Практически год я преподавал физику в так именуемом Свободном Университете Сан-Франциско и деятельно принимал участие в массовых увлечениях, которыми кипели семидесятые годы, в частности посещал лекции по важным парапсихологическим изучениям, каковые просматривал Чарльз Хонортон. Я принимал парапсихологию как настоящую науку с догадками, каковые возможно проверить, и жёсткими статистическими изучениями. Как-то раз на протяжении совместного обеда Чарльз доходчиво и убедительно ответил на все мои вопросы, и однако в глубине души я пологал, что возможность всех этих экстрасенсорных вещей в лучшем случае минимальна.
По окончании некоего времени, совершённого в библиотеке, я понял, что многие из этих немыслимых, на западный взор, концепций были общеприняты в Индии как подлинные, и к тому же существовали легко фантастические свидетельства аналогичных явлений. Кончилось всё тем, что я написал одно из самых тяжёлых в моей жизни писем к Гандахарану, что к тому времени деятельно строил собственную карьеру в Ядерном Исследовательском Центре Бхабха в Мумбае.
Потому, что, как я уже сообщил, у нас был замысел применения нейтронных способов активации для нанесения на карту торговых дорог народов старой Индии, я поведал Гангсу, что меня заинтересовали, так именуемые, «психологические» вещи. В итоге, я физик, и в случае, если кроме того маленькая толика того, что я слышал о парапсихологических явлениях, была правдой, тогда это имеет огромное значение и для физики, и для других дисциплин! В конце письма я поинтересовался у Гангса, по какой причине бы вместо работы по нейтронной активации нам в течение года не изучить, так именуемые, психологические явления?
Я пологал, что затем ни при каких обстоятельствах больше не возьму известий от моего дорогого приятеля, но, к громадному моему удивлению, взял в ответ восторженное письмо, в котором приятель информировал мне, что постоянно хотел заниматься чем-то наподобие этого. Так что я приступил к домашней работе: начал читать английских авторов, из тех, кто шёл по этому пути до меня. И снова пришёл к гордому и неправильному заключению, что я имел возможность сделать это намного лучше любого из них, да к тому же с Индией меня связывают уж куда более прочные нити. Увы, из всех этих заключений лишь последний пункт, возможно, имел под собой какое-то основание.
В качестве подготовки к новой работе я выстроил сложное устройство – генератор случайных чисел (задолго до персональных компьютеров) и собрал ещё один механизм – для измерения находящихся за гранью понимания свойств к психокинезу, (см. рисунок 1 на цветной вкладке).
Вот так в августе 1974 года я поселился с Гангадхараном, его женой Махалакшми и их сыном Рампрасадом в Анушакти Нагар (городе ядерной энергии), в полной мере готовый к тому, дабы стать лауреатом Нобелевской премии за изучение действия сознания на материю.
По окончании года путешествий в большинстве случаев по югу накопления и Индии легко фантастических наблюдений за волшебными трюками, я не рассмотрел в них ничего экстрасенсорного, а заметил лишь самое настоящее, достаточно примитивное мошенничество. Оглядываясь назад, я мало стыжусь собственного собственного гордости, топорного простодушия и культурного невежества. Теперь-то я знаю, что западные люди не должны вмешиваться в эти вещи со собственными мерками, независимо от того, как отлично они относятся к культуре чужой страны, как это было в моем случае. Всё это напоминает принцип физики: не разрушайте то, что вы пробуете измерить.
К концу моего нахождения в Индии я написал письмо на 10 страницах, направленное Чарльзу Хонортону, в котором предлагал ему целый перечень того, чем мы имели возможность бы заниматься с ним совместно в его лаборатории в Маймонидисе, Медицинском Центре в Бруклэнде, Нью-Йорк Сити. В ответ я взял лишь одно слово: «Да!»
Так с весны 1975 года и до зимы того же года я взял возможность заметить, что такое важное изучение парапсихологии, и продемонстрировал мне это настоящий Мастер! Я был заинтригован.
