Как ни чудовищно это положение с позиций генетической, мы думаем, что именно к такому выводу должен был бы прийти Пиаже, если бы он последовательно и до конца развил собственный тезис о том, что социализированная обращение появляется позднее эгоцентрической и утверждается лишь по окончании ее отмирания.
Но, не обращая внимания на теоретические взоры самого Пиаже, множество объективных данных в его изучении, частично и личные отечественные изучения говорят в пользу того предположения, которое мы сделали выше и которое, само собой разумеется, есть лишь догадкой, но с позиций всего того, что мы знаем на данный момент о развитии детской речи, догадкой, самая состоятельной в научном отношении.
В действительности, стоит лишь сравнить количественно эгоцентрическую обращение ребенка с эгоцентрической речью взрослого, чтобы подметить, что у взрослого эгоцентрическая обращение значительно богаче, потому что все, что мы обдумываем без звучно, есть с позиций функциональной психологии таковой эгоцентрической, а не социальной речью. Д. Уотсон 17 сообщил бы, что она есть речью, служащей для личного, а не социального приспособления.
Так, первое, что роднит внутреннюю обращение взрос-пого человека с эгоцентрической речью дошкольника, — это общность функции: и та и вторая имеется обращение для себя, отделившаяся от речи социальной, делающей связи и задачи сообщения с окружающими. Стоит лишь прибегнуть в психотерапевтическом опыте к методу, предложенному Уотсоном, и за-мавить решать человека какую-нибудь мыслительную задачу н чух, т. е. привести к обнаружению его внутренней речи, и мы этот-‘| т же заметим глубокое сходство, существующее между этим мышлением вслух взрослого человека и эгоцентрической речью ребенка.
Второе, что роднит внутреннюю обращение взрослого человека с эгоцентрической речью ребенка, — это их структурные особен-
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
. В действительности, Пиаже уже удалось продемонстрировать, что эгоцентрическая обращение владеет следующим свойством: она непонятна окружающим, в случае, если ее записать легко в протокол, т. е. оторвать от того конкретного действия, от той ситуации, в которой она появилась. Она понятна лишь для себя, она сокращена, она обнаруживает тенденцию к пропускам либо маленьким замыканиям, она опускает то, что находится перед глазами, и, так, она претерпевает сложные изменения структуры.
Достаточно несложного анализа чтобы продемонстрировать, что эти изменения структуры имеют тенденцию, совсем сходную с той, которую возможно признать как главную структурную тенденцию внутренней речи, конкретно тенденцию к сокращению. Наконец, устанавливаемый Пиаже факт стремительного отмирания эгоцентрической речи в школьном возрасте разрешает высказать предположение, что в этом случае происходит не отмирание эгоцентрической речи, а ее превращение во внутреннюю обращение, либо уход ее вовнутрь.
К этим теоретическим соображениям мы желали бы прибавить еще мысль, продиктованное экспериментальным изучением, которое показывает, как в одной и той же ситуации у дошкольника и у школьника появляется то эгоцентрическая обращение, то немногословное обдумывание, т. е. процессы внутренней речи. Это изучение продемонстрировало нам, что критическое сравнение в переходном по отношению к эгоцентрической речи возрасте однообразных экспериментальных обстановок ведет к установлению того несомненного факта, что процессы немногословного обдумывания смогут быть с функциональной стороны эквивалентны процессам эгоцентрической речи.
Если бы отечественное предположение какое количество-нибудь оправдалось на протяжении предстоящих изучений, мы имели возможность бы сделать вывод, что процессы внутренней речи образуются и складываются у ребенка приблизительно в первом школьном возрасте, и это дает основание стремительному падению коэффициента эгоцентрической речи.
В пользу этого говорят наблюдения А. Леметра и других авторов над внутренней речью в школьном возрасте. Наблюдения продемонстрировали, что тип внутренней речи у школьника есть еще в высшей степени лабильным, неустановившимся. Это говорит в пользу того, что перед нами генетически юные, слишком мало оформившиеся и неопределившиеся процессы.
Так, если бы мы желали суммировать главные результаты, к каким приводит нас фактическое изучение, ми имели возможность бы заявить, что как функция, так и будущее эгоцентрической речи в свете новых фактических данных отнюдь не подтверждают вышеприведенного положения Пиаже, разглядывающего эгоцентрическую обращение ребенка как прямое выражение эгоцентризма его мысли.
