суеверие и Пережиток. — Детские игры. — Азартные игры. — Древние поговорки. — Детские песни. — Пословицы. — Загадки. — пережитки и Смысл обычаев: пожелания при чиханье, жертвоприношения при закладке строений, предубеждения против оживления утопленников
В то время, когда какой-либо обычай, навык либо мнение достаточно распространены, то воздействие на них всякого рода влияний продолжительно может появиться столь не сильный, что они продолжают переходить от поколения к поколению. Они подобны потоку, что, в один раз проложивши себе русло, продолжает собственный течение целые века. Мы имеем тут дело с устойчивостью культуры. Однако очень превосходно, что перемены и перевороты в людской истории разрешают стольким мелким ручейкам так продолжительно продолжать собственный течение.
В татарских степях 600 лет тому назад считалось правонарушением наступать на порог и прикасаться к канатам при входе в палатку. Это воззрение как словно бы сохранилось и сейчас. За 18 столетий до отечественного времени Овидий упоминает о народном предубеждении римлян против браков в мае, которое он не без основания растолковывает тем, что на данный месяц приходились погребальные обряды Лемуралий:
вдовы и Девы равняется избегают брачных альянсов
Данной поры. В мае брак ранней смертью угрожает,
Вот что известной тебе высказывает народ поговоркой:
Лишь злую жену в мае бери за себя.
Поверье, что супружества, заключенные в мае, бывают несчастливы, живет в Англии и сейчас. Перед нами тут поразительный пример того, как узнаваемая мысль, суть которой провалился сквозь землю уже довольно много столетий тому назад, существует лишь по причине того, что она существовала.
Возможно отыскать тысячи примеров для того чтобы рода, каковые сделались, так сообщить, пограничными символами на протяжении культуры. В то время, когда с течением времени происходит неспециализированная перемена в положении народа, то и в изменившейся публичной действительности обыкновенно приходится встречать очень многое, что, разумеется, имеет собственные корни не в новом порядке вещей, а есть легко наследием ветхого. Устойчивость пережитков разрешает утверждать, что цивилизация народа, у которого обнаруживаются по-
добные пережитки, есть продуктом какого-либо более старого состояния, в котором и направляться искать объяснения ставших непонятными воззрений и обычаев. Так, собрания аналогичных фактов должны являться предметом разработки как рудники исторического знания.
При обращении с таким материалом нужно руководиться в первую очередь наблюдением того, что происходит сейчас. История же обязана растолковать нам, по какой причине ветхие обычаи удерживают собственный место в обстановке новой культуры, которая, само собой разумеется, никак не имела возможности породить их, а должна была бы, наоборот, стремиться их вытеснить. Что дает нам яркое наблюдение, показывает хотя бы следующий пример. У даяков на Борнео не было обычая рубить лес, как делаем это мы, углублением в виде У. В то время, когда белые в числе других новшеств принесли с собой и данный метод, даяки выразили собственный нерасположение к новшеству тем, что наложили пеню на всякого из собственных, кто начал рубить лес по европейскому примеру. Туземные дровосеки, но, так отлично осознавали превосходство нового приема, что стали бы пользоваться им тайком, если бы были уверены, что другие будут молчать об этом. Это было 20 лет тому назад, и весьма возможно, что иноземный метод рубки имел возможность прекратить быть оскорблением даякского консерватизма. Но строгое запрещение мешало ему утвердиться. Мы имеем тут поразительный пример пережитка, что держится в силу прадедовского авторитета, прямо наперекор здравому смыслу.
Таковой образ действия возможно было бы по обыкновению и с достаточным основанием назвать суеверием. Это наименование по большому счету подходит к большому числу пережитков, к примеру к тем, каковые возможно собрать сотнями из книг о народных преданиях и о так именуемом оккультизме14. Но слово «суеверие» на данный момент имеет суть укора. Не смотря на то, что данный укор довольно часто с полным основанием возможно отнесен к остаткам вымершей низшей культуры, внедрившимся в живую высшую культуру, он во многих случаях,впрочем , был бы через чур жёсток и несправедлив. Для целей этнографа по крайней мере было бы нужно введение для того чтобы термина, как «пережиток». Данный термин обязан являться простым обозначением исторического факта, каковым уже сейчас не имеет возможности являться слово «суеверие». К данной категории фактов должно быть отнесено в качестве частных пережитков множество случаев, где от ветхого обычая сохранилось достаточно очень многое чтобы возможно было распознавать его происхождение, не смотря на то, что сам обычай, приняв новую форму, так применился к новым событиям, что занимает собственный место в силу собственного собственного значения.
