17 июня 1948 года Лакшми заболела, и утром восемнадцатого стало ясно, что финиш ее близок. В десять часов Шри Бхагаван подошел к ней. «Амма (Мама), — сообщил он, — ты желаешь, дабы я был около тебя?» Он сел рядом и забрал голову Лакшми к себе на колени. Махарши внимательно взглянул ей в глаза и положил одну руку на ее голову, как бы давая дикшу (посвящение), а вторую — на сердце. Держа собственную щеку рядом со щекой Лакшми, он ласкал ее. Убедившись в том, что сердце умирающей было чистым и свободным от всех васан (скрытых склонностей), абсолютно сосредоточенным на Бхагаване, он покинул ее и ушел в столовую обедать. Лакшми пребывала в сознании до самого финиша, ее глаза были спокойны. В одиннадцать тридцать она покинула тело совсем мирно. Ее предали почва на территории Ашрама с полным похоронным ритуалом, рядом с могилами оленя, собаки и вороны, которых Шри Бхагаван кроме этого распорядился похоронить тут. Над могилой был размещен прямоугольный камень с ее изображением в натуральную величину. На камне выгравировали эпитафию, написанную Шри Бхагаваном и утверждающую, что Лакшми достигла мукти (Освобождения) *. Дэвараджа Мудальяр задал вопрос Бхагавана, сообщено ли это в общепринятом смысле, поскольку выражение, что кто-то достиг самадхи,имеется вежливый метод сказать о смерти, либо это высказывание вправду имеет в виду мукти,и Шри Бхагаван ответил, что оно свидетельствует мукти.
Глава 12
Шри Раманашрам
В то время, когда в декабре 1922 года преданные последовали за Шри Бхагаваном вниз к могиле его матери у подножия Горы, для Ашрама тут был лишь один сарай с соломенной крышей. С течением лет число жителей росло, приходили пожертвования и были возведены постоянные помещения Ашрама — Холл, где сидел Шри Бхагаван, книжный магазин и контора, кухня и столовая, коровник, почта, аптека, помещение для приезжих визитёров-мужчин (в конечном итоге, не помещение, а громадная неспециализированная спальня для желающих остановиться в Ашраме на пара дней), пара мелких бунгало * для гостей, делавших более долгую стоянку, — все строения одноэтажные, побеленные снаружи в классической индийской манере.
Конкретно к западу от Ашрама имеется громадной квадратной формы водоем с каменными ступенями, ведущими к воде со всех четырех сторон. К югу от Ашрама с востока на запад идет автобусная дорога из Тируваннамалая в Бангалор, которая к западу раздваивается и поворачивает обратно, дабы окружить Гору. Человек, стоящий на дороге, смотря на север, видит древесную арку, покрашенную в тёмное, с надписью «Шри Раманашрамам» 1, выполненную золотым тиснением. Ворот нет, легко открытый вход. Листья кокосовых пальм закрывают строения Ашрама, а за ними, близкая, величественная, поднимается Гора.
Но был выстроен не только сам Ашрам. Через дорогу расположена гостиница для посещающих Ашрам раджей, подаренная махараджой * из Морви. Выросла колония бунгало и коттеджей, выстроенных почитателями, ведущими домашний образ судьбы. Конкретно к западу от Ашрама, между Горой и водоёмом, садху создали колонию в Пелакотти, где жили в пещерах либо в хижинах среди деревьев. В самом Ашраме люди более действовали, чем медитировали, проходя службу в конторе, саду, книжном магазине, на кухне, в том либо втором месте, полагая себя осчастливленными близостью к Шри Бхагавану, возможностью видеть его рядом, случайно быть увиденными, услышать от него слово.
