Такое попустительство противоречит моему главному убеждению: чем раньше, тем лучше. Но кроме того самые продвинутые родители из садика Бин, наверное, никуда не торопятся.
— Не желаю, дабы дети тратили время на чтение на данный момент, — заявляет журналистка Марион. Они с мужем уверенный в том, что в дошкольном возрасте детям значительно серьёзнее обучиться навыкам социализации: умению упорядочивать собственные мысли и отлично говорить.
В этом отношении им повезло. Не смотря на то, что в саду и не учат чтению, но умению говорить тут обучают по полной программе. Более того, оказывается, главная задача нахождения детей в детском саду — совершенствование разговорного французского языка для всех детей, независимо от происхождения. В брошюре для своих родителей написано, что французский, которому обучают в саду, «богат, структурирован и понятен всем» (другими словами по окончании сада дети будут знать французский значительно лучше меня). По словам Шарлотты, наставницы Бин, дети эмигрантов в большинстве случаев приходят в сад в сентябре, зная только базы французского либо по большому счету не зная ни слова. К марту они уже болтают чуть ли не лучше самих французов. Логика французов такова: в случае, если дети обучатся сказать четко, они смогут четко формулировать собственные мысли.
Кроме совершенствования разговорной практики, дети обучаются «слушать, задавать вопросы и с каждым днем вести все более рациональный диалог. Они начинают осознавать, что существует точка зрения, хорошая от их собственной. Столкновение с логическим мышлением оказывает помощь обучиться рассуждать. Дети обучаются вычислять, классифицировать, упорядочивать и растолковывать» (цитата из той же брошюры для своих родителей). Все эти интеллектуалы и французские философы, что разглагольствуют на телевидении, по всей видимости, обучились аналитически мыслить еще в детском саду.
Я вечно счастлива тому, что Бин ходит в сад. Мне ли не знать, каких упрочнений стоило моим подругам из Штатов (кроме того тем, кто не пробовал научить собственных младенцев чтению с пеленок) выбить место в частном детском саду (которое иногда обходится до 12 тысяч долларов в год за полдня нахождения). У меня имеется одна знакомая в Нью-Джерси, которая ежедневно тратит 50 мин., дабы отвезти собственных близняшек в сад. В то время, когда она возвращается к себе, ей чуть хватает времени принять душ и закинуть белье в стиральную машину, и опять пора ехать в сад за детьми. Дороговизна детских садов — притча во языцех. В опросе, совершённом среди американских семей с двумя мелкими детьми, затраты на детский сад либо няню идут первой строчкой.
Само собой разумеется, французская ecole maternelle далека от идеала. Воспитатели — кроме того хорошие — трудятся согласно соглашению временного найма. (У основной воспитательницы имеется помощница, на подхвате, — принести краски и карандаши, отвести ребенка в туалет, разнять расшалившихся малышей.) Существует вечная неприятность с финансированием, не всем детям достаточно мест. В группе Бин двадцать пять человек — думается, довольно много, но бывает и больше.
Среди плюсов детского сада: платим мы лишь за обеды (их цена определяется в зависимости от дохода своих родителей — от 13 центов до 5 евро в сутки). Отечественный сад на растоянии 7-тиминутной прогулки дома. Открыт с 8.20 до 16.20, четыре дня в неделю. Маме в таких условиях весьма легко трудиться. Дополнительно за маленькую плату имеется несколько продленного дня, где возможно покинуть детей до вечера и по средам. Несколько трудится кроме этого в каникулы и практически все лето: в то время, когда тепло, малышей водят в музеи и парки.
Благодаря детскому саду моя маленькая дочка-американка понемногу преобразовывается во француженку. Честно говоря, сад «офранцуживает» кроме того меня.