При таком взоре на вещи только в немногих случаях было бы честным именовать игры детей в новейшей Европе суевериями, не смотря на то, что многие из них являются пережитками , и время от времени превосходные. В то время, когда мы разглядываем игры детей и взрослых с позиций этнологических выводов, каковые смогут быть извлечены из них, нас в этих играх в первую очередь поражает то событие, что многие из них только шуточное подражание важному жизненному делу. Подобно тому как современные дети играются в обед, хождение и верховую езду в церковь, так основной детской забавой у дикарей не редкость подражание делам, которыми дети будут заниматься без шуток несколькими годами позднее. Так, их игры помогают для них настоящими уроками.
67
Игры эскимосских детей заключаются в стрельбе в цель из мелких луков и в постройке из снега мелких хижин, каковые они освещают остатками светилен, выпрошенных у матерей. У мелких австралийских детей игрушками.. помогают копья и миниатюрные бумеранги. У отцов их сохраняется очень первобытный метод добывания жен методом насильственного увода их из родного племени, и вот игра в «кражу невест» увидена была в числе самых простых игр у туземных мальчиков и девочек.
Игра, но, переживает обыкновенно то важное занятие, которому она является подражанием. Ясный пример для того чтобы переживания дают стрела и лук. Мы находим это древнее и обширно распространенное на стадии дикости оружие и в безжалостной и в древней культуре. Мы можем проследить его впредь до средневековья. Но на данный момент, в то время, когда мы наблюдаем на собрание стрелков либо в то время, когда проезжаем по сёлам в ту пору года, в то время, когда у детей всего больше в ходу стрелы и игрушечные луки, мы видим, что старое оружие, которое у немногих диких племен все еще играется смертоносную роль на охоте и в битве, стало несложным пережитком, игрушкой. Арбалет, относительно более позднее и местное улучшение обычного лука, в практическом потреблении сохранился еще меньше лука, но как игрушка он удерживается во всей Европе и по-видимому, остается в потреблении.
По древности и широкому распространению в разные эры от дикости до средневековья и античности — наровне с стрелами и луком стоит праща. Но в средних столетиях она выходит из потребления как практическое оружие, и поэты ХV в. зря говорят о искусстве обладать пращой как на одно из упражнений хорошего воина:
Упражняйтесь в бросании камней пращой либо рукою:
Это довольно часто может понадобиться, в то время, когда больше нечем стрелять,
Люди, закованные в сталь, не смогут устоять,
В то время, когда камни кидаются во множестве и с силой;
И камни в действительности находятся везде,
А пращи носить с собой нетрудно.
Пример хозяйственного потребления метательных орудий, каковые сродни праще, в пределах цивилизованного мира возможно, пожалуй, отыскать лишь у пастухов испанской Америки. Они, как говорят, бросают собственный лассо либо бола так искусно, что смогут захватить животное за любой из рогов и развернуть его, как захотят. Но потребление пращи, этого неотёсанного старого оружия, сохранилось в основном в играх мальчиков, каковые опять являются тут как бы представителями старой культуры.
