В качестве свадебного подарка Росс опять внес предложение Сэму сейчас уже полуразвалившуюся мастерскую Пэлли, и В этом случае предложение выяснилось принято. В итоге золовка Демельзы начала жить тут, как
и планировала. Все вышло весьма необычно и до необычного приятно. С того времени минуло пять с половиной лет. Сэм вернул дело, не смотря на то, что всё не шло столь же отлично, как при Дрейке, а Розина, с наконец вырвавшимся на волю энергией и характером, перевоплотила дом и шесть акров почвы в маленькую ферму, где выращивали кукурузу, овощи и пасли скот.
Вот как появилась вышагивающая к ней процессия. Не смотря на то, что у Сэма и Розины не было детей (печальный факт для них обоих), совсем сравнительно не так давно показался теленок, которого Росс внес предложение приобрести. Именно это послужило предлогом теперешнего появления животного.
Бычки от природы несговорчивы, и потому идущим рядом людям то и дело приходилось останавливаться. Издали казалось, что Розина, самая не сильный из двоих, куда менее решительно тянула быка за голову, нежели Клоуэнс, подталкивающая его позади. В то время, когда дамы добрались до сосен, Демельза рассмотрела, как они смеются и обмениваются любезностями. Испытывая угрызения совести, она поразмыслила, что такая жизнь не весьма подходит Клоуэнс, как и Розине — несложная, незатейливая, полная трудной работы. Жизнь, проходящая рядом с морем и землёй, подчиняющаяся прихотям тьмы и дневного света, бурям и ветрам, посевам, сменам и жатве сезонов. Но имеется ли жизнь лучше данной, в случае, если живёшь её рядом с любимым? Не смотря на то, что имеется и риск. Перед тем как Розина благополучно обосновалась в данной гавани, жизнь её была тяжела. Быть может, Клоуэнс повезет больше. Пускай Клоуэнс повезет больше.
— Мама! — сообщила Клоуэнс. — Я думала, ты сейчас за выпечкой! У тебя голова не болит?
— Не болит, — заверила её Демельза, радуясь и целуя Розину. — Как ты? Это вы ведете Эдди либо он — вас?
— Так вы не забывайте его имя! — вскрикнула Розина. — Думаю, я буду
лишь счастлива сбыть его с рук. Он таковой упрямый, кто знает, что будет, в то время, когда он подрастет!
Розина не отличалась упитанностью, но достойная работа и благополучие придали её гибкости и стройному телу силы. Ее хромота была чуть заметна, кожа светилась здоровьем, а взор красивых глаз по окончании обретения и замужества определенного статуса стал менее тревожным и более спокойным. Демельза и не чаяла, что между этими двумя вероятен брак по любви, но, однако, все оказалось.
— Как Сэм? — задала вопрос она.
— Распрекрасно. Привести Эдди должен был он, но Клоуэнс подошла именно вовремя, потому я заявила, что бычка поведем мы, в смысле, мы с ней, а Сэм пускай займется другой работой.
«Спасение» настигло Розину шесть лет назад, и не смотря на то, что говор её ни при каких обстоятельствах не был похожим обращение Сэма, фразы сейчас получили ту же цветистость. Дамы развернули, дабы совместно сопроводить Эдди в Нампару. По дороге теленок прильнул к Демельзе, касаясь своим шершавым языком запястья и руки. На мгновение Демельза почувствовала себя необычно, как будто бы в тумане. Она словно бы возвратилась на четверть века назад. В ту ночь она сделала вывод, что единственный метод остаться в Нампаре, вопреки жажде отца, желающего видеть её дома — вынудить Росса затащить её в постель. Дело было вечером, и она кормила телят вместо Пруди. В том месте, у дальней стенки коровника, где топтавшиеся около телята щипали мокрыми губами её руки и платье, в голове у нее созрела мысль. Росс уехал в Труро, пробовал спасти от колонии Джима Картера, а в то время, когда возвратился, Демельза направилась к нему, совсем светло показывая собственные намерения.
Так все и случилось, а через пара месяцев Росс женился на ней. Она родила ему четверых детей. Дочь погибла. А двое старших сейчас пойманы в сети тех же неудержимых страстей, что овладели ею в ту ночь. Быть может, эмоции эти где-то внутри, как будто бы морской дракон, медлительно плавающий в глубоком омуте. Но проснувшись в один раз, они больше не знали спокойствия. До самой старости — время от времени Демельзе приходилось слышать, что эмоции эти будут неподвластны кроме того тогда. Но в юности чуть контролируемые порывы еще не ведают ограничений разума. Эмоции принесли этому миру неприятностей не меньше, чем счастья.