Тогда же я встретил артиста и экстрасенса по имени Инго Сванн. Инго поведал мне о программе, в которой он принимал участие в Стэнфордском Исследовательском Университете недалеко от Сан-Франциско в Калифорнии (SRI), сейчас он именуется Интернациональный Стэнфордский Исследовательский Институт. Инго проводил в том месте опыты по психокинезу, что потребовало всяческих методик и оборудования. Исходя из этого он был очень впечатлён моей технической и экспериментальной подготовкой. За пара месяцев мы с Инго стали приятелями и совершили серию первых опытов в Маймонидесе, в которых он принимал участие как медиум.
Оказалось так, что Инго убедил доктора Джеральда Путоффа, директора парапсихологической программы изучений в Стэнфордском Университете, что меня нужно взять на работу, в силу того, что я могу оказать действенную помощь в проводившихся тогда опытах по психокинезу. Так Инго Сванн дал старт моей последующей 20-летней карьере в использовании и исследовании психологических явлений, за что я ему вечно благодарен.
Тогда я ещё не знал, что эта «исследовательская» программа была совсем тайной и финансировалась ЦРУ.
**
«Звёздные Врата»
За исключением редких случаев, США стали серьёзно интересоваться информацией, взятой посредством экстрасенсорного восприятия для применения её в военных и разведывательных целях, лишь по окончании 1972 года. С того времени многие авторы, включая и Джо Мак-Монигла, уже писали об участии Правительства Соединённых Штатов в данной двадцатилетней программе, известной называющиеся «Звёздные Врата», на которую было израсходовано 20 миллионов долларов. Ранняя история данной программы была отражена Путоффом и Таргом в их книге «Территория досягаемости разума», написанной во второй половине 70-ых годов XX века. Но во время написания книги о многих вещах упоминать было нельзя, поскольку материалы были строго сохраняються в тайне. На данный момент практически все методы и материалы проекта рассекречены и стали достоянием общественности.
В 1975 году я присоединился к команде Стэнфордского Университета, сперва как консультант, а в начале 1976 года уже как научный сотрудник. Я должен был сперва получить доступ к легко тайным материалам, позже – к совсем тайным материалам. А в то время, когда целый данный путь был пройден, я был потрясён тем, какие конкретно увлекательные эти были взяты в следствии опытов, совершённых в рамках исследовательской программы, и огорчён, что большая часть людей «извне» понятия не имеет об этом потрясающем явлении – экстрасенсорном восприятии.
В первой половине 80-ых годов XX века из программы ушёл Расселл Тарг, а в 1985 году уехал и врач Джеральд Путофф. Так управление программой перешло ко мне.
Программа под моим надзором.
Сначала проекта, развернувшегося под руководством Центрального Разведывательного Управления США (ЦРУ), и до 1979 года Стэнфордский Исследовательский Институт нёс главную ответственность за три сферы задач проекта. Сперва нам поручили применять аномальное познание чтобы получить информацию о том, от каких объектов, расположенных на территории СССР, других государств Восточного Блока и других коммунистических государств (к примеру, КНР) исходит угроза. Второй вид деятельности был направлен на степени доверия и проверку точности, с которым возможно относиться к информации об экстрасенсорных изучениях, медлительно процеживавшейся тогда из СССР. Наконец, нам оказывали некую минимальную помощь в проведении фундаментальных и прикладных изучений. Фундаментальные изучения проводились с целью осознать физику, психологию и физиологию свойства к аномальному восприятию, тогда как главным направлением прикладных изучений было выработать методику, при помощи которой возможно было взять «конечный продукт» – данные, более правильную и точную.
Безрадосно, но факт: современные армейские, от которых зависят денежные вопросы, не спешат вкладывать собственные средства в программы, основанные лишь на экстрасенсорных данных. На протяжении Холодной войны сенатор Уильям Проксмайер придумал новую приз – орден Золотой Стрижки, как метод публично пристыдить правительственных госслужащих, финансирующих глупые проекты. Проект изучения ЭСВ, независимо от качества проводимых изучений, мог вызвать насмешки и взять позорный орден. Всё это стало причиной эффекту весьма осмотрительного подхода к финансированию проектов по изучению ЭСВ. В то время, когда я стал во главе проекта в Стэнфордском Университете, более 40 % моего времени тратилось на попытки отыскать фонды для предстоящего развития программы.