Все это — строительство, обращение и планирование с деньгами — потребовало какого-либо управления Ашрамом, поскольку Шри Бхагаван ничем подобным не занимался. Исходя из этого его брат, Ниранджнянананда Свами, стал сарвадхикари,либо управителем, Ашрама. В жизни Ашрама возросло значение правил. Кое-какие из них были изнурительны для преданных, но в случае, если кто-либо ощущал соблазн протестовать либо восставать, то позиция Шри Бхагавана сдерживала их, потому, что он подчинялся каждому правилу и поддерживал власть — не через чур энергично, быть может, легко из неспециализированного представления, что распоряжениям направляться повиноваться. В этом была многозначительность, как и во всем, что он делал.
Махарши предписывал путь, которым нужно двигаться не в изоляции, но в условиях мира нынешней кали-юги, этого духовно чёрного века. И если он убеждал собственных последователей вспоминать Атман, подчиняясь событиям, что имели возможность и не быть хорошим, то сам показывал пример подчинения всем правилам Ашрама. Сверх того, Шри Бхагаван не одобрял людей, уходящих в сторону от Цели, для которой они обратились к нему, дабы заниматься спорами об управлении. Он сказал: «Люди приходят к побуждению посетить Ашрам в отыскивании Спасения, а позже увлекаются политиками Ашрама и забывают, для чего они пришли». В случае, если такие вопросы воображали для них интерес, то им не было потребности приходить в Тируваннамалай.
Появлялись недовольства и случайные вспышки сопротивления, и никто не имеет возможности заявить, что они были в целом несправедливы по существу, но Шри Бхагаван не поддерживал их. в один раз несколько почитателей — предпринимателей, учителей и адвокатов из Мадраса — приехала в намерено снятом в аренду автобусе потребовать учреждения и руководства полного устранения Ашрама новой совокупности. Они столпились в Холле и сели перед Шри Бхагаваном. Махарши сидел в тишине, его лицо было жёстким, отчужденным, жёстким, как гор. Бунтовщики все больше смущались перед ним, переглядывались, передвигались, но никто не осмелился заговорить. В итоге они покинули Холл и возвратились в Мадрас. Лишь тогда Шри Бхагавану сообщили, какую цель они преследовали, и он ответил: «Я удивляюсь, для чего они пришли ко мне. Они пришли исправлять себя либо Ашрам?»
В то же самое время — нужно извлечь и второй урок — в случае, если какое-либо правило казалось не только изнурительным, но и несправедливым, Махарши не подчинялся ему, как он не дал согласие со сбором платы за посещение пещеры Вирупакша. Кроме того тогда это редко был настоящий протест, а скорее — своим поведением он желал привлечь интерес к несправедливости. Одно время в столовой Ашрама подавали второй ланч, но выяснилось неосуществимым обеспечить всех настоящим кофе и исходя из этого лицам менее большим, с мирской точки зрения, тем, кто ел в дальнем ее финише, приносили воду. Шри Бхагаван увидел это — он постоянно замечал все — и сообщил: «Дайте мне воду также». С того времени он выпивал воду и ни при каких обстоятельствах уже не принимал кофе.
в один раз, в то время, когда он уже был в возрасте, а его колени, деформированные ревматизмом, не хорошо сгибались, прибыла несколько европейцев. Среди них была одна женщина, непривыкшая сидеть, скрестив ноги, которая прислонилась к стенке и вытянула их перед собой. Служитель, допустимо не сознавая, как болезненно ей с непривычки сидеть со скрещенными ногами, приказал ей принять эту позу. Бедная дама, покраснев от смущения, поджала ноги. Шри Бхагаван срочно сел прямо и также скрестил ноги. Не обращая внимания на боль в коленях, он продолжал так сидеть, а в то время, когда почитатели попросили не делать этого, сообщил: «В случае, если таково правило, я обязан подчиниться, так же как и все остальные. В случае, если кому-то одному неприлично вытягивать ноги, то и мне неприлично это делать перед каждым из присутствующих в холле». Тот служитель уже вышел, но его вернули, и он попросил женщину сесть, как ей будет эргономичнее. Кроме того и затем было тяжело убедить Шри Бхагавана вытянуть ноги и расслабиться.
В первые годы критика виделась время от времени совсем нежданно. Визитёры, с Запада в особенности, были подвержены миссионерским настроениям. Один энтузиаст кроме того вошел в Холл и разразился красноречием рядом с самим Шри Бхагаваном. Шри Бхагаван не ответил, но голос Мэйджера Чадвика *, прогремевший из глубины Холла, раздался как вызов толкованию христианства оратором и без того смутил его, что тот покинул попытку учительствовать. Кроме того сейчас приходили католические священники, дабы показать почтение и интерес, а после этого так отбросить кое-какие сомнения, что появлялось желание определить, открылись ли их сердца от общения с Преподавателем либо и ранее их цели состояли не только в искажении ** и прозелитизме учения Махарши.
в один раз один мусульманин начал спорить, но за его вызовом стояла такая честность, что Шри Бхагаван терпеливо отвечал.
— Имеет ли Всевышний форму? — задал вопрос он.
— Кто говорит, что Всевышний имеет форму? — парировал Шри Бхагаван.
Задающий вопросы упорствовал:
— В случае, если Всевышний бесформен, то не будет ли неточностью приписывать Ему форму идола и почитать Его в нем?
Он осознал суть возражения Махарши, как: «Никто не говорит, что Всевышний имеет форму». Но в действительности оно свидетельствует лишь то, что сообщено, и было в тот же миг же развито:
— Покиньте Всевышнего в покое; сперва сообщите, имеете ли вы форму?
— Само собой разумеется, я имею форму, как вы имеете возможность видеть, но я — не Всевышний.
— Тогда значит вы — славно одетое физическое тело, составленное из мяса, крови и костей?
— Да, должно быть так. Я сознаю собственный существование в данной телесной форме.
— Вы именуете себя телом, потому, что на данный момент сознаете собственный тело, но разве вы — это тело? Может ли оно быть вами в глубоком сне, в то время, когда вы совсем не поймёте его существование?
— Да, я обязан оставаться в той же телесной форме кроме того и в глубоком сне, потому что я сознаю ее до тех пор, пока не засну, а когда проснусь, вижу, что совершенно верно такой же, как был перед сном.
— А вдруг приходит смерть?
Собеседник остановился и по окончании минутного раздумья сообщил:
— Хорошо, тогда меня вычисляют мертвым и тело хоронят.
— Но вы заявили, что являетесь телом. По какой причине оно не протестует, в то время, когда его увозят хоронить, говоря: «Нет! Нет! Не забирайте меня! Я купил это имущество, я ношу эти одежды, этих детей породил я, они все мои, я обязан оставаться с ними!»
Тут визитёр согласился, что ошибочно отождествлял себя с телом, и сообщил:
— Я имеется жизнь в этом теле, но не тело само по себе.
Тогда Шри Бхагаван разъяснил ему:
— До сих пор вы без шуток вычисляли себя телом и имеющим форму. Это — первичное неведение, коренная обстоятельство всех тревог. До тех пор пока вы от него не избавились, пока не познали собственную бесформенную природу, будет несложным педантизмом спор о Всевышнем, имеет Он форму либо бесформен, верно ли почитать Всевышнего в форме идола, в то время, когда Он в действительности не имеет формы. До тех пор пока не понято бесформенное Я,Атман, человек не имеет возможности честно почитать бесформенного Всевышнего.
Время от времени ответы визитёрам были краткими и таинственными, время от времени полными и разъясняющими, но в любой момент приспособленными к уровню задающего вопросы и в любой момент изумительно подходящими. в один раз пришел обнаженный факир и сидел практически семь дней без движений с вытянутой вверх правой рукой. Сам он вовнутрь Холла не заходил, но отправил вопрос: «Что меня ожидает в будущем?»