Так же как игры отечественных детей сохраняют воспоминание о первобытных военных приемах, они воспроизводят время от времени древние этапы истории культуры, относящиеся к детскому периоду в истории . Британские дети, забавляющиеся подражанием крику животных, и новозеландцы, играющие в собственную любимую игру, подражая целым хором визгу пилы либо рубанка и выстрелам из других орудий и ружья, создавая шум, характерный разным инструментам, одинаково прибегают к элементу подражательности, имевшему столь серьёзное значение при образовании языка. В то время, когда мы изучаем старейшее развитие мастерства счисления и
видим, как одно племя за вторым обучалось счету, проходя через первобытное счисление по пальцам, это воображает для нас узнаваемый этнографический интерес, поскольку дает представление о происхождении старейшей нумерации. Новозеландская игра «ти» состоит, говорят, в счете по пальцам, причем один из играющих обязан назвать известное число и наряду с этим в тот же миг же прикоснуться соответствующий палец. В самоанской игре один из играющих выставляет пара пальцев, а его соперник обязан срочно повторить то же самое; в другом случае он проигрывает. Это смогут быть туземные полинезийские игры либо же игры, заимствованные у отечественных детей. В британской детской игре ребенок обучается сказать, сколько пальцев показывает ему нянька, причем повторяется определенная формула игры: «Бук, бук, сколько я поднял рогов?» Игра, в которой один поднимает пальцы, а другие должны поднять ровно столько же, упоминается у Струтта. Мы можем видеть на улицах мелких школьников, играющих в игру угадывания, в то время, когда один из них делается сзади и поднимает известное число пальцев, а второй обязан отгадать, сколько конкретно. Весьма интересно подметить древность и обширное распространение этих безлюдных забав, о которых мы читаем у Петрония Арбитра, писателя времен Нерона, следующее: «Тримальхион, дабы не показаться расстроенным проигрышем, поцеловал мальчика и приказал ему сесть себе на пояснице. Мальчик срочно быстро встал на него верхом и ударил его рукой по плечу, смеясь и крича: «Бука, бука, сколько их тут?» Простые счетные игры на пальцах не требуется смешивать с игрой в сложение, где любой из играющих выставляет руку. Нужно назвать сумму выставленных пальцев; кто правильно сообщит это, тот побеждает. На деле любой спешит назвать сумму пальцев прежде, чем заметит руку собственного соперника, так что мастерство в игре состоит в большинстве случаев в стремительном отгадывании. Эта игра помогает постоянной забавой в Китае, где она именуется «предугадай, сколько», и в Южной Европе, где она известна в Италии, к примеру, называющиеся «морра», а во Франции — называющиеся «мюрре». Такая уникальная игра чуть ли могла быть придумана два раза, в Азии и Европе, и без того как китайское наименование не показывает на ее древность, то мы можем вычислять возможным, что португальские торговцы ввезли ее в Китай, как и в Японию. У египтян, как показывают их заглавия, кроме этого была в потреблении какая-то игра на пальцах, и у римлян была собственная игра «микаре-дигитис», в которую игрались мясники со собственными простыми клиентами на куски мяса. Тяжело сообщить, была ли это «морра» либо какие-нибудь другие игры.
В то время, когда шотландские юноши берут друг друга за хохол и говорят: «Желаешь ли быть моим?» — они не подозревают о ветхом символическом обычае брать в феодальное подданство, которое длится у них в виде пережитка.
Древесное сверло для добывания огня трением, которое, как мы знаем, употреблялось в домашнем быту у большинства примитивных либо древних племен и которое уже у новейших индусов сохраняется как освященный временем метод зажигания чистого жертвенного огня, в Швейцарии существует в виде игрушки. При его помощи дети зажигают пламя не в серьез так, как эскимосы делали бы это без шуток. На Готланде еще не забывают, как старое приношение в жертву кабана в новейшее время перешло в игру, в которой юные юноши наряжались в маскарадные костюмы,
69
чернили и раскрашивали себе лица. Жертву изображал мальчик, завернутый в мех и поставленный на скамью, с пучком соломы во рту, что должно было изображать щетину кабана.
Одна из невинных детских игр отечественного времени имеет необычную сообщение с ужасной сказкой, которой больше тысячи лет. Во Франции в нее играются так: дети становятся в кружок, один из них зажигает свернутую бумажку и передает ее собственному соседу, говоря «Жив, жив курилка», а тот передает дальше, и без того по всему кругу. Любой произносит эти слова и передает горящую бумажку как возможно скорее, в силу того, что, у кого она погаснет, тот обязан дать фант, по окончании чего объявляется, что «курилка погиб». Гримм упоминает о аналогичной же игре в Германии, где играются с зажженной лучинкой, а Галливель приводит детские стихи, каковые произносятся при данной игре в Англии:
Джек жив и в добром здоровье,
Берегись, как бы он не погиб у тебя в руках.
Привычные с церковной историей отлично знают, что любимым полемическим приемом приверженцев господствующей веры было обвинение еретических сект в том, что они совершают таинства собственной религии в виде ужасных оргий. Язычники говорили эти истории о иудеях, иудеи — о христианах, а сами христиане достигли печального превосходства в мастерстве нападать на собственных религиозных соперников, нравственная судьба которых в действительности часто отличалась, по-видимому, чрезвычайной чистотой. Манихеи в особенности были предметом таких нападок, обращенных позже на секту, последователи которой считались преемниками манихеев. Речь заходит о павликианах, имя которых опять появляется в средние века в связи с именем катаров. Этих последних (думается, благодаря одного выражения в их религиозных формулах) именовали boni homines («хорошие люди»), и это имя стало позже обычным заглавием альбигойцев15.
Разумеется, что древние павликиане возбудили неприязнь ортодоксальных христиан тем, что восставали против икон и именовали их почитателей идолопоклонниками. Около 700 г. Иоанн Осунский, патриарх Армении, написал против данной секты обличение, в нем обвинение настоящего антиманихейского типа, но с некоей изюминкой, ставящей его рассказ в необычную сообщение с той игрой, о которой мы только что говорили. Информируя, что они богохульно именуют православных «идолопоклонниками» и что они сами поклоняются солнцу, он говорит, что они, помимо этого, мешают пшеничную муку с кровью детей и причащаются этим. «В то время, когда они умерщвляют самой мучительной смертью мальчика, первенца собственной матери, они перебрасывают его друг другу поочередно, и в чьих руках ребенок умирает, тому они оказывают почтение, как человеку, достигшему самого большого преимущества в секте».
Как растолковать совпадение этих страшных подробностей? Чуть ли эта игра была навеяна легендой о павликианах. самый вероятным есть предположение, что игра эта была так же известна детям VIII столетия, как и нынешним, и что армянский патриарх ее. Он обвинил павликиан в том, что они серьезно проделывают над живыми детьми то же, что парни над символическим курилкой.
Мы в состоянии проследить и еще одну увлекательную группу игр, сохранившихся как пережиток таковой области дикарского мировоззрения, которая некогда занимала ответственное место, но сейчас в полной мере заслуженно пришла в упадок.
Азартные игры тесно связаны с мастерством гадания, уже известным дикарям, и превосходно показывают, как то, что принималось когда-то серьезно, может выродиться в шуточный пережиток.
Для современного образованного человека кинуть жребии либо монету — значит рассчитывать на случай, т. е. на малоизвестное. Решение вопроса предоставляется механическому процессу, что сам по себе не имеет ничего сверхъестественного либо кроме того неординарного, но что так тяжело проследить, что никто не имеет возможности совершенно верно угадать его итог. Но мы знаем, что вовсе не таким было представление о случае, характерное древности. Оно имело мало неспециализированного с математической теорией возможностей и довольно много неспециализированного со священным гаданием и было сродни, в случае, если забрать пример из более поздних времен, обычаю моравских братьев выбирать жен для собственных парней при помощи бросания жребия с молитвой.
Маори имели в виду вовсе не слепой случай, в то время, когда бросали жребий, дабы отыскать вора под подозрением находятся людей, как и гвинейские негры, в то время, когда они отправлялись к жрецу-фетишу, что потрясал пучком небольших полос кожи и делал священное предсказание. У Гомера масса людей с поднятыми к небу руками молится всевышним, в то время, когда храбрецы вынимают жребий из шапки Атрида Агамемнона, дабы определить, кто обязан идти на битву с Гектором, на помощь отлично вооруженным грекам. Молясь всевышним и обращая к ним взгляд, германский жрец либо папа семейства, по рассказам Тацита, вынимал три жребия из веток плодового дерева, рассыпанных на чистой белой одежде, и по их символам истолковывал ответ всевышних. Как в старой Италии оракулы давали ответы при помощи резных древесных жеребьев, так индусы решали собственные споры, бросая жребий перед храмом и призывая всевышних криками: «Окажи нам справедливость! Укажи невинного!»