В Стэнфордском Исследовательском Университете (SRI) и позднее в Интернациональной Корпорации Прикладных Наук (SAIC) в ходе проекта было довольно много успешных примеров разведывательного применения ЭСВ. Но в качестве первого примера я желаю поведать об успехе, не связанном со шпионской деятельностью и формально не являющийся частью программы «Звёздные Врата». Скорее это был отклик на отчаянный звонок приятеля прося о помощи.
На протяжении одного из моих бессчётных Разведывательного Управления и посещений Вашингтона Минобороны США я встретился с Анжелой. Она была одной из дальновидящих Разведывательного Управления и владела значительными навыками в аномальном восприятии. Анжела поведала мне о собственной подруге, которая интересовалась необыкновенными явлениями и желала встретиться со мной. Что ж, какие конкретно неприятности?
Подруга Анжелы (назовём её Эстер) руководила кампанией первичных президентских выборов Клинтона в Штате Техас. В следствии Клинтон назначил её начальником президентского отдела связей с общественностью. Анжела и я встретились с Эстер в её офисе, и я был впечатлён её очевидными и тесными связями с семейством Клинтонов.
Не только на стене, но и в других местах, где лишь возможно было их поставить, я заметил много фотографий – кое-какие из них возможно было бы подписать: «Билл и Эстер в разных событиях». Тут она бегала с президентом трусцой, в том месте игралась с Соксом, котом президентского семейства, тут болтала с женой президента Хиллари на официальном приёме и без того потом. Всё это в действительности смотрелось очень впечатляюще.
Мы обедали и наслаждались глубокими рассуждениями о природе действительности, парапсихологических явлениях всех мастей и видов и современной политике. Это множество и встреча обедов в течение последующих поездок в Вашингтона дали начало славной дружбе, которая продолжается и сейчас.
В то время, когда Клинтон был переизбран на второй президентский срок, он перевёл Эстер в Западное Крыло Белого Дома, дабы она осуществляла сообщение Белого Дома с Сенатом США.
Как-то раз на протяжении второго президентского срока Клинтона Эстер в панике позвонила мне по телефону. Ее двадцатилетняя дочь не показалась на работу, и её нигде не могли отыскать.
– Эстер, какого именно черта вы звоните мне? – задал вопрос я. – Учитывая ваше положение в Западном Крыле, у вас имеется прямой доступ к Федеральному Бюро Расследований, к Тайной Работе и местным должностным лицам, имеющим отношение к правоохранительным структурам. Так по какой причине вы звоните мне?
В ответ Эстер сообщила мне, что обращалась со своим личным вопросом во все инстанции, но никто так и не смог ей хоть какое количество-нибудь оказать помощь. Она убеждала меня попросить кого-нибудь из отечественных дальновидящих оказать помощь ей. светло было, что она в паническом состоянии, и я давал слово попытаться сделать всё, что сможем.
В собственной лаборатории мы именуем таковой вид работы поисковой задачей. И не смотря на то, что считается, что поиск потерянных вещей, самолетов, оружия, наркотиков, и людей – простая экстрасенсорная практика, эти задания из разряда самые трудных. Имеется три подхода, каковые мы используем как в поле, так и в лаборатории. Первый – просим, дабы экстрасенс «воткнул булавку в карту», показывая на вероятное место нахождения потерянного человека. Бессчётные опыты продемонстрировали, что по средним показателям данный подход не через чур оптимален, но порою данный способ срабатывает и завлекает к себе особенное внимание. Время от времени это преувеличенное внимание ведет к тому, что люди ожидают от данной техники каких-то нереальных результатов.
Более реалистичный подход, имеющий шансы быть и более успешным, в сущности представляет собой стандартное дальновидение, цель которого – выяснить местонахождение отсутствующего человека, в этом случае дочери Эстер. Но кроме того данный подход имеет собственные неприятности; безукоризненное дальновидение может и не принести большой пользы в обнаружении потерянного человека. Разрешите мне проиллюстрировать это.