«Сообщите ему, что его будущее будет таким, каково настоящее»,— последовал ответ. Махарши не только осуждал такую заинтересованность в будущем, но и напоминал, что нынешняя активность, искренняя либо нет, творит его будущее состояние.
Один визитёр выказал знание, перечисляя разные дороги, каковые предписывались различными преподавателями, и цитируя философов Запада. «Один говорит одно, второй — второе, — заключил он. — Кто прав? Какому пути обязан я направляться?»
Шри Бхагаван оставался безмолвным, но тот настаивал на вопросе: «Прошу вас, сообщите мне, какому пути я обязан направляться?»
В то время, когда Шри Бхагаван встал, дабы покинуть Холл, то коротко ответил: «Идите методом, которым пришли».
Визитёр пожаловался преданным, что ответ был ненужным, и они указали его более глубочайший суть: путь — идти обратно к собственному Источнику, возвратиться в том направлении, откуда пришел. Одновременно с этим это был именно тот ответ, какого именно задающий вопросы заслуживал.
Сундареш Айяр, почитатель, что уже упоминался, прослышал об ожидаемом переводе по работе в второй город и пожаловался на горе: «Сорок лет я был с Бхагаваном, а на данный момент меня должны послать из этого. Что мне делать вдалеке от Бхагавана?»
— какое количество вы были с Бхагаваном? — последовал к нему вопрос.
— Сорок лет.
Тогда, повернувшись к преданным, Шри Бхагаван сообщил:
— Тут сидит человек, сорок лет слушавший мои наставления, что на данный момент говорит, что может оказаться где-то вдалеке от Бхагавана!
Так он привлек интерес к собственному общему Присутствию. Однако перевод Сундареша Айяра был отменен.
Год за годом мелкий Холл оставался центром для преданных и фокусом всех тех почитателей во всем мире, кто не имел возможности физически тут находиться. Поверхностному наблюдателю имело возможность показаться, что происходит немногое, но в конечном итоге активность была большая.
Со временем заведенный порядок судьбы изменился мало. С постепенным ослаблением физического состояния Бхагавана стало больше шаблона, больше ограничений. До тех пор пока не начала сказываться болезненность возраста, не было установленных часов прихода к нему. Шри Бхагаван был дешёв все время, днем и ночью. Кроме того на время сна он не закрывал двери Холла, дабы любой, кто в нем нуждался, имел возможность войти. Он сам довольно часто разговаривал с группой почитателей далеко за полночь. Кое-какие из них, подобно Сундарешу Айяру, были домашними людьми и назавтра их ожидала работа, но они обнаруживали, что по окончании ночи, совершённой со Шри Бхагаваном, не чувствуется усталости, позванной отсутствием сна.
В круге текучей ежедневной судьбе Ашрама находились пунктуальность и порядок, потому что они составляли часть того принятия условий судьбы, которому Шри Бхагаван являлся примером и которое предписывал. Исходя из этого все находилось чистым, аккуратным и на своем надлежащем месте.
Было время, в то время, когда он часто поднимался в три-четыре часа утра и проводил час-два за разрезанием и чисткой овощей либо приготовлением тарелок из листьев (перед тем как в Ашраме стали намерено выращивать листья банана — класть на них пищу).
Тут, как и во всем, почитатели планировали около и помогали — для наслаждения быть рядом с ним. Время от времени Шри Бхагаван принимал участие и в настоящем приготовлении пищи. Он давал предписания не выбрасывать корки от овощей, а отдавать их скоту. Ничто не должно было тратиться попусту. в один раз он понял, что, не обращая внимания на его инструкции, очистки выбрасываются, и больше ни при каких обстоятельствах не присоединялся к работам на кухне.