Нецивилизованный человек считает, что жребий либо кости при собственном падении не просто так находятся соответственно тому значению, какое он придает их положению. Он неизменно склонен предполагать, что некие духовные существа парят над гадателем либо игроком, перемешивая жеребья либо переворачивая кости, дабы вынудить их давать ответы. Данный взор прочно держался в средние века, а также в позднейшей истории бытует мнение, что азартные игры не обходятся без сверхъестественного вмешательства. О том, какое изменение случилось во взорах на данный вопрос в конце средних столетий, некое представление дает изданное в 1619 г. произведение, которое, по-видимому, само много помогало этому трансформации. Я имею в виду трактат «О употреблении и свойствах жребиев», где создатель, Томас Гетэкер, пуританской священник, среди других возражений против азартных игр опровергает следующие, весьма распространенные в его время: «К жребию возможно обращаться лишь с громадным благоговением, в силу того, что размещение жребия исходит конкретно от всевышнего… Жребий, как утверждают, имеется дело особого и яркого усмотрения божия; это — священный оракул, божественное суждение либо решение суда: исходя из этого, легкомысленно пользо-
71
ваться им — значит злоупотреблять именем божьим и, так, нарушать третью заповедь». Гетэкер отвергает подобные взоры как простое суеверие.
Прошло, но, много времени, перед тем как это мнение взяло распространение в грамотном мире. Спустя 4 десятилетия Иеремия Тэйлор еще выразил старое познание вещей, высказываясь в пользу азартных игр, если они идут не на деньги, а на лакомства. «Я слышал, — говорит он, — от тех, каковые искусны в этих вещах, что тут бывают очень необычные случаи: перемещения руки по воодушевлению, кое-какие приемы ворожбы, постоянные выигрыши с одной стороны и необъяснимые проигрыши — с другой. Эти необычные случайности влекут за собой такие страшные действия, что нет ничего немыслимого в том, что всевышний разрешил вмешиваться в азартные игры сатане, что совершает из них все плохое, что лишь может. В случае, если же игра ведется не на деньги, он не в состоянии ничего сделать».
Как живуче это мнение о сверхъестественном вмешательстве в азартные игры, до сих пор сохраняющиеся в Европе в качестве пережитка, четко показывает процветающая и до сих пор ворожба игроков. Народное поверье отечественного времени поучает , что для успеха в игре направляться приносить с собой яйцо от страстной пятницы и что поворот стула ведет за собой и поворот счастья. Тиролец знает заговор, при помощи которого возможно купить от линии дар радостной игры в карты и кости. На континенте Европы еще в громадном ходу книги, каковые обещают научить, как определить по снам радостный номер для лотереи, а сербский крестьянин кроме того прячет собственные лотерейные билеты под покров в алтаре, дабы они имели возможность взять благословение от святых даров и так иметь лучший шанс на выигрыш.
азартные игры и Ворожба так сходны между собой, что и в том и в другом случае употребляются в дело одинаковые орудия. Это видно из весьма поучительных рассказов о полинезийской манере гадания при помощи верчения кокосового ореха. На островах Тонга во времена Маринера это гадание празднично выполнялось с целью определить, может ли выздороветь больной. Предварительно звучно прочитывалась молитва к всевышнему — покровителю рода о том, дабы он направил перемещение ореха. Последний после этого пускали, и положение его при остановке показывало волю всевышнего. В других случаях, в то время, когда кокосовый орех запускали легко для забавы, молитва не читалась и итогам не придавалось значения. Тут важное и игровое потребление этого первобытного волчка соединены совместно.
На островах Самоа, по свидетельству Тернера, правда более позднему, те же действия преследовали другую цель. Участвующие сидят кружком, кокосовый орех запускают в середине, и ответ оракула считается относящимся к тому, в чью сторону обращена нижняя сторона ореха, в то время, когда он останавливается. Неизвестно, употребляли ли самоанцы в прошлое время это гадание для обнаружения вора либо для чего-нибудь другого, но сейчас они сохраняют его легко как жребий и как игру в фанты.
В пользу того мнения, что обычай данный первоначально был важным гаданием, говорит то событие, что у новозеландцев, не смотря на то, что у них и нет кокосовых орехов, еще сохраняются следы того времени, в то время, когда их предки на тропических островах имели эти орехи и гадали по ним. Изве-
72
стное полинезийское слово «ниу», т. е. кокосовый орех, еще остается в потреблении у маори для других способов гадания, в особенности для гадания на палочках. Р. Тэйлор, у которого забран данный хороший пример этнологического доказательства, приводит еще второй случай. Метод гадания состоял тут в том, дабы сводить руки совместно, пока повторялось соответственное заклинание. В случае, если пальцы проходили вольно, предсказание считалось благоприятным, в случае, если зацеплялись — плохим. В то время, когда вопрос шел о том, возможно ли пройти по стране на протяжении войны, то истолкование было весьма несложным. В случае, если пальцы проходили вольно, то это предсказывало радостный переход, в случае, если пара пальцев задерживалось, то следовало ожидать встречи, в случае, если все пальцы задерживались, то это означало невозможность прохода.