Предположим, мы желаем найти советскую субмарину, которая прячется под водой где-нибудь вблизи калифорнийского побережья. Предположим потом, что «психологический зритель», дальновидящий, практически идеален в собственном восприятии. Он совершенно верно живописует интерьер подлодки, детально обрисовывает участников команды, определяет, как кличут его детей и капитана, и информирует, что у команды было в тот сутки на обед! Вот это да! очевидно блестящий пример и реальный контакт высококлассной, правильной экстрасенсорной информации. Но наряду с этим… она никоим образом не оказывает помощь найти подлодку, это легко «вода»! Вот вам наглядный пример того случая, в то время, когда сокровище информации – к примеру, той, что нужна для поисков дочери Эстер – довольно часто не зависит от качества дальновидения. Уровень качества дальновидения хорошее, а сокровище информации нулевая.
К счастью, настоящий мир предусматривает компромисс. В стандартном протоколе дальновидения агент отправляется в некое случайно выбранное место, находящее за пределами зрения экстрасенса, и дальновидящий среду, где человек находится на данный момент – в этом нет ничего нового. В итоге, это прозаический, ежедневный лабораторный опыт. Так как же данный подход возможно применять, дабы выяснить место нахождения человека?
Ну, это, непременно, зависит от детализации и точности психологического отклика. В конечном счете, предполагается, что дальновидящий даёт адрес и название улицы прячущегося либо потерянного человека, тогда обнаружение его – поездки в названное место и стука в соответствующую дверь. Звучит неправдоподобно, но этот подход либо концептуально схожий с ним употреблялся в прошлом и создавал неизгладимый внешний эффект. Поэтому вспоминается случай, в то время, когда американские разведслужбы пробовали отыскать генерала Дозиера, что был украден из собственного дома в Вероне (Италия) вечером 17 декабря 1981 года.
Джо Мак-Монигла попросили отыскать местонахождение генерала, применяя дальновидение. Он должен был совершенно верно обрисовать место, где прячут Дозиера. Среди ответов Джо был рисунок неповторимого круглого парка с собором. Как позже выяснилось, поисковая несколько, шепетильно изучив фотографии и карты, отыскала такое сочетание – собор и круглый парк – в городе Падуе, это и было то самое место, где нашли генерала Дозиера и высвободили его.
Затем, 9 февраля 1982 года, с 9.30 до 10.15 утра, Дозиер дал краткую пресс-конференцию в особом подразделении средств информации (SCIF, строение 4554) по поводу отечественной экстрасенсорной программы, которая тогда именовалась «Пламя Гриля». Генерала тогда просили просмотреть отчёты и протоколы сессий Джо Мак-Монигла, дабы внести поправки, касавшиеся места его нахождения либо событий, каковые сопровождали его похищение. Дозиер был так впечатлён отечественными данными, что внес предложение, дабы высших правительственных госслужащих, офицеров, политических лиц и крупных бизнесменов намерено инструктировали, о чём нужно думать при похищении, дабы экстрасенсы имели возможность легко их найти.
Но возвратимся к истории Эстер и её провалившейся сквозь землю дочери. Само собой разумеется, я дал согласие попросить трёх отечественных лучших ясновидящих попытаться обрисовать физическую среду, где она могла быть на данный момент, и её эмоциональное состояние.
Один из тех, к кому я обратился, был Невин Ланц, взявший докторскую степень по экспериментальной и клинический психологии. Невин был официально задействован в отечественном проекте с восьмидесятых годов и нёс ответственность за идентификацию личностных факторов, каковые прогнозируют наличие парапсихологических свойств. Он трудился с разными консультантами и проводил соответственные опыты. К тому же я озадачил данной проблемой Джо Мак-Монигла и Анжелу Д. Брод, тогда ещё трудившуюся на правительство, отличную дальновидящую. Была поставлена задача: отыскать провалившуюся сквозь землю молодую даму.
Невин отозвался детальным психотерапевтическим профилем отсутствующей дамы и хорошими новостями, что физически ей ничто и никто не угрожает, но она пережила значительную психологическую травму. Позднее мы узнали, что эта психотерапевтическая оценка на расстоянии выяснилось весьма правильной. Джо дал описание её места нахождения. В конечном счете комбинация ответов от Джо и Анжелы помогла FBI отыскать пропавшую даму! Так что всё отлично, что отлично кончается.