Уже во второй половине 20-ых годов XX века Махарши прекратил делать гири-прадакшииу (обход около Горы против часовой стрелки). Планировали через чур большие толпы, дабы ими возможно было руководить — никто не желал оставаться в Ашраме при его отсутствии, но все хотели сопровождать Шри Бхагавана. Более того, имели возможность прийти визитёры для даршана — егоПрисутствия — не застать и возвратиться разочарованными. Махарши много раз показывал, что давание даршана было, так сообщить, его жизненной задачей и что он должен быть доступен для всех приходящих. Он ссылался на это
| Даршан |
как на одну из обстоятельств того, что остался у подножия Горы, а не возвратился в Скандашрам, что был менее дешёв. Шри Бхагаван не только завершил исполнение прадакшины,но ни по какому предлогу по большому счету ни при каких обстоятельствах не покидал Ашрама, кроме маленькую прогулку утром и вечером. Кроме того то, что он покинул работу на кухне, позвано, большей частью, потребностью быть дешёвым всем почитателям, потому, что только немногие имели возможность в том месте к нему присоединиться. В то время, когда Махарши настоятельно убеждали предпринять путешествие по святым местам Индии, одной из обстоятельств отказа было то, что почитатели имели возможность прибыть в Ашрам и не застать его в том месте. А также в течение собственной последней болезни он настаивал до самого финиша, что все пришедшие должны иметь даршан.
Возможно заполнить целые тома переживаниями преданных, разъяснениями и наставлениями, каковые они взяли. Но целью данной книги есть не представление исчерпывающего отчета, а скорее общей учения и картины жизни Шри Бхагавана.
Глава 13
Жизнь со Шри Бхагаваном
Быть может, тяжелее четко представить себе Божественного Человека в методе его ежедневной жизни, нежели среди преображений и чудес, и для этого описание установленного порядка судьбы сейчас будет нужным. Происшествия этих лет — не более достопримечательны, чем многие из произошедших ранее, так же как и почитатели, о которых идет обращение, были не более выдающимися, чем множество оставшихся неупомянутыми.
Уже наступил 1947 год. Пятьдесят лет протекло в Тируваннамалае. ухудшение и Возраст здоровья навязали собственные ограничения, и к Шри Бхагавану запрещено уже прийти частным образом и в любое время. Он спит на кушетке, где в течение дня дает даршан — счастье собственного Присутствия, но сейчас уже за закрытыми дверями. В пять часов они раскрываются, и в начале утра преданные входят неслышно, простираются перед ним и садятся на пол из тёмного камня, ровный и блестящий от постоянного на нем сидения, а многие из них — на мелкие циновки, принесенные с собой. По какой причине Шри Бхагаван, что был так скромен, что настаивал на равном обращении с беднейшим, разрешал падать ниц перед ним? Не смотря на то, что, как человек, он отказался от всех привилегий, но признавал, что обожествление снаружи показанного Гуру полезно для садханы,для духовного продвижения. Но этих внешних форм подчинения было слишком мало. Он как-то сообщил определенно: «Люди простираются предо мной, но я знаю, кто из них подчинился в сердце собственном».
Маленькая несколько брахманов, постоянных обитателей Ашрама, сидит у изголовья его кушетки и распевает Веды;один либо двое вторых, пришедших из города, что лежит в двух километрах из этого, присоединяются к ним. В ногах кушетки зажжены палочки фимиама, распространяющие в воздухе собственный узкий запах. В зимние месяцы рядом с кушеткой стоит жаровня с горящим древесным углем — трогающее душу напоминание о его слабеющей жизненной силе. Время от времени он греет над пламенем собственные болезненные руки и узкие, суживающиеся к финишам пальцы — те изысканно красивые руки — и втирает мало тепла в собственные члены. Все сидят негромко, в большинстве случаев с глазами закрытыми в медитации.
