем в штаб полка. Но я попытаюсь зайти к вам на следующий день вечером.
На прощание Свешников обменялся с ними рукопожатием. Рольфу показалось, что ладонь старика была не толще папи-росной бумаги.
В то время, когда гости ушли, Федор Николаевич Свешников, не подо-зревавший о том, что его племянник, сын любимой сестры Вар-вары числится сейчас курсантом разведшколы Абвера «Нахти-галь», поставил на буржуйку почерневшую кастрюлю и налил в том направлении два ковшика воды из находившегося в углу ведра. Дождался, в то время, когда закипит вода и с опаской, кончиком ножа отрезал от бу-льонного кубика узкую коричневую полосу – не четвертую часть, а скорее, осьмушку.
Некое время он сидел, вдыхая запах из кастрюли, позже прикрыл ее крышкой и вышел в коридор, предварительно при-перев дверь чурбачком, дабы не захлопнулась от сквозняка. Доковыляв до середины коридора, он постучал к соседу.
– Я лежу, – недовольно сообщили из-за двери.
– Савушка, – проговорил Свешников, – Савушка, ты уж, по-жалуйста, поднимайся. Поднимайся, Савушка, дело у меня к тебе серьёзное.
– Что ты, Федор, неспокойный какой, – заворчали за дверью.
– Не даешь человеку полежать по окончании вечернего моциона…
Щелкнул замок. На пороге помещения стоял большой старик с
иконописным лицом, полчаса назад просматривавший стихи над Фон-танкой. Он снял брюки и пиджак и был в поношенной, но чи-находись пижаме.
– Савушка, – зашептал Свешников, – у тебя щавель имеется? Либо лебеда? Хотя бы немножечко? Осознаёшь, Варя, сестра моя, отправила из Казани гостинец – бульонный концентрат… И те-перь я варю суп, Савушка! Я приглашаю тебя на суп! Не имеет значение, имеется у тебя щавель либо нет, не смотря на то, что лучше, само собой разумеется, дабы был. Планируй и приходи, не так долго осталось ждать все готовься !
Старик, которого он назвал Савушкой, строго взглянуть на него.
– Вот как? Это отлично. У меня имеется пара листочков ща-веля а также мало капустных листьев. Можешь их забрать. Од-нако мне необходимо переодеться, я не могу идти к себе домой в пижаме.
Федор Николаевич, лучась от счастья, схватил подаренную зелень и поспешил к супу. Мин. через десять он потушил пламя и, причмокнув губами, попытался с ложки взявшее-ся варево. Вкус был божественный.
– Что же Савушка-то не идет, – пробормотал он. – Остынет же!
Еще через пять мин. он решил поторопить соседа. Дверь в его помещение была открыта, а сам он сидел на стуле, спиною к Свешникову.
– Савушка, – позвал Федор Николаевич, – ну что же ты так продолжительно!..
Позже он заметил, что подле стула неряшливым комом лежит пижама. Савушка переоделся, но опоздал убрать ее в шкаф.
– Савушка! – со страхом тихо сказал Свешников. Подошел на цыпочках, вгляделся.
Старик с лицом византийского святого наблюдал куда-то через него остановившимися, мертвыми глазами.
Глава шестая
След «Золотой Зари»
Подмосковье, июль 1942 года
Через несколько недель по окончании начала занятий курсанты познако-мились с новым учителем.
Это случилось на уроке германского. Войдя в класс, они обна-ружили, что вместо старенькой Изольды Францевны за столом сидит худощавый черноволосый мужик с большим носом и цепкими, похожими на маслины, глазами. Одет он был в штат-ское – свободные тёмные штаны и белую рубаху с маленьким рукавом.
– Здравия хочу, – на всякий случай гаркнул Шибанов. Муж-чина легко поднял брови – дескать, для чего же так кричать?
– Разрешите вопрос!
– Задавайте вопросы, капитан.
– А что с Изольдой Францевной?
– Она больше не будет вести у вас немецкий, – ответил черно-волосый. – Германский у вас буду вести я. И очень многое дру-гое.
«У него выговор, – поразмыслил Лев. – Несильный, чуть заметный, но все же выговор. Француз?»
– Меня кличут Жером, – как будто бы прочтя его мысли, продол-жал мужик. – Я назначен начальником вашей группы. Груп-пе, кстати, присвоено кодовое имя «Синица». Вопросы?
«Он похож на д’Артаньяна, – поразмыслил Гумилев. – Не для того чтобы молодого, как в «Трех мушкетерах», но и не для того чтобы ветхого как
0в«Двадцать лет спустя». Где-то посередине. Весьма интересно, он из Интербригад? В Испании сражалось довольно много французов…»
– Товарищ Жером, вы армейский? – не унимался Шибанов. Черноволосый сдержанно улыбнулся.
– Да, капитан. Я майор безопасности государства. Но будет лучше, если вы начнёте обращаться ко мне, как на данный момент – «товарищ Жером».