Постскриптум к данной истории. Самое счастье и большое облегчение результаты отечественных изучений принесли Эстер. Но и я был уверен, что сейчас мы и отечественный проект «Звёздные Врата» не будем обойдены вниманием Западного Крыла Белого дома и, быть может, самого Президента Клинтона. Так что я пребывал в эйфории ожидания лавины контрактов, подготавливаясь продолжить и увеличить отечественные изучения.
Но… единственная вещь, которая произошла в итоге – это пара книг Джо по данной тематике были вручены Президенту. Никаких контрактов за этим не последовало. Однако здесь я обязан забрать ответственность на себя. Выясняется, это не весьма действенная техника сбора средств – делать что-то большое и ожидать признательности от людей, сохраняя надежду, что они завалят тебя деньгами, на каковые ты сможешь продолжать собственную работу. Увы, этого частенько (либо очень редко) не случается. Мне стало ясно, что необходимо быть более активным в сборе средств.
**
Работа по договору с Минобороны
Во второй половине 80-ых годов XX века мы заключили с Минобороны большой 5-летний армейский договор на 10 миллионов долларов. В следствии наметился значительный прогресс во всех отечественных первичных задачах. В первый раз у нас в наличии были средства, дабы совершить фундаментальные изучения для научной помощи группы дальновидения и постараться осознать главные механизмы относящихся к парапсихологии явлений. До этого договора мы в большинстве случаев были обязаны проводить оперативно ориентируемые изучения, кожный покров.е. изучения, нацеленные на улучшение качества результатов, и имевшие значительно меньшее отношение к пониманию механизмов самого процесса дальновидения. Дополнительно мы проводили «зарубежную оценку» – анализ потенциальных экстрасенсорных угроз от других государств, продолжая наряду с этим изучение зарубежных объектов при помощи дальновидения.
Одним из пунктов этого многочисленного договора с Американской армией было то, что отечественная работа должна была соответствовать пожеланиям трёх отдельных групп, созданных армией, в отличие от прошлых групп надзора, которых было довольно много. Сейчас это были: Комитет по Научному Надзору, Организационный Наблюдательный Совет (именовавшийся Наблюдательный Комитет по Применению Людских Ресурсов) и Наблюдательный Комитет по Внутренним Правилам Пентагона. Все участники комитетов были обязаны иметь действующие допуски секретности. Нужно выделить, что эти комитеты не были организованы легко для галочки – они были долговременными, и все относились к своим обязанностям весьма без шуток. Как объект их надзора, могу подтверждать, что результаты отечественной работы значительно улучшилась.
Быть может, наименее активным, но однако самым серьёзным из них был Наблюдательный Комитет по Внутренним Правилам Пентагона. Он складывался из трёх участников, каковые были привлечены из Совета по Внутренним Правилам Минобороны, а единственная обязанность последнего была в том, чтобы определять, отвечает ли отечественная деятельность задачам и целям Минобороны. В течение четырех лет меня попросили встретиться с данной группой в Пентагоне, думается, три раза. Их рапорты были благосклонны к нашей деятельности и, в целом, ко всей отечественной миссии.
Отечественный второй наблюдательный комитет многих из вас может поразить. Американское Минобороны весьма серьёзно относилось к этическим нюансам применения людей в научных опытах. Быть может, это есть следствием скандалов с проектом МК-Ультра. Тогда как мы имели возможность легко попросить находящийся у нас же Организационный Наблюдательный Совет Стэнфордского Университета проконтролировать отечественную работу, мы этого не делали; мы организовывали изучения заново, потому, что требования Минобороны практически были более строгими, чем простые, каковые устанавливает Министерство Социального Обеспечения и Здравоохранения.