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
Приведенные нами выше мысли не говорят в пользу того, что до 6—7 лет дети думают и действуют более эгоцентрично, чем взрослые. По крайней мере эгоцентрическая обращение в рассмотренном нами разрезе не имеет возможности явиться подтверждением этого.
Интеллектуальная функция эгоцентрической речи, стоящая, по-видимому, в яркой связи с развитием внутренней речи и ее функциональных изюминок, ни в какой мере не есть прямым отражением эгоцентризма детской мысли, но говорит о том, что эгоцентрическая обращение весьма рано при соответствующих условиях делается средством реалистического мышления ребенка.
Исходя из этого главный вывод, что делает Пиаже из собственного изучения и что разрешает ему перейти от наличия эгоцентрической речи в детском возрасте к догадке об эгоцентрическом характере детского мышления, опять не подтверждается фактами. Пиаже считает, что в случае, если обращение ребенка в б7г лет на 44—47% эгоцентрична, то и мышление ребенка в б’/г лет кроме этого еще эгоцентрично в пределах от 44 до 47%. Но отечественные испытания продемонстрировали, что между эгоцентрическим характером и эгоцентрической речью мышления может не существовать никакой связи.
В этом основной интерес отечественных изучений в том разрезе, что определяется задачами данной главы. Перед нами несомненный, экспериментально установленный факт, что остается в силе независимо от того, как состоятельной либо несостоятельной окажется связываемая нами с этим фактом догадка. Повторяем, это факт, что эгоцентрическая обращение ребенка может не только не являться выражением эгоцентрического мышления, но и делать функцию, прямо противоположную эгоцентрическому мышлению, функцию реалистического мышления, сближаясь не с логикой сновидения и мечты, а с логикой v разумного, мышления и целесообразного действия.
Так, связь между фактом эгоцентрической речи и вытекающим из этого факта признанием эгоцентрического характера детского мышления не выдерживает опыт тальной критики.
Это — основное и главное, это — центральное, а вместе с этой связью падает и основное фактическое основание, на котором выстроена концепция детского эгоцентризма. Несостоятельность концепции с теоретической стороны, с позиций неспециализированного учения о развитии мышления мы пробовали раскрыть в предшест-i!\ ющей главе.
Действительно, Пиаже показывает и на протяжении собственного изучения, и в включающем его резюме, что эгоцентрический темперамент дет-(коп мысли был установлен не одним рассмотренным нами, но |рсмя особыми изучениями. Но, как мы указыва-
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
ли уже выше, первое изучение, посвященное эгоцентрической речи, есть главным и самый прямым из всех фактических доказательств, приводимых Пиаже; конкретно оно разрешает Пиаже конкретно перейти от результатов изучения к формулировке основной догадки; два остальных помогают как бы проверкой первого изучения. Они помогают скорее для распространения силы доказательства, заключенного в первом, чем значительно новыми фактическими основаниями, поддерживающими основную концепцию. Так, второе изучение продемонстрировало, что кроме того в социализированной части детского языка замечаются эгоцентрические формы речи, и, наконец, третье изучение, по признанию самого Пиаже, послужило приемом проверки первых двух и разрешило правильнее узнать обстоятельства детского эгоцентризма.
Само собой очевидно, что на протяжении предстоящего изучения тех неприятностей, каковые пробует растолковать теория Пиаже, и эти два основания должны подвергнуться тщательной экспериментальной разработке. Но задачи настоящей главы заставляют нас покинуть в стороне оба этих фактических изучения как не вносящие по существу ничего принципиально нового в рассуждения и основной ход доказательства, приводящий Пиаже к теории детского эгоцентризма.
Нас должны интересовать на данный момент в соответствии с целями отечественной работы значительно больше те неспециализированные принципиальные выводы хорошего характера, каковые смогут быть сделаны на основании экспериментальной критики первого из трех китов, на которых покоится детский эгоцентризм у Пиаже, а эти выводы важны для верной оценки теории Пиаже в целом. Они опять возвращают нас к теоретическому рассмотрению вопроса и подводят прикасаясь к некоторым итогам, намеченным, но не сформулированным в предшествующих главах.
Дело в том, что мы решили привести кое-какие скудные результаты собственных изучений и сформулировать выстроенную на них догадку не только по причине того, что с их помощью нам удалось перерезать связь между теоретическим выводом и фактическим основанием в теории детского эгоцентризма Пиаже, но и по причине того, что они разрешают наметить с позиций развития детского мышления значительно более широкую возможность, определяющую сплетение и направление главных линий в развитии речи и детского мышления.
