«Желаю я, чтобы страха не знали пред вами.
Желаю, дабы в память о весёлом чуде
Познали радости великое люди.
Да будет в сердцах человечьих отрада
И пускай не опасаются змеиного яда!»
Ответили Астике змеи в соответствии с:
«О праведник, то, что сообщил ты, замечательно.
Пускай люди запомнят одно изреченье
И сообщат потомкам своим в поученье.
Кто сообщит заклятье, тот станет посильнее,
Чем самые злые, кусливые змеи:
«Подвижник с душою, для блага раскрытой,
Да будет мне Астика верной защитой,
Несчастных, страдающих приятель постоянный,
Да будет мне Астика верной охраной,
Он – Астика, он – Существующий Всегда,
После этого, что деянье его – человечно!»
О хорошие люди, пускай этим рассказом
Насытятся разум и чистое сердце.
Кто выслушал данный рассказ от начала,
Не будет опасаться змеиного жала.
Начнем его опять говорить людям
И страха пред змеями ведать не будем.
Сожжения змей вы прочли описанье,
На этом кончается отечественное сказанье.
РАМАЯНА
Перевод с санскрита Веры Потаповой.
прозаические введения и Подстрочный перевод в тексте перевода Б. Захарьина.
КНИГА ПЕРВАЯ
ДЕТСТВО
Святой подвижник Вальмики, красноречивейший из людей, требует всеведущего Нараду назвать безукоризненного мужа, самого отважного и добродетельного, красивого ликом, стройного статью и умудренного знаньями.
Нарада говорит ему о сыне царя Дашаратхи, доблестном Раме из рода Икшваку. Он призывает Вальмики восславить подвиги и жизнь витязя в мерных стихах песнопения, суть которого был бы вразумителен всем живущим.
Они расстаются. Задумавшийся Вальмики медлительно прогуливается, сопутствуемый учеником. Неожиданно он подмечает двух куликов-краунча. Они предаются любви и не видят, что к ним подкрался охотник. Краунча-самец падает наземь, убитый стрелой. Его подруга горестно кричит. Вальмики удивлен. Он проклинает охотника, и… слова проклятия оказываются мерными строчками стихов.
Мало спустя Вальмики сознает, что случай исторг из его сердца неизвестный прежде размер песнопения – шлоку.
Нежданно Вальмики есть всевышний-творец Брахма. По его слову, песнопенье о Раме должно быть создано размером шлоки.
Следуя веленью Брахмы и разуменью собственного сердца, Вальмики слагает эту красивейшую из поэм.
[Царство и столица Дашаратхи]
(Часть 5)
Сарайю-рекой омываясь, довольством дышала
Держава широкая – славное царство Кошала,
Где выстроил некогда Ману, людей прародитель,
Собственный город престольный, Айодхью, величья обитель.
Двенадцати йо?джанам[173]был протяженностью равен
Тот город, и улиц разбивкой божественной славен.
На Царском Пути, увлажненном, чтобы не было пыли,
Охапки цветов ароматных разбросаны были.
И царь Дашаратха, владетель столицы прекрасной,
Ее возвеличил, как Индра – собственный город небесный.
Порталы ворот муниципальных, защищенных оружьем,
Украшены были снаружи резным полукружьем.
Какие конкретно искусники тут пребывали, умельцы!
На шумных рынках народ зазывали сидельцы.
В том граде величия жили певцы из Магадхи,
Возничие жили в том граде царя Дашаратхи.
И были на башнях твердыни развешаны стяги,
Ее защищали овраги и глубокие рвы.
А вдруг инопланетяне недоброе в мыслях держали,
Им ядра булыжные в острых шипах угрожали!
Столица, средь манговых рощ безмятежно покоясь,
Блистала, как дева, из листьев надевшая пояс.
В том месте были несчетные кони, верблюды и слоны.
В том месте были заморских товаров навалены груды.
С дарами к царю Дашаратхе соседние раджи
Съезжались – ему поклониться, как старшему младший.
палаты и Дворцы искрились, подобно бриллиантам,
Как в райской столице, выстроенной Тысячеглазым.
Был сходен частично с узорчатой, восьмиугольной
Доской для метанья костей данный город престольный.[174]
Казалось, небесного царства единодержавец
Воздвигнул дворцы, где блистали созвездья красавиц.
Целыми последовательностями, стройности и согласья для,
На улицах ровных находились дома в этом граде.
Хранился у горожан рис отличный,
Что «шали»[175]зовется и собран порою холодной.