— Мама, с тобой совершенно верно все в порядке? — задала вопрос Клоуэнс. — Выглядишь не весьма.
— Всё отлично, благодарю, — ответила Демельза. — Легко что-то меня знобит.
III
Прием в Каэрхейсе устроили маленькой. Находились лишь члены семьи, Джереми и Джоанна Бёрд, подруга Клеменс, гостившая в доме. Джереми был польщен.
Изнутри размеры дома были совсем не столь впечатляющими. Он был не очень просторным, а эффектные бастионы лишь пускали пыль в глаза. Помимо этого, он не походил и на комфортный дом с болтовней за трапезами, в то время, когда все перешучиваются, передают друг другу блюда и, пока это вписывается в рамки разумной вежливости, ведут себя в соответствии со своим настроением.
Похоже, в этом доме настроение задавал майор Тревэнион, чье место во главе стола отнюдь не было номинальным. Ему чуть стукнуло тридцать, но голубые глаза на румяном лице смотрелись воспаленными, а яркие, зачесанные назад волосы начинали редеть в области лба. Он был в несложном тёмном шелковом сюртуке и обтягивающих желтых панталонах. Майор был неразговорчив, быть может, только временно не испытывал жажды болтать, что послужило знаком для всех остальных. Для всех, не считая Кьюби, самой юный из собравшихся, не хотящей подчиняться. Его мать, ветхая госпожа Беттсворт, хоть ветхой она и не смотрелась, сидела поджав губы и не прилагала особенных упрочнений, дабы развеселить гостей. Блюда отличались от привычных: гороховый суп, треска с креветочным соусом и огурцами, жаренные устрицы, запеченный юный гусь, а на десерт — яблоки, апельсины, изюм и орехи.
В то время, когда обед закончился, свет дня еще не померк, а потому Джереми дерзко внес предложение мисс Кьюби прогуляться с ним по берегу моря.
— В том месте ливень, — ответила она.
— Думаю, он практически закончился.
— Что ж, мне нравится ливень.
Госпожа Беттсворт подняла голову от вышивания.
— Джоанна и Клеменс отправятся с вами. Им полезно подышать свежим воздухом.
Другие девушки отнеслись к выдумка без энтузиазма, но в то время, когда о собственном жажде отправиться на прогулку заявил Огастес Беттсворт, их настроение изменилось. Скоро пятеро парней покинули замок и начали спуск по нечистой садовой тропинке, бегущей мимо пруда к морю. Джереми был прав, короткий ливень уносился прочь, оставляя по окончании себя лужицы, сверкающие в свете ранних сумерек. Через легкие
облака проглядывал полумесяц. По окончании северной части береговой полосы местное море казалось покорным и спокойным.
— Чем занимаетесь, Полдарк? — задал вопрос Огастес.
Ему было около двадцати восьми. Красивый юный человек с прекрасными яркими волосами, собранными в хвост, и скрипящими кроме того на сырой почва сапогами.
— Помогаю отцу, — ответил Джереми. — По большей части в шахте.
— Пара лет назад ваш папа имел в Корнуолле хорошую репутацию. До сих пор имеет, полагаю. Парламентарии в наше время идут по пенни за несколько, но мало кто из них живет в этом проклятом графстве. В газете писали, он возвратился из какой-то миссии. Что за миссия? Где он был?
— Национальные дела, — кратко кинул Джереми. — Думается, в Португалии.
— Что ж, слава Всевышнему, мы еще вести войну с лягушатниками. Я думал, все изменится, в то время, когда за дело возьмется Принни. Не смотря на то, что хорошо бы разжиться несколькими хорошими генералами.
— Мой папа отлично отзывается о Веллингтоне.
— Данный генерал сипаев! Сомневаюсь, что он смыслит хоть что-нибудь
в английских армиях! Что до Чатема — он способен вести людей за собой, приблизительно как каменная статуя на пьедестале, покрытая голубиным пометом! Лишь взглянуть на погубивший моего брата хаос, учиненный им у Валхерена! Нам не побить Бонси, пока мы обзаведемся новыми Мальборо.