В состав для того чтобы Организационного Наблюдательного Совета должен был входить священник, врачи и юрист различных профессий. Желаете верьте – желаете нет, но отечественный духовник, был буддистский священник, что имел допуск секретности! Отечественный Наблюдательный Совет складывался из нескольких светил медицинского мира, включая одного Нобелевского лауреата. Как и другие члены Совета, они потребовали, дабы мы составляли детальный протокол по применению людей для каждого личного опыта и непременно приводили его в отечественном отчёте по работе. Эта писанина должна была растолковывать, по какой причине мы проводили опыт, каковы были медицинские эмоциональные и физические риски для здоровья испытуемого, каковы денежные затраты, и указать ожидаемые результаты и отечественные соответствующие заключения. И, наконец, соответствовал ли любой из этих ожидаемых результатов основной цели опыта? Иначе говоря имели возможность ли все вероятные результаты оправдывать применение в опыте людских субъектов? Все участники отечественных сессий дополнительно были обязаны проходить всесторонние физические, психотерапевтические и нейропсихологические испытания. В случае, если эти испытания вскрывали отклонения какого-нибудь пункта из перечисленного перечня, а нам все равно хотелось, дабы в опыте принимал участие человек, мы должны были взять письменное заявление самого его врача и человека, что они не будут иметь к нам ничего. Это отнимало довольно много времени, но было критически принципиально важно для работы.
Третий и, пожалуй, самый деятельный из комитетов именовался Комитетом по Научному Надзору. В течение первых двух лет в нём было 12 участников, забранных из перечней людей, предоставленных нами и Армией. У Армии было право решения, кто будет трудиться в комитете. Им всем платили из отечественного договора за затраченное командировки и время. Одним из главных пунктов для нахождения в этом Комитете было требование, дабы человек скептически относился к парапсихологическим явлениям, но одновременно с этим был достаточно открытым, дабы захотеть отнестись к работе без шуток. Помимо этого, их обязательства были быть продолжительными по времени: работа по договору предполагалась как минимум несколько лет.
У Комитета по Научному Надзору было три главных задачи: разглядывать и одобрять детальный протокол для каждого опыта, проводимого в соответствии с военному договору; осуществлять необъявленный контроль, конкретно замечая за происходящим и критически его оценивая; и воображать в письменной форме последний отчёт по каждому из заданий, указанных в договоре. И таких отчётов лишь в течение одного первого года проекта было написано 38.
Потому, что отечественная несколько была в высшей степени опытной, первая из трех задач Комитета была приоритетной. Иногда они раскритиковывали отечественные протоколы. Но большая часть из представленных нами протоколов были одобрены Комитетом абсолютно, только с маленьким поправками либо кроме того вовсе без таковых.
Второй задача этого Комитета был негласный контроль за полномочиями – он отлично смотрелся на бумаге, но чуть ли когда-то осуществлялся. Полагаю, этого и следовало ожидать, потому, что члены Комитета сами были специалистами большого уровня с активными личными карьерами, у них нет времени было заниматься аналогичной чепухой.
Основная деятельность Комитета по Научному Надзору была связана с его третьей задачей: критическим рассмотрением отечественных последних докладов. Когда отечественные конечные отчёты, отредактированные экспертами Стэнфордского Исследовательского Университета, поступали в Комитет, их распечатывали и отсылали всем участникам Комитета. В некоем смысле, они должны были разглядеть их, как словно бы бы отчёты были представлены научному изданию, главным редактором которого был член комитета. Они делали собственные пометки и, в конечном итоге, сопровождали их комментариями в письменной форме конкретно для технического представителя военного Отдела по Договорам. В нашем случае это был офицер в звании полковника, что намерено был переведён в Президио – военный армейский город в Сан-Франциско, – но чья обязанность была в том, чтобы целый рабочий сутки пребывать в собственном офисе в отечественной группе в Стэнфордском Университете. Мнения участников Комитета добавлялись к нашим последним докладам в качестве приложения.
В дополнение к их письменным мнениям у нас ежегодно проходила двухдневная встреча, где мы воображали собственные результаты и обсуждали их с участниками Комитета, всей группой – как хорошие новости, так и нехорошие, каковые в действительности появились также хорошими. Будучи боевыми ребятами, мы побеждали 85% энергичных и время от времени весьма громких споров, но ещё лучшие новости пребывали в тех 15%, каковые мы проигрывали. Отечественный научный «продукт», в случае, если возможно так выразиться, быстро улучшался. Мое сотрудничество с Комитетом по Научному Надзору и сейчас остаётся среди важнейших моментов моей опытной и отвлечённой карьеры.