В отличие от яслей, родители в детском саду проявляют живой интерес и к Бин, и ко мне. Отечественную семью сейчас разглядывают как спутников, с которыми нужно будет провести пара лет до школы (в отличие от яслей — тогда было неясно, в какие конкретно сады отправятся дети). В группе Бин имеется пара мамочек с мелкими детьми — они в декретном отпуске. В то время, когда я забираю Бин в конце дня и веду в парк через дорогу, мы с ними общаемся, пока дети играются. Нас кроме того приглашают к себе домой на ужины, дни и полдники рождения!
Благодаря саду мы все больше погружаемся во французскую судьбу. И все больше понимаем, что в семьях французов выполняют незнакомые нам правила. По окончании ужина в гостях у моей подруги Эстер и ее мужа (отечественные девочки одного возраста) Эстер внезапно начинает злиться, в то время, когда ее малышка отказывается выходить из помещения, дабы проститься. Наконец Эстер входит в детскую и практически извлекает ребенка за руку.
— Au revoir, — смущенно произносит четырехлетка, и Эстер успокаивается.
Очевидно, и я учу Бин «чудесным словам»: «пожалуйста» и «благодарю». Но оказывается, во французском языке четыре чудесных слова: s’il vous plait (пожалуйста), merci (благодарю), bonjour (здравствуйте) и au revoir (до свидания). «Благодарю» и «пожалуйста» — слишком мало. Для французов значительно серьёзнее постоянно здороваться и прощаться — особенно здороваться. (Оказывается, что чтобы стать собственной во Франции, мне нужно было в первую очередь обучиться сказать bonjour!)
— Для меня основное, дабы дети имели возможность сообщить merci, bonjour и bonjour, madame (благодарю, здравствуйте и здравствуйте, госпожа), — согласится Одри Гутар, французская журналистка с тремя детьми. — Я их с года натаскиваю, кроме того не воображаешь как. По пятнадцать ежедневно повторяем.
Для некоторых из французов мало простого bonjour.
— Здороваться необходимо с уверенностью, поскольку это закладывает базу дружеских взаимоотношений, — уверена вторая мамочка, Вирджини, моя стройная подруга, которая кроме этого заставляет собственных детей сказать bonjour, monsieur и bonjour, madame.
А вот моя подруга Эстер и вовсе наказывает дочь, в случае, если та забывает поздороваться.
— Не хочет здороваться — пускай сидит в собственной комнате, никакого ужина с гостями, — говорит она. — Но сейчас она здоровается в любой момент. Пускай не совсем честно, но повторение — мать учения.
Бенуа, доктор наук, папа двоих детей, говорит, как повез в один раз малышей в гости к дедушке и бабушке, чем стал причиной домашний кризис. Его трехлетняя дочь по утрам просыпалась в мрачном настроении и не желала сказать «хорошее утро» дедушке, пока не позавтракает. Наконец ее удалось уломать на pas bonjour, papi («недоброе утро, дед») по пути к столу.
— Дедушка был радостен услышать хотя бы это. Пускай таковой, но символ уважения, — растолковывает какое количество.
Очевидно, взрослые также любой раз должны здороваться. На мой взор, туристов так недружелюбно встречают в парижских кафе и магазинах конкретно по причине того, что те не говорят bonjour, в то время, когда заходят, — пускай это кроме того единственное слово, которое они знают по-французски. Нужно здороваться, в то время, когда садишься в такси; в то время, когда официантка подходит к вашему столику в ресторане; в то время, когда просишь продавца подобрать размер штанов. Французы уверены в том, что здороваться — значит относиться к людям по-человечески, принимать их как равных, а не как прислугу. Меня поражает, как расслабляются французы, стоит только культурно поздороваться с ними. Для них это символ что, со мной в полной мере допустимо цивилизованное общение, не обращая внимания на мой необычный выговор.
А вот у меня на родине четырехлетка вовсе не обязан здороваться со мной, в случае, если приходит ко мне к себе домой вместе с родителями. Он будет наблюдать на меня исподлобья, пока за него здороваются взрослые. Согласно точки зрения американцев, тут не на что обижаться. Не необходимы им эти символы уважения, поскольку ребенка за полноценного человека все равно не вычисляют — он существует в параллельной «детской» действительности. Целый сутки я могу слушать рассказы о его немыслимых талантах, но сам он со мной не заговорит!