Эта лейтлиния в развитии детского мышления, с позиций теории Пиаже, проходит в общем по главному тракту: от аутизма к социализированной речи, от миражного воображения
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
к логике взаимоотношений. Пользуясь выражением самого Пиаже, уже вышеприведенным, возможно заявить, что он пытается проследить, как ассимилируются, т. е. деформируются психотерапевтической субстанцией ребенка, социальные влияния, оказываемые на него мышлением и речью окружающих его взрослых людей. История детской мысли для Пиаже — это история постепенной социализации глубоко интимных, внутренних, личных, аутистических моментов, определяющих детскую психику. Социальное лежит в конце развития, кроме того социальная обращение не предшествует эгоцентрической, но следует за ней в истории развития.
С позиций развитой нами догадки главные линии развития детского мышления находятся в другом направлении и только что изложенная нами точка зрения воображает наиболее значимые генетические отношения в этом ходе развития в извращенном виде. Нам думается, что кроме вышеприведенных относительно ограниченных фактических данных в пользу этого говорит множество фактов, известных нам о развитии детской речи, все подряд, что мы знаем об этом слишком мало еще изученном ходе.
Мы будем для связности и ясности мысли отправляться от развитой выше догадки.
В случае, если отечественная догадка не обманывает нас, то движение развития, что ведет к тому пункту, где исследователь отмечает богатый расцвет эгоцентрической речи ребенка, должен быть представлен в совсем другом виде, чем это обрисовано нами выше при изложении взора Пиаже. Больше того, в известном смысле путь, приводящий к происхождению эгоцентрической речи, есть прямо противоположным тому, что обрисован в изучениях Пиаже. В случае, если мы сумеем предположительно выяснить направление перемещения развития на маленьком отрезке — от момента происхождения и до момента исчезновения эгоцентрической речи, — то мы сумеем тем самым сделать отечественные предположения дешёвыми проверке с позиций того, что нам известно о направлении процесса развития в целом. Иными словами, мы сумеем проверить закономерности, отысканные нами для данного отрезка, засунув их в контекст тех закономерностей, которым подчинен целый путь развития в целом. Таков будет способ отечественной проверки.
Постараемся сейчас кратко обрисовать данный путь развития на интересующем нас отрезке. Схематически рассуждая, возможно заявить, что отечественная догадка обязывает нас представить иесь движение развития в следующем виде. Начальной функцией речи есть функция сообщения, социальной связи, воздей-i И5ия на окружающих как со стороны взрослых, так и со стороны ребенка. Так, начальная обращение ребенка чисто социальная; социализированной ее было бы назвать не-
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
верно, потому, что с этим словом связывается представление о чем-то изначально несоциальном, что делается таковым только в ходе развития и своего изменения.
Только потом, в ходе роста, социальная обращение ребенка, которая есть многофункциональной, начинается по принципу разделения отдельных функций и в известном возрасте достаточно быстро дифференцируется на эгоцентрическую и коммуникативную обращение. Мы предпочитаем так назвать ту форму речи, которую Пиаже именует социализированной, как по тем соображениям, каковые нами уже высказаны выше, так и по причине того, что, как заметим ниже, обе эти формы речи являются с позиций отечественной догадки одинаково социальными, но различно направленными функциями речи. Так, эгоцентрическая обращение, в соответствии с данной догадке, появляется на базе социальной методом перенесения ребенком социальных форм поведения, форм коллективного сотрудничества в сферу личных психологических функций.
Эта тенденция ребенка использовать по отношению к себе те же формы поведения, каковые прежде являлись социальными формами поведения, замечательно известна Пиаже и отлично им использована в настоящей книге при объяснении происхождения детского размышления из спора. Пиаже продемонстрировал, что детское размышление появляется по окончании того, как в детском коллективе появляется спор в подлинном смысле этого слова, когда в споре, в дискуссии проявляются те функциональные моменты, каковые дают начало формированию размышления.
Что-то подобное происходит, согласно нашей точке зрения, и тогда, в то время, когда ребенок начинает говорить сам с собой совсем так же, как он прежде говорил с другими, в то время, когда он начинает, говоря сам с собой, думать вслух в том месте, где обстановка вынуждает его к тому.
vHa базе эгоцентрической речи, отщепившейся от социальной, появляется после этого внутренняя обращение ребенка, являющаяся базой его мышления, как аутистического, так и логического. Следовательно, в эгоцентризме детской речи, обрисованном Пиаже, мы склонны видеть наиболее значимый в генетическом отношении момент перехода от внешней речи к внутренней. В случае, если мы пристально проанализируем фактический материал, приводимый Пиаже, мы заметим, что, сам того не сознавая, Пиаже наглядно продемонстрировал, как обращение внешняя переходит в обращение внутреннюю.
