в течении 1920-30-х годов в русском эмиграции было создано много объединений и организаций различной политической направленности. Их возможно поделить на две главные группы: тех, кто думал, что советская власть может гнить, но не имеет возможности эволюционировать, и тех, кто рассчитывал на эволюцию большевистских порядков в сторону народовластия.
Первые были уверенны, что эмиграция обязана сохранить непримиримое отношение к большевизму и не заканчивать попыток бороться с ним. Вторые призывали эмиграцию прекратить антисоветские выступления, потому, что это мешает мирному перерождению коммунистов, и только провоцирует их на ответные репрессии. Непримиримая позиция была характерна в большинстве случаев для правых военных эмиграции – и кругов монархистов, на эволюцию рассчитывали представители левых партий от социалистов-революционеров до конституционных демократов.
Такое размежевание появилось в связи с начавшейся в РСФСР Новой Экономической Политикой. Непримиримое крыло эмиграции восприняло НЭП как временное отступление коммунистов, но не как сдачу ими очень важных позиций. Правые политические деятели русского зарубежья предвещали сворачивание НЭПа в течение ближайших нескольких лет. Собственную позицию они основывали, а также, и на достаточно откровенных высказываниях Ленина, именовавшего НЭП «экономическим Брестом» *. Представители левых кругов эмиграции полагали, что привнесение элементов рыночных взаимоотношений в советскую экономику необратимо, и неизбежно повлечет за собой отказ коммунистов от самые одиозных способов политического управления страной. Собственную позицию они также иллюстрировали ссылками на Ленина, сказавшего, что НЭП вводится «серьезно и на долгое время». К тому же, большевистский фаворит ни при каких обстоятельствах не сказал, что НЭП вводится окончательно.
Тенденцию к консолидации нашёл правый фланг, результатом чего явился созыв уже упоминавшегося Российского зарубежного съезда в Париже 4-11 апреля 1926 года. На съезде находились 450 представителей от 200 организаций из 26 стран[151]. Съезд взял благословение митрополита Антония (Храповицкого) – главы Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за рубежом, и признал национальным вождем Князя Николая Николаевича.
Показалось понятие «Зарубежная Российская Федерация» – сообщество людей, эмоционально связанных с отчизной, не желающих ассимилироваться в государствах, предоставивших им политическое убежище, стремящихся сохранить и передать своим детям национальную культуру России, намеренных возвратиться на родину, но не в качестве людей «забытых обиду» советской властью.
Мысли и эмоции Зарубежной России самый полно отражала газета «Восстановление», выходившая в Париже с 1925 по 1940 год. Подводя результат первого года издания газеты, ее главред Петр Бернгардович Струве писал: «За это время отечественные упрочнения были направлены на объединение национального публичного мнения за границей. Мы не задавались наряду с этим мечтательной целью – разом объединить всех, одним ударом стереть все различия, утопить все разночувствия и разномыслия… То объединение, к которому кликало и кличет «Восстановление», не есть объединение на какой-либо теории и какой-либо партии…
Мы сознательно и убежденно приемлем и выдвигаем персональный авторитет Князя… Авторитет не господства, а служения. Мы сознательно и убежденно разглядываем себя, как слуг великого организма Русской Армии, той силы, которая поднялась на защиту бытия и чести России против разрушительной антинациональной смуты… Являясь ей, мы слуги и глашатаи белой белого движения и идеи.
