Термином Minnesange, от германского minne — «любовь», именовали песню либо стих, написанное рыцарем в подтверждение его преданности и любви Загадочной Женщине. Начало позднейшей традиции мейстерзингеров, музыкантов бюргерской Германии, положила, по преданию, гильдия, складывавшаяся из двенадцати поэтов, которых воодушевляли миннезингеры и трубадуры. О духовной преемственности этого нового ордена говорит число двенадцать — в большинстве случаев конкретно столько было участников внутреннего круга: двенадцать олимпийских всевышних, двенадцать патриархов, двенадцать апостолов и без того потом. Вместе с духовным наставником это давало тринадцать, что, со своей стороны, отражено в образах Христа и его апостолов, количестве кавалеров ордена Подвязки, количестве участников языческой общины и во многих вторых производных.
Ил. 5. Печать ордена тамплиеров
Франкмасонство
Современное франкмасонство представляет собой умозрительную совокупность, берущую начало от средневековых ремесленных гильдий, строго хранивших секреты собственного мастерства и защищавших их сложной совокупностью паролей, условных знаков, ритуалов и рукопожатий. Эти вольные каменщики, как их ещё именуют, зашифровали собственное тайное знание в алхимическом символизме и геометрических пропорциях готической архитектуры. Кое-какие черты сходства в структуре, и применение во франкмасонской традиции определённых символов и слов показывают, что его настоящие корни через пресловутые ремесленные гильдии восходят к суфийскому ордену, именовавшемуся «Строители» и основанному Дху’л-Нуном в десятом веке. Сами же франкмасоны уверены в том, что их традиция начинается от времён строительства храма Соломона, а возможно, кроме того от Древнего Египта. В случае, если принимать к сведенью, что Дху’л-какое количество, в соответствии с легенде, вынес суфийскую мудрость — а также алхимию и тайны землеизмерения — из Египта, можно считать, что это частично правда. К сожалению, у нас нет возможности детально поведать тут о очень значимых параллелях между суфийским и масонским учением. (Большинство последнего всё ещё употребляется на практике и считается крайне важной для инициации в обеих традициях.) И однако, опираясь на указания Идриса Шаха, мы можем совершить некоторый неспециализированный экскурс. Во франкмасонстве, а также в Великих Шотландии и Ложах Англии, существует тридцать три степени посвящения. В арабской нумерологии записанное одними согласными имя пророка Мухаммеда — MHMMD — кроме этого даёт число тридцать три:
М Н М М D 40 + 8 + 40 + 40 + 4 = 132(32 + 1 = 33)
Роберт Грейвз в достаточно категоричной манере говорит, что франкмасонство зародилось как «суфийское общество, достигло Англии в правление короля Этельстана (924–939) и укоренились в Шотландии под видом ремесленной гильдии в начале XIV века при несомненном посредстве тамплиеров». Потом он додаёт: «Реформа франкмасонства, совершённая в начале XVIII века в Лондоне группой протестантских мудрецов, ошибочно принявших сарацинские термины за иудейские, в конечном счёте исказила очень многое из его начальной традиции».[71] В примечании Грейвз показывает: «Тот факт, что продвижение по степеням означало вправду прохождение через определённый духовный опыт, в аллегорической форме представленный в их ритуалах, представляется не столь очевидным». Потом он соглашается с Идрис Шахом, утверждая, что три внешних знака масонского ремесла первоначально воображали три молитвенные позы. Конкретно их обозначали, как вычисляет Шах, три арабские буквы, форма которых напоминала итоговые масонские знаки: алиф, преклонение коленей (квадрат); ба, простирание ниц (уровень), и лам, «верёвка, связывающая всё в одно целое», вправду имеющая форму куска верёвки, загнутого с одного финиша.[72] Совокупность франкмасонства — в его уникальной суфийской форме — была нацелена на взращивание высшего духовного существа из теперешнего несовершенного состояния. Эту цель символизировал призыв вернуть Иерусалимский храм, что суфии, кстати говоря, вовсе не считали храмом Соломона. Вот что пишет по этому поводу Роберт Грейвз:
«„Буиз“ либо „Боаз“ и „Соломон, сын Давидов“, почитаемые франкмасонами в качестве строителей храма Соломона в Иерусалиме, не имели никакого отношения ни к Соломону, царю израильскому, ни кроме того к финикийцам, как предполагают кое-какие. В действительности это были суфийские архитекторы халифа Абдель-Малика, выстроившие на руинах Соломонова храма Купол Гора,[73] и их предшественники. Их настоящие имена были таковы: Тубан Абдель Фаиз (Изз) и его праправнук Мааруф, сын (либо ученик) Давида из Тая. Тайное суфийское имя Мааруфа было именно Соломон, потому, что его отца кликали Давидом. Все архитектурные пропорции этого храма, как и Каабы в Мекке, были нумерологически эквивалентны определённым арабским корням, имеющим Божественное значение; любая часть строения относилась к остальным в определённой пропорции».[74]
Кааба, храм в Мекке, имеющий форму куба, — говорит Идрис Шах, — была перестроена в 608 году из тридцати одного камня и ряда дерева. «С Землёй и Небом получается тридцать три», — додают суфии. И опять перед нами количество степеней посвящения в британском масонстве и нумерологическая сумма имени МухаммеД. Около 691 года, продолжает он, сарацины вернули храм Соломона на месте, именуемом «Купол Гора». «Именно он, а не какой-нибудь более ранний, и был тем храмом, которому помогали тамплиеры, рыцари Храма, обвинённые в пособничестве сарацинам. И потому неудивительно, что по окончании уничтожения ордена тамплиеров их знамя подняли франкмасоны».[75] И наконец, опять-таки «тёмный» кубический камень Купола Гора — имеющий, как многие верят, небесное либо метеоритное происхождение[76] — владеет в арабском языке ещё одним значением: хаджар аль-фехм, либо «камень умных» — так алхимики именовали собственный Философский камень. Это показывает, что Великая Тайна может открыться человеку лишь с Божественной помощью.
Другие нюансы
Многие отрасли каббалистического и иного тайного знания, испытавшего влияние суфизма, ведут собственное происхождение из средневековой сарацинской Испании, и мы, увы, просто не в состоянии детально поведать обо всех них в рамках данной работы. Однако, нельзя не упомянуть следующие: — теософская философия Альберта его ученика и Великого, святого Фомы Аквинского[77] (о котором мы ещё поболтаем мало позднее); — космология Роджера Бэкона;[78] — мистические совокупности святого Франциска Ассизского,[79] святого Иоанна от Креста,[80] святой Терезы Авильской;[81] — иммунологическая, химическая и травяная медицина Парацельса; — прообраз кибернетики Раймонда Луллия. Более яркое влияние «открытого университета» Испании проявилось, к примеру, в появлении особенных танцев, взявших наименование моресок, либо мавританских плясок.[82] По всей видимости, их источником послужили упражнения и ритуальные движения дервишских орденов (очевидно, без применения особых техник произвольного погружения в экстатическое состояние). И, непременно, тайный суть средневековых мистерий, разыгрывавшихся циркачами и бродячими актёрами, кроме этого восходил к практикам и суфийскому учению.
Арлекин
Одинокий бродячий суфийский Преподаватель — отыщем в памяти, он с равным успехом мог быть иудеем, христианином либо кроме того буддистом, потому, что суфии принимали сущность любой религии, — часто был одет в лоскутное одеяние и нёс в руке посох. Обращение собственную он пересыпал парадоксальными сентенциями, каковые непосвящённым имели возможность показаться шутовством и простой буффонадой. На самом же деле они должны были направить идея в другом направлении, задать новый ассоциативный последовательность, подобно, казалось бы, лишённым всякой логики коанам[83на данный момент дзен-буддизма. Сшитое из лоскутов деревянный посох и одеяние со временем эволюционировали в поделённый на четыре четверти жезл и разноцветный костюм с привязанным к нему пузырём — атрибуты арлекина и шута. Само по себе слово «арлекин» происходит от арабской игры слов, означающей или «великую дверь», или «сбивчивую обращение». Это aglaq, во множественном числе — aghlaqin, которое произносится как «арпакин». Арабский эквивалент слова «путь» кроме этого происходит от корня, имеющего следующие другие переводы: в форме арк’а — «дурак», в форме ракуа’ — «сумасшедший» и в форме ру’ат — шахматная доска. Это последнее значение крайне важно в связи с шахматным рисунком полов в некоторых местах собраний дервишей, а также в масонских храмах. Настоящее значение арлекина как учителя возможно проследить в христианских рождественских мистериях, до сих пор не потерявших собственной популярности. Во многих из них он превратился в Шута либо в Лекаря, у которого, в большинстве случаев, не редкость множество ассистентов с тёмными («умными») лицами. Они символизируют тайное общество, главой которого он есть. Сюжет пьески в большинстве случаев включает символическую смерть Шута, нужную чтобы люди имели возможность выжить во время зимней «смерти солнца». Убивают его значительно чаще ассистенты, они же сыновья. Потом он нисходит в загробное царство, забирая с собою печали и беды прошедших двенадцати месяцев, но только после этого, дабы возвратиться возрождённым и обновлённым. Аналогия с алхимическим процессом совсем очевидна. Искусства стрельбы из лука и соколиной охоты и тайный символизм испанских садов с их лабиринтами стали предстоящим выражением тайного учения испанских суфийских школ: то были внешние нюансы Великого Делания, вершившегося незримо. И только в одном из качеств — химической алхимии — употреблялась терминология, которую кроме того непосвящённые идентифицировали конкретно с данной дисциплиной. Вышивки, иллюстрированные готическая архитектура и рукописи стали следующими средствами передачи учения в закодированной форме. В собственном фотоисследовании готического мастерства «Окна-розы» Пэйнтон Коуэн пишет:
«Генри аббат и Адамс Булто подсчитали, что во время с 1170 по 1270 год было начато строительство около восьмидесяти соборов и пятисот церквей размера, приближающегося к собору; многие из них были практически закончены в указанный период. наверное, на это строительство ушла как минимум третья часть того, что Сейчас назвали бы валовым национальным продуктом. Данный феномен так никто ни при каких обстоятельствах и не смог растолковать…»
В другом месте он цитирует Огюста Родена: «Если бы мы лишь смогли постичь готическое мастерство, нас бы неотвратимо увлекло назад, к истине».[84] Как мы заметим позднее, Фулканелли «постиг» готическое мастерство конкретно через алхимическое Великое Делание и добился вправду глубокого понимания этих внешних качеств тайной традиции. Одну из самых очевидных обстоятельств строгой секретности, окружавшей всех, кому посчастливилось испить от этого неисчерпаемого источника мудрости, возможно заметить в истории альбигойцев, тамплиеров и катаров, стёртых в пух и прах фанатичным христианским большинством. Догмат о гневном всевышнем и обещание вечного проклятия и адского пламени всем, кто отказывается в него верить, помогал держать простых людей в повиновении, обстоятельством которого был ужас. Люди осознающие и просветлённые были вынуждены направляться своим собственным, чистым путём втайне. Считается, что, чтобы избежать преследований за отказ принять иерархическую машину Церкви и подчиниться ей, многие альбигойские Посвящённые высшего ранга тайно рассеялись по всей Европе. Эти люди, известные как Идеальные, осели в ранних центрах бумажного производства — мастерства, принесённого с Ближнего Востока маврами и возвращавшимися из походов крестоносцами. Сами печатники, будучи участниками тайных ремесленных гильдий, содействовали предстоящему распространению учения, зашифрованного в символах и знаках. Лишь таким тайным сообщничеством между альбигойцами, с одной стороны, и печатниками, переплётчиками, наборщиками и гравёрами — с другой, возможно растолковать расширение оборота эзотерических писаний под самым носом у фанатичных церковных иерархов. документы и Эти книги, довольно часто изданные анонимно либо под псевдонимом, имели возможность выявить лишь посвящённые по таким ключам, как символические иллюстрации, криптограммы, анаграммы и водяные символы. Волна обвинений и преследований в ереси коснулась и многих средневековых алхимиков не обращая внимания на то, что их писания постоянно предварялись самыми благочестивыми воззваниями к Всевышнему прося ниспослать смиренному Его слуге успех в действиях. Иных из них захватывали в плен и сажали под замок местные феодалы, сохранявшие надежду выведать их секреты в целях личного обогащения. Легко возможно себе представить реакцию современных финансовых воротил и дельцов на известие о том, что алхимия вправду трудилась и что в следствии алхимических операций возможно было в действительности добиться физической трансмутации металла. Стоит лишь взять Философский камень, утверждали алхимики, и возможно будет приумножать его до бесконечности и приобретать неограниченные количества золота. Эффект, произведённый подобным событием на мировые рынки драгоценных металлов, имел бы невообразимо далеко идущие последствия. И потому кроме того сейчас практикующий алхимик, написавший книгу «В отыскивании золота», был должен спрятаться за псевдонимом Лапидус.[85] Иногда в истории алхимии случались интересные события, открывавшие самые необычные и волнующие возможности. Одним из таких событий стало сожжение и внезапное отозвание на лужайке перед Бери-Хауз, что в Госпорте, графство Хэмпшир, в первой половине 50-ых годов XIX века практически полного тиража книги Мэри Энн Этвуд «Знаменательное изучение Герметической тайны».[86] Что бы ни стояло за этим необычным действием, оно так ни при каких обстоятельствах и не взяло полного и удовлетворительного объяснения. Второе столь же загадочное событие произошло не потом как в 1919 году — другими словами в тот период, в то время, когда Фулканелли всё ещё трудился над Камнем и опоздал ещё опубликовать две свои работы. Госпожа Ирен Ийель-Эрланже, дочь известного французского банкира, финансировала публикацию неизвестного романа называющиеся «Путешествие в калейдоскопе». С поверхностной точки зрения сюжет произведения казался достаточно расплывчатым, но на деле это был замаскированный алхимический трактат. В соответствии с очень информированным оккультным источникам в Париже, книга содержала кое-какие строжайше защищаемые тайны алхимического мастерства, а также наименование prima materia, первовещества, без которого нереально начать алхимический процесс, и подробности шепетильно созданной процедуры нагревания, долженствующей использоваться так называемым «мокрым» путём. Мне говорили, что эта информация была зашифрована (но, совсем ясным для посвящённых образом) посредством эзотерических знаков, использованных в оформлении обложки книги, и формулировок в некоторых частях текста. Незадолго до публикации неизвестный создатель этого труда собрал нескольких ближайших привычных на торжественный приём. На следующий сутки он неожиданно заболел и погиб. Потом заключили, что он отужинал сломанными либо же намеренно отравленными устрицами. В течение следующей семь дней фактически тираж был выкуплен и разрешён войти на переработку неким неизвестным либо лицами. Книга кроме того не была официально зарегистрирована в каталоге Национальной библиотеки, и, как я могу делать выводы, сохранилось лишь два её экземпляра — оба в частных коллекциях современных оккультистов. Необычно, но один из этих экземпляров денежный поручитель издания Ирен Ийель-Эрланже посвятила одной женщине из лаборатории Рон-Пуленк (Ron Poulenk),[87] изучавшей среди них и алхимию. Эта женщина, имя которой было Луиза Барб, произвела в лабораторных условиях некое вещество, которое сама честно вычисляла питьевым золотом (пользовалась ли она наряду с этим зашифрованными в «Путешествии в калейдоскопе» руководствами, установить не представляется вероятным), приняла его и, очевидно, погибла. Тогда как официально смерть Луизы Барб разъяснялась химическим отравлением, а убийцами неизвестного алхимика — автора книги — были признаны сломанные устрицы, другое объяснение событий лежало на поверхности и было озвучено ещё во времена разглядываемых событий. Вопреки официальной мнению был разрешён войти слух, что несколько интернациональных воротил, осуществлявших контроль оборот золота и испуганных вероятным эффектом, что имело возможность произвести на многомиллиардный всемирный рынок обнародование аналогичного алхимического знания, изъяла тираж и прекратила распространение книги. Покинем, но, в стороне производство золота (которое в действительности имеется только проверка качества взятого Философского камня) и учтём , что алхимик, преуспевший в собственном Делании, окажется в весьма и весьма уязвимом положении, в случае, если воротилы громадного бизнеса возжаждут овладеть его эликсирами и тинктурами. Вспомните одну лишь одержимость долголетием, характерную отечественным современникам, которая, по сути, имеется погоня за вечной молодостью, и вы поймёте последствия аналогичного открытия. Увлечение криогеникой, разнообразными культами, которые связаны с переселением и перерождением душ, натуропатией, гомеопатией, хатха-йогой, фитнесом и гормональной терапией — всё это является отражением бессознательной жажды взять эликсир вечной судьбе. Место средневековых монархов, пытавших алхимиков и бросавших их в колонию, заняли могущественные интернациональные монополисты и косметические концерны химической индустрии. Но больше всего в алхимии — в верно осознанном значении этого слова — утешает то, что, наверное, у неё имеется некоторый встроенный защитный механизм, действующий кроме того на самом элементарном уровне. Попытайтесь, к примеру, поведать о тайнах Мастерства своим более материалистически настроенным приятелям, и вас, несомненно, поднимут на хохот. Но кому больше пристало смеяться? Помешанным на здоровой пище завсегдатаям массажных кабинетов и салонов красоты? Невротикам, страдающим лишним весом, одержимым трансплантацией и диетами волос? Либо человеку, что , — алхимику? Перед тем как пробовать ниспровергнуть само понятие практической алхимии как мистическую, псевдонаучную концепцию, направляться поставить вопрос: для чего было тысячам мужчин — и нескольким дамам — известным своими блистательными удачами в совсем вторых областях, посвящать собственную жизнь химерической и страшной науке с недостижимыми целями? Вот как обрисовывает Уолтер Лэнг тот самый встроенный защитный механизм алхимии:
«На всём протяжении письменной истории европейской алхимии её ревностные приверженцы придерживались определённых правил секретности, каковые в действительности возможно с тем же успехом применить к Адептам Делания всех эр. Создаётся чувство, что за этими правилами прятались некие указания, долженствующие, подобно ариаднининой нити, оказать помощь тем, кто придёт следом, найти путь к истине. Указания должны были быть зашифрованы, а шифр — владеть совокупностью самоблокировки; другими словами искатель, не обладающий первым секретом, машинально и неизбежно лишался возможности определить второй. „Только тому, кто владеет…“ — это старое правило оптимальнее иллюстрирует попытки изучения алхимических текстов. В случае, если искателю известен первый секрет, непрестанный труд и упорные поиски окажут помощь ему вычленить из шифра следующий ход, но он обязан неуклонно продвигаться вперёд в личном самосовершенствовании, дабы иметь возможность данный ход осуществить. Так тайна защищает себя сама».[88]
Глава третья
Посвящение и посвящённые
Великие события глобальной истории, спланированные и осуществлённые человеком, несут на себе печать не христианского духа, но самого неприкрашенного язычества. К. Г. Юнг. алхимия и Психология Имеется в отечественной химии некая добропорядочная субстанция, переходящая от владыки к владыке. Михаэль Майер. Знак золотого месяца
У всякого, кто незнаком с древними школами мысли и с линиями преемственности знания, появляется естественный вопрос: что такое посвящение? И потому, перед тем как близко заняться изучением деяний и жизни основных действующих лиц этого процесса, давайте попытаемся постичь природу так называемой инициации. Жрецы-философы древних, канувших в прошлое цивилизаций, таких, к примеру, как халдейская либо египетская, разглядывали человека как часть некой вселенской гармонии, которую они видели в окружающей природе и в мироздании в целом. Чтобы постичь живой изменчивый дух данной гармонии, они создали подробно продуманные и обычно сверхсложные совокупности, подразумевавшие персонификацию — либо, для непосвящённых, кроме того обожествление — разных сил и стихий природы, Вселенной и в конечном счете человека. Так Солнце, великое жизнетворное светило, рождающееся, восходящее во славе, умирающее и оживающее ежедневно в неизменном цикле, рассматривалось как величайший духовный принцип, отражение либо один из качеств Всевышнего, непознаваемого владыки космоса. планеты и Луна были вторыми проявлениями той же самой неизреченной силы — манифестациями высшего Божества. Древние мудрецы и волхвы заключили, что и человек имеется не что иное, как меньшее проявление либо же эманирующая частица вечного ритма Вселенной, вне которого он существовать не имеет возможности. Однако считалось, что он однако в силах встать до единения с наибольшими уровнями бытия, учавствовать в космическом цикле на принципиально иных позициях и таким путём добиться слияния с Божественным началом мироздания. Любой человек имеется малое отражение всей Вселенной, либо же микрокосм, и, следовательно, содержит в себе какую-то частицу сущности Создателя. В случае, если эту частицу выделить, очистить и сконцентрировать, рассуждали древние жрецы, человек сможет возвыситься духовно — ощутить себя ближе к Божеству, ничтожно малое отражение которого он собою воображает и из которого первоначально эманировал. С возникновением организованных религий, в особенности христианства, и последующих искажений начального учения Иисуса была развязана кампания по уничтожению данной научно-философской совокупности, которая увенчалась определённым успехом — на внешнем замысле. До некоей степени действия церкви были оправданны, потому, что большинство тайного учения волхвов обесценилась в массовом восприятии. Солнце, Луну, силы и планеты природы стали считать скорее всевышними, а не духовными знаками, зримыми качествами Божественного присутствия в мире. Астрология — основная наука додинастического Вавилона и Египта — пала практически до отметки очевидного предсказания судьбы. До тех пор пока христиане пробовали насадить дни почитания и свои праздники святых на место прошлых, так называемых языческих, остатки эзотерического жречества удалились в тайные убежища и в том месте сберегали старое учение. В то время, когда астрономические праздничные дни годового круга были заменены христианскими, волхвы хранили их настоящий природный суть. То был правильнейший математически выстроенный космический цикл, отражённый в ментальных процессах и биологических ритмах человека. Четыре главные точки дневного пути солнца — восход, полдень, полночь и закат — предназначались для тайных молитв, приветствий высшим силам и медитаций. Подобно тому, как христиане двигались от Пасхи к Троице и после этого к Рождеству, природные «язычники» тайно почитали последовательную смену времён года как рождение, возрождение и смерть собственного солнечного божества, отражённые в равноденствиях, солнцестояниях, Йоле, кануне Майского дня, Ламмасе и Белтэйне.[89] Конкретно в эти мистерии — канву которых намечали перечисленные выше праздничные дни — приобретали посвящение от выживших блюстителей древних школ мудрости те, кто снаружи принял христианство, а в действительности искал более глубоких и прозрений и значительных духовных переживаний. Представление о динамичной Вселенной, неразрывно связанной с человеком, лежало в самой сердцевине древних культов — Элевсинских мистерий, вакхических и дионисийских празднеств, митраистских обрядов, мистерий Исиды-Осириса-Гора, и персов древних и религий индийцев. На Востоке под руководством даосизма и тантризма появились сходные совокупности, кроме этого основанные на концепции циклических ритмов, чьим отражением были, например, великие правила Инь и Ян, и «пути дракона» — линии энергетической сетки Почвы, загадочным образом испытывающие влияние главных небесных тел Нашей системы. В теле человека той же цели помогали меридианы акупунктуры либо чакры — центры узкой энергии, примерно соответствующие железам внутренней секреции. Эти мистериальные культы сохранились в самом сердце северных саг, в древних обрядах друидов и кельтских легендах. Их концепции нашли отражение в правилах астрономии и землеизмерения, которыми пользовались строители солярных и лунарных мегалитических храмов старой Британии, а также в утончённой науке форм, пропорций и измерений, по которой возводились христианские архитектурные памятники, в особенности в эру готики, и которая взяла наименование священной геометрии. В данной последней, как мы заметим позднее, были зашифрованы кроме этого и тайны алхимической науки, хитроумно замаскированные под христианский и ветхозаветный символизм. Эзотерические интерпретации Торы, Талмуда и каббалистическая книга «Зогар» несли то же самое старое учение, но в пара другой форме — в виде символического отображения последовательных эманации Бесконечного (Айн Соф) как сефирот Древа Судьбы. Так посвящённые были хранителями широкого корпуса знаний, мирских и духовных, зародившихся задолго до происхождения главных мировых религиозных совокупностей. Пользуясь этим знанием, посвящённый имел возможность совершить попытку возвыситься духовно, а вдруг желал, то и физически. Он имел возможность подняться на другие замыслы бытия, либо, в случае, если угодно, на иные уровни сознания, и получить более глубокое познание его взаимоотношений и природы человека с Вселенной и Богом. Он имел возможность постараться выделить жизнетворный дух из органической материи, и, при успехе, синтезировать и концентрировать его посредством, как он честно верил, Природы и самого Бога. Данный путь и стал называться поисков Философского камня. Для внешнего наблюдателя эти практики, штудии, упражнения в самодисциплине и медитации смотрелись как занятия волшебством — алхимия, прорицания, гадание на волшебном кристалле, геомантия, ясновидение, общение с духами, колдовство и некромантия. По мере того как такое восприятие эзотерической работы усиливало собственные позиции, необходимость в маскировке и секретности подлинного знания при помощи аллегорий становилась всё более и более насущной. Одни предпочитали трудиться в полном одиночестве, другие — группами, как Франциск Ассизский, Фома Аквинский, святой Иаков де Компостелла и другие святые, мирно практиковавшие Делание под респектабельным покровом монастырской судьбы.[90] Иногда информация о настоящей внутренней духовной работе этих мистиков просачивалась во внешний мир, приводя к тому, что многих учёных, наподобие Роджера Бэкона, Корнелия Агриппы[91] и Альберта Великого, начинали клеймить причастностью к дьявольщине, колдовству и Тёмным («умным») искусствам. Как уже говорилось, эти тайные занятия достигли собственных вершин в школах сарацинской Испании, испытавших влияние суфизма и каббалы, а оттуда распространялись по всей другой Европе в течение четырёх либо пяти сотен лет. Сейчас давайте разглядим пара исторических личностей, сыгравших главные роли в этом ходе, начало которому положили суфийские и каббалистические преподаватели, взявшие алхимическое мастерство в наследство от египтян. И не смотря на то, что у нас нет возможности неопровержимо доказать, что любой из этих адептов был звеном шепетильно организованной и оберегаемой цепи передачи знания, мы попытаемся, где представится такая возможность, продемонстрировать, что любой из них прямо либо косвенно поддерживал контакт с учителями Испании и основными школами. В данной части собственной книги я утверждаю, что именно этот процесс — в чём-то похожий на передачу эстафеты — привёл к появлению в наши дни людей, аналогичных Фулканелли, как будто бы по святому обету несущих факел классического алхимического мастерства. Современная западная цепь преемственности, наверное, началась с Майкла Скотта, появившегося между 1175 и 1180 годами в Файфе, в Шотландии, и являвшегося, по преданию, потомком семейства Болуэри. Образование он взял в Роксбургской школе, в Соборной школе в Дареме и в Оксфорде. После этого он вступил в орден цистерцианцев и стал доктором теологии в Париже. Между 1200 и 1213 годами он отправился на Сицилию, дабы занять в том месте место личного наставника принца Фредерика, потом ставшего королём Фредериком II. В то время Сицилия всё ещё конкретно соприкасалась с исламским миром, и исходя из этого Скотт скоро обучился в том месте арабскому языку. Он прочёл работы Разеса и Аверроэса,[92] а в 1209 году по случаю брака четырнадцатилетнего Констанции и Фредерика, дочери короля Арагонского, двадцатичетырёхлетней вдовы короля Венгрии, написал в качестве свадебного подарка работу называющиеся «Лицо». В собственной работе, посвящённой Скотту, преподобный Д. В. Браун отмечает очевидное влияние Разеса на данный трактат, посвящённый вопросам продолжения рода, физиогномики и анатомии.[93] По восшествии на престол молодого короля Фредерика Скотт стал его придворным астрономом. Он изучал алхимические тексты арабских авторов и сам написал два труда по данной теме — «Liber Luminis Luminum»[94] и «Об алхимии».[95] И Скотт, и его царственный ученик страстно интересовались природой судьбы и довольно часто экспериментировали с животными и живыми растениями, что в будущем, несомненно, укрепило репутацию Скотта как колдуна. Господин Вальтер Скотт ссылается на него как на «колдуна из Болуэри»[96] в собственной «Песни последнего менестреля». Упоминает его и Данте в «Божественной комедии» («Преисподняя», песнь XX, 115–117):
А следующий, данный худобокой,
Звался Микеле Скотто и громадным
В чудесных плутнях почитался докой.[97]