Людовик XIII (1610-1643 гг.), сын Генриха IV от его второго брака с Марией Медичи, был еще лишь девятилетним ребенком, в то время, когда правонарушение Равальяка возвело его на престол. Его мать Мария, дама без выдающихся свойств, происходившая из дома, привыкшего к разным политическим обстановкам, приняла на себя регентство. Но знать, во главе с Конде, первым из принцев крови, упорно предъявляла собственные права на участие в новом, конечно, еще не сильный правлении.
Мария Медичи. По картине П. П. Рубенса
В эту эру аристократия везде отличалась очень агрессивным настроением и любая политическая партия, как это не редкость в большинстве случаев в переходные времена, полагала, что монархическое начало уже отжило собственный век. Это мнение основывалось на том, что на всех европейских престолах пребывали очень плохие правители. Королева Мария пробовала умерить возраставшие притязания знати раздачей щедрых губернаторских мест и пенсий, осыпала обиженных всевозможными милостями, приводя к насмешливому замечанию о том, что она тушит пожар маслом. Удачи, достигнутые денежными и административными мерами прошлого царствования, скоро опять были сведены на нет. Сюлли, как человек свободных убеждений и свободный по собственному положению, устранился от дел. Внешняя политика Генриха IV стала также изменяться, склоняясь в пользу Испании. В это же время, гугеноты потребовали подтверждения собственной безопасности, поскольку не испытывали доверия к личности главы страны.
Везде господствовало недовольство и брожение. парламент и Парижский университет высказывали открытую оппозиционеров папе и иезуитским теориям. Но, дело не доходило еще до применения оружия. Правительство заключило в С.-Менегу соглашение с главами оппозиции и созвало съезд сословных чинов, на что явились 140 представителей от духовенства, 132 от дворянства и 192 от третьего сословия. Это собрание прошло в Париже, в октябре 1614 года. Оно было последним в истории ветхой Франции, впредь до рокового собрания 1789 года, положившего начало новой эры. Необходимость реформ и удобная для этого обстановка были очевидны.
Третье сословие наглядно обосновывало расхищение национальной казны дворянством, и настаивало на монархическом принципе управления, которому противоречило учение иезуитов. Король приобретал собственную власть только от Всевышнего и потому никто не имел права освобождать его подданных от присяги – это обязывались признавать под присягой любой служащий и каждое духовное лицо при вступлении в должность. Но духовенство и дворянство объединились против третьего сословия. Тут в первый раз обнаружилась та пропасть, которая начала разделять эти классы общества. Первые победили, и духовенство начало требовать применения распоряжений Тридентского собора, другими словами возобновления религиозной борьбы. Среди клерикальных ораторов выделился еще весьма юный епископ Люсонский, Жан Арман дю Плесси Ришелье. При таком обороте событий недовольство послужило на пользу принцу Конде, преследовавшему, но, эгоистические цели. Парижский парламент передал правительству предложения в духе политики Генриха IV, настаивая на поддержании ветхих альянсов, королевского господства и мирных эдиктов. Это стало причиной вооруженному восстанию, организованному принцем и частью дворянства при помощи со стороны гугенотов. Но мир был снова восстановлен и регентша настояла на очень серьёзном принципиальном условии, характеризующем направление ее политики. Она устроила испанские браки, помолвив молодого короля со старшей дочерью Филиппа III, инфантой Анной, а собственную дочь Елизавету с инфантом Филиппом.
Кончини
Но в оппозиции Конде был один пункт, что имел возможность привлечь на его дворянство и сторону, и большая часть народа, то есть – общая неприязнь к всемогущему любимцу королевы, маршалу д’Анкр. Это был наглый выскочка, итальянец Кончини, супруга которого, Леонора Дози, была привезена Марией Медичи в качестве камер-юнгферы из Италии. Кончини при помощи собственный жены сумел втереться в доверие регентши и сделался нужным для нее человеком. Он был осыпан богатствами и всевозможными милостями, а также ни разу не обнажив меча, удостоился звания французского маршала. Он знал, куда метит Конде со своей партией, и поспешил предотвратить удар, арестовав принца. Но, одновременно с этим, он нажил себе неприятеля в лице юного короля, с которым разрешал себе обращаться высокомерно, подобно всем выскочкам, считая его совсем малым личностью.
Но Людовик, не смотря на то, что и не обнаруживал еще особенной склонности к важным занятиям, не был безответен, как предполагал Кончини. Более того, у него был собственный фаворит, Альбер де Люин, человек отнюдь не ничтожный и не меньше Кончини стремившийся к власти.
Альбер де Люин полностью поддерживал короля, что был уже заявлен совершеннолетним. Партии вынудили парламент сделать это, дабы иметь возможность прикрываться его именем. Совестливость тогда была не в моде. Со времен Екатерины Медичи все было разрешено в том месте, где обращение шла о власти, и Кончини был предательски убит на подъемном Луврском мосту, в то время, когда шел, ничего не подозревая, к королю. Людовик, как было оговорено, показался у окна в знак собственного одобрения убийцам. «Сейчас я король!» – вскрикнул он по совершении дела, как гласила молва.
Королева-мать также была арестована и сослана в Блуа (1617 г.). По окончании этих событий, оппозиция везде сложила оружие и давала слово быть верной молодому королю.
Люин
Но место маршала занял сейчас второй любимец, товарищ игр короля, де Люин, и исходя из этого положение нисколько не улучшилось, а обиженное дворянство собралось около королевы-матери, которая тайно бежала из Блуа и издала манифест, в котором изложила жалобы дворянства и свои жалобы в отношение господствующей партии. Она заняла часть гугенотов и влиятельное положение присоединилась к ней, тем более, она дружила с испанцами. Но его любимец и король отважились на решительный ход. Опираясь на популярность королевского авторитета, они вступили в открытый бой и высвободили наряду с этим принца Конде. Мятеж был подавлен: королевские армии одержали победу, сперва в Нормандии, позже на Луаре. После этого произошло примирение, Мария Медичи возвратилась ко двору, а вожаки восстания, Майень и Эпернон, пользовавшиеся ею как орудием, также сложили оружие (1620 г.).