Мы сознательно и убежденно настаиваем на том, что Зарубежье должно духовно и политически не вариться в собственном соку, … а всеми действиями и своими мыслями быть обращено в том направлении, к подъяремной внутренней России. Эта обращенность к внутренней России внушает нам и властно диктует не партийно-политическую программу, а кое-какие главные и несдвигаемые линии отечественного поведения и политического мышления…
России необходимо восстановление, а не реставрация… Но на данный момент безуспешно вырисовывать те национальные дороги, по которым отправится возрожденная Российская Федерация, и тем более нелепо диктовать те формы, в каковые выльется ее политическая судьба. Вот по какой причине у нас нет политических рецептов…» [152]
В это же время, для эмигрантской молодежи этого было мало, она чувствовала потребность конкретно в политических рецептах. Сын П. А. Столыпина – Аркадий Петрович Столыпин, которому в то время было 23 года, вспоминает: «Везде, кроме того в далеком Китае, Зарубежье чувствует себя как единое целое. Зарождается и понемногу утверждается термин – Зарубежная Российская Федерация – противопоставление России подневольной… В духовном замысле Зарубежье связывает Православие… Кипит культурная жизнь… не обращая внимания на последовательность блестящих достижений, становление Зарубежной России неполноценно, поскольку оно для многих стало самоцелью. Оно в какой-то мере выхолащивало политический суть нахождения эмиграции вне пределов отчизны. Оно размагничивало эмигрантов, как мнимое благополучие нэпа размагничивало многих подсоветских людей…
Эмигранты старшего поколения, каковые желают продолжать вести борьбу, по собственной психологии контрреволюционеры: не за установление чего-то нового, а против чего-то существующего… По тогдашней психологии казалось, что возможно быть против без разработки дорог на будущее…
Бесперспективность эмигрантского быта, яркое чувство оторванности от России свойственны уже В первую очередь двадцатых годов для большой части эмигрантской молодежи. Это – младшие чины белых армий (ставшие чернорабочими либо водителями такси), студенты, старшие школьники… Авторитет старших (таких, как князь Николай Николаевич, Врангель, Кутепов) еще велик. Но все же в души начинает закрадываться тревога. Инстинктивно, без неспециализированного сговора, молодежь начинает планировать в кружки» [153].
В первой половине 20-ых годов XX века появился кружок русской молодежи в Берлине, в первой половине 20-ых годов двадцатого века – на рудниках Перника в Болгарии, в 1928-м – в Белграде, 1929-м – в Тяньцзине, в 1930-м – в Праге. Появилась мысль проведения объединительного съезда, что прошёл в Белграде в июле 1930 года.
Так появилась организация, которой предстояло стать одной из самых политически активных в русском зарубежье. Первоначально она именовалась «Национальным Альянсом Русской Молодежи» («НСРМ»). Устав, принятый в первой половине 30-ых годов двадцатого века, разрешал принимать в Альянс только тех, кто появился по окончании 1895 года. Поэтому было принято более адекватное наименование организации – «Национальный Альянс Нового Поколения» («НСНП»). В ходе формирования политической теории, наименование было скорректировано снова – с 1936 года организация именовалась «Национально-Трудовым Альянсом Нового Поколения» («НТСНП»). Под этим наименованием организация прошла Вторую мировую войну и во второй половине 50-ых годов двадцатого века последний раз поменяла наименование, превратившись в «Народно-Трудовой Альянс русских солидаристов» («НТС»).
В тексте книги организация будет именоваться «НТС», в соответствии с последней, и чаще всего применяемой сокращением.
Члены НТС – «новопоколенцы», именовали себя преемниками Белого перемещения в антикоммунистической борьбе, не смотря на то, что делали наряду с этим ответственную оговорку. Основной задачей они считали исправление неточностей собственных предшественников [154]. Так, к примеру, один из главных лозунгов Добровольческой армии: «Единая и Неделимая Российская Федерация», члены НТС именовали «примером казенного патриотизма». По их убеждению, эта формула не лежала в плоскости тех главных вопросов, каковые интересовали население в годы Гражданской войны. Она не разрешила белому руководству создать партнерские отношения с странами, грамотными на территории бывшей России [155].
НТС осуждал характерную для белогвардейцев позицию «непредрешенчества» – вопрос о форме национального устройства России относили к компетенции Учредительного собрания, которое планировалось созвать только по окончании окончательной победы над коммунистами. НТС показывал на то, что кроме формы правления, «непредрешенчество» оставляло открытыми и другие вопросы, более актуальные для граждан страны: земельный, социальной политики, национальностей. По убеждению «новопоколенцев», люди, выступающие под лозунгом «непредрешенчества», не имеют идеологии [156].
Члены НТС вычисляли себя основателями нового перемещения с новыми и новой идеологией способами борьбы. Идеология НТС, именуемая «солидаризмом», была создана на базе трудов русских ученых: С. Л. Франка, Б. П. Вышеславцева, С. А. Левицкого, С. Н. и Е. Н. Трубецких, И. А. Ильина, Г. К. Гинса и других. Соответственно, созданная НТС теория отвечала гуманистическим традициям: «Мы соперники коллективизма и коммунизма, стремящихся поработить личность, создать «обычный тип» человека и стереть с лица земли все личные и духовные сокровища…» [157]
Теория солидаризма охватывала неприятности истории, философии, экономики, социологии, текущей политики. НТС, по сравнению с другими эмигрантскими организациями, имел самые широкие теоретические разработки, каковые нашли отражение в «Идеологическом положении» 1930 года, «Программном положении» 1938 года, «Курсе национально-политической подготовки» 1938 года и других документах.
Солидаристы отстаивали идею жёсткой центральной власти в сочетании с принципом равенства всех граждан перед законом. Они считали нужным обеспечение гражданских прав и свобод в обществе: свободу выбора места жительства в стране и выезда за границу; свободу слова, печати, собраний, альянсов; научного и художественного творчества; философских и политических убеждений. Политическая теория НТС предусматривала неприкосновенность личности, жилища, переписки и имущества; право на труд, образование, социальную помощь, обеспечение старости, право представительства, право занятия любой должности, право на хорошее имя [158].
Сейчас все эти положения смогут показаться самоочевидными либо, наоборот, слишком мало проработанными. Но направляться учитывать, что они создавались в условиях гитлеровской Германии, и за пара лет до принятия «Общей декларации прав человека» ООН.
НТС заявлял о себе, как о националистической организации, но понятие «национализм» трактовал по-своему: «Национализм не свидетельствует ни национального эгоизма (шовинизма), ни империализма (подавления одной нации второй)… Национализм деятельно проявляется в потребности служения собственному отечеству» [159].
Солидаристы оперировали понятием «русский нация» и разглядывал ее как сообщество равноправных населений украины, понявших в течении многовековой совместной исторической судьбы, общность национальных, экономических и культурных заинтересованностей.
В экономической части программы, солидаристы отстаивали принцип частной собственности, личной экономической инициативы, свободы экономических взаимоотношений. Восстановление сельского хозяйства они связывали с восстановлением социального слоя небольших земледельцев-собственников. НТС отвергал возможность частного владения капиталом в тяжелой индустрии. Все отрасли, имеющие национальное значение, должны, по их убеждению, пребывать в руках правительства.
В социальном замысле солидаризм означал сотрудничество разных классов общества в интересах русском нации, и противопоставлялся идее классовой борьбы.
НТС не разделял надежду левых кругов эмиграции на эволюцию советской власти, но и не считал, в отличие от правых, что падение большевизма может случиться лишь в следствии «весеннего похода». Воплощение собственных идей в действительность НТС видел на дорогах Национальной революции в РФ, концепция которой обсуждалась на II Съезде НТС в первой половине 30-ых годов двадцатого века – в разгар коллективизации в СССР. Основной силой Национальной революции НТС вычислял собственных сверстников, выросших в Советском Альянсе. Собственную задачу солидаристы видели в идейном оформлении революционного перемещения советских (либо «подсоветских», как их тогда именовали) граждан. В плане практической деятельности НТС искал пути проникновения собственных эмиссаров на советскую территорию. Цель – выяснение психотерапевтической обстановки в стране применительно к возможности создания опорных точек организации [160].
Предвидя войну между Германией и СССР, НТС выдвинул концепцию создания «третьей силы», которая, в соответствии с плану, должна была противостоять как Сталину, так и Гитлеру. Конкретное воплощение «третьей силы» виделось в создании русском антисоветской армии под управлением одного из генералов РККА, что порвет с большевизмом. Для исполнения задачи по организации «третьей силы», НТС должен был установить яркий контакт с «подсоветскими» людьми. Эта задача осуществлялась по двум направлениям: проникновение участников Альянса на оккупированную немцами территорию СССР, и работа с советскими пленными и гражданскими, вывезенными на работу в Германию.
Один из активистов НТС Борис Прянишников вспоминает, что управление организации поставило перед шедшими в Россию соратниками задачу распространять идеи Альянса, образовывать тайные союзные организации в среде населения, создавать тайные ячейки в воинских частях, формировавшихся немцами из военнопленных красноармейцев [161].
Не обращая внимания на важные идейные разработки, созданные солидаристами в 1930-е годы, детализированной программы у них не было. Альянс сознательно ожидал возможности привлечь к составлению программы людей с опытом судьбы в СССР. В этом позиция НТС отличалась от точки зрения организации А. В. Туркула.
Программный документ НТС военного времени – «Схема национально-трудового строя», будет создаваться с учетом психологии людей, выросших в условиях господства одной идеологии, одной формы собственности, одной партии, одного вождя.
Чтобы оценить позицию РОВС, РНСУВ, НТС, целесообразно разглядеть кроме этого и другое направление публичной мысли в эмиграции. В феврале 1936 года в Париже инициативная несколько эмигрантов заявила о создании новой политической организации – Русского эмигрантского оборонческого перемещения (РЭОД). В ее основание легла мысль: «Оборонец тот, кто при всех условиях ставит защиту собственной отчизны выше политических разногласий с властью» [162]. Были созданы Организационная рабочая группа (Н. Алексеев, Г. Грехов, В. Лебедев, А. Петров, А. Пилипенко, М. Слоним, Ю. Ширинский) и ревизионная рабочая группа (В. Издебский, П. Коротков, В. Яновский).
Появление организации было вызвано уверенностью ее основателей в том, что СССР угрожает внешняя опасность: «Замыслы враждебных России держав к началу 1936 года выяснились с идеальной очевидностью. В этих замыслах Российская Федерация рассматривается, как объект колониальной политики, нужный для наций, якобы более хороших и цивилизованных. Более либо менее открыто говорится о разделе России,… поддерживаются всякие сепаратистские перемещения, вероятные в многонациональной стране в революционный период ее жизни» [163].
В РЭОД участвовали люди с разной политической судьбой. Одни заявляли о собственной готовности защищать советскую власть без всяких оговорок. Другие заблаговременно давали предупреждение, что лишь временно, «до тех пор пока отечество в опасности», они откладывают собственные претензии к большевистскому режиму, собираясь позже предъявить их опять.
Мировоззрение РЭОД базировалось, в первую очередь, на концепциях «сменовеховства», «национал-большевизма» «евразийства» и «утвержденчества», созданных в эмиграции.
Идеологом «сменовеховства» был Н. В. Устрялов, который считал, что «с Россией ясно, лишь бы она была замечательна, громадна, страшна неприятелям. Другое приложится» [164]. Победа Красной Армии в Гражданской войне, показавшая ее военное превосходство над белыми, стала для Устрялова достаточным основанием чтобы не только примириться с большевизмом, но и признать его национальной русской властью. Собственный уровень мышления Устрялов бросче всего показал в 1925 году в статье «Памяти В. И. Ленина»:
«Он был… глубочайшим выразителем русской стихии в ее главных чертах. Он был, без сомнений, русским с головы до ног. И самый вид его – причудливая смесь Сократа с чуть характерными скулами и косоватыми глазами монгола – подлинно русский, «евразийский». Довольно много таких лиц в Киевской Руси, в настоящем, конкретно «евразийском» русском народе:
– «Ильич»…
А стиль его речей, статей, «словечек»? О, тут нет ни грана французского пафоса, столь «хороши революционного». Тут русский дух, тут Русью пахнет…
Пройдут годы, сменится нынешнее поколение, и затихнут неприятные обиды, ужасные индивидуальные удары… и «наступит история». И тогда все окончательно и совсем осознают, что Ленин – отечественный, что Ленин – настоящий сын России, ее национальный герой – рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым…» [165]
Взоры Устрялова легли в базу еще одного течения в эмиграции – национал-большевизма, слабо отличается от сменовеховства, что не мешало разработчикам каждого из направлений конфликтовать между собой.
Одним из основных идеологов РЭОД был Н. Н. Алексеев, бывший доктор наук юридического факультета МГУ и член Общероссийского земского альянса. На протяжении нахождения в Берлине в 1918 году, Алексеев сделал вывод, во многом выяснивший его мировоззрение: большевизм нельзя свергнуть при помощи зарубежной интервенции. Собственной задачей на том историческом этапе он считал участие в формировании Белых армий. В 1920-е годы, пребывав в эмиграции, Алексеев стал одним из разработчиков евразийской теории. В книге «На дорогах к будущей России (Коммунистический строй и его политические возможности)», вышедшей во второй половине 20-ых годов XX века, он выдвинул концепцию «идеократического страны»: оно должно взять на себя организацию всей жизни общества, и, в первую очередь, народного хозяйства, на смену классовым организациям должны придти организации «национально-идеологические».
Идейную базу евразийства, образовали пара идеологем, в частности – быстро критическое отношение к романо-германскому Западу. Евразийцы думали, что русская революция была, с одной стороны, катастрофическим завершением «гибельного процесса европеизации страны», с другой же – началом «благодетельного поворота России к Востоку». Эта концепция, разрабатывавшаяся в 1920-е годы, во многом выяснила позиции оборонцев в середине 1930-х годов.
Второй известный идеолог РЭОД – князь Ю. А. Ширинский-Шихматов – был до революции офицером-военным и кавалергардом летчиком, в эмиграции – водителем такси. В 1920-е годы он стал инициатором создания Альянса русских национал-максималистов, на собственные деньги издавал издание «Утверждения», около которого объединились пара идейно-родных групп. Утвержденцы осуждали капиталистическое общество и грезили о создании общества «социальной подлинной демократии и правды».
Утвержденцы, главным идеологом которых стал Ширинский-Шихматов, в отличие от евразийцев и сменовеховцев, не только не принимали правящий коммунистический режим в РФ, но и призывали к борьбе с ним, не смотря на то, что и совсем иными способами, чем РОВС, они отвергали интервенцию.
литературоведы и Писатели М. Л. Слоним и В. И. Лебедев воображали левоэсеровское направление в РЭОД. Они были делегатами съезда бывших участников Учредительного собрания, что проходил в Париже в первой половине 20-ых годов XX века. В том месте они показали собственную приверженность левой идеологии, что стало одной из обстоятельств случившегося на съезде раскола. Лебедев еще в 1919 году был в числе тех, кто вычислял помощь адмирала А. В. Колчака правонарушением против России. Он утверждал, что большевизм должен быть изжит методом внутренней эволюции, которой и необходимо помогать.
В № 1 газеты «Оборонческое перемещение», вышедшем в Париже в мае 1936 года, говорилось, что РЭОД – «не продукт сговора нескольких фаворитов более либо менее фиктивных политических организаций. Это ответ нескольких человек, которыми владел различным направлениям, на настойчивое низовое требование беспартийной эмигрантской массы» [166]. В качестве первой предпосылки оборончества Ширинский-Шихматов назвал рвение эмигрантов выразить сочувствие «происходящей в РФ национальной революции» (он, но, не растолковывал, что подразумевает под этим термином). Надежды на перерождение коммунистов иногда проявлялись в эмиграции и содействовали необязательному возвращению эмигрантов в СССР. Первая, бытовая и сменовеховская волна реэмиграции, была связана с НЭПом и порожденными им надеждами на эволюцию большевизма. Новая, совсем маленькая по численности, несколько возвратилась на родину во второй половине 30-х годов двадцатого века, что было вызвано, а также, и частичной реабилитацией российского национального самосознания в Советском Альянсе. П. Н. Милюков в те годы кроме того высказывал предположение, что чистки в рядах ВКП (б) и судебные процессы над представителями «ленинской гвардии» Сталин осуществляет чтобы избавиться от «засилья левых».
Быть может, что именно эти процессы, характерные для СССР второй половины 1930-х годов, Ширинский именовал «национальной революцией». Словосочетание это довольно часто оказалось на страницах эмигрантских газет различной политической ориентации, и суть в него вкладывался различный. Cолидаристы из НТС вычисляли бы «национальной революцией» свержение Сталина, а не его собственную внутреннюю политику.