– Разрешите узнать, каковы задачи отечественной группы, – неожи-данно выступила вперед Катя. – В противном случае мы уже 14 дней гадаем, для чего нас тут собрали…
Жером легко встал со стула и зачем-то подошел к окну. Поразмыслил и задернул штору.
– Очевидно, я отвечу на все ваши вопросы, – сообщил он, на-финиш. – Но прежде вам предстоит пройти что-то наподобие экзаме-на.
– По германскому? – разочарованно задал вопрос Теркин. – Так я не сдам…
– Германский тут не при чем, – успокоил его черноволосый.
– Экзамен вы станете сдавать в личном порядке, довольно много времени он не займет. Начнем, пожалуй, конкретно с вас. Осталь-ных попрошу подождать за дверью.
– Ни пуха, ни пера, – сообщил Шибанов, рукоплеща Василия по плечу. – Наблюдай, не подведи, пехота…
Выйдя на улицу, устроились в тени громадного дуба. Гуми-лев дотянулся папиросы, закурил. Курева им выдавали по пачке в сутки, причем папиросы были хорошие, очевидно из довоенных еще запасов – «Борцы» либо «Дели». Не считая Льва, в группе ку-рил лишь Теркин, но тот по большей части смолил припасенную махорочку, а папиросы копил и обменивал на что-нибудь стоимостей-ное.
– Отсядь, Николаич, – попросил Шибанов, – сам здоровье гробишь, так хоть вторых не обкуривай.
– Сдается мне, капитан, ты желаешь жить всегда, – процитиро-вал Гумилев безымянного британского капрала эры первой мировой, но отодвинулся.
– А что, – задумчиво проговорил Шибанов, – это идея ин-тересная. Вот если бы открыли таковой метод, чтобы возможно было жить лет двести-триста и не стареть… Это ж какое количество за всю жизнь возможно заметить! Пушкин сто с хвостиком лет назад еще жив был, стихи писал! И вдобавок за сто лет до этого Пугачев родил-ся… Да мало ли великих людей в РФ было…
– Их и по сей день не меньше, – улыбнулся Лев. – Лишь как спра-ведливо увидел еще один поэт, «громадное видится на расстоя-нье». Ты уверен, капитан, что имел возможность выяснить, кто из твоих современников вправду велик?
Шибанов сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать.
– В чем-то ты, само собой разумеется, прав, Николаич. Но все равно про-жить триста лет было бы здорово…
– А мне бы хотелось, дабы изобрели такое средство, дабы люди по большому счету не болели, – сообщила Катя. – Пускай живут не три-ста лет, а семьдесят – но лишь здоровыми.
– Да чего тут изобретать, – удивился Шибанов. – Не выпивай, не кури, спортом занимайся – вот и не будешь болеть.
По лицу Кати пробежала тень.
– У меня мама не выпивала и не курила. А позже заразилась ти-фом и погибла.
Капитан крякнул.
– Прости, Катюш. Я ж не про заразу…
Повисло неловкое молчание. Гумилев, дабы разрядить об-становку, задал вопрос:
– Как думаете, данный Жером – он француз либо испанец?
– Мало данных, – тут же отозвался Шибанов. – По большому счету
0унас в Таганроге и в Ростове таких также хватало. На армянина он не через чур похож, а вот на осетина – в полной мере.
– А выговор?
– Ну, пожил за рубежом, вот и выговор…
Открылась дверь, и во двор вышел Теркин. Вид у него был обескураженный.
– Катюша, тебя просят.
– А чего в том месте было-то? – Катя быстро встала, исправила падавшую на глаза светлую челочку. – О чем задавал вопросы?
– Не велено говорить, – покачал головой Василий. – Но ты иди, не боись. Он не кусается.
– Я и не опасаюсь, – обиженно дернула плечиком Катя. – Поду-маешь…
И гордой походкой двинулась к казарме, в которой размещал-ся класс германского.
– Хорошо, пехота, колись, чем в том месте данный Жером интересуется, – сообщил капитан, в то время, когда Катя скрылась за дверью. – Тут все собственные.
– Думаешь, я шутки шучу? – нахмурился Василий. – Он му-жик важный, не то, что кое-какие. До тебя очередь дойдет, сам все определишь. Николаич, дай папироску.
– Ну и хорошо, – Шибанов сплюнул травинку. – Ты у меня также чего-нибудь попроси…
Катя отсутствовала мин. пятнадцать. Возвратилась бледная и как словно бы бы чем-то испуганная, но сказать, что происходило
0вклассе, также категорически отказалась.
– Саша, сейчас ты иди, – сообщила она, садясь на траву. – А Лев по окончании тебя…
– Имеете возможность меня кроме того не спрашивать, о чем мы с этим Жеро-мом говорили, – буркнул Шибанов. – Все равно не сообщу.