Дабы проиллюстрировать одну из редких проблем, каковые случались с нами, могу привести таковой пример. Как-то раз мы пригласили доктора наук статистики Джессику Ютс поработать с нами в качестве прикомандированного эксперта. За год её работы мы заметно улучшили отечественный способ анализа результатов путём применения более сложных статистических и математических способов, каковые она нам советовала. Сейчас одним из участников Комитета по Научному Надзору был глава отдела статистики одного из основных отделений Калифорнийского Университета. Данный человек отклонил отечественный новый подход, не приводя никаких научных доводов. Он просто объявил, что всё это через чур сложно и весьма громадна возможность узких неточностей, каковые мы не в состоянии выяснить.[30]
Дело обернулось так, что у меня была возможность продемонстрировать один опыт (тогда совсем тайный) по своевременному дальновидческому просмотру, совершённый как тест для отечественных клиентов из ВВС. Целью был особый ускоритель электронов высоких энергий, расположенный в Лоуренсовской Лаборатории в Ливерморе в 75 километрах от Сан-Франциско. Конечно, у экспериментальной группы не было никакой информации о цели и её расположении – на отечественном научном языке это звучало как проведение «слепого» опыта. Визуальное соответствие было ошеломляющим! Но в дополнение к этому в этом примере ВВС снабжали 100%-ю «базисную правду», другими словами они имели возможность совершить анализ, применяя способы, каковые мы развили и каковые сходу были отброшены этим участником Комитета по Научному Надзору.
По окончании презентации данный член Научного Комитета подошел ко мне и взволнованно заявил, что он «осознал!» Само собой разумеется, я поразмыслил, что он подразумевает статистический подход, но я был неправ. Данный один-единственный визуально потрясающий пример убедил его, что дальновидение реально существует. Позднее я отвёл его в сторону на парковке и начал просматривать ему нотацию:
– Как вы имели возможность! наша команда и Джессика трудились год, расставляя все точки над i, дабы подобрать наилучший статистический анализ, а вы прямо с порога отбрасываете данный подход! Иначе, вы убеждаетесь в действительности дальновидения из-за единственного зрительного примера, что я кроме того не могу обезопасисть ни статистически, ни научно.
Он притих. Данный пример говорит о том, что большая часть из нас думает, словно бы наука движется вперёд, основываясь на важных свидетельствах и научных аргументах, и недооценивает эмоциональную компоненту научных опытов. Роберт Бартон в недавней собственной книге «Будучи уверенным»[31] написал, что современная нейробиология предполагает наличие в мозгу эмоциональных центров, каковые активизируются, в то время, когда мы в чём-то убеждаемся. Мне показалось это необычным, потому, что я предполагал, что научный метод мышления задействует только участки мозга, несущие ответственность за аналитику и логику, и конкретно они приводят нас к убеждению в чём-либо. Возможно, данный вывод Бартона я и проверил на отечественном участнике Научного Комитета.
**
Проект размещения ракет МХ
Как действенна была работа по экстрасенсорному сбору информации в Интернациональном Стэнфордском Университете? Пример с проектом размещения ракет МХ иллюстрирует это.
В большинстве случаев, в то время, когда продумывается новая военная политика, совокупность оружия либо ход битвы, предложенная новая совокупность критически оценивается. Довольно часто планируют две команды, именуемые «красными» и «светло синий», дабы одна команда осуждала, а вторая соответственно поддерживала предлагаемый замысел. Отечественную группу подрядили принимать участие в красной команде, дабы оценить предложение администрации Картера, а позднее администрации Рейгана, по развёртыванию новой совокупности ракет MX.
Эти предложения по-существу были вариациями на тему: необходимо строить намного больше установок для ракетного запуска, чем самих ракет, и непрерывно тайно перемещать ракеты из одного укрытия к второму – такая вот игра ядерными боеприпасами. Бюджет Конгресса первоначально оценил, что обеспечение двухсот MX ракет, постройка 5,800 укрытий для них и ввод в воздействие таковой совокупности будет стоить 28.3 млд дол каждый год впредь до 2000 года. Триста ракет МХ, мечущихся среди 8,500 укрытий, стоили бы уже 37.6 млд дол. Первый вариант предусматривал одну MX ракету на 29 укрытий, тогда как второй вариант планировал одну ракету для 28 укрытий.