За домашним обедом в Соединенных Штатах рядом сидят мои сестры и двоюродные братья в возрасте от пяти до четырнадцати. Я поражена, что никто из них не заговаривает со мной, пока я сама не обращаюсь к ним. На мои расспросы они отвечают односложно. Кроме того дети не привыкли с уверенностью общаться с малознакомым взрослым человеком.
Французы так озабочены своим bonjour , в силу того, что во Франции детей не вычисляют бледной тенью их своих родителей. Ребенок здоровается — следовательно, существует. Как и любой взрослый, приглашенный в мой дом, ребенок обязан сообщить мне «здравствуйте».
— Приветствие — это, по сути, метод продемонстрировать уважение к человеку, — говорит Бенуа. — В случае, если дети не здороваются со взрослыми, те смогут обидеться.
Обучение детей вежливости — не просто социальная условность, а общенациональный проект. На родительском собрании в саду воспитательница Бин говорит, что детей, кроме всего другого, научат запоминать имена взрослых (Бин всех собственных наставниц кличет по именам). Брошюрка для своих родителей подтверждает: малыши в детском саду знакомятся с понятиями «учтивость и вежливость», обучаются «приветствовать воспитателя утром и прощаться с ним вечером, отвечать на вопросы, благодарить того, кто им оказывает помощь, и не прерывать говорящего».
Французским детишкам это также не всегда удается. Довольно часто родитель подсказывает крохе, что необходимо сообщить («А ну-ка поздоровайся!»). Взрослый, с которым обязан поздороваться ребенок, наряду с этим терпеливо ожидает, а позже дружелюбно говорит маме либо папе «ничего ужасного». И все успокаиваются.
Детей учат здороваться не только по причине того, что так нравится взрослым.
— Так дети избавляются от эгоизма, — говорит Эстер, которая извлекла из помещения собственную обожаемую единственную дочку, дабы та со мной простилась. — Дети, каковые игнорируют взрослых, не здороваются и не прощаются с ними, замкнулись в собственном коконе. Родители обожают их безмерно, но как научить их, что необходимо не только приобретать, но и отдавать?
В то время, когда дети произносят «благодарю» и «пожалуйста», всем узнаваемые «чудесные слова», они в какой-то мере играются подчиненную роль: взрослый что-то сделал для них («благодарю») либо они просят его о чем-то («пожалуйста»). Но «здравствуйте» и «до свидания» ставят ребенка на один уровень со взрослым. И усиливают их уверенность в том, что они — полноправные «мелкие люди».
Разрешив карапузу войти в мой дом без приветствия, я тем самым запускаю цепную реакцию: скоро он будет прыгать на моем диване, отказываться имеется что-либо, не считая макарон без соуса, и кусать мне ноги под столом за ужином. Достаточно дать разрешение на несоблюдение одного-единственного правила цивилизованного общества, как ребенок и все около скоро сообразят, что и остальные правила выполнять не обязательно; кроме того, они решат, что дети неспособны выполнять эти правила. Простое «здравствуйте» для окружающих и ребёнка свидетельствует, что он может вести себя цивилизованно. Так это «чудесное слово» задает тон общению между детьми и взрослыми.
Родители признают, что приветствие в некоем смысле «взрослый поступок».
— Не пологаю, что детям так уж легко здороваться, — подмечает Дениз, эксперт по медицинской этике; у нее двое детей — семи и девяти лет. Но Дениз думает, что дети чувствуют себя увереннее, зная, что взрослые ценят их вежливость. — Мне думается, что ребенок, что не здоровается со взрослыми, не ощущает уверенности в себе.
Как и его родители. Так как умение сказать «чудесные слова» в первую очередь говорит о воспитании. Дети, каковые предпочитают отмалчиваться, рискуют заслужить прозвище mal eleve — невоспитанный.
Дениз припомнила, как к ее дочери приходил к себе домой приятель: он всегда кричал и почему-то именовал хозяйку дома cherie — дорогая.