Амбары Айодхьи ломились от белого шали!
В том месте сахарный сок тростника в изобилье вкушали.
Мриданги[176], вины и литавры в том граде красивом
Ценителей слух услаждали звучаньем согласным.
Так божьего рая святые насельники жили,
За то, что они на земле, как отшельники, жили!
В столице лучшие из мужей обитали.
Они в невооружённого недруга стрел не метали.
Отважные лучники, в цель попадая по звуку,[177]
Зазорным вычисляли поднять на бессильного руку.
Им были добычей вепри и могучие тигры,
Что яростным ревом будили дремучие дебри.
Зверей убивали оружьем иль крепкой десницей,
И любой воитель обладал боевой колесницей.
Властитель Кошалы собственный блеск увеличил сторицей,
Гордясь многотысячным войском и царства столицей!
В том месте были обители брахманов, опытных веды,
Наставников умных, ведущих с всевышними беседы.
В том месте лучшие жили из дваждырожденных, послушных
Велению долга, мыслителей великодушных,
Радевших о жертвенном пламени,[178]чтоб не угасло, –
В него черпаком подливавших священное масло.
[Город Айодхья]
(Часть 6)
Айодхьи хорошие обитатели – вед достиженьем
Собственный ум возвышали и пользовались уваженьем.
Их царь Дашаратха, священного долга блюститель,
Из рода Икшваку великоблестящий властитель,
Выполненный доблести супруг, незнакомый с боязнью,
Для недругов грозный, за дружбу платящий приязнью,
Был эмоциям своим господин[179], и могущества мерой
Он с Индрой всесильным сравнялся, достатком с Куберой.
Преславный Айодхьи владыка был мира хранитель,
Как Ману, мудрец богоравный, людей прародитель.
И град многолюдный, где властвовал царь правосудный,
Был Индры столице под стать, – Амара?вати чудной.
От века не ведали зависти, коварства и лжи
Радостные и беспорочные обитатели царства.
Не знали в Айодхье корысти, обмана, злорадства.
Охотников не было в том месте до чужого достатка.
Любой, кто главенствовал в доме, не имел возможности нахвалиться,
Как род благоденствовал и процветала столица!
Выполненных жадности, не признающих святыни,
безбожников и Невежд не было в том месте и в помине.
Обладал житель зерном, лошадьми и рогатым
Скотом в изобилье, живя в стране богатом.
Снискали женщины и мужчины хорошую славу,
И этим обязаны были безукоризненному нраву.
Привержены дхарме, в поступках не двойственны были,[180]
Души весёлость и красота им характерны были,
И сердцем чисты, как святые отшельники, были,
И кольца у них, и златые начельники были,
Никто не ходил без запястий и пахучих венков,
И не было в том месте над собой не имеющих власти,
И тех, что вкушают еду, не очистив от грязи,
Что без омовений живут[181]и сандаловой мази,
Без масла душистого, без украшений нагрудных,
И не было в том месте безрассудных иль разумом скудных.
А жертвы всевышним приносить не хотевших исправно[182]
И пламень священный беречь – не виделось подавно!
И не было в том месте ни воров, ни дураков, ни амурной
Четы, преступно вступающей в брак межсословный.[183]
мудрецы и Мыслители, постигавшие веды,
Ученые брахманы, предотвращавшие беды,
Подарки принимая, о благе радетели были,[184]
Собою обладали, полны добродетели были.
Не знали в Айодхье нечестивцев и мучителей,
Уродов, лжецов, несчастливцев и ненавистников.
Вовек не виделись на улицах дивной столицы
Злодеи, дураки, богохульники либо тупицы.
Шесть умных порядков мышленья усвоены были
Мужами Айодхьи[185], что храбрые солдаты были.
Притом отличались они благородства печатью,
А дамы – редкой красой и пленительной статью.
Отважный, радушный, за гостя всевышним признательный,
Делился народ на четыре хорошие варны.
Держались дома? долговечных и благосердечных
Мужей, окруженных потомством от жен безукоризненных.
Над воинством – брахманов славных стояло сословье.
Ему подчинялись с преимуществом, без прекословья.
Отважных воителей чтили в любой момент земледельцы,
Торговцы, умельцы и потомственные мастера.
Торговец ли, ремесленник, солдат ли, брахман ли умный, –
Трем варнам помогали с отменным усердием шудры.
Пещерой со львами был город, наполненный войском,
Готовым его защищать в нетерпенье геройском.