— Помимо этого, я интересуюсь паром, — сообщил Джереми.
— Паром? О чем это вы? Как из чайника что ли?
Девушки захихикали.
— Наподобие того, — ответил Джереми, игнорируя провокацию. — Возможно, но, отыскать несколько лучшее использование. К примеру, в насосах для шахт. Я верю, что в свое время он отыщет себе место и на дорогах.
Огастес остановился и пошевелил тростью в луже. Потому, что он шел в первых рядах, а тропа была узкой, остальным кроме этого было нужно остановиться.
— Дорогой какое количество, вы, должно быть, не серьезно. Неужто речь заходит
о колесящем по дорогам экипаже с огромным чайником в центре и горящим под ним огнем?
— Что-то наподобие того.
— Он будет крутить колеса?
— Да.
— Это нереально. Ваш чайник окажется таким огромным, что колеса под его тяжестью! Хохот, да и лишь.
— Вы правы, — сообщил Джереми, — в случае, если вести обращение лишь об применении давления. Двадцать лет назад дела обстояли конкретно так. Но в случае, если расширить прочность чайника, то он сможет выдержать давление в сто фунтов на квадратный дюйм, а не четыре, и тогда, вопреки всем прогнозам, мощность его возрастет.
— Ха! — вскрикнул Огастес. — Вопреки всем прогнозам! Вопреки здравому смыслу — уж совершенно верно!
Он опять зашагал к морю.
— Так уже делали, — сообщил Джереми Кьюби. — Десять лет назад.
— Эй, о чем это вы? — Огастес опять остановился. — Делали, да? Данный ненормальный — как в том месте его треклятое имя? Тревитик. Слышал я об этом. Он так как чуть сам не подорвался, не так ли? Столько погибших. Но так как этого вы и ожидаете, правда? Разогреете ваш чайник — либо котел, либо что в том месте еще… до для того чтобы давления и — бах! Он взорвется, как будто бы пороховой заряд, в который попала искра! Конкретно так, в случае, если у вас имеется хоть толика здравого смысла.
— В том месте имеется предохранительный клапан, — возразил Джереми. — И в случае, если давление поднимается через чур высоко, он раскрывается, дабы выпустить избыток пара.
— Но так как это уже стоило людям судьбы, да? Разве не так?
— Да, в Лондоне. Человек, смотревший за двигателем, показал халатность и покинул клапан закрытым. Затем случая господин Тревитик добавил второй предохранительный клапан, и неприятностей больше не было.
— Но это стоило судьбе обитателям Корнуолла! Безумная выдумка, пригодная лишь для безумцев!
— Благодарю за комплимент, — сообщил Джереми, касаясь лба ладонью.
— Огастес не имел в виду ничего для того чтобы, — увидела Кьюби, придерживая собственную шляпку от ветра. — Он готов половину Англии приравнять к Бедламу за все, что хоть в мельчайшей мере противоречит его предрассудкам.
— И солидную часть Корнуолла, — добавил Огастес.
Наконец они добрались до ворот, где когда-то скрывался Джереми. Сейчас компания вышла на пляж. Около царили утепленные мокрые сумерки. Кьюби подпрыгнула и со всех ног помчалась к морю. Джереми присоединился к ней, и они ринулись наперегонки. Благодаря своим долгим ногам он вышел в данной гонке явным победителем. Задыхаясь, они свернули и разбились на пары, дабы отправиться к низким горам,
лежащим по правую руку.
— Тут все так не похоже на северное побережье, — сообщил Джереми.
— Поля зеленее, скот — более откормленный, деревья… У нас нет таких деревьев.
— В прошедшем сезоне я отправилась в Падстоу, — поведала Кьюби. — Но шел ливень, а ветер был так силен, что от поездки было нужно отказаться.
— Вам необходимо заметить отечественное побережье. Мама говорит, что была бы счастлива знакомству. В случае, если мы устроим маленькой прием, вы приедете?
— Что, одна?
— Я бы заехал за вами.
— Сомневаешься, что это понравится моей матери.
— Тогда, возможно, с вами отправится Клеменс? Либо кроме того Огастес. Кьюби засмеялась.
— Огастес. Он всегда гавкает. Кроме того кусается время от времени. Но зубы у него не через чур острые. Простите, если он вас чем-то обидел.
— Я через чур радостен тут пребывать, — заверил её Джереми. — Никто не сможет меня обидеть.