— Я позже сообщила мужу, что больше его не приглашу. Не желаю, дабы мой ребенок общался с невоспитанными!
Создатель книги «Громадная домашняя энциклопедия» ( Le Grand Livre de la Famille ) Одри Гутар пробует опровергнуть общепринятые нормы французского воспитания. Но кроме того Гутар не осмеливается усомниться в важности «чудесных слов». «Вправду, во Франции ребенок, что приходит к себе домой и не говорит „бонжур, месье“, „бонжур, госпожа“, не заслужит умиления, — говорит она. — Шестилетний ребенок, что не в состоянии оторваться от телевизора в доме, куда вы пришли к себе домой… сообщу одно — он не хорошо вежлив. Это ненормально. В отечественном обществе существует довольно много условностей. Но если не выполнять эту, вас не будут вычислять частью общества. Да, быть может, это довольно глупо. Но конкретно по данной причине детям в будущем будет сложнее интегрироваться и общаться с людьми. Будет лучше, в случае, если родители познакомят детей с этими правилами.»
Да, я подмечала, что дети французов сплошь и рядом здороваются. Но не считала, что это правило — прямо-таки одна из баз общества! Оказалось, что простое «здравствуйте» свидетельствует, что вашему воспитанию уделяли внимание, и говорит о том, что вы собираются выполнять принятые в обществе правила. Окружению Бин — трех- и четырехлеткам — уже не первый год вдалбливают эту истину. Но мы собственную дочь ничему такому не учили. В ее арсенале только «благодарю» и «пожалуйста», другими словами она у нас воспитана наполовину. Может — о кошмар! — кто-нибудь уже посчитал ее маловоспитанной?
Пробую воззвать к зародышевому антропологическому чутью собственной малышки и растолковываю, что здороваться — национальный французский обычай, что она обязана уважать.
— Мы живем во Франции, а для французов крайне важно, дабы люди говорили bonjour. Мы также должны так сказать, — натаскиваю ее в лифте по пути на сутки рождения. — Так что мы на данный момент скажем, в то время, когда войдем?
— Кака, — отвечает Бин.
В большинстве случаев, в то время, когда мы входим, она не говорит ничего. Исходя из этого мне приходится выполнять ритуал — весьма звучно я приказываю ей поздороваться. Хоть я отдаю дань неспециализированному правилу. И тем самым подаю Бин пример.
в один раз мы с дочерью идем в сад, внезапно она поворачивается ко мне и говорит:
— Кроме того в случае, если я стесняюсь, я все равно обязана сообщить bonjour.
Может, это в саду ее обучили? Как бы то ни было, это отлично. Но меня тревожит, что она так без шуток обдумывает эти правила. Одно дело — играться во француженку, и совсем второе — вправду стать ею.
Не смотря на то, что я испытываю смешанные эмоции по поводу «офранцуживания» Бин, мне определенно нравится то, что она растет двуязычной. Дома мы с Саймоном говорим с дочерью лишь по-английски. В саду она общается только на французском. Время от времени меня поражает, что я родила ребенка, что тихо применяет слова типа carottes rapees и confiture sur le beurre [6].
Я считала, что мелкие дети схватывают язык на лету. Но в действительности это больше похоже на способ ошибок и проб. Пара человек информируют мне, что Бин так же, как и прежде делает характерные американцам неточности. И не смотря на то, что она ни при каких обстоятельствах не выезжала за пределы парижской кольцевой дороги (если не считать маленькой поездки в Америку на Рождество), по всей видимости, мы ее каким-то образом все-таки «американизировали». Но лишь ли мы? в один раз в среду утром отвожу ее на занятие музыкой (в большинстве случаев это делает няня) и выясняю, что преподавательница общается с ней на ломаном британском — не смотря на то, что с остальными детьми говорит по-французски. А учительница танцев по-французски велит всему классу лечь на пол и распластаться сотте ипе creре («как блинчик»). Бин она приказывает распластаться сотте ипе pancake [7].
Кроме того я подмечаю, что Бин делает довольно много неточностей и необычно сооружает предложения. В большинстве случаев вместо французского pour («для») она говорит британское for. Ее словарный запас ограничен тем, чему она обучилась в детском саду, исходя из этого поболтать о автомобилях либо, к примеру, об ужине она не имеет возможности. в один раз она внезапно задаёт вопросы меня:
— Avion — это то же, что самолет?
Сама додумалась! Не осознаю до тех пор пока, какие конкретно неточности она делает, в силу того, что билингва, а какие конкретно — легко по причине того, что ей всего три года. в один раз в метро она принюхивается ко мне и информирует:
— От тебя пахнет рвомелой.
Оказывается, она соединила два слова: «Памела» и «рвота».
Через 60 секунд она принюхивается опять.
— Ну и как я сейчас пахну?
— Колледжем, — отвечает она.
Дома французские слова время от времени вытесняют британские. Мы сами начинаем сказать соисои вместо «привет» и guili-guili, в то время, когда щекочем ее. Игра в прятки сейчас именуется cache-cache. Мусор мы выносим в poubelle , и соску Бин именует по-французски — tetine. Вместо «пук-пук» у нас в доме сейчас делают prouts.
Весной первого детсадовского года приятели начинают подмечать, что Бин больше не делает неточностей. И говорит, как настоящая парижанка. Она с уверенностью овладевает французским, я кроме того слышу, как она шутит по-французски с приятелями, говоря наряду с этим с преувеличенным американским выговором (возможно, изображает меня). Ей нравится специально смешивать два выговора; она придумывает, как по-французски звучали бы те либо иные британские слова.
Я:
— Как по-английски d’accord?
Бин:
— Акко-о-о-орд (с выговором южных американских штатов).
Мой папа в восхищении от того, что у него растет «французская» внучка, и требует Бин, именовать его grand-pere. Но Бин такое кроме того в голову не приходит. Она же знает, что он не француз. Исходя из этого он остается легко дедушкой.
По вечерам мы с ней рассматриваем книжки с картинами. Она радуется и, думается, испытывает облегчение, выяснив, что кое-какие слова во французском и британском означают одно да и то же — к примеру, «аэроплан». А в то время, когда мы доходим до известной реплики из книжек про Мадлен — «Что-то не так!», — тут же переводит ее на разговорный французский: «Quelque chose пе va pas!»
Не смотря на то, что у Саймона английский выговор, Бин владеет английским языком с американскими интонациями. Не знаю, чья это заслуга — моя либо Элмо с «Улицы Сезам». Другие англоговорящие детишки, которых мы знаем в Париже, говорят с различными выговорами — у каждого собственный. У подружки Бин произношение настоящей англичанки: ее отец из Новой Зеландии, а мама наполовину ирландка. Мальчик, у которого мама из Парижа, а отец из Калифорнии, говорит, как французский шеф-повар из американской телепередачи 1970-х годов. А отечественный сосед (мама — австралийка, папа говорит на фарси) и вовсе лопочет, как один из персонажей «Маппет-шоу».
В то время, когда Бин владеет английским языком, она время от времени ставит ударение не в том месте (к примеру, в слове salad) либо располагает слова в предложении так, как это принято во французском. Еще она переводит с французского дословно и говорит «позже» (after) вместо «позднее» (later) — во французском это одно да и то же слово аргes.
Не редкость, Бин просто не знает, как сообщить ту либо иную фразу по-английски. В то время, когда ей хочется определить, идет ли ей платье, в подражание бессчётным диснеевским мультикам, она вопрошает: «Я ль на свете всех милее?» Но все это мелочи. Одно лето в детском лагере в Штатах — и неприятностей с британским не будет.
В отечественный лексикон входит еще одно французское слово: betise . Оно свидетельствует мелкую детскую шалость. В то время, когда Бин вскакивает из-за стола и хватает без спроса конфету либо кидает горошины на пол, мы говорим, что она «делает betise». Betise — это такое мелкое непослушание. «Делать betise» плохо, но не то дабы весьма не хорошо. Вот в случае, если шалостей накопится довольно много, мы угрожаем Бин наказанием. Но одна шалость — ничего ужасного.