Собственный род из Камбоджи вели жеребцы, кобылицы.
Бахлийские лошади[186]были красою столицы.
Слонов боевых поставляли ей горные кряжи:
Виделись в Айодхье слоны гималайские кроме того!
И это божественное поголовье слоновье
От А?нджаны, от Айрава?ты вело родословье,
От Ва?маны, от Махапа?дмы, что был великаном
И в царстве змеином подземным служил властелинам.
Бхадрийской, мандрийской, бригийской породы был любой
Из буйных самцов, именуемых «Выпивающими Два раза».[187]
Айодхьи неприятелей устрашали их свирепость и мощь.
Слоны украшали ее неприступную крепость.
И, йо?джаны на? две собственный изливая сиянье,
Столица являлась очам на громадном расстоянье.
Айодхьи властителю – недругов грозное войско
Сдавалось, как месяцу ясному – звездное войско.
Радостной столицей собственной руководил градодержец,
Как тысячеглазый владыка всевышних, Громовержец!
Дашаратха, старый царь Кошалы, бездетен. Он молит всевышних о потомстве. Всевышние отвечают согласием: не потому лишь, что с давних времен были хороши к Дашаратхе, но и оттого, что смогут наконец сокрушить всевластие Раваны, предводителя ракшасов-демонов, царя Ланки.
Когда-то Равана был подвижником. Его подвиги славились во всех трех мирах – среди всевышних, людей и демонов. Сам Брахма, потрясенный силою духа Раваны, внес предложение ему любой дар. Равана выбрал могущество перед всевышними и ракшасами; людей он считал недостойными соперниками. С того времени в трех мирах нет спокойствия. Равана истребляет добро и творит зло.
Равана, сотрясающий гору Кайласа, на которой восседают Шива и Парвати Барельеф из храма Кайласанатха. Индия, VIII в.
Всевышние решают воплотиться на Земле, в силу того, что лишь земной супруг способен одолеть Равану. Всевышний-хранитель Вишну обязан появиться в виде четырех сыновей Дашаратхи, другие всевышние – в виде мартышек, ассистентов в будущей битве с предводителем ракшасов.
Вишну есть Дашаратхе с божественным яством. Старшая из царских жен, Каушалья, съедает половину яства, вторая, любимейшая, Кайкейи, – восьмую часть, Сумитра, младшая супруга, – другое.
В тот же сутки любая из трех – понесла дитя под сердцем.
Каушалья разрешается первенцем – Рамой, Кайкейи рождает Бхарату, Сумитра рождает близнецов Лакшману и Шатругхну.
Царевичи растут. Они обучаются ратным искусствам, как то положено солдатам-кшатриям, и мастерству править страной. Они изощряют собственный ум в науке и совершенствуются в вере и долге, и в этом им нет равных кроме того среди жрецов-брахманов.
Рама и Лакшмана. Барельеф из храма Лоро Джонгрант. Ява, IX в.
К Раме крайне привязан Лакшмана. Шатругхна особенно дружен с сыном Кайкейи.
К Дашаратхе приходит святой Вишвамитра, известный подвижник. Он требует царя отпустить с ним Раму, дабы тот защитил его лесную обитель от бесчинства ракшасов. Царю жаль отпускать юного Раму, но он опасается бешенства Вишвамитры. Рама и с ним Лакшмана выходят в путь к подножью Гималаев.
Они переправляются через Гангу. Тут великий отшельник благословляет их водою святой реки. Он предсказывает им славную блаженство и земную жизнь на небесах.
По пути обитель, в густом лесу, Рама убивает ракшаси Тараку, злобную и замечательную, как будто бы тысяча взбесившихся слонов. Вишвамитра дарит ему чудесное оружие всевышних: оно есть на поле боя по желанию обладателя и постоянно приносит победу.
Защищая обитель, Рама расправляется еще с двумя могущественными ракшасами – Ма?ричей и Суба?ху…
Вишвамитра требует Раму и Лакшману отправиться с ним в Митхилу, правитель которой, Джа?нака подготавливается совершить великое жертвоприношение.
Они путешествуют. Вишвамитра говорит о местах, мимо которых они проходят.
Они являются ко двору царя Митхилы. Джанака повествует им о божественном луке Шивы.
Некогда Дакша, тесть Шивы, устроил на небесах великое жертвоприношение. Пригласили всех, не считая зятя. Взбешенный Шива явился на пир с огромным луком, угрожая убить всех. Но небожители смягчили его бешенство, и он дал согласие передать собственный чудесный лук предку Джанаки, земному царю Деварате на хранение. Сейчас данный лук перешел к Джанаке.
Джанака был бездетен и молил всевышних о потомстве. В то время, когда он вспахивал священным плугом поле, дабы возвести в том месте алтарь, из борозды к нему встала красивая дева. Джанака забрал ее в дочери и назвал Сита, что свидетельствует «борозда». В то время, когда Сита достигла совершеннолетия, Джанака заявил: Сита дастся в жены тому, кто сумеет надеть тетиву на священный лук Шивы. Но никто кроме того не имел возможности поднять с почвы данный лук.
Джанака предлагает Раме попытаться собственные силы.
[Лук Шивы]
(Часть 67)
«Божественный лук, Девара?те подаренный Ру?дрой,
Разреши Раме узреть», – Вишвами?тра сообщил благомудрый.
И раджа приказал принести данный лук известный.
Душистым сандалом натертый, цветами увитый.
Пять сотен мужей отличных, выполненных силы,
В телегу впряглись по приказу владыки Митхи?лы.
На восьмиколесной телеге сундук помещался.
Под крышкой металлической блистающий лук помещался.
Узрел данный ларь и сложил для привета ладони
Митхилы властительный царь, восседавший на троне.
И мыслями он поделился тогда с Вишвамитрой,
И с тем, кто рожден Кауша?льей, и с тем, кто – Суми?трой…
Великий подвижник и храбрых царевичей двое
Услышали умного Джа?наки слово такое:
«Этот лук запредельный был отечественного рода святыней.
Надеть на него тетиву, обуянны гордыней,
Соседние раджи зря пробовали поныне.
Ни всевышние, ни демоны им не обладают, – рассудим,
Откуда уменье такое дастся людям?
Стрелу наложить и напрячь тетиву для посылу,
В то время, когда данный лук человеку поднять не под силу!»
«О Рама, – вскрикнул тогда Вишвамитра, – о чадо!
Заметить воочью божественный лук тебе нужно».
И ларь, где хранилось оружье Владыки Вселенной,
Открыл дивноликий царевич и молвил смиренно:
«Я Рудры божественный лук подниму и с натугой
Финиши, в случае, если необходимо, сведу тетивою упругой!»
Мудрец и Митхи?лы владетель вскричали: «Отменно!»
И Рама рукою за лук ухватился мгновенно.
И поднял, как словно бы играючи, над головою,
И туго сплетенной из му?рвы[188]стянул тетивою.
Неожиданно раздался удар сокрушительный грома:
Десницей могучей царевич напряг до излома
Оружье, что Джанаки роду вручил Махаде?ва!
В беспамятстве люди попа?дали справа и слева.
Только царь, да мудрец Вишвамитра, да Рагху потомки
Смогли устоять, в то время, когда лук превратился в обломки.
«Воитель, сломавший божественный лук Махадевы,
Хорош моей, не из лона появившейся, девы.[189]
Явил он безграничное мужество отечественному дому! –
С беспокойством сообщил правитель Вишвамитре благому. –
А Сита прославит мой род, в случае, если станет женою
Великого Рамы, добыта отваги ценою».
Джанака провозглашает Раму женихом Ситы. Из Айодхьи приезжают Дашаратха с остальными сыновьями. Устраивается свадебное торжество. В один момент с добропорядочным царевичем Кошалы женятся и его братья: Лакшмана – на другой приемной дочери Джанаки, Бхарата и Шатругхна – на его красивых племянницах…
Проходит время. Царь Дашаратха слабеет. Он все чаще думает о наследнике.
Сита и Рама. Индийская миниатюра. Пенджабская школа. XVII в.
КНИГА ВТОРАЯ
АЙОДХЬЯ
[Добродетели Рамы]
(Часть 1)
С Шатру?гхной к царю Ашвапа?ти, любимому дяде,
Отправился Бхарата к себе домой, учтивости для.
И были царем Ашвапати обласканы оба,
Как словно бы обоих носила Кайкейи утроба.
Но не забывали братья, покинув родные пределы,
О том, что в Айодхье остался папа старый.
Шатругхна да Бхарата были средь поросли юной,
Как Индра великий с властителем неба, Варуной.
Айодхьи правитель, чье было безмерно сиянье,
Царевичей двух вспоминал на громадном расстоянье.
Собственных сыновей он считал наилучшими в мире:
Четыре руки от отцовского тела. Четыре!
Но Рама красивый, что Брахме под стать, миродержцу,
Дороже вторых был отцовскому сердцу.
Он был, – в людской виде – Вишну предвечный, –
Испрошен всевышними, чтобы Равана безжалостный
Отыскал собственную смерть и кончилось в мире злодейство.
Возвысилась мать, что пополнила Рамой семейство,
Как дивная А?дити, всевышнего родив, Громовержца.
Лица красотой невиданной, величием сердца,
И доблестью славился Рама, и нравом кротким.
Царевич отца превзошел совершенством душевным.
В любой момент весёл, нежен, приветлив сугубо,
С обидчиком он обходился достойно, не грубо.
На хорошее памятлив, а на дистрофичное забывчив,
Услугу ценил и всегда был душою отзывчив.
Мгновенно забудет он зло, а хороша отпечаток
В душе сохранит, хоть бы судеб он прожил дюжина![190]
Он общества умных искал, к беседам досужим
Любви не питал и обладал, как мужик, оружьем.
Себе в собеседники он выбирал старых,
Приверженных благу, в житейских делах наторелых.
Он был златоуст: красноречье не есть краснобайство!
Отвагой собственной не кичился, чуждался зазнайства.
Он милостив к подданным был и доступен для бедных,
Притом – правдолюб и законов знаток заповедных.
Священной вычислял он домашнюю преданность родным,
К забавам плохим не привержен и к дамам низким.
Он стройно умел рассуждать, не выдерживал суесловья.
Вдобавок был молод, красив, выполнен здоровья.
Собственный бешенство обуздал он и в дружбе хранил постоянство.
Он время рассудком умел охватить и пространство.[191]
Чтобы сущность человека раскрылась, его подоплека, –
Царевичу было достаточно мгновения ока.
Искусней царя Дашаратхи обладающий луком,
Он веды постиг и вторым обучался наукам.
Царевич был дваждырожденными долгу наставлен,
К свершенью и добру поступков нужных направлен.
Он разумом стремительным постиг обхожденья мастерство,
И тайны хранить обучился, и сдерживать эмоции.
Не вымолвит бранного слова и, мыслью не злобен,
Проступки собственные, как чужие, он взвесить способен.
Он милостиво награждал и смягчал наказанье.
Сноровист, удачлив, он всех побеждал в состязанье.
Как царства умножить казну – наставлял казначея.
В пиру за фиглярство умел одарить лицедея.
Слонов обучал и коней объезжал он по-свойски.
Дружины отцовской он был предводитель геройский.
Столкнув колесницы в сражении иль сойдясь в рукопашной,
Ни всевышнему, ни а?суру не дал бы спуску бесстрашный!
Злоречья, надменности, зависти и буйства чуждый,
Ответов собственных ни при каких обстоятельствах не менял он без потребности.
Три мира его почитали; приверженный благу,
Он мудрость имел Брихаспа?ти, а Индры – отвагу.
И Раму народ возлюбил, и Айодхьи владетель
За то, что сияла, как солнце, его добродетель.
И царь Дашаратха помыслил про милого сына:
«Премногие доблести он сочетал воедино!
На царстве состарившись, эйфории ожидать мне доколе?
Я Раму при жизни заметить желаю на престоле!
Пугаются а?суры мощи его и отваги.
Он дорог народу, как облако, полное жидкости.
Достигнуть его совершенства, его благородства
Не в силах цари, несмотря на господство и власть.
Мой Рама во всем одержал нужно мной превосходство!
Как правит страной необъятной любимец народа,
Под старость узреть – головой досягнуть небосвода!»
Приказал Дашаратха призвать благославного сына,
Чтобы царство ему передать и престол властелина.
[Мантхара видит празднество]
(Часть 7)
Случайно с террасы, аналогичной луне в полнолунье[192],
На город посмотрела Кайкейи служанка, горбунья.
Она, – с колыбели приставлена к данной царице, –
Жила при собственной госпоже в Дашара?тхи столице.
И видит горбунья на улицах, свежих от жидкости,
Душистые лотосы, флаги и царские знаки.
И семь дней узрела она вереницы,
Что сладкое мясо несли и цветов плетеницы,
И весёлых горожан, валом валивших,
Омытых водою, сандалом тела умастивших.
Из божьих домов доносился напев музыкальный,
На улицах слышался шум толпы беспечальной.
И чтение вед заглушалось иногда славословьем,
Мешалось с рёвом и коровьим мычаньем слоновьим.
Заметив льняные одежды на няньке придворной,
Что взглядом своим изъявляла восхищение непритворный,
Горбунья окликнула няньку: «Сообщи мне, сестрица,
С чего ликованья полна Дашаратхи столица
И щедро казну раздает Каушалья-царица?
Сияет владыка земной, на престоле сидящий.
Какое деянье задумал Великоблестящий?»
Придворную няньку вконец распирало счастье.
«Наследника царь возлюбил за его совершенства,
И на следующий день, чуть засияет созвездие Пу?шья, –
Ответила дама эта, полна простодушья, –
Красивого Раму властитель венчает на царство!»
Проснулись спавшие в Ма?нтхаре коварство и злость.
Быстро горбунья покинула эту террасу,
Что видом своим была похожим гору Кайласу.
Царицу Кайкейи отыскавшая в спальном покое,
Прислужница гневно сообщила ей слово такое:
«Я радость и горе дробила с тобой с каждым годом.
Ты – старшая раджи супруга[193]и царского рода!
Но диву даюсь я, Кайкейи! Неужто спросонья
Закон отличить не можешь ты от бесправия?
Медовых речей по жалея тебе в угожденье,
На ложе жены послушной ища удовольствия,
Твой супруг двоедушный наивную ввел в заблужденье!
Придется тебе, венценосной царице, бедняжке,
Ходить у любимой его Каушальи в упряжке!
Обманщик услал благосветлого Бхарату к дяде
И Раме престол отдает, на законы не глядя!
Твой супруг – на словах, – он будет похожим недруга – делом.
И эту змею отогрела ты собственным телом!
Тебе и хорошему Бхарате, вашему сыну,
Он чинит обиду, одев благородства личину.
Для счастья тебя, несравненную, рок предназначил,
Но царь Дашаратха тебя улестил, одурачил.
Благодарю сообщи собственному ротозейству, что ходу
В Айодхье не будет кекайя роду и семейству!
Скорей, Удивленно-Смотрящая, действуй, поколе
Царевич еще не сидит на отцовском престоле!»
Царица, в самом деле изумленная речью горбуньи,
Сияла подобно осенней луне[194]в полнолунье.
Она подарила служанке, поднимаясь с постели,
Собственный украшенье, где чудные камни сверкали.
«О Мантхара, это известье мне а?мриты слаще!
Пускай Раму на царство помажет Великоблестящий.
Мать Бхараты – Рамой горжусь я, как собственным сыном.
Ему из двоих предначертано быть властелином, –
Сообщила царица Кайкейи: – Мне дороги оба,
Как словно бы обоих моя породила утроба.
Два любящих брата не начнут считаться главенством.
О Мантхара, я упиваюсь душевным блаженством!
За то, что известье твое принесло мне отраду,
Проси, не чинясь, дорогая, любую приз!»
[Козни Мантхары]
(Часть 
«Где Рама, в том месте Бхарата… В мире не станет им тесно.
Отцовской державой они будут править совместно».
Ответила Мантхара: «Довольно глупо ты делаешь выводы о власти,
Кидаешься, недальновидная, в пропасть несчастий.
У Рагху потомка[195]– неужто не будет потомства?
Откроется Бхарате царской родни вероломство.
Глумленье изведает данный могучий: не брат же,
А сын богоданный наследует новому радже!
Как мы знаем, что дуб от порубки выручает колючий
Кустарник, растущий поблизости в чаще дремучей.
С Шатру?гхною Бхарата дружен, – его покровитель,
А Лакшмана ходит за Рамой, как телохранитель,
И а?швинами, божествами заката и зари,
Недаром зовутся в народе два преданных брата.
Осознай, госпожа, в случае, если Раму помажут на царство,
Не Лакшману – Бхарату он обречет на мытарства!
Пускай Раму пошлёт в изгнанье, в лесную обитель,
А Бхарате царский престол предоставит властитель!
Жить в достатке ты будешь, Кайкейи, по праву,
В то время, когда он родительский трон получит и державу.
Для льва трубногласный владыка слоновьего стада –
Соперник страшный, с которым разделаться нужно.
Так Рама смотрит на твое несравненное чадо!
Над матерью Рамы показывая превосходство,
Не можешь сохранять надежду ты на ее доброхотство.
Коль не так долго осталось ждать унизила ты Каушальи гордыню,
Не сетуй, отыскав в обиженной царице врагиню,
И Раме, в то время, когда заполучит он почвы Кошалы,
С горами, морями, где дремлют жемчуга и кораллы,
Спокойствия не будет, покамест он Бхарату-брата