Ученый-историк, в случае, если его спросят, к какой эре в жизни большинства государств-членов Евросоюза относится временной отрезок с середины XIV по начало XVII в., не колеблясь, ответит — к средним столетиям. Он делает выводы по тому, что еще и экономика, и политика, и вся сложная социальная структура находятся во власти феодальных взаимоотношений. Но на тот же самый вопрос искусствовед либо критик ответят в противном случае: для них указанный хронологический промежуток — уже новое время, эпоха ренесанса.
Средневековый мир еще мало изменился в начале новой эры, но в данный мир пробралась мечта о людской величии, о том, что хороший человек сумеет создать хорошее себя общество. Каким быть этому обществу, оставалось неясным, потому что само время было переходным, о чем и писал Ф. Энгельс: «Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эра, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по мысли, страсти и характеру, по учёности и многосторонности. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но лишь не людьми буржуазно ограниченными. Напротив, они были более либо менее овеяны характерным для того времени духом храбрых авантюристов ».
Духовная общность деятелей, титанов Восстановления — явление исторически невиданное, неосуществимое с позиций средневекового сознания, с его строгостью иерархических, а также сословных, представлений. деятельный горожанин и Служитель церкви, аристократ и зависящий от его покровительства живописец либо писатель — столь разношерстной по собственному составу была среда этих первых в истории Европы интеллигентов. Их сблизила любовь к знаниям и вера в безграничность духовных свойств человека, его разума. Магистральной мыслью времени стало убеждение в преимуществе человека, по имени которого и была названа философия Восстановления — гуманизм (от лат. humanus — «человечный»), а ее приверженцы стали называться гуманистами.
В случае, если для средневековой теологии (в противном случае богословия) лишь всевышний был единственным предметом, хорошим высокой мысли, то сейчас его место занимает человек, наделенный всеми его преимуществами. И душа, и тело, и поступки — все в нем согласится красивым либо стремящимся к красоте, за пример которой берется философия и искусство античности, как бы заново открытая, возрожденная. Из этого и наименование эры — Восстановление (русская калька франц. Ренессанс), в первый раз видящееся в 1550 г. в «Биографиях» живописцев, составленных итальянцем Дж. Вазари. Новое прочтение либо кроме того обнаружение ранее малоизвестных древних исходников само по себе не имело возможности поменять вид мира. Восстановление античности явилось только следствием появления человека, талантливого оценить все то, к чему средневековье оставалось глухо.
Самой церкви не удается противостоять духу изменений. Наступает эра Реформации, предлогом для которой стал храбрый вызов, кинутый М. Лютером в 1517 г. католическому Риму, погрязшему в роскоши, лжи и лицемерии. Реформаторы потребовали религии, доходящей до разума и сердца, говорящей в каждой стране на своем национальном языке, а не на латыни. Последовавшие за этим переводы Библии явились серьёзным причиной в становлении национальных культур, потому что, как сообщено Ф. Энгельсом: «Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка…».
Кругозор человека обретает возможность. Не просто так в живописи она стала открытием этой эры. Прошлое плоскостное — мир размешался в сознании как бы по вертикали: от адских глубин греха до райского блаженства на небе. Сейчас же человек напряженно всматривается в реальность, его окружающую, прекратившую казаться только знаком каких-то высших, потусторонних сокровищ, но получившую глубину и красочность.
Восстановление далеко не в один момент наступает в разных европейских государствах. Первоначально — в Италии в средине какое количество в. Конкретно Италия была самый подготовленной в силу собственных связей с античностью, с Древним Римом, от которого взяла в наследство города, не смотря на то, что и пришедшие в упадок, остатки совокупности образования, бессчётные исходники. К тому же сейчас она снова стала центром связей, торговых и культурных, между Востоком и Европой. Последний же, последний расцвет Восстановление переживает на рубеже XVI—XVII вв. в Испании и в Англии.
Вдохновленная не только великим прошлым европейской культуры, но и ее великим и мечтой будущим, это была эра, пронизанная утопическими идеями. Само слово «утопия» появляется как наименование одного из наиболее значимых гуманистических монументов — книги Т. Мора (1516), идеи, сходные с которой либо кроме того прямо ею вдохновленные, возможно встретить не только у соотечественника Т. Мора У. Шекспира (1564—1616), но и у француза Ф. Рабле (1494—1553), у испанца Сервантеса (1547—1616), у итальянца в первых рядах. Кампанеллы (1568—1639) и у большинства вторых.
Неверным было бы воображать, что Восстановление обратилось к античности через голову средневековья, ничего от него не восприняв. Сами гуманисты, к примеру первый из них — Ф. Петрарка (1304—1374), Дж. Пико делла Мирандола (1463—1494), осмысляли собственную деятельность как синтез всемирный мысли, не кроме из него наследия христианской культуры. Христианство, перенесшее центр на духовные сокровища, приучило видеть во внутреннем мире человека бо?льшую глубину, чем та, которую знала античность и которую сейчас предстояло наполнить действительно гуманистическим содержанием. Человек постигал себя, открывая в себе потребность и способность обожать. Уже средневековая рыцарская поэзия выбирает объектом поклонения и любви не всевышнего, а человека — даму, предопределив главную тему ренессансной лирики с ее культом дружбы и любви, неизменным от стихотворных книг Данте и Петрарки до сборников сонетов Ронсара и Шекспира.
Весьма замечательным в эпоху ренесанса было наследие народной культуры, теорию которой создал русский критик М. М. Бахтин, продемонстрировавший, как, вопреки церковной догме, народное сознание постоянно жило язычески весёлым ощущением земного бытия. Народный хохот в разнообразной по жанрам сатирической литературе имел двойственную (амбивалентную) природу, потому что он не только обличал пороки, но перед лицом фальшивого ума церковной философии утверждал сокровище самой жизни, право человека наслаждаться ею.
Данный хохот звучит в книге Дж. Боккаччо «Декамерон» (1350—1353), открывающей богатую новеллистическую традицию: жанр с его склонностью к острой интриге, изображающий разнообразные приключения, давал возможность продемонстрировать человека деятельным, находчивым, заинтересованно всматривающимся в красочный мир. Новеллистика Восстановления стала необычной литературной лабораторией, в которой заново проверялась в ходе пересказывания вся предшествующая литература.
Особенно богатым было наследие народной культуры в так именуемом Северном Восстановлении, связанном с Голландией, со множеством раздробленных германских стран. Тут, в северной части Европы, замечательным и успешным было реформационное перемещение народных низов против католического Рима, а как следствие этого — взлет муниципальный сатирической литературы. С нею связана и местная гуманистическая традиция, включающая писателя эпохи и крупнейшего мыслителя Эразма Роттердамского, в чьей «Похвале Глупости» (1509) явственно звучит народный хохот, уничтожающий церковную схоластику и прославляющий эйфории судьбы.
По мере того как стихают раскаты этого хохота, эпоха ренесанса близится к концу. Вот по какой причине и в творчестве У. Шекспира знаменателен переход от комедии 90-х гг. XVI в. к периоду «великих катастроф» (1601—1607).
В случае, если ведущими жанрами раннего Восстановления были авантюрная новелла и выполненная восхищения перед открывшейся красотой мира лирическая поэзия, то Высокое и Позднее Восстановление выдвигают на первый замысел катастрофу и роман. Храбрецом романов Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» и Сервантеса «Дон Кихот» был человек действующий, представленный с невиданной речевой раскованностью, познающий реальность и вступающий с ней в неразрешимый конфликт. В случае, если Рабле, опираясь на традицию народных книг, вывел храбрецов, вобравших в себя всю безграничную силу и жизненность природы, то Дон Кихот — хороший случай разлада человека с не понимающим его миром.
На исходе Восстановления осознается катастрофа индивидуализма. Она может предстать в виде гамлетовского философского разочарования в возможности разумно функционировать и в одиночку исправить собственный время. Она может обернуться трагикомическими подвигами Дон Кихота, красивого в собственной преданности гуманистическому идеалу, но забавного в собственном непонимании его несбыточности, в то время, когда сама реальность не готова этому идеалу соответствовать.
Разочарованием завершается эра, но разочарованием, не затронувшим самой сущности высоких ренессансных открытий. Они сохраняются, передаются всей последующей культуре, получая в ней значение вечных идей, вечных образов. Вечных, потому что и сейчас мы верим в их непреходящую гуманистическую сокровище, с ними мы постоянно соотносим отечественные суждения о человеке и мире.