Мы используем французское слово, в силу того, что подходящего аналога для betise в британском нет. Ну нет у нас слова для «маленькой шалости»! Мы скорее скажем, что ребенок непослушный, не хорошо себя ведет либо по большому счету «плохой», чем придумаем особенное слово для плохого поступка. Но все эти выражения ничего не могут сказать о серьезности проступка. Очевидно, даже в том случае, если мы говорим по-английски, я знаю отличие между «ударить по столу» и «ударить по лицу». Но свойство отделить на словах мелкое непослушание от громадного оказывает помощь мне как родителю реагировать соответственно. Мне не приходится истерить и ругаться любой раз, в то время, когда Бин что-то делает не так либо бросает вызов моему авторитету. Так как довольно часто это всего лишь betise , шалость. Я счастлива, что у нас имеется это слово.
Большая часть новых французских слов я определю не только от Бин, но и из бессчётных детских книжек, которых у нас набирается уже целая библиотека (дарят на дни рождения, покупаем случайно либо берем за бесценок на распродажах ветхого барахла у соседей). Я не просматриваю Бин вслух, в случае, если рядом кто-то из французов, поскольку я сама слышу собственный американский выговор и запинаюсь, встретив незнакомые слова. Я так стараюсь не допустить через чур уж ужасных неточностей в произношении, что сюжет улавливаю только с третьей попытки.
Скоро я подмечаю, что французские и песенки и английские книжки для детей отличаются не только языком. В них часто и различная мораль. В американских книжках в большинстве случаев имеется неприятность, попытки ее преодолеть и хэппи-энд. К примеру: ложка желает стать ножом либо вилкой, но наконец-то осознаёт, как здорово быть ложкой. Мальчик не разрешает вторым детям играться в песочнице, но позже его самого выгоняют из песочницы, и он осознаёт, что все должны играться совместно. В общем, любой извлекает урок, и жизнь налаживается.
И это относится не только книг. Я подмечаю, что с каким-то нездоровым энтузиазмом напеваю Бин: «Если ты радостен и знаешь об этом, похлопай в ладоши» либо «Солнышко на следующий день взойдет» (слова из мюзикла «Энни», что мы с ней наблюдаем). В мире, где говорят по-английски, у всех неприятностей имеется ответ, и счастье прейдет скоро.
Французские книжки, каковые мы с Бин читаем, помой-му начинаются так же. Имеется неприятность, храбрецы пробуют ее преодолеть. Но их удачи продолжаются недолго. Книжка довольно часто заканчивается тем, чем началась: у главного храбреца снова появляется та же неприятность. Очень редко мы сталкиваемся с личностной изменением, где все чему-то обучаются и растут на собственных неточностях.
В одной из любимых французских книжек Бин рассказывается о двух прекрасных девочках. Они лучшие подружки и двоюродные сёстры. Эльетт (рыженькая) всегда руководит Алис (темноволосой). в один раз Алис решает, что так длиться больше не имеет возможности, и перестает играться с Эльетт. Они продолжительно не общаются, им одиноко. Наконец Эльетт приходит к себе к Алис, просит прощения и обещает измениться. Алис принимает извинения. На следующей странице девочки играются в врача, Эльетт пробует уколоть Алис шприцем. Ничего не изменилось. Финиш.
Не все французские книжки заканчиваются так же, но многие. Суть в том, что необязательно у всех историй должен быть прекрасный либо радостный финиш. Европейцы принимают это как само собой разумеющееся. Мораль историй из французских книжек, каковые просматривает Бин, это подтверждает: жизнь не делится на тёмное и белое, она значительно сложнее. Нет нехороших и хороших парней: в каждом из нас есть немного и того, и другого. Да, Эльетт обожает покомандовать, но с ней радостно. Алис — жертва, но разве она не сама напрашивается? Причем опять и опять. И нам остается высказать предположение, что не совсем здоровые отношения между Эльетт и Алис продолжатся по аналогичной схеме, в силу того, что… да в силу того, что так постоянно бывает в отношениях двух подруг, разве нет? Жаль, что я не определила об этом в четыре года, а додумалась только в тридцать.