— Я счастлива, что сейчас с утра вы побрились. Так вам значительно лучше.
— Как думаете, таможенник Парсонс меня определит?
— Боже мой, я совсем об этом не поразмыслила! Может, нам стоит развернуть к дому?
— Не так долго осталось ждать стемнеет. Стоит рискнуть.
— Господин Полдарк, нам непременно шагать так обширно? Не то дабы я вычисляла себя коротконогой либо непропорционально сложенной, но…
Джереми тут же замедлил ход.
— Простите. Я за собственными жаждами.
— Могу я задать вопрос, какими?
— Жаждой опередить вашего брата и сестру, дабы поболтать с вами наедине.
— Что ж, мы прилично от них оторвались. Может, подождем?
— Не уверен, что этого хочу.
Они добрались до скал, торчащих по краю узкой бухты, а после этого повернули обратно к замку. Следы чернели на чёрном песке.
— Сейчас, в то время, когда мы наедине, — заговорила женщина, бросая на него взор, — по какой причине вы молчите?
— Язык как будто бы к небу пришит.
— Глупая фразочка. Пробовали ли вы когда-либо пришить чей-нибудь язык, господин Полдарк? Кусочком нитки либо ленточки? Это так как нереально.
— Для начала, имел возможность бы я попросить вас не именовать меня господин Полдарк?
— Я кликала вас «юноша», не так ли? Но сейчас, в то время, когда мне как мы знаем, что вы джентльмен, это было бы неуместно. Господин Джереми?
— Джереми, прошу вас.
— Мама примет решение, что для этого еще через чур рано.
— Тогда — наедине?
Кьюби взглянуть на Джереми.
— Вы полагаете, мы будем довольно часто общаться наедине?
— Я молю об этом.
— Кого, юноша?
— Возможно, Эроса.
Они добрались до скал. В полумраке Кьюби опередила его, скоро и умело карабкаясь по камням. Джереми попытался догнать и перегнать девушку, но поскользнувшись на водорослях, полетел в воду. Смеясь и хромая, Джереми выбрался из моря и уселся на валун, потирая ногу.
Кьюби возвратилась и окинула его обвиняющим взором.
— Ты опять повредил ногу! Как в любой момент!
— Думается, я неизменно за кем-то бегу либо от кого-то удираю.
— А В этом случае?
— Бегу за кем-то.
В её глазах плескался свет, отраженный от водной глади.
— Думается, ты мне нравишься, юноша, — сообщила Кьюби.
Глава восьмая
I
Вторыми гостями музыкального вечера были юная супружеская пара — находящийся в отпуске капитан и госпожа Октавиус Темпл из Карвоссы в Труро, и леди Уитворт со своим пятнадцатилетним внуком Конаном. После этого, вместе с Николасом Карветом, братом госпожа Темпл, явился достопочтенный Джон-Ивлин Боскауэн. Завершали перечень собравшихся господин Кристофер Хокинс и господин Джордж Уорлегган вместе с сыном Валентином.
Клеменс играла на клавесине, Джоанн Бёрд — на британской гитаре, Николас Карвет — на улучшенной версии кларнета, сравнительно не так давно показанной Иваном Мюллером, Джон-Ивлин Боскауэн мало пел и сопровождал, в то время, когда пела Кьюби. Джереми эти люди казались пустозвонами из высшего общества. Страдая от боли в лодыжке и восхищаясь Кьюби, он просто сидел и хлопал в ладоши либо качал головой и радовался, в случае, если кто-нибудь выжидающе посматривал на него в отыскивании музыкальных талантов.
Джереми отметил, как скоро изменяется настроение майора Тревэниона. Из мрачного и неразговорчивого человека, которым он казался за обедом, брат Кьюби превратился в говорливого, обаятельного и радостного хозяина. Майор следил, дабы все гости расположились с удобством, отлично покушали и не испытывали недочёта в выпивке. Он нервничал над всеми, включая собственных сестер.
Не смотря на то, что номинально они жили по соседству, к тому же отдаленно связанными через родственный брак, Джереми не видел Валентина Уорлеггана года три, а не общался и все шесть. Семнадцатилетний Валентин превратился в большого молодого человека со легко искривленной ногой, широкими плечами, запястьями и тонкими лодыжками, чёрными волосами, резкими чертами лица и близко посаженными глазами, портящими его приятную наружность. Казалось, он всегда смотрит на собственный шнобель. Он был одет весьма элегантно для столь юных лет, и разумеется, кто-то не пожалел средств, дабы нарядить его подобным образом.
Сэра Джорджа Джереми видел и того меньше. Они искоса
посматривали друг на друга. Джорджа злило присутствие на подобном приеме этого нескладного парня, представителя нового поколения надоедливых Полдарков, он чуял в этом подвох. Джереми не владел очарованием Клоуэнс, и потому не может был смягчить сердце Джорджа. Что касается Джереми — он посчитал Уорлеггана ветхим и нездорово располневшим. Джереми был достаточно взрослым, дабы слышать и учавствовать в родительских беседах о Уорлегганах, а следовательно, имел стойкую отвращение к данной семье. Сейчас он видел в Джордже хозяина желанной шахты, препятствие, которое необходимо устранить либо преодолеть, перед тем как Уил-Лежер опять получит.
Вечер длился, и раздражение Джорджа лишь росло. Он убедился, что в один раз уже видел этого молодого человека, но никак не имел возможности отыскать в памяти с кем. Джордж гордился собственной памятью на лица, но В этом случае сообщение от него ускользала.
Джереми же недоумевал по поводу леди Уитворт. Само собой разумеется, он ни при каких обстоятельствах не видел её раньше, но имя казалось привычным. Весьма ветхая и неимоверно толстая, она носила завитой каштановый парик, у нее были глаза цвета жареных каштанов, обвисшие щеки, так близко напудренные, что, казалось, стоит ей тряхнуть головой — и все платье покроется пудрой. Она владела сильным и зычным голосом. Последнее стало обстоятельством некоторых трудностей, потому что ее пение так заглушало музыку, что Джону-Ивлину Боскауэну, совсем сбившемуся с ритма, было нужно просить леди Уитворт остановиться. Исходи эта просьба не от брата виконта, тяжело представить, каким имел возможность появляться ответ. Но в данных событиях женщина нехотя дала «дирижерскую палочку».
Что до её внука — он смотрелся большим для собственного возраста. Толстогубый, неуклюжий и поразительно высокомерный. Его кратко стриженные темно-каштановые волосы напоминали мышиную шерсть. И без того мелкие карие глазки казались еще меньше из-за жира около них. Все лицо парня, бледное и одутловатое, как словно бы только что вылепили из теста и еще не поместили в печку. в течении всего вечера он грыз ногти, возможно по причине того, что под рукой не нашлось ничего более съедобного.
Но Джереми принимал происходящее рассеянно. Кое-что тревожило его куда больше. Кроме того, что юный Боскауэн сопровождал поющей Кьюби, он составил ей компанию, в то время, когда подали прохладительные напитки, и занял места на кушетке в нише окна, где третьему места на нашлось. Было ясно, что он не находит их близость неприятной. Что до Кьюби, сейчас она была в несложном бледно-голубом
муслиновом платье с изумрудно-зеленой лентой на плечах, а в чёрных волосах блистала маленькая бриллиантовая заколка. На ногах — зеленые бархатные ботинки. В большинстве случаев лицо Кьюби заставляло ожидать от нее гордости либо надменности, но становилось сияющим, стоило ей лишь улыбнуться. Это было похоже на чудо, какой-то фокус. Все в ней светилось и искрилось. Несколько раз, столкнувшись со встревоженным взором Джереми, она радостно изгибала бровь. Но было ли вызвано её веселье вниманием молодого Боскауэна либо его собственной явной озабоченностью, Джереми сообщить не имел возможности.
К Джереми подошел Валентин. В одной руке он держал пирожное, а в второй — бокал мадеры.
— Что ж, Джереми. Еще не бьешь французов?
— Нет… Как и прежде, предоставляю это Джеффри Чарльзу.
— Думаю, он на данный момент в Португалии. Либо где-то еще. Глупо. Никто не поблагодарит его, в то время, когда все закончится.
— Не уверен, что он хочет признательности… Разве ты не должен быть
в Итоне?
— Да, но меня временно отчислили. Заделал ребенка любимой горничной моего наставника. Уверен, все имело возможность сложиться не так не хорошо, если бы она столь очевидно не оказывала предпочтение мне, а не ему.
— В то время, когда ты едешь в Кембридж?
— В следующем году. В колледж Святого Иоанна. Надеюсь, горничные в том месте не хуже.
— Они по большей части приятели.
— Упаси Господь. Кстати, эта девочка, Кьюби, очень приятна и формами и цветом лица. Я бы с наслаждением испробовал ее по окончании прохладительных напитков.
— Вряд ли это допустимо.
Валентин покосился на кузена.
— Мелкое увлечение? Желаешь приберечь её для себя, да? Джереми поднял бокал и отпил.
— Взгляни, как она дышит, — сообщил Валентин. — Как тут не разыграться воображению? Легко потянуть за ленту…
Кьюби с сияющей ухмылкой отвечала на какие-то слова Джона-Ивлина.
— Изучал историю? — задал вопрос Валентин.
— А что?
— В то время, когда принц либо принцесса входят в брачный возраст — а довольно часто и раньше — король пробует соединить собственного сына либо дочь с чьим-то отпрыском, чтобы скрепить альянс, взять почвы либо собственность,
закончить неприязнь и всё в таком роде. Что ж, мой папа — вот он в том месте — думает, раз его сыну уже семнадцать и он готов к завоеванию дам, то возможно уже делать расчеты, кого данный сын возьмёт в жены, исходя из аналогичных побуждений. Как жаль, что у сына на данный счет другие мысли!
— И какие конкретно же?
Валентин покрутил бокал.
— Я еще пара лет не хочу выясняться в данной ловушке. Пускай золотое кольцо и супружеское ложе — это только договоренность, и ее легко возможно отбросить, но осознание того, что дома меня будет ждать маленькая госпожа Уорлегган с кислой миной, смотрящая за мной из второй помещения, душит лучшие порывы. А помимо этого, приличная женщина, а кое-какие из них привлекательны, не обращая внимания на приличия, не будет столь расположена к амурному увлечению, определи она, что кавалер женат. Ты не согласен?
— Согласен, — сообщил Джереми. — Это вправду серьёзный ход.
— Поведай о себе, кузен. У тебя имеется женщина, либо, возможно, у твоего отца имеется для тебя хорошая партия? Ты красивый юноша, и мне думается, большая часть девушек Сола и Меллина готовы завалиться перед тобой на пояснице.
— Для этих целей лучше время жатвы, — ответил Джереми. — Падать помягче.
— Ты не находишь, что у местных девушек ноги коротковаты и через чур толстые? Я нахожу. Хорошо, полагаю, ты кормишься в другом месте. В этом отношении Полдарки постоянно скрытничали. О Боже. Музыка вот-вот снова заиграет. Весьма интересно, смогу ли я отыскать место рядом с мисс Кьюби.
II
Джереми уехал на следующий сутки. Он посетил церковь, но не оставался на обед. Незадолго до отъезда Кьюби продемонстрировала ему другую часть дома и примыкающие территории. Строительные работы в западном крыле еще не закончились, и изысканный, величественный фасад замка быстро контрастировал с задней его частью, где море из грязи, камней и древесины заполняли раскиданные везде телеги, тачки, груды и корыта сланца. В воскресенье, очевидно, не следовало ожидать тут рабочих, но место смотрелось закинутым. Нет ничего, что показывало, что тут сравнительно не так давно копали либо укладывали камень, а кое-какой металлический инструмент
заржавел.
— Рабочие приходят ежедневно? — задал вопрос Джереми, глядя в желтые лужи.
— Зимний период их не было. Брат вычисляет это безлюдной тратой времени из-за плохой погоды. Они начнут в мае.
— какое количество уже времени строится замок?
— Пять лет. Очевидно, раньше тут был дом.
— Твой брат был весьма молод, в то время, когда взялся за это дело.
— Временами мне думается, он жалеет, что начал! Но однако на данный момент это прекрасный дом.
— Потрясающий.
— Господин Нэш сделал пара неточностей в проекте, что добавило затрат. Как видишь, замок стоит на склоне, и господин Нэш сконструировал громадную стенке, по которой возможно будет бродить летом по окончании обеда и наблюдать на парк и озеро, она кроме этого послужила бы подпорной стенкой для фундамента дома. Увы, прошедшей весной, в то время, когда пошли дожди, не хватило дренажных отверстий, и мокрая почва обрушила стенке! не забываю, я проснулась ночью от для того чтобы грохота, что уж было решила, словно бы произошло землетрясение! Кроме того стенки тряслись, а утром мы нашли развалины. Затем стенке было нужно строить в два раза толще прошлой!
Они остановились у церкви, где недавно прослушали проповедь и службу. на данный момент в том месте было пусто.
— Разъясни мне кое-что, — попросила Кьюби. — День назад ты так горячо спорил о паровых машинах.
— Правда? — удивился он, вспоминая смех.
— Ты же знаешь. Так честно говорил, а Огастес задирал тебя.
— Что ж, правильно. Среди последних открытий это самые волнующие,
да?
— Не знаю. Это ты сообщи. Какое тебе до этого дело?
— Дело имеется всем нам! Когда-нибудь это поменяет нашу жизнь.
— Как именно?
Джереми взглянуть на Кьюби. В большинстве случаев уголки ее рта казались скорбными полумесяцами. Но стоило лишь вызвать у нее ухмылку… И все сходу вылетело из головы.
— Каким же образом? — повторила она. — Просвети меня.
— Что ж… — сглотнув, он постарался собраться с мыслями. — Паровая машина даст нам преимущества. Сейчас мы зависели от лошадей, рогатого скота, от ветра либо воды — всем этим
нельзя управлять абсолютно. Не нами это создано, в отличие от паровой машины. В то время, когда мы обучимся полностью применять их мощь, паровые машины будут служить для обогрева домов, толкать телеги на дорогах, молоть кукурузу либо руководить судами. Возможно кроме того применять машину на протяжении войны вместо пороха.
— Но паровую машину уже применяют…
— Не таковой мощности, как в котлах под большим давлением. Это решительно все поменяет.
— Но разве не таится в этом, как утверждал день назад Огастес, громадная опасность?
— Риск имеется… Как это в большинстве случаев не редкость со всеми новшествами. Но на данный момент он практически преодолен.
— Все это произойдёт при нашей жизни?
— Возможно. Еще я считаю, что это окажет помощь нуждающимся и бедным, в силу того, что удешевит производство всяких вещей, каковые на данный момент они не смогут себе позволить…
Они развернули к церкви. Джереми остановился у надгробия.
«Шарлотта Тревэнион, скончалась 20 февраля 1810 года в возрасте 27
лет.
Памяти возлюбленной жены, чьи останки покоятся в домашнем склепе. Монумент возведен Джоном Беттсвортом Тревэнионом, эсквайром, в знак супружеской любви. От страданий, принесенных затяжной заболеванием, от восхищений тех, кто знал её, от любящих детей, от обожающего мужа призвал её к себе волею собственной Всемогущий.
И священной памяти Шарлотты Агнесс, единственной дочери и младенца Шарлотты и Дж. Б. Тревэниона, погибшей 8 мая 1809 года в возрасте 2 лет и 8 месяцев».
— Это ребёнок и жена твоего брата? — задал вопрос Джереми.
— Да.
— Такая юная. Отчего она погибла?
— От саркомы груди, так сообщил врач. Невыносимо было наблюдать на ее страдания.
Кьюби двинулась дальше, словно бы ей не терпелось уйти.
— Неудивительно, что твой брат временами впадает в меланхолию.
— До смерти Шарлотты он был радостным, оптимистичным и честолюбивым. Сейчас же его веселие, как ты осознал вчерашним вечером, не выглядит искренней. Какая-то возбужденная и лихорадочная. Как будто бы он пробует ухватиться за что-то ускользающее.
— Как ты вычисляешь, он женится опять?
— Нет. Ни при каких обстоятельствах.
— Но у него же двое детей!
— Мы справимся.
— Вы сплоченная семья.
— Тяжело сообщить. Возможно, так и имеется… Во времена невзгод.
— Думается, вы любите друг друга.
— О да, да, само собой разумеется.
Они прошли еще пара шагов.
— Кьюби…
— Да?
— Раз уж мы заговорили о эмоциях… То, что ты сообщила день назад…
— Что именно?
— Ты же не забываешь. Либо это так мало для тебя значит?
— На пляже?
— Да.
— Я сообщила: «По-моему, ты мне нравишься, юноша». Это значит для тебя так много?
— Для меня — довольно много.
— Ох, да кинь. — Окинув его взором, она двинулась дальше. Джереми последовал за ней.
— Ты…
— Не нужно принимать через чур близко к сердцу.
— Ты шутишь?
— Нет. Не шучу.
— Не верю, что ты говоришь так всем мужчинам.