Он продемонстрировал, что эгоцентрическая обращение есть внутренней речью по собственной психологической функции и внешней речью по собственной физиологической природе. Обращение, так, делается психически внутренней раньше, чем она делается вправду внутренней. Это разрешает нам узнать, как происходит про-
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
цесс образования внутренней речи. Он совершается методом разделения функций речи, методом обособления эгоцентрической речи, методом ее постепенного сокращения и, наконец, методом ее превращения во внутреннюю обращение.
Эгоцентрическая обращение и имеется переходная форма от речи внешней к речи внутренней; вот по какой причине она воображает таковой громадный теоретический интерес.
Вся схема в целом принимает, следовательно, таковой вид: социальная обращение — эгоцентрическая обращение — внутренняя обращение. Эту схему с позиций последовательности образующих ее моментов мы можем противопоставить, с одной стороны, классической теории образования внутренней речи, которая намечает такую последовательность моментов: внешняя обращение — шепот— внутренняя обращение, а с другой — схеме Пиаже, которая намечает следующую генетическую последовательность главных моментов в развитии речевого логического мышления: вне-речевое семь дней мышление — эгоцентрическое мышление и эгоцентрическая речь — социализированная логическое мышление и речь.
Первую из этих схем мы привели лишь чтобы продемонстрировать, что, в сущности говоря, она методологически оказывается в высшей степени родственной схеме Пиаже при всей чуждости фактического содержания этих обеих формул. Подобно тому как создатель данной формулы Д. Уотсон предполагает, ч,то переход от внешней речи к внутренней обязан совершаться методом промежуточной ступени, через шепот, так Пиаже намечает переход от аутистической формы мысли к логической методом промежуточной ступени — через эгоцентрическое мышление и эгоцентрическую речь.
Так, одинаковый пункт в развитии мышления ребенка, обозначаемый нами как эгоцентрическая обращение ребенка, представляется с позиций этих схем лежащим на двух совсем разных трактах детского развития. Для Пиаже это переходная ступень от аутизма к логике, от интимно-личного к социальному, для нас это переходная форма от внешней речи к внутренней, от социальной речи к личной, и том числе и к аутистическому речевому мышлению.
Итак, мы видим, до какой степени разной рисуется кар-пша развития в зависимости от разного понимания того пункта, исходя из которого мы пробуем вернуть всю картину и целом.
Мы можем сформулировать главный вопрос, перед которым мы оказались на протяжении отечественного рассуждения, следующим образом. Кик идет процесс развития детского мышления: от аутизма, от миражного воображения, от логики сновидения к социализиро-и.имюп речи и логическому мышлению, переваливая в собственном кри-
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
тическом пункте через эгоцентрическую обращение, либо процесс развития идет обратным методом: от социальной речи ребенка через перевал его эгоцентрической речи к его внутренней речи и мышлению (среди них и аутистическому) ?
Достаточно выразить вопрос в данной форме, дабы заметить, что мы по существу возвратились к тому самому вопросу, что теоретически пробовали нападать выше. В действительности, мы занимались рассмотрением вопроса о теоретической самостоятельности, с позиций учения о развитии в целом, главного положения, заимствованного Пиаже из психоанализа и гласящего, что первичной ступенью в истории развития мысли есть аутистическое мышление.
Подобно тому как в том месте мы вынуждены были прийти к признанию несостоятельности этого положения, так совершенно верно на данный момент, обрисовав полный круг, критически изучив самое основание данной идеи, мы приходим опять к тому же самому выводу: основное и перспектива направление развития детского мышления представлены в интересующей нас концепции в неправильном виде.
Настоящее перемещение процесса развития детского мышления совершается не от личного к социализированному, а от социального к личному — таков главный результат как теоретического, так и экспериментального изучения интересующей нас неприятности.
Мы можем подвести итоги отечественному пара затянувшемуся рассмотрению концепции детского эгоцентризма в теории Пиаже.
Мы старались продемонстрировать, что, разглядывая эту концепцию с позиций филогенетического и онтогенетического развития, мы неизбежно приходим к следующему выводу: в самой базе данной концепции лежит превратное представление довольно генетической полярности аутистического и реалистического мышления. В частности, мы старались развить ту идея, что с позиций биологической эволюции несостоятельно допущение, словно бы аутистическая форма мышления есть первичной, изначальной в истории психологического развития.
Потом мы пробовали разглядеть фактические базы данной концепции, т. е. учения об эгоцентрической речи, в которой создатель видит обнаружение и прямое проявление детского эгоцентризма. Мы опять должны были заключить на основании анализа развития детской речи, что представление об эгоцентрической речи как о прямом обнаружении эгоцентризма детского мышления не встречает практически подтверждения ни с функциональной, ни со структурной стороны.
т
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
Мы видели дале„е, что связь между речью и эгоцентризмом мышления для себя отнюдь не оказывается постоянной и нужной величиной, определяющей темперамент детской речи.
Наконец, мы стремились продемонстрировать, что эгоцентрическая обращение ребенка не есть побочным продуктом его активности, как бы внешним проявлением его внутреннего эгоцентризма, что изживается к 7—8 годам. Наоборот: эгоцентрическая обращение предстала перед нами в свете вышеприведенных данных как переходная ступень в развитии речи от внешней к внутренней. Так, и фактическое основание интересующей нас концепции оказывается поколебленным, а вместе с ним падает и вся концепция в целом.
Нам остается обобщить те результаты, к каким мы пришли. основное и Первое положение, которое мы имели возможность бы выдвинуть в качестве руководящей идеи всей отечественной критики, сформулируем следующим образом: сама постановка вопроса довольно двух разных форм мышления в психоанализе и в теории Пиаже есть неверной. Запрещено противопоставлять удовлетворение потребностей приспособлению к действительности; нельзя спрашивать: что движет мышлением ребенка — рвение ли удовлетворить собственные внутренние потребности, либо рвение приспособиться к объективной действительности, потому что само понятие потребности, в случае, если раскрыть его содержание с позиций теории развития, само понятие это включает в себя представление о том, что потребность удовлетворяется методом известного приспособления к действительности.
Э. Блейлер в приведенном выше отрывке достаточно убедительно продемонстрировал, что младенец достигает удовлетворения собственной потребности не по причине того, что он галлюцинирует о удовольствии,— удовлетворение его потребности наступает только по окончании настоящего приема пищи. Совершенно верно так же в случае, если ребенок более старшего возраста предпочитает настоящее яблоко мнимому, то он делает это не по причине того, что он забывает о собственных потребностях во имя приспособления к действительности, то есть по причине того, что деятельностью и мышлением движут его потребности.
Дело в том, что приспособления к объективной действительности для самого приспособления, независимо от потребностей организма либо личности, не существует. Все приспособление к действительности направляется потребностями. Это достаточно очевидно, это трюизм, что каким-то непонятным обра-|ом упускается из виду в разглядываемой нами теории.
Потребность в пище, тепле, перемещении — все эти главные потребности не являются движущими, направляющими силами, определяющими целый процесс приспособления к вправду-i’iii, по какой причине противоположение одной формы мышления, которая
Л С ВЫГОТСКИЙ
делает функции удовлетворения внутренних потребностей, второй форме, которая делает функции приспособления к действительности, само по себе лишено всякого смысла. приспособление и Потребность нужно разглядывать в их единстве. Тот же отрыв от действительности, что отмечается в развитом аутистическом мышлении, хотящем попасть в воображении взять удовлетворение не удовлетворенных в жизни стремлений, есть продуктом позднего развития. Аутистн-ческое мышление обязано своим происхождением формированию реалистического мышления и главного его следствия — мышления в понятиях. Но Пиаже заимствует у Фрейда не только его положение, что принцип наслаждения предшествует принципу действительности (Ж. Пиаже, 1932, с. 372), но вместе с ним и всю метафизику принципа наслаждения, что преобразовывается из служебного и биологически подчиненного момента в какое-то независимое витальное начало, в priraum movens — в перво-двигателя всего психологического развития.
^Одной из заслуг психоанализа, — говорит Пиаже, — есть то, что он продемонстрировал, что аутизм не знает приспособления к действительности, потому что для «я» наслаждение есть единственной пружиной. Единственная функция аутистической мысли-— это рвение дать интересам и нуждам немедленное (бесконтрольное) удовлетворение, деформация действительности чтобы пригнать ее к «я» (в том месте же, с. 401). С логической неизбежностью, оторвав потребности и удовольствие от приспособления к действительности и введя их в сан метафизического начала, Пиаже должен второй вид мышления — реалистическое мышление — представить как совсем отсеченное от настоящих потребностей, желаний и интересов, как чистое мышление. Но для того чтобы мышления нет в природе, как нет потребностей без приспособления, по какой причине запрещено их разрывать и противопоставлять друг другу, — так совершенно верно нет у ребенка мышления для чистой истины, оторванного от всего земного: от потребностей, жажд, заинтересованностей.
«Она пытается не к установлению истины, а к удовлетворению жажды» (в том месте же, с. 95), — говорит Пиаже, характеризуя аутистическую идея в отличие от реалистической. Но разве всякое желание исключает в любой момент реальность либо разве имеется такая идея (напомним: речь заходит о детской мысли), которая полностью независимо от практических потребностей стремилась бы лишь к установлению истины для самой истины. Лишь лишенные всякого настоящего содержания, безлюдные абстракции, лишь логические функции, лишь метафизические ипостаси мысли смогут быть разграничены подобным образом, но ни за что не живые, настоящие дороги детского мышления.
РЕЧЬ и МЫШЛЕНИЕ
В замечании по поводу аристотелевской критики пифагорова учения о числах и учения Платона об идеях, отдельных от чувственных вещей, В. И. Ленин говорит следующее:
«Идеализм первобытный: неспециализированное (понятие, мысль) имеется о т-дельное -существо. Это думается диким, чудовищно (вернее: ребячески) нелепым. Но разве не в том же роде (совсем в том же роде) современный идеализм, Кант, Гегель, мысль всевышнего? Столы, стулья и стула и идеи стола; идея и мир мира (всевышний); вещь и «нумен», непознаваемая «вещь в себе»; солнца и связь земли, природы по большому счету — и закон, Аоуоо, всевышний. возможность познания идеализма и Раздвоение человека ( = религии) даны уже в первой, элементарнойабстрации…
Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка ( = понятия) с нее не есть простой, яркий, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от судьбы; кроме того: возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (in letzter Instanz = Всевышнего). Потому что и в самом несложном обобщении, в элементарнейшей неспециализированной идее («стол» по большому счету) имеется узнаваемый кусочек фантазии»(т. 29, с. 329—330).
Запрещено яснее и глубже выразить ту идея, что мышление и воображение в’ развитии собственном являются противоположностями, единство которых заключено уже в самом первичном обобщении и самом первом понятии, которое образует человек.
Это указание на их раздвоение и единство противоположностей, на фантазии и зигзагообразное развитие мышления, пребывающее в том, что всякое обобщение имеется, с одной стороны, отлет от судьбы, а с другой — более глубокое и верное отражение данной самой жизни, в том, что имеется узнаваемый кусочек фантазии во всяком неспециализированном понятии, — это указание открывает перед изучением настоящий путь изучения реалистического и аути-стического мышления.
В случае, если идти по этому пути, чуть ли может остаться сомнение в том, что аутизм должен быть помещен не в начале развития детского мышления, что он воображает позднее образование, что он поляризуется как одна из противоположностей, включенных в развитие мысли.
В отечественных опытах мы можем отметить еще один очень принципиальный момент, новый с позиций данной теории, которую мы все время изучаем. Мы видели, что эгоцентрическая обращение ребенка представляет собой не оторванную от действительности, от практической деятельности ребенка, от его настоящего приспособления, висящую в воздухе обращение. Мы видели, что эта обращение входит нужным составным моментом в разумную деятельность ребенка, сама интеллектуализируется, занимая ум у этих
Л С ВЫГОТСКИЙ
первичных целесообразных действий, и начинает являться средством плана и образования намерения в более сложной деятельности ребенка.
Деятельность, практика — вот те новые моменты, каковые разрешают раскрыть функции эгоцентрической речи с новой стороны, во всей их полноте и наметить совсем новую сторону в развитии детского мышления, которая, как вторая сторона Луны, остается в большинстве случаев вне поля зрения наблюдателей.
Ж. Пиаже говорит, что вещи не обрабатывают ум ребенка. Но мы видели, что в настоящей обстановке, в том месте, где эгоцентрическая обращение ребенка связана с его практической деятельностью, в том месте, где она связана с мышлением ребенка, вещи вправду обрабатывают его ум. Вещи — значит реальность, но реальность, не пассивно отражаемая в восприятии ребенка, не познаваемая им с отвлеченной точки зрения, а реальность, с которой он сталкивается в ходе собственной практики.
Данный новый момент, практики и эта проблема действительности и их роли в развитии детского мышления значительно изменяют всю картину в целом, но мы должны будем возвратиться к ним ниже, при методологической критике и рассмотрении главных линий теории Пиаже.