Писательница Дебра Оливье отмечает, что американские девчушки гадают на ромашке так: «Обожает — не обожает». Француженки различают куда больше оттенков любви и гадают совсем по-второму: «Обожает чуть-чуть, обожает очень сильно, страстно, безумно либо не обожает совсем».
Храбрецы французских книжек для детей довольно часто владеют противоречивыми качествами. В одной из книг про «совершенную принцессу», каковые так обожает Бин, Зоуи открывает презент и заявляет, что он ей не нравится. Но на следующей странице притворяется «совершенной принцессой», подпрыгивает и говорит «благодарю» тому, кто его подарил.
Если бы эта книжка была написана для американцев, Зоуи, вероятнее, преодолела бы собственные негативные импульсы и превратилась в «совершенную принцессу» раз и окончательно. Французский вариант больше похож на настоящую судьбу: в Зоуи борются «яркая» и «чёрная» стороны ее личности. Книга поощряет поведение «как у принцессы» (в конце имеется кроме того мелкий диплом «за хорошее поведение»), но ее авторы исходят из того, что всем детям характерны мелкие шалости.
Книги для французских четырехлеток пестрят обнаженной любовными темами и натурой. К примеру, у Бин имеется книжка про мальчика, что случайно пришел в школу обнажённым. И еще одна, про то, как мальчик, случайно написавший в штанишки, влюбляется в девочку, которая дала ему собственные, по окончании чего сделала юбку из банданы. Авторы этих книжек — как и мои привычные родители-французы — принимают детсадовские влюбленности как настоящие.
У меня появляется пара друзей, каковые выросли во Франции, не смотря на то, что их родители — американцы. В то время, когда я задаю вопросы, кем они чувствуют себя — французами либо американцами, практически все отвечают, что это зависит от обстановки. В большинстве случаев они чувствуют себя американцами, в то время, когда находятся во Франции, и французами, в то время, когда приезжают в Америку.
Думается, Бин ожидает похожая будущее. Кое-какие черты характерные американским детишкам прививаются ей легко: к примеру, склонность всегда ныть и не хорошо дремать по ночам. Но над вторыми приходится поработать. Выбираю американские праздничные дни, каковые мы будем отмечать, отказываясь от тех, что требуют довольно много готовки. Так, мы оставляем Хэллоуин и «выкидываем» Сутки благодарения. Сутки независимости (4 июля) практически сходится с Днем взятия Бастилии (14 июля), исходя из этого празднуем оба в один момент. Я сомневаешься, что именно направляться осознавать под «хорошей американской кухней», но мне почему-то весьма хочется, дабы Бин полюбила сэндвичи с тунцом.
Я пробую растолковать Бин, что означает быть американкой, но я еще желаю, дабы она почувствовала, что означает быть еврейкой. В детском саду записываю ее в перечень тех, кто не ест свинину, не смотря на то, что это вряд ли укрепит ее религиозное рвение. Она все пробует осознать, что это за иудеи такие, каковые кроме того в Санта-Клауса не верят, и как бы ей увильнуть от всего этого.
— Не желаю быть еврейкой, желаю быть англичанкой, — заявляет она нам в первых числах Декабря.
О Всевышнем с ней пока не хочется сказать. Опасаюсь, в случае, если сообщу ей, что Он всемогущ и вездесущ, другими словами присутствует в том числе и в ее комнате, она до кошмара перепугается. (Она и без того уже опасается колдуний и волков.) Вместо этого весной готовлю прекрасный ужин на иудейскую Пасху. Но не успеваю сказать первую молитву о благословении, как Бин умоляет отпустить ее из-за стола. Саймон мрачно сидит наоборот, всем своим видом показывая: «Ну, что я тебе сказал». Доедаем суп с шариками из мацы и включаем голландский футбольный матч.