За пара мин. до шести пение Вед заканчивается. Все поднимаются и стоят, тогда как Шри Бхагаван с упрочнением поднимается с кушетки, протягивает руку к посоху, что держит слуга, и медленными шагами идет к двери. Его пристальный взор направлен вниз, но не по прочине слабости либо боязни упасть — любой ощущает, что это врожденная сдержанность. Он покидает Холл через северную дверь, со стороны Горы, и медлительно движется, опираясь на посох и мало согнувшись, на протяжении прохода между зданием конторы и столовой, после этого мимо дома для приезжих к ванной, расположенной за коровником — самом дальнем из помещений с восточной стороны Ашрама. Двое служителей идут позади, коренастые, низкие, темнокожие, одетые в белые дхоти,спускающиеся до лодыжек, в то время как Шри Бхагаван высок, строен, золотистого оттенка и покрыт только белой набедренной повязкой. Лишь иногда он поднимает глаза, в случае, если подходит какой-то преданный, либо дабы улыбнуться какому-нибудь ребенку.
Сияние его ухмылки обрисовать нереально. Человек, что имел возможность показаться бесчувственным воротилой, покинет Тируваннамалай с радостной песенкой в сердце по окончании таковой ухмылки. Одна несложная дама как-то сообщила: «Я не разбираюсь в философии, но в то время, когда он радуется мне, то ощущаю себя в безопасности, как будто бы ребенок в материнских руках». Я еще ни разу не видел его, в то время, когда взял письмо от собственной старшей пятилетней дочери: «Ты полюбишь Бхагавана. В то время, когда он радуется, любой должен быть таким радостным».
Ланч — в семь часов. По окончании него Шри Бхагаван идет на маленькую прогулку, а позже возвращается в Холл. За это время Холл подметают и чистят покрывала на кушетке, часть которых — подарки от почитателей — богато украшена вышивкой. Все безукоризненно чисто и весьма старательно сложено, потому что служители знают, как наблюдателен Шри Бхагаван и что на каждую мелкую подробность обратит внимание, независимо от того, сделает замечание либо нет.
К восьми часам Шри Бхагаван опять в Холле, и почитатели начинают прибывать. К девяти Холл полон. Если вы новоприбывший, то, быть может, почувствуете интимность Холла, собственную близость к Преподавателю, потому что весь обьем тут 40 футов в длину и 15 в ширину *. Холл тянется с востока на запад с дверью в каждой из долгих стен. Северная, обращенная к Горе, выходит на затененную деревьями площадь со столовой, расположенной на протяжении ее восточной стороны, бесплатной аптекой и садом для бедняков — с западной. Южная дверь выходит к Храму, а за ним — дорога, со стороны которой прибывают почитатели. Кушетка Шри Бхагавана установлена в северо-восточной части Холла. Рядом с ней расположен поворачивающийся книжный шкаф, с книгами, каковые требовались чаще всего. На шкафу стоят часы, в то время как другие прикреплены к торцевой стенке рядом с кушеткой, и все они ходят с громадной точностью.
В случае, если Шри Бхагавану для ссылки пригодилась какая-либо книга, то он совершенно верно знает, где она стоит, на какой полке, и, возможно, саму страницу с нужным для обращения местом. Громадные книжные шкафы с застекленными створками стоят на протяжении южной стенки.
Большая часть преданных сидит в основной части Холла, глядя в лицо Шри Бхагавану, другими словами повернувшись на восток: дамы — прямо перед ним, на протяжении северной части Холла, а приятели — с левой стороны. Только немногие из них сидят радом с кушеткой — обратившись поясницами к южной стенке и ближе к Шри Бхагавану, чем другие. Пара лет назад кое-какие дамы имели эту привилегию, но после этого, по ответственной обстоятельству, размещение сидящих было поменяно. В соответствии с индуистской традиции, приятели и дамы сидят раздельно, и Шри Бхагаван одобряет это, потому, что магнетизм, появляющийся между ними, может нарушить более великий магнетизм — духовный.
