— Ты делаешь ему больно! — запротестовала Игрейна.
— Вовсе нет, — возразила Вивиана. — Я узнать, выживет он либо погибнет. И, поверь мне, он выживет. — Она с опаской похлопала мальчика по щеке, и тот на мгновение немного открыл глаза.
— Принесите мне свечу, — настойчиво попросила Владычица и медлительно поводила ею взад-вперед. Мальчик проследил за огоньком глазами, но тут же снова зажмурился и всхлипнул от боли.
Вивиана поднялась.
— Обеспечьте ему покой и тишину, и пускай день-два не ест жёсткой пищи, ему возможно лишь воду либо суп. И не размачивайте хлеб в вине, лишь в молоке либо в бульоне. Не пройдет и трех дней, как он снова будет носиться по всему замку.
— Откуда ты знаешь? — узнал священник.
— Как это откуда? Я научена целительству.
— Ты, часом, не колдунья с острова Колдуний?
Вивиана тихо засмеялась:
— Никоим образом, папа. Я — легко дама, что, подобно тебе, посвятила жизнь постижению святынь, и Господь в фаворе собственной наделил меня мастерством врачевания. — При жажде она в полной мере имела возможность обратить слог и язык церковников против них же самих, поскольку в отличие от них она-то знала: Всевышний, которому оба они поклоняются, более велик и благ, нежели все священство, совместно забранное.
— Игрейна, мне нужно поболтать с тобой. Отправимся…
— В то время, когда он придёт в сознание, я должна быть рядом, он меня хватится…
— Чепуха, пошли к нему няньку. Дело крайне важное.
Игрейна одарила ее негодующим взором.
— Позови Изотту, пускай покараулит у постели, — приказала она прислужнице и, гневно насупившись, вышла в залу за гостьей.
— Игрейна, как это произошло?
— В точности не сообщу… говорят, вздумал прокатиться на отцовском жеребце… я легко в растерянности. Знаю только, что его принесли без сознания, совершенно верно мертвого…
— И не мертв он только по счастливