Через свист ветра в ушах Чармейн услышала яростный рёв лаббока, оставшегося наверху. Перед глазами девочки проносились скалы, расщелины, булыжники, и она кричала и кричала.
— Пим, ПИМ! — кричала она. — Для всего святого! Пим! Я же выполнила все указания, по какой причине я не лечу?
Заклинание сработало. Чармейн поняла это, в то время, когда камни внезапно прекратили быстро уноситься вверх, а начали неспешно подниматься, всё медленней и медленней, пока наконец не остановились. На долю секунды она зависла в воздухе, легко ударяясь об острый край скалистого выступа, нависшего над ней.
«По всей видимости, я уже погибла,» — поразмыслила Чармейн. А после этого добавила вслух:
— Что за нелепость! — и начала переворачиваться с головы на ноги, помогая себе неуклюжим барахтаньем. Внизу, в четверти мили из этого, девочка заметила домик двоюродного дядюшки Уильяма, загружённый в сумерки.
— Парить в воздухе, само собой разумеется, приятно, — сказала Чармейн, — но передвигаться-то как?
Тут она отыскала в памяти о мелькающих крыльях лаббока и поразмыслила, что на данный момент, в полной мере быть может, он на всех парах мчится следом. От одной лишь мысли о летящей за ней твари Чармейн прекратила задаваться глупыми вопросами о передвижении. Она принялась яростно лягать ногами воздушное пространство и скоро увидела, что достаточно скоро приближается к дому двоюродного дедушки Уильяма. Девочка проплыла над крышей и совершила посадку в саду, где чары сошли на нет. Волшебство рассеялось так нежданно, что Чармейн чуть успела дернуться в сторону дорожки, дабы не упасть в кусты гортензии. Уже сидя на земле, она почувствовала дрожь во всём теле.
«Спасена!» — с торжеством и облегчением промелькнуло в её голове. Чармейн ощущала, что нет ничего, что может угрожать ей, пока она находится недалеко от дома двоюродного дедушки Уильяма.
— Ну и денёк! — наконец, вскрикнула девочка, придя в себя. — Всего-то желала отыскать хорошую книжку, чтобы почитать в собственное наслаждение… Ох уж эта тётка Семпрония, всегда суёт шнобель, куда не просят!
Кусты сзади неё зашуршали. Чармейн отскочила и опять закричала, чуть на дорожку выскочил мелкий светло синий человечек.
— Тебя наняли? — грозно вопросил человечек сипловатым голоском.
Не обращая внимания на сумерки, девочка светло рассмотрела, что кожа человечка вовсе не фиолетовая, а светло синий, и позади нет никаких крыльев. Лицо его избороздили морщины, говорящие о скверном характере, а в центре красовался громадный загнутый шнобель — ничего насекомоподобного тут не проглядывало. Страхи Чармейн улетучились.
— Кто ты? — с любопытством задала вопрос она.
— Кобольд, кто же ещё, — кинул человечек. — Верхняя Норландия — дом и родина кобольдов. Я смотрю за садом.
— По ночам? — удивилась девочка.
— Мы, кобольды, ведём ночной образ судьбы, — ответил человечек. — И я, вообще-то, задал вопрос: тебя наняли?
— Да, что-то наподобие того, — отозвалась Чармейн.
— Так я и думал, — достаточно изрёк кобольд. — Я видел, как Высокие унесли колдуна. Желаешь вырубить всю гортензию?
— Для чего? — не осознала девочка.
— Обожаю подрубать растеньица, — растолковал кобольд. — Это самое приятное в садоводстве.
Чармейн, которая всю жизнь замечательно жила и без садоводства, обдумала предложение.
— Нет, — выдала она в итоге. — Если бы двоюродному дедушке Уильяму не нравилась гортензия, он бы не сажал её. Он возвратится в недалеком будущем, и, думаю, вырубленная гортензия очень сильно огорчит его. По какой причине бы тебе пока не заняться собственной привычной работой, а, в то время, когда двоюродный дед Уильям возвратится, сам спросишь его о гортензии?
— Да он точно не согласится, — раздосадовано набрался воздуха кобольд. — С этим колдуном никакого радости. Оплата как в большинстве случаев?
— А какая у тебя оплата? — задала вопрос Чармейн.
— полдюжины и Горшок золота свежих яиц, — немедля отозвался кобольд.
К счастью в беседу вмешался голос двоюродного дедушки Уильяма:
— За ночь работы Ролло приобретает пол литра молока, оно само появляется на пороге волшебным методом. Так что, моя дорогая, не переживай.
Кобольд с отвращением сплюнул на дорожку.
— Ну что я тебе сказал, а? Всегда всё сломает. А ты тут всю ночь что ли планируешь просидеть? Славная работёнка ожидает меня при таких условиях.
— Я только присела отдохнуть, — с преимуществом ответила девочка. — на данный момент я уйду.
Чармейн поднялась на ноги, внезапно появлявшиеся плохо тяжёлыми, не считая слабости в коленях, и побрела ко входной двери.
«Точно закрыта, — поразмыслила девочка. — Какой же дурой я буду смотреться, если не смогу войти в дом.»
Но дверь услужливо распахнулась перед Чармейн, только та ступила на крыльцо; ей в лицо ударил броский свет. Тут же навстречу выбежал лохматый Бродяга. Пёс из всех сил вилял хвостом, повизгивал и отирался о ноги Чармейн, всем видом показывая, как он рад её возвращению. Девочке так приятно было возвратиться к себе и видеть, как её тут ожидают, что она подхватила Бродягу на руки и внесла в дом, в то время, как он извивался и крутился, стараясь лизнуть Чармейн в щёку.
Свет в доме был чудесным: он не горел где-то в определённом месте, а просто следовал по пятам.
— Весьма комфортно, — отметила девочка. — Не нужно будет рыскать по дому в отыскивании свечей.
В действительности мысли Чармейн в эту 60 секунд лихорадочно скакали: «Я не закрыла окно! Лаббок обязательно в него влезет!» Она опустила Бродягу на кухонный пол, а сама ринулась налево через дверь. В коридоре немедля вспыхнул чудесный пламя и не отставал от девочки до самого окна, которое она тут же со стуком захлопнула. К сожалению, из-за броского света мрак за окном делался совсем непроглядным, и какое количество бы Чармейн не всматривалась, она так и не смогла осознать, последовал ли лаббок за ней либо нет. Девочка утешала себя мыслью, что с высоты того обрыва не было видно открытого окна в доме, и однако дрожь не покидала её.
Дрожь не прошла и по дороге на кухню, а также в то время, когда они с Бродягой ужинали пирогом со свининой. Ещё больше затрясло Чармейн, в то время, когда она увидела на полу недавнюю лужицу, которая сейчас затекла под стол и, вместе с тем,, перепачкала белое брюшко Бродяги. Его мокрая шерсть оставила на одежде и ногах девочки пара липких пятен. Чармейн посмотрела на собственную блузку, полу расстёгнутую, с болтающимися краями, — ах да, поскольку она оторвала от неё две пуговицы! — и нашла чай кроме того на ней. От этого её зазнобило ещё больше. Девочка отправилась в спальню и переоделась в шерстяной свитер, связанный её мамой, но дрожь не утихала. Снаружи зашумел ливневой дождь. Его большие капли стучали в падали и окно в очаг через кухонную трубу. Шум дождя заставлял Чармейн трястись ещё больше. Она полагала, что виной тому испытанное потрясение, но холод и дрожь не покидали её тела.
— Да что же такое! — вскрикнула девочка. — Дед Уильям, как мне разжечь пламя?
— Помнится, я зачаровал очаг, — раздался мягкий голос двоюродного дедушки Уильяма. — Кинь в него что-нибудь, что сможет разгореться, и сообщи вслух: «Пламя, гори» — пламя тут же зажжётся.
Чармейн огляделась по сторонам, в отыскивании чего-нибудь, что сможет разгореться. Первым на глаза попался её же мешок, но в нём ещё оставались пирог и яблочный торт со свининой, к тому же ей нравился данный мешок: госпожа Бейкер вышила на нём очаровательные цветы. Следующее, что пришло девочке на ум, — бумага в кабинете двоюродного дедушки Уильяма. Хороший вариант, вот лишь для его осуществления предстояло встать со стула, состояться в кабинет, а позже ещё и собирать её. Чармейн поразмыслила о белье в прачечных мешках, стоящих у раковины, но сделала вывод, что двоюродный дед никак бы не одобрил сожжение его одежды. Иначе, поскольку имелась её личная нечистая блузка с оторванными пуговицами, валявшаяся тут же, под ногами.
— Она безнадёжно сломана, — подбодрила себя Чармейн, а после этого подхватила сырую испачканную блузку и кинула в лоно очага.
— Пламя, гори, — приказала она.
Очаг с грохотом ожил, и через пара мин. в его пасти заплясал броский пламя. Девочка улыбнулась и зажмурилась от наслаждения. Лишь она подвинула стул ближе к теплу очага, как пламя внезапно яростно зашипело; во все стороны повалили клубы пара, из которого стали появляться мыльные пузыри. Тысячи мыльных пузырей: громадные, мелкие, переливающиеся всеми цветами радуги, — они увеличились до самой трубы, сползли на пол и множились . Пузыри парили по всей кухне, оседали на грязной посуде и столе, лопались перед носом растерянной Чармейн, оставляли мокрые следы на её коже. За пара секунд мыльный ураган заполнил всю кухню пеной, не разрешая девочке нормально дышать.
— Я совсем забыла о мыле! — вскрикнула Чармейн, задыхаясь в появившейся бане.
Бродяга счёл пузыри собственными личными неприятелями и быстренько спрятался под стул, бешено тявкая и рыча оттуда на мыльный каскад. Девочка ни при каких обстоятельствах бы не поразмыслила, что от таковой маленькой собачонки может исходить столько шума.
— Да замолчи, наконец! — прикрикнула на него Чармейн. По её лицу струился пот, а с прядей волос капала осевшая пена.
— Думаю, нужно будет раздеться, — пробормотала девочка, лихо отбиваясь от мыльных туч.
Раздался стук дверь.
— Сейчас уже не будет необходимо, — добавила она.
В дверь опять постучали. Чармейн опустилась на стул, сохраняя надежду, что за дверью любой желающий, лишь бы не лаббок. В то время, когда же стук раздался в третий раз, девочка неохотно встала и через мыльные завесы направилась взглянуть, кто же в том месте барабанит. «Быть может, Ролло желает укрыться от дождя,» — поразмыслила Чармейн.
— Кто в том месте? — крикнула девочка, прислонившись к двери. — Что вам нужно?
— Разрешите войти меня! — раздался голос по ту сторону. — Я вымок под дождём!
Кем бы ни был инопланетянин, голос его звучал звонко и молодо, никаких сиплых ноток, как у Ролло, и никакого жужжания, напоминающего лаббока. Не обращая внимания на шипенье мыльного урагана и чпоканье лопающихся пузырей, Чармейн отчётливо слышала, как неистово хлещет ливень за дверью: по страницам, по дорожке, по крыльцу. Но девочка однако не верила гостю — его слова имели возможность появляться простой уловкой.
— Разрешите войти же! — прокричал незнакомец. — Меня ожидает сам колдун!
— Неправда! — кроме этого звучно ответила Чармейн.
— Я послал ему письмо! — убеждал голос за дверью. — Моя матушка договорилась о моём приезде. У вас нет права держать меня за дверью!
Лязгнула задвижка. От неожиданности Чармейн лишь и успела, что упереться обеими руками в дверь, не давая ей раскрыться. Однако, дверь распахнулась, и в кухню быстро встал промокший до нитки парень. Волосы его, по-видимому, курчавые, свисали мокрыми сосульками, с которых постоянно капало. Свитер, заплечный мешок и брюки, совсем чёрные от воды, жидко поблёскивали на свету, в ботинках жутко чавкало и хлюпало. Чуть юноша ступил на порог, как от него потянулись узкие струи пара. Он стоял у входа, глядя на кишащие и кружащие около мыльные пузыри, на тявкающего без передыху под стулом Бродягу, на Чармейн, которая то и дело утирала пот и внимательно разглядывала его через влажные пряди волос, на горы нечистой посуды и стол, заваленный чашками, на толстые мешки с бельём, В итоге, парень окинул взглядом целый беспорядок, что, без сомнений, потряс его до глубины души. Он открыл было рот да так и забыл его закрыть, только взор его скакал с одного диковинного зрелища на второе, а мокрая одежда тихонечко пускала пар.
Терпению Чармейн пришёл финиш. Она ухватилась за челюсть гостя и со звоном захлопнула её. Её пальцы почувствовали под собой пара твёрдых волосков, говорящих, что парень куда старше, чем думается.
— Дверь бы за собой хоть закрыл, — увидела ему Чармейн.
Юноша обернулся и взглянуть на струи ливня, хлеставшие у порога.
— Ах да, — встрепенулся он, ринувшись закрывать дверь, и, в то время, когда задвижка легла на место, задал вопрос: — Что тут творится? Ты ученица колдуна?
— Нет, — ответила Чармейн. — Я лишь присматриваю за домом, пока колдун в отлучке. Он болен, исходя из этого эльфы забрали его, дабы вылечить.
— А он не предотвратил тебя, что я приеду? — с тревогой проговорил парень.
— Эльфы забрали его в тот же миг по окончании моего приезда, — сказала Чамремйн, — он довольно много чего опоздал мне поведать.
Девочке внезапно вспомнилась стопка писем с неисправимыми мольбами об ученичестве. Быть может, под «Das Zauberbuch» лежало и письмо этого парня. Она постаралась припомнить, но тявканье Бродяги сбивало её с мысли.
— Да угомонись ты, Бродяга, — крикнула Чармейн, в этот самый момент же обратилась к юноше: — Как тебя кличут?
— Питер Регис, — представился он. — Моя матушка — главная колдунья Монтальбино. Они с Уильямом Норландом громадные приятели, и она договорилась, дабы я приехал ко мне. Пёсик, помолчи. Так что тут меня ожидали, и я останусь.
Как будто бы в подтверждение слов, он снял с плеча собственный промокший дорожный мешок и кинул на пол. Бродяга тут же прекратил лаять и вылез из-под стула, дабы обнюхать мешок — внезапно он окажется страшным. Питер же придвинул к себе стул, снял мокрый свитер и повесил на спинку. Рубаха, появлявшаяся на нём, также совсем промокла.
— А ты кто? — задал вопрос парень, рассматривая Чармейн через кружащие пузыри.
— Чармейн Бейкер, — представилась девочка и пояснила: — Мы кличем колдуна Норланда двоюродным дедушкой Уильямом, не смотря на то, что двоюродным дедушкой он приходится лишь тётушке Семпронии. Я живу в Верхней Норландии. А ты откуда и по какой причине пришёл через тёмных движение?
— Я из Монтальбино, — ответил Питер. — И, в случае, если тебе весьма интересно знать, я заблудился, пробуя срезать путь. Мне уже доводилось посещать тут в один раз, в то время, когда моя матушка договаривалась с колдуном Норландом о моём ученичестве, но дорогу я не хорошо запомнил. А ты в далеком прошлом тут?
— Приехала этим утром, — отозвалась Чармейн, про себя поражаясь факту, что прошёл всего лишь один сутки — ей казалось, что семь дней.
— А-а, — протянул Питер, разглядывая груду чашек среди парящих пузырей. Он как будто бы подсчитывал, сколько же чая за это время успела выпить девочка: — Такое чувство, словно бы ты тут месяц прожила.
— В то время, когда я приехала, тут уже царил целый данный беспорядок, — холодно увидела Чармейн.
— Правда? Мыльные пузыри и всё другое? — удивился Питер.
«Я начинаю его ненавидеть,» — поразмыслила про себя девочка, а в слух пояснила: — Нет, пузыри из-за меня. Я забыла вынуть мыло из очага.
— светло, — кивнул юноша. — Выглядит как неудачное заклинание, исходя из этого я и сделал вывод, что ты также ученица. Думаю, нам необходимо мало подождать, пока мыло не испарится совсем. У тебя имеется, чем перекусить? Я проголодался, как волк.
Чармейн скрепя сердце взглянуть на собственный мешок с вышитыми цветами, мирно лежащий на столе, в этот самый момент же отвела взор.
— Нет, — ответила она. — Совсем ничего.
— Чем же ты планируешь кормить собственную собаку? — задал вопрос Питер.
Девочка посмотрела на Бродягу, что опять забрался под стул и оттуда глухо рычал на дорожный мешок Питера.
— Ничем, он уже слопал половину свиного пирога, — сообщила Чармейн. — К тому же он не мой пёс. Двоюродный дед Уильям подобрал его на улице. Его кличут Бродяга.
Рычанье Бродяги опять переросло в неутомимый лай.
— Бродяга, помолчи, — чуть строго приказал Питер. После этого он потянулся к стулу, на котором висел его свитер и под которым скрывалась собака, и выудил из-под него Бродягу, подняв его на вытянутых руках. Пёс поскуливал и сопротивлялся, когда имел возможность, всеми четырьмя лапами; его хвостик прижался к брюху. Питер развернул его хвост.
— Поставь его на пол, — вмешалась Чармейн. — Ты повредишь его преимуществу.
— В действительности, он это не «он», — отозвался юноша. — Он это «она». Так что нет у неё никакого для того чтобы преимущества. Действительно, Бродяжка?
Бродяжка не дала согласие и, вывернувшись из рук Питера, прыгнула на стол. Ещё одна чашка полетела на пол, мешок Чармейн завалился на бок, и из него вывалились пирог и яблочный торт со свининой. Девочка перепугалась и смутилась.
— Ух ты, какая вкуснятина! — вскрикнул парень и подхватил пирог раньше, чем до него дотянулась Бродяжка. Он с аппетитом откусил большой кусок и с набитым ртом задал вопрос: — Больше никакой еды нет?
— Нет, — ответила Чармейн, — торт и пирог оставались на ланч.
Она подняла с пола чашку, найдя, что к утренней лужице из чайничка прибавилась ещё одна. Из новой лужицы появился коричневый пузырь, что тут же взлетел вверх и начал кружиться среди собратьев, дабы поделиться с ними собственными чайными оттенками.
— Взгляни, что ты наделал, — упрекнула парня Чармейн.
— Чуть больше грязи, чуть меньше — бардак всё равняется останется бардаком, — отмахнулся Питер. — Ты разве ни при каких обстоятельствах не занималась уборкой? Слушай, прямо-таки потрясающий пирог. А второй какой?
Девочка взглянуть на Бродяжку, сидящую рядом с яблочным тортом: собачьи глаза с надеждой уставились на желаемое лакомство.
— Яблочный, — ответила Чармейн. — В случае, если планируешь и его съесть, то поделись с Бродяжкой.
— Закон этого дома? — спросил Питер, заглатывая последний кусок пирога со свининой.
— Да, негласный закон, — кивнула девочка. — Его установил, — другими словами установила, — Бродяжка, и ни за что запрещено его нарушать.
— Так она зачарованная? — предположил Питер, пододвигая к себе яблочный торт. Хвостик Бродяжки беспокойно завилял, а глаза преданно смотрели за каждым перемещением юноши. Казалось, она осознавала, каким серьёзным делом на данный момент занят Питер, на фоне аппетитного торта мыльные пузыри казались ей сущей ерундой.
— Вижу, к чему ты клонишь, — увидел её взор парень. Он отломил кусок и протянул его Бродяжке. Собака бережно приняла угощение, соскочила на стул, после этого на пол и посеменила к мешкам с бельём, дабы тихо разобраться с ужином.
— Как по поводу тёплого чая либо чего-то аналогичного? — внес предложение внезапно Питер.
Чармейн грезила выпить чего-нибудь тёплого с того времени, как возвратилась в дом.
— Красивая идея, — поддержала девочка, всё ещё дрожа и кутаясь в свитер. — С наслаждением выпью, если ты отыщешь, что подогреть и куда это налить.
парень отогнал маячащие перед глазами пузыри и ясно взглянуть на гору чашек на столе:
— Кто-то так как приготовил целый данный чай.
— Этим «кем-то» был двоюродный дед Уильям, а не я, — сухо парировала Чармейн.
— Я только продемонстрировал, что в тёплом чае нет ничего фантастического, — ответил Питер. — Может, прекратишь находиться тут столбом и отыщешь какую-нибудь кастрюлю либо другую подходящую посудину?
— Вот сам и отыщи, — отрезала девочка.
Юноша одарил её насмешливым взором и, отгоняя от себя мыльные пузыри, направился к переполненной раковине. В том месте его ожидало открытие, сделанное Чармейн ещё утром.
— Тут нет кранов! — не веря глазам, сказал Питер. — Но имеется куча нечистых кастрюлей. Откуда же он брал воду?
— Во дворике находится водокачка, — грубо кинула Чармейн.
парень пробрался через пузыри к окну и заметил, что ливень не закончился, и большие капли друг за другом сбегают по стеклу.
— Где тут ванная? — задал вопрос он, и, не дождавшись ответа, прошагал в гостиную помещение, запустив в неё каскад мыльных пузырей.
— Что за дурные шутки! — оторопело вскрикнул он, опять появляясь на пороге кухни. — Всего две помещения! Не может быть!
Чармейн набралась воздуха, поплотнее закуталась в свитер и отправилась к двери, дабы всё детально растолковать Питеру.
— Открываешь дверь и быстро поворачиваешь налево, — просветила она парня. Тот, со своей стороны, тут же повернулся направо, и девочке было нужно схватить его за рукав. — Нет. В случае, если развернуть направо, то попадёшь в какое-то непонятное место. А ванная — налево. Повтори.
— Нет, — качнул головой Питер. — Я всё время путаю право и лево. В большинстве случаев мне приходится наматывать нитку на громадный палец.
Чармейн только возвела глаза к потолку и просто-напросто пихнула парня влево. В тот же миг пред ними предстал коридор, где по стёклам дальнего оконца барабанил ливень. Питер начал озираться по сторонам, и чудесный свет тут же осветил все двери и стены.
— Вот сейчас направо, — продолжила наставления Чармейн, сопроводив их ещё одним пинком в нужном направлении. — Эта дверь ведёт в ванную , а последовательность дверей по коридору — в спальни.
— светло! — весело отозвался Питер. — Всё дело в искривлённых пространствах. Вот чему бы я больше всего желал обучиться. Благодарю, — добавил он в конце собственной триады и провалился сквозь землю в ванной помещении. Его голос иногда доносился до Чармейн, тихо пробиравшейся в кабинет двоюродного дедушки Уильяма: «Чудесно! Краны! Вода!».
Девочка скользнула в кабинет и закрыла за собой дверь. Витиеватая лампа на рабочем столе, почуяв её присутствие, тут же начала разгораться, и в недалеком будущем в кабинете стало светло, как днём. Чармейн подошла к столу, немного подняла «Das Zauberbuch» и дотянулась из-под неё пачку писем. Девочка желала убедиться: в случае, если Питер сообщил правду, то тут должно лежать его письмо к двоюродному дедушке Уильяму. В прошедший раз Чармейн бегло просматривала письма, и не запомнила, попадалось ли среди них некое от Питера Региса. В случае, если же для того чтобы письма попросту не существовало, значит, она имеет дело с самозванцем, допустимо кроме того, замаскированным лаббоком. Исходя из этого ей жизненно принципиально важно было знать правду.
Ах, вот оно, практически в самом финише. Чармейн одела очки и принялась просматривать:
«Уважаемый колдун Норланд,
ввиду того, что вы дали согласие забрать меня в ученики, могу ли я задать вопрос позволения переехать к вам через несколько дней, не ждя осени? Моя матушка отправляется Ингарию и хочет устроить моё нахождение до собственного отъезда. Я планирую приехать к вам тринадцатого числа этого месяца. В случае, если вас затруднит моё раннее прибытие, прошу, напишите мне.
Надеюсь, что не очень сильно обеспокоил вас,
преданный вам Питер Регис.»
«Не солгал. Ну хоть с ним всё в порядке,» — поразмыслила Чармейн с облегчением и одновременно с этим с раздражением. В то время, когда она просматривала пачку в первоначальный раз, её взор, предположительно, выцепил из письма слова «ученик» в начале и «сохраняю надежду» в конце, и исходя из этого она не придала сообщению особенного значения — все они, как две капли воды, походили одно на второе. Похоже, двоюродный дед Уильям также не предал письму Питера никакого значения либо же так не хорошо себя ощущал, что не смог ответить. Как бы то ни было, Питер — ученик колдуна, и Чармейн сейчас нужно будет жить с ним под одной крышей. Что за вредный тип! «Ну, по крайней мере, он не лжец и не злодей,» — постаралась утешиться девочка.