Опять горят палочки с фимиамом. Кто-то сидит в медитации с закрытыми глазами, но остальные расслабились и просто любуются Шри Бхагаваном. Один из визитёров поет сочиненные им песни восхваления. Человек, откуда-то возвратившийся в Ашрам, предлагает подношение из фруктов, оставляя у его стоп, а позже находит себе место в ближайших последовательностях перед ним. Служитель отдает обратно часть предложенного как милость, либо прасад,Шри Бхагавана; что-то возможно дано детям, вошедшим в Холл, мартышкам, стоящим у окна рядом с кушеткой либо показавшимся около двери, павлинам либо корове Лакшми, если она причиняет визит. Другое позднее берется для столовой, где поровну делится между преданными.
Шри Бхагаван ничего не принимал для себя. В его взоре — какая-то невыразимая заботливость. Это не только сострадание ярким тревогам собственных почитателей, но и в целом огромной ноше самсары,людской жизни. И однако, не обращая внимания на эту заботливость, черты его лица смогут демонстрировать неумолимость человека, что победил и ни при каких обстоятельствах не идет на компромиссы. Данный нюанс твердости в большинстве случаев скрыт мягкой порослью седых волос, поскольку, по традиции, его лицо и голова бреются в сутки каждого полнолуния. Многие из преданных сожалеют —поросль седины на голове и лице так усиливает Милость и смягчает непреклонность. Но никто не осмеливается сообщить ему это.
Лицо Шри Бхагавана подобно лицу воды, в любой момент переменчивому и одновременно с этим в любой момент однообразному. Поразительно, как скоро оно переходит от мягкости к скалоподобной жесткости, от хохота к слезам сострадания. Так полно живет любой последующий нюанс, что чувствуется не одно человеческое лицо, но лицо всего человечества. Формально он, возможно, и не красив, поскольку черты лица неправильны, но, однако, самое красивое лицо выглядит очевидным рядом с его лицом. В нем имеется такая действительность, что ее отпечаток глубоко западает в память и живет, в то время, когда другие впечатления стираются. Кроме того те, кто видели Шри Бхагавана только маленькое время либо лишь на фотографии, вызывают его своим умственным взглядом более быстро, чем хороших привычных. Вправду, возможно, Любовь, Милость, Мудрость, глубокое познание, невинность ребенка, что сияют с для того чтобы изображения, — более хорошая отправная точка для медитации, чем каждые слова.
Около кушетки, в полуметре от нее, установлены мобильные перила высотой около сорока пяти сантиметров. Сперва их введение позвало маленькой спор. Администрация Ашрама увидела, как Шри Бхагаван в большинстве случаев избегал прикосновения и отступал назад, в случае, если кто-либо планировал это сделать. Припомнив, помимо этого, как некоторый, введенный в заблуждение почитатель в один раз разбил кокосовый орех и захотел выразить ему почтение, разливая молоко над его головой, администраторы сделали вывод, что подобная изоляция будет лучшим выходом. Иначе, многие из преданных ощущали, что установлен какой-то барьер между ними и Шри Бхагаваном. Дискусии по вопросу, одобрил ли он такое новшество, длились прямо перед Махарши, но никто не осмелился задать вопрос его об этом. Бхагаван сидел, оставаясь бесстрастным.
Какие-то почитатели, не поднимаясь со собственных мест, разговаривают со Шри Бхагаваном о себе либо собственных приятелях, информируют новости об отсутствующих преданных, задают вопросы, касающиеся его учения, чувствуется домашняя воздух, воздух огромной семьи. Быть может, кто-то имеет какое-то личное дело и идет к кушетке, дабы поболтать со Шри Бхагаваном тихо либо передать ему листок бумаги, на котором оно изложено. Возможно, необходимо послушать ответ либо достаточно Шри Бхагавана, в то время, когда имеется вера, что все будет отлично.
Мать приносит грудного младенца, и Шри Бхагаван радуется ребенку более сердечно, нежели она. Маленькая девочка приносит собственную куклу, опускает ниц перед кушеткой, а после этого показывает Шри Бхагавану, что берет ее и разглядывает. Юная обезьянка проскользнула в дверь и пробует схватить банан. Служитель преследует ее, дабы выгнать, но так произошло, что на данный момент тут лишь один служитель, исходя из этого обезьянка бежит мимо противоположного финиша Холла к второй двери, а Шри Бхагаван упорно шепчет ей: «Поспеши! Поспеши! Он не так долго осталось ждать возвратится». Садху дикого вида, со спутанными волосами, в одеянии цвета охры, стоит перед кушеткой с поднятыми руками. Процветающий житель в европейском костюме благочестиво падает ниц и занимает одно из передних мест, а его компаньон, не уверенный абсолютно в собственной преданности, не простирается совсем.
Несколько пандитов сидит около кушетки, переводя какой-то санскритский текст, и иногда передает его Шри Бхагавану для разъяснения какого-нибудь места. Кроха, которому еще не исполнилось и трех лет, начинает говорить о маленькой Бо Пип *, и Шри Бхагаван принимает это также весьма милостиво, с однообразным интересом. Но книга затрепана, а исходя из этого он передает ее служителю переплести и вернуть ему на следующий день бережно отремонтированной.
Любой служитель старателен. В противном случае запрещено, в силу того, что Шри Бхагаван сам весьма наблюдателен, энергичен и не пропустит никакой неряшливой работы. Служители ощущают, что они пользуются особенной милостью Шри Бхагавана. Такое же восприятие и у пандитов.И у трехлетнего малыша. Человек понемногу чувствует, как глубокая непосредственность отклика заставляет преданных, очень различающихся по характеру и уму, ощутить особую личную близость с Преподавателем.
Кроме этого понемногу воспринимается что-то из тонкости и мастерства управления Шри Бхагавана либо, скорее, человеческое обращение в его управлении, потому, что само управление невидимо. Любой есть для него открытой книгой. Он бросает проникающий взор на этого ученика либо другого, дабы заметить как совершенствуется его медитация, а подчас глаза Преподавателя абсолютно лежат на одном из учеников, передавая прямую силу его Милости. И однако, все это делается как возможно незаметнее: взор может кроме того быть боковым, дабы не завлекать внимание; более пристальный взор возможно в промежутках чтения газеты либо в то время, когда ученик сам сидит с закрытыми глазами и ничего не подозревает. По всей видимости, это должно обезопасисть от неоднозначной опасности — ревности вторых тщеславия и учеников того, кто был благословлен его взором.
Особенное внимание довольно часто выказывается новоприбывшему, и к этому почитатели уже были приучены. Быть может, ухмылка будет приветствовать его всегда, в то время, когда он входит в Холл, и за его медитацией будет наблюдение, поддерживаемое дружественными замечаниями. Это может длиться пара дней либо недель, либо месяцев, пока медитация не зажглась в его сердце либо до тех пор пока он не привязан любовью к Шри Бхагавану. Но людская природа такова, что эго кроме этого, возможно, кормится этим вниманием, и новоприбывший начинает приписывать это внимание превосходству над вторыми преданными, которое принимает лишь он и Шри Бхагаван. И тогда на время он не будет замечаться, пока более глубокое познание не позовёт более глубочайший отклик. К несчастью, это не всегда происходит; время от времени гордость от мнимого превосходства контакта со Шри Бхагаваном остается.
Около восьми тридцати Шри Бхагавану приносят газеты, и в случае, если нет каких-либо вопросов, то он откроет кое-какие и просмотрит, быть может, сделав замечание о какой-нибудь занимательной теме, но так, дабы оно не имело возможности восприниматься как политическое мнение. Кое-какие газеты присылаются конкретно в Ашрам, а часть направляется лично тем либо иным преданным и сперва поступает к Шри Бхагавану — конкретно для наслаждения прочесть позже газету, которой он касался. Возможно замечать, в то время, когда приходит такая отправленная кем-то газета, в силу того, что он осторожно вынимает страницы из упаковки и кладет обратно по окончании прочтения — дабы обладатель взял газету в том же виде, в каком она поступила.