Но Ханука пользуется успехом. Быть может, в силу того, что Бин делается на 6 месяцев старше. Плюс свечки и подарки, само собой разумеется. Но больше всего ей нравится, как мы поем и танцуем хору в гостиной, а позже в изнеможении падаем на пол.
Но через восемь дней, открыв восемь шепетильно выбранных мною подарков, она так же, как и прежде настроена скептически.
— Ну вот и Ханука кончилась, мы больше не иудеи, — говорит она. И задаёт вопросы, придет ли к нам Санта-Клаус — Рere Noel, о котором она так много слышала в саду.
В канун Рождества Саймон уговаривает меня набить подарками отечественные ботинки, расставив их у камина. Дескать, так делают в Голландии, и это культурная традиция, а не религиозная. (Вообще-то голландцы выставляют тапки пятого декабря.) Бин приходит в экстаз, проснувшись и заметив ботинки, хоть и взяла в качестве подарка недорогое йо-йо и пластиковые ножницы.
— Санта-Клаус в большинстве случаев не приходит к иудейским деткам, но в текущем году пришел! — щебечет она.
Сейчас, в то время, когда я забираю ее из сада, между нами происходит приблизительно таковой разговор.
Я:
— Чем занималась сейчас в саду?
Бин:
— Ела свиные отбивные.
Нам повезло, что мы, хоть и чужестранцы, но из англоговорящих государств. Британский — самый популярный язык во Франции. Большая часть французов моложе сорока говорят на нем достаточно сносно. Воспитательница Бин требует меня и одного папу из Канады прийти как-нибудь утром и почитать детям вслух книжки на британском. Кое-какие приятели Бин берут занятия английского языка. Их родители не устают повторять, как повезло Бин, что она билингва.
Но в том, что твои родители — чужестранцы, имеется и недочёты. Саймон вспоминает, как в юные годы — он вырос в Голландии — ему всегда было стыдно, в то время, когда его родители говорили по-голландски на людях. Думаю об этом, в то время, когда в последних месяцах года в детском саду Бин своих родителей приглашают учавствовать в концерте. Большая часть французов, конечно, знают слова всех детских песен. Я же что-то мямлю невпопад, сохраняя надежду, что Бин меня не слышит.
Осознаю, что нужно будет пойти на компромисс и примириться с двумя «личностями» Бин: так как тогда как я пробую сделать ее американкой, она быстро преобразовывается во француженку. Я уже привыкла к тому, что она именует Золушку Сандрийон, а Белоснежку — Бланш-Неж. Смеюсь, в то время, когда она информирует, что мальчик из ее класса обожает Спидеррмена — с французским раскатистым «р», — а не Спайдермена, Человека-паука. Но не желаю кроме того слышать о том, что семь гномов поют «Хей-хо» (а они вправду поют во французской озвучке). Кое-какие вещи для американцев — святое!
К счастью, кое-какие американизмы все же весьма заразны. в один раз утром веду Бин в детский сад по улицам отечественного квартала, и она внезапно начинает распевать: «Солнышко на следующий день взойдет». Поем совместно всю дорогу. Моя оптимистичная американочка все еще со мной.
Наконец решаюсь расспросить привычных французов об данной таинственной фразе, — «кака». В ответ они смеются над тем, что я так переживаю. Оказывается, «кака» — вправду ругательство, но лишь для мелких. Дети перенимают его приятель у приятеля приблизительно в то время, в то время, когда привыкают к горшку.
В то время, когда ребенок говорит «кака», это приравнивается к маленькой шалости. Но родители знают, что в этом вся прелесть. Дети как будто бы показывают язык всему миру и нарушают правила. Взрослые французы, с которыми мы обсуждаем эту тему, соглашаются, что, потому, что у детей так много ограничений и правил, им нужна и свобода. «Кака» — это метод почувствовать себя сильным и свободным.