Её мысли прервал встревоженный голос Питера, раздававшийся рядом. Чармейн скоро запрятала письма обратно под книгу, сняла очки и выскочила в коридор.
Из ванной клубами валил пар, а в воздухе парило пара мыльных пузырей. За завесой пара крутилось что-то бело огромных размеров, и чуть оно увидело Чармейн, как тут же ринулось в её строну.
— Что ты сде… — лишь и успела вскрикнуть девочка, перед тем как что-то громадное и белое облизнуло её своим огромным языком, а позже взревело. Чармейн отшатнулась и вжалась в стенке: ощущения были такие, как если бы её только что лизнуло мокрое полотенце, а позже рядом протрубил ошалевший слон. Огромное существо наблюдало на девочку жалостливыми глазами.
— Определю данный взор, — потрясённо тихо сказала она. — Бродяжка, что он с тобой сотворил?
Питер вывалился из ванной помещения, хватая ртом воздушное пространство.
— Не осознаю, что пошло не так, — пробовал отдышаться он. — Я разрешил войти тёплую воду. Но для чая необходимо теплее, кипяток. Я решил подогреть её заклинанием повышения. Расширить температуру.
— Отлично придумал, но сейчас отдай всё, как было, — дала совет Чармейн. — Бродяжка же стала размером с мамонта.
парень чуть неуверенно взглянуть на огромную собаку.
— Какой мамонт — она не больше пони. А вот по трубам сейчас бежит кипяток, — увидел он. — Да и что я, по-твоему, обязан сделать?
— Ты серьёзно? — всплеснула руками Чармейн. Она осторожно оттолкнула большую Бродяжку с прохода и направилась в ванную . Пар повис густым облаком, трубы покраснели практически до предела. Кипяток, и действительно, бежал, а правильнее бил из всех четырёх кранов и бурлил кроме того в туалете.
— Двоюродный дед Уильям! — закричала девочка. — Как сделать воду в ванной холодной?
— Все объяснения в чемоданчике, моя дорогая, — донёсся через шум мягкий голос двоюродного дедушки Уильяма.
— Легко великолепно! — вскрикнула Чармейн. Она осознавала, что нет времени бежать к чемодану и разбираться в покинутых указаниях: трубы вот-вот готовы были взорваться.
— Охладись! — выкрикнула девочка. — Замёрзни! Вы, трубы, ну-ка срочно станьте холодными! — она принялась размахивать руками, помогая себе. — Приказываю, охладитесь!
К её величайшему удивлению уговоры сработали. Раздалось громкое «пфффф» — и целый пар провалился сквозь землю, как ни бывало. Успокоился и слив в туалете. Три крана дружно забулькали, и вода из них прекратила течь. Кран на раковине мгновенно покрылся льдом вместе с бежавшей водой, перевоплотив струю в толстую сосульку. Ещё одна сосулька показалась на трубе и нависла прямо над ванной.
— Так-то лучше, — набралась воздуха Чармейн и повернулась к Бродяжке. Та ответила девочке печальным взором всё такой же громадной собаки.
— Бродяжка, уменьшись, — с уверенностью сказала Чармейн. — на данный момент же. Я приказываю.
Собака безрадостно повиляла кончиком собственного непомерно громадного хвоста и осталась прошлого размера.
— Если она зачарованная, — увидел Питер, — то она сама уменьшится, в то время, когда захочет.
— Ой, заткнись! — огрызнулась на него девочка. — О чём ты по большому счету думал? Кто бы выпивал таковой кипяток?
— Я желал сделать чай, — ответил Питер, со злобой глядя на неё из-под собственных мокрых спутанных волос. — А чай, как мы знаем, заваривают кипятком.
Чармейн ни при каких обстоятельствах не доводилось делать чай. Она пожала плечами:
— В действительности? — и, подняв голову к потолку, тут же задала вопрос: — Двоюродный дед Уильям, где мы можем дотянуться чай либо какой-нибудь второй тёплый напиток?
— На кухне, моя дорогая, — опять пришёл на выручку мягкий голос двоюродного дедушки. — Постучи по столу и сообщи «чай». В гостиной: постучи по тележке в углу и сообщи «чай к полднику». В спальне…
Питер и Чармейн не стали дослушивать про спальню. Они запрыгнули в ванную , захлопнули и снова открыли дверь, — Чармейн грубо развернула Питера налево, — и шагнули в кухню. Развернулись, опять закрыли дверь и опять открыли и, наконец-то, появились в гостиной, где срочно принялись искать тележку. парень прежде собственной спутницы увидел её в углу и подошёл к ней.
— Чай к полднику! — выкрикнул он, начав размашисто стучать по безлюдной стеклянной поверхности. — Чай к полднику! Чай к полднику! Чай…
Чармейн одновременно с подошла к нему и успела удержать его руку в ту секунду, в то время, когда на тележке показались чашки с чаем, кувшины молока, пара сахарниц, пшеничные лепёшки, пирожные, варенье, тарелки с тёплыми гренками в масле и вазочки, полные шоколадных кексов и булочек. Следом появился ящичек с ножами, вилками и ложками. Дети, не сговариваясь, придвинули тележку к дивану и уселись ужинать. Через 60 секунд в дверь протиснулась начала и косматая голова Бродяжки принюхиваться. Заприметив тележку, собака протиснулась в гостиную и уселась рядом, положив собственную могучую морду на подлокотник дивана, рядом с Чармейн, и мечтательно посматривала на лакомства. Питер понимающе взглянуть на Бродяжку и угостил её булочками. Собака с такой же, как и прежде, аккуратностью приняла их, и заглотнула за один раз.
Полчаса спустя по окончании сытного ужина, Питер лежал на диване и почёсывал пузо.
— Какое всё вкусное, легко чудо, — сказал юноша довольным тоном. — Думаю, недоедать нам тут не будет необходимо. Колдун Норланд, — добавил он проверки для, — а как нам взять завтрак?
Ему никто не ответил.
— Он отвечает лишь на мои вопросы, — легко самодовольно подметила Чармейн. — Я сейчас с лаббоком столкнулась, ещё перед тем, как ты пришёл, так что сейчас совсем без сил. Отправлюсь-ка дремать.
— А кто такие лаббоки? — задал вопрос Питер. — Какой-то лаббок, как знаю, убил моего отца.
У девочки не осталось ни настроения, ни сил отвечать ему, исходя из этого она просто поднялась с дивана и направилась к двери.
— Погоди, — остановил её парень. — Куда нам девать то, что осталось на тележке?
— Понятия не имею, — безразлично отозвалась девочка и открыла дверь.
— Находись, находись, находись! — поспешил за ней Питер. — Сперва продемонстрируй мне, где тут спальня.
«Думаю, в самом деле необходимо ему продемонстрировать, — поразмыслила Чармейн. — Он так как путает право и лево.» Она набралась воздуха и с неохотой отправилась с юношей на кухню, где всё ещё буйствовал ураган мыльных пузырей. Питер подобрал собственный дорожный мешок, и Чармейн снова помогла ему определиться с направлением.
— Занимай третью, — уже стоя в коридоре, указала девочка. — Вот эта — моя, а наоборот — двоюродного дедушки Уильяма. В случае, если тебе чем-то не понравится одна спальня, забери другую, их тут полным полно. Спокойной ночи, — добавила она и скрылась в ванной помещении.
Всё около покрывал мерцающий лёд.
— Ну и хорошо, — кинула Чармейн.
Уже в спальне, в то время, когда она кое-как облачилась в ночную рубаху с пятнами от чая, до неё донёсся крик Питера: «Слышишь! Туалет целый промёрз!»
«Не повезло,» — ответила про себя Чармейн. Девочка юркнула с постель и практически мгновенно уснула.
Спустя час она уже видела сон, в котором на ней сидел шерстистый мамонт.
— Бродяжка, слезь, — отбивалась она, — ты через чур громадная.
Позже Чармейн снилось, как мамонт медлительно слезает и что-то ворчит себе под шнобель. После этого она провалилась в другие сны.