Еще одной серьёзной предпосылкой эмигрантского оборончества Ширинский-Шихматов вычислял «естественную патриотическую тревогу», которая тем сильней у эмигранта, чем больше он чувствует в этом «эволюционирующем СССР – вечную Россию, собственную страну, собственный отечество» [167]. Он отмечал наметившуюся среди эмигрантов тенденцию отмежеваться от реставраторов, от тех, кто готов идти против коммунистов «хоть с линией». Белое перемещение он характеризовал как ужасную неточность («пускай – из лучших побуждений»). Он утверждал: «Главная линия истории России проходила через Москву, а не через Омск, Севастополь и Архангельск». Быть может, он тем самым стремился исторически оправдать победу большевизма.
В любом случае, Ширинский-Шихматов не призывал эмигрантов идти каяться в полпредство СССР либо записываться в «возвращенцы». Он заявлял: «Помогать России он («среднестатистический эмигрант» – Ю. Ц.) желает, оставаясь таким, каков он имеется, с теми убеждениями, каковые ему свойственны… Сочувствие России… не сходится с признанием марксовой теории» [168].
Появление РЭОД привело к мощной ответной ответной на страницах зарубежной печати: эмигрантские политические группировки были вынуждены заняться организованным дискуссией вопросов, поднятых РЭОД. На протяжении дискуссии была подготовлена земля для совместных действий разных лиц и организаций, разделяющих главные идеи оборончества в духе РЭОД.
Одной из собственных основных задач организаторы РЭОД вычисляли борьбу с «пораженчеством любого толка», категорически отказывая своим оппонентам в каком-либо втором понимании патриотизма, не считая как защиты страны на протяжении войны с внешним неприятелем, независимо от существующего в ней политического строя: «Во имя борьбы с существующим в РФ правительством, кое-какие круги эмиграции открыто солидаризируются с… вражескими замыслами, сохраняя надежду ценою раздробления отчизны приобрести себе возможность возврата в нее и захвата в ней власти» [169].
В это же время авторитетные фавориты правого крыла эмиграции, принципиально остававшиеся на позициях «Единой и Неделимой России», но хотевшие сталинскому СССР поражения, заявляли о собственном отказе от всяких имущественных и властных притязаний по окончании свержения большевизма в РФ. Как уже отмечалось, эти идеи были приняты как управление к действию Русским зарубежным съездом 1926 года. Они базировались на правилах, провозглашенных политическим фаворитом эмиграции Князем Николаем председателем и Николаевичем РОВС П. Н. Врангелем. Приверженность этим идеям много раз подтверждалась и в первой половине 40-х годов прошлого века [170]. Но, это очевидное событие основателями РЭОД игнорировалось.
Одновременно с этим, отлично воображая себе психотерапевтические типы эмигрантов, для которых были свойственны пораженческие настроения, идеологи РЭОД пробовали перетянуть их на собственную сторону. Так, Марк Слоним стремился убедить тех, кто вычислял Россию погибшей, в том, что революция – это не только крушение ветхого уклада судьбы, но и рождение нового. Вторых, каковые, по его расчетам, перенесли собственную неприязнь к большевизму на целый народ, он упрекал в утрата эмоциональной связи с народом [171].
Особенное значение основатели РЭОД придавали разоблачению расовой теории германских фашистов. Н. Н. Алексеев писал, что кое-какие эмигранты «не отдают в ней никакого отчета и потому вычисляют немцев возможными освободителями и своими друзьями России» [172]. Собственную статью, размещённую в № 1 газеты «Оборонческое перемещение», он проиллюстрировал цитатами из Гитлера, Розенберга, Франка, передовиц нацистской печати и книги Гауха «Новые базы учения о расах».