Подобную же связь между азартной игрой и гаданием возможно проследить и на более несложных предметах. Заберём, к примеру, обабки. Они употреблялись в римской Империи для гадания, а позже обратились в неотёсанные игральные кости. Кроме того в то время, когда римский игрок употреблял кости для игры, он должен был воззвать к всевышним, перед тем как кинуть кости. Предметы подобного рода довольно часто употребляются сейчас в играх. Однако потребление их для гадания вовсе не исчерпывалось древним миром. Бабки упоминаются еще в XVII в. в числе предметов, по которым юные девушки гадали о замужестве, а негритянские волшебники еще и сейчас употребляют кости как средство для обнаруживания воров. Жребий помогает для обеих этих целей одинаково отлично. Китайцы играются в кости и на деньги и на лакомства, но вместе с тем они без шуток ищут предвещаний, празднично вынимая жребии, хранимые для данной цели в храмах. У них опытные гадатели постоянно сидят на рынках, дабы открывать своим клиентам будущее.
Карты до сих пор еще употребляются в Европе для гадания. Древние карты узнаваемые называющиеся тароковых, как говорят, предпочитаются гадателями обычным картам, в силу того, что колода тароковых карт, в которой фигуры бессчётнее и сложнее, дает больший простор для разнообразия предсказаний. История не имеет возможности сообщить нам, каково было начальное потребление карт — для предсказаний либо для игры. В этом отношении поучительна история греческих коттабос.. Это гадание было в том, дабы выплеснуть вино из стакана в поставленную на некоем расстоянии железную чашу так, дабы не пролить ни капли. Тот, кто выплескивал вино, сказал наряду с этим вслух либо в уме имя собственной возлюбленной и по прозрачности либо мутному цвету брызг от вина, падавших на металл, выяснял, какая будущее ожидает его в любви. Со временем данный обычай утратил собственный чудесный темперамент и сделался легко игрой, в которой ловкость награждается призом. Если бы данный случай был обычен и если бы возможно было доказать, что гадание предшествовало игре, то азартные игры возможно было бы вычислять пережитком соответственных способов ворожбы. Шуточное гадание имело возможность перейти в важную азартную игру.
Приискивая другие примеры долговечности некоторых обычаев, утвердившихся у человечества, посмотрим на группу классических выражений, почтенных по собственной древности, — ветхих поговорок, воображающих особый интерес как пережитки. Кроме того тогда, в то время, когда настоящее значение этих выражений провалилось сквозь землю из памяти людей и они утратили каждый
73
суть либо затемнены каким-нибудь позднейшим поверхностным значением, — кроме того и тогда древние изречения сохраняют для нас громадный интерес. Нам приходится слышать выражение «приобрести поросенка.. в мешке», т.е. «приобрести вещь, не видя ее», от людей, каковые не так привычны с британским языком, дабы осознавать значение слова «мешок». Люди, желающие заявить, что они отлично не забывают что-нибудь, само собой разумеется, не имеют понятия о той отчаянной бессмыслице, какую делают они из древнего выражения, означавшего ежемесячное поминовение души погибшего, что исходя из этого и оставался «в уме», либо в воспоминании. Настоящий суть фразы «сеять собственный дикий овес», думается, потерян в ее новейшем потреблении. Несомненно, это некогда означало, что плохие травы разрослись бы потом и что тяжело было бы искоренить их. Как притча говорит о злом духе, так о скандинавском Локи, виновнике вреда, ютландская пословица говорит, что он сеет овес, и наименование «овес Локи» дается по-датски дикому овсу. Пословицы, источником которых были какой-нибудь забытый обычай либо сказание, само собой разумеется, в особенности довольно часто смогут подвергаться такому неправильному потреблению. Выражение «не вылизанный детеныш» о том, кому нужно еще принять законченную форму, сделалось чисто британским. В это же время только немногие не забывают объяснение этих слов в истории Плиния. Суть его в том, что медведи родятся слепыми, обнажёнными, неуклюжими «кусками мяса» и должны быть вылизаны в форму.
В этих поговорках, являющимися время от времени остатками религии и старинной магии, возможно иногда найти более глубочайший суть чем тот, что в них вкладывается сейчас, либо отыскать настоящий суть в том, что сейчас думается нелепостью.
Как именно народная поговорка возможно воплощением этнографического воспоминания, мы видим светло из тамульской пословицы, еще и сейчас известной в Южной Индии. В случае, если один бьет другого, а третий наряду с этим кричит, то у тамулов про кричащего говорят: «Он как будто бы кораван, что ест ассафетиду за собственную больную жену!» Кораваны — это
племя в Индии, а ассафетида — лекарственное средство. На данный момент кораваны принадлежат к низшим слоям населения в Мадрасе. О кораване говорят, что это «цыган, бродяга, ослиный погонщик, преступник, что он ест крыс, живет в рогожных шалашах, занимается ворожбой и по большому счету есть странным человеком». Пословица разъясняется тем, что
туземные дамы по большому счету употребляют ассафетиду как усиливающее лекарство по окончании родов, а у кораванов в этом случае ее ест не супруга, а супруг. В конечном итоге это пример весьма распространенного обычая «кувады»16, в то время, когда по окончании родов дамы супруг ее подвергается лечению. Довольно часто его заставляют кроме того ложиться на пара дней в постель. Кораваны
принадлежат, по-видимому, к числу тех племен, у которых существовал данный необычный обычай, а их более цивилизованные соседи тамулы, пораженные его нелепостью и не зная его забытого сейчас значения, обратили его в пословицу.
Попытаемся применить тот же род этнографического ключа к чёрным выражениям отечественного новейшего языка. Британское выражение «шерсть собаки, которая укусила вас» не было сперва ни метафорой, ни шуткой, а настоящим рецептом от укуса собаки, одним из многих примеров старого травяного учения: чем ушибся, тем и лечись. Об этом упо-
74
минается в скандинавской Эдде: «Собачья шерсть вылечивает от укуса собаки». Выражение «нагонять ветер употребляется сейчас у британцев в юмористическом смысле, но некогда оно совсем без шуток обозначало одно из самых устрашавших ведовских действий, приписывавшихся когда-то в особенности финским волшебникам. Британские моряки еще и до сих пор не забыли собственного страха перед их властью повелевать бурей. Старый обряд ордалии, пребывавший в том, дабы проходить через пламя либо перепрыгивать через горящий костер, так прочно держался на Английских островах, что Джемисон из этого обряда выводил британскую поговорку «тащить под огнем», означающую опробование, диагностику. Это объяснение по-видимому, нисколько не натянуто. Еще недавно одну ирландку в Нью-Йорке делали выводы за то, что она убила собственного ребенка: она поставила его на горящие уголья, дабы определить, вправду ли это ее ребенок либо подмененный.
Британская нянька, которая говорит капризному ребенку: «Ты поднялся в наше время с постели с левой ноги», в большинстве случаев не знает значения данной поговорки. Она в полной мере удовлетворяется общераспространенным поверьем, что подняться с постели левой ногой — значит совершить плохой сутки. Это один из многих примеров несложной ассоциации идей, соединяющей понятие о правом и левом с понятием хорошего и злого. Наконец, выражение «совершить черта» восходит как словно бы к последовательности известных преданий, где человек заключает контракт с сатаной, но в последнюю 60 секунд отделывается от него или благодаря заступничеству святого, или при помощи какой-нибудь нелепой уловки, наподобие того, что напевает слова Евангелия, которое дал
слово не просматривать, либо отказывается выполнить соглашение по окончании падения листьев под тем предлогом, что лепные листья в церкви остаются еще на ветвях. Одна из форм средневекового контракта с демоном пребывала в том, что за обучение учеников собственному тёмному мастерству линия вместо учительского жалованья был в праве забрать себе одного из учеников, пуская их всех бежать для спасения судьбы и хватая последнего, — история, разумеется имевшая сообщение е второй народной пословицей: «Линия берет того, кто сзади всех». Но кроме того и в данной игре возможно совершить недогадливого черта, как говорит народное поверье в Шотландии и Испании, в преданиях о маркизе де Вильяно и графе Соутеске, каковые обучались в волшебных школах сатаны в Саламанке и в Падуе. Ловкий ученик предоставляет наставнику собственную тень как самого последнего из бегущих, и линия обязан ограничиваться данной невещественной уплатой, в это же время как новый волшебник остается на свободе и лишь окончательно лишается собственной тени.
Возможно, по-видимому, признать, что народное поверье всего ближе к собственному источнику в том месте, где ему приписывается более серьёзное и более возвышенное значение. Так, в случае, если какой-нибудь древний стих либо поговорка в одном месте имеет возвышенное значение и относится к философии либо религии, а в других местах находится на уровне детской поговорки, тогда имеется некое основание вычислять важное значение более первобытным, а шуточное — несложным пережитком старины. В случае, если данный аргумент и не всегда верен, то все-таки не нужно совсем пренебрегать им.
В иудейской религии, к примеру, сохраняются две поэмы, помещающиеся в большинстве случаев в конце пасхального служебника на иудейском и британском языках. Одна из них, узнаваемая называющиеся «Хад гад’я», начина-
75
ется словами: «Козленок, козленок, которого папа мой приобрел за две монеты». После этого направляться рассказ о том, как пришла кошка и съела козленка, пришла собака и загрызла кошку, и т.д. до конца. «После этого явился единый святой — да будет он благословен! — и убил Азраиля, а Азраиль убил мясника, мясник убил быка, бык выпил воду, вода залила пламя, пламя сжег палку, палка прибила собаку, собака загрызла кошку, кошка съела козленка, которого папа мой приобрел за две монеты. Козленок, козленок!» Это произведение принимается некоторыми иудеями за притчу, относящуюся к прошедшему и будущему Святой почвы. По одному из объяснений, Палестина (козленок) пожрана была Вавилоном (кошкой), Вавилон разорен Персией, Персия — Грецией, Греция — Римом, пока, наконец, турки не завладели страной. Эдомиты (т. е. европейские народы) изгонят турок, Азраиль истребит неприятелей Израиля, и царство сынов его будет восстановлено под господством мессии. Кроме того и независимо от аналогичного частного толкования праздничное окончание поэмы заставляет думать, что перед нами, вправду, произведение, еще сохранившее частично собственную начальную форму, и что оно явилось для выражения какой-нибудь мистической идеи. В случае, если это так, тогда известную в Англии детскую сказку о старая женщина, которая не имела возможности дотянуться из-за загородки собственного козленка (либо поросенка) и не желала возвратиться до самой полуночи, должно вычислять искаженной переделкой данной древней иудейской поэмы.
Второе произведение представляет собой стихотворную нумерацию и начинается так:
Кто знает одного? — Я (сообщил Израиль) знаю одного.
Один имеется всевышний на небе и на земле.
Кто знает два? — Я (сообщил Израиль) знаю два:
Две скрижали заповедей; но один имеется отечественный всевышний на небесах и на земле.
И без того потом, все увеличивая, до последнего, следующего стиха:
Кто знает тринадцать? — Я (сообщил Израиль) знаю тринадцать:
тринадцать божественных особенностей, двенадцать колен, одиннадцать звезд,
1 десять заповедей, девять месяцев до рождения ребенка, восемь дней до
обрезания, семь дней семь дней, шесть книг Мишны, пять книг Закона,
четыре праматери, три патриарха, две скрижали заповедей; но один имеется
отечественный всевышний на небе и на земле.
Это — одна из многих стихотворных нумераций, каковые, по-видимому, весьма ценились у средневековых христиан, поскольку они еще и до сих пор не совсем забыты в сёлах. Одна древняя латинская редакция говорит: «Един имеется всевышний» и т. д. А один из существующих еще и сейчас британских вариантов начинается словами: «Один имеется совсем один и окончательно останется один» — и продолжает счет до двенадцати: «двенадцать — двенадцать апостолов». Тут и британская и иудейская формы имеют либо имели важный темперамент, и не смотря на то, что быть может, что иудеи подражали христианам, но более важный темперамент иудейской поэмы тут опять заставляет думать, что она показалась раньше.
Древние пословицы, унаследованные отечественным современным языком, далеко не лишены значения сами по себе, в силу того, что их остроумие довольно часто
76