В том же номере раздельно была приведена громадная подборка высказываний вождей Фашисткой германии о «превосходстве германской нации» над всеми вторыми, среди них и над русской. Алексеев заканчивает собственную статью следующим утверждением: «Добропорядочное человечество» обязано германскому духу разработкой еще второй теории, использование которой стоило кроме этого не мало крови – теории борьбы классов. Но эта последняя учит о «последнем освобождении» всех людей через «класс-Мессию» – интернациональный пролетариат. В базах собственных теория борьбы классов гуманистична, в то время как теория борьбы рас – очевидно безжалостна. Она кличет не к «последнему освобождению», но к «последнему угнетению», как идеалу… И бороться с марксизмом силой национал-социализма – не означает ли это легко – «из огня да в полымя»? [173]
Участники РЭОД уделяли довольно много внимания Дальнему Востоку: положению русских эмигрантов в Маньчжурии, безопасности и агрессивным планам японии дальневосточных границ СССР. Исходя из этого одним из основных объектов критики РЭОД избрало Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжурии (БРЭМ). Инициатива создания Бюро исходила от руководства Квантунской армии, цель которого была в том, чтобы так уменьшить себе проникновение на территорию советского Дальнего Востока. С русской стороны вдохновителем создания Бюро был атаман Г. М. Семенов, что применял его для преследования эмигрантов, не согласных с его действиями и взглядами. Жертвами преследования становились не только либерально настроенные эмигранты, но и представители правых кругов. По этим вопросам основатели РЭОД много раз направляли весточки Главному секретарю Лиги Наций Авенолю и главе интернационального офиса Нансена для беженцев Гансону: они просили обезопасисть собственных соотечественников, живущих на Дальнем Востоке, от преследования со стороны Бюро по делам русских эмигрантов в Манчжурии.
Идеологам РЭОД приходилось и самим отвечать на критику, исходившую, а также, и из лагеря, что она считала родным по духу. П. Н. Милюков в собственной газете «Последние известия» обвинял организаторов перемещения в том, что они присвоили себе наименование того явления, которое существовало в эмиграции уже давно и независимо от них. Ему возражали, что главным есть единение оборонческих сил, а не выяснение того, кто был провозвестником идеи.
Одним из наиболее значимых для РЭОД был вопрос: «Станет ли Красная Армия защищать Россию?» Ответ давался лишь хороший. Наряду с этим утверждалось следующее: «Да, населения украины будут защищать собственную страну. И не только территорию, недра и посевы, реки и леса: они будут защищать почву, родившую Революцию, высвободившую их от векового рабства помещикам и царю; Революцию, вернувшую им человеческое преимущество»[174].
Подобные утверждения дали основание А. И. Деникину обвинить РЭОД в том, что оно черпает собственную идеологию «на улице Гренель» [175], где пребывало советское консульство.
Вступление в ряды РЭОД обычно становилось результатом не адекватной оценки событий, происходящих в СССР. Так, донской казак Александр Семенченков писал: «Советское правительство, по окончании семнадцатилетнего расказачивания казачьих областей, всенародно заявило о восстановлении казачества» [176]. Заявляя о начале «новой эры» для родных ему краев, он информировал о возобновлении ношения казачьей формы в СССР и о том, что иногородним якобы предложено «в циркулярном порядке ее надеть». Из этого он делал вывод, что с вековой неприязнью казаков и иногородних покончено окончательно. Попутно он осуждал казаков-националистов, отстаивавших идею создания свободного государство Казакия в юго-восточной части России по окончании ликвидации СССР.
Но чаще участие в РЭОД становилось следствием перипетий эмигрантского существования. Так, Г. А. Грехов выступил со статьей в жанре открытого письма. Данный очень эмоциональный документ свидетельствует, в первую очередь, о разочаровании рядового участника Белого перемещения в начальниках армейских организаций русского зарубежья: «Долгие скитанья, «собачья судьба», борьба за кусок хлеба и за право данный кусок хлеба получить, пустословие и бездеятельность «вождей» вынудили нас задуматься и взглянуть в будущее уже не чужими, а собственными глазами… Началась внутренняя неприязнь, и доброволец 1917 года прекратил выяснять добровольца 1936 года» [177].
Приход людей, аналогичных Грехову, в лагерь оборонцев, равно как и противоположное рвение вторых связать с Гитлером надежду на долгожданный «весенний поход», было следствием одного и того же: глубокого психотерапевтического надлома, охватившего российское зарубежье по большому счету и военную эмиграцию в частности в конце 30-х годов.
Вторым генератором идей советского оборончества были издававшиеся в Париже в 1930-е годы сборники статей «Неприятности». Об подлинных замыслах Гитлера в отношении России авторы сборников начали писать еще задолго до начала Второй мировой [178]. Особенное опасение у них приводили к планам раздела страны [179]. Редакция «Неприятностей» вычисляла существование СССР в его границах «совсем нужным для народов, населяющих Россию, и для прогресса всего человечества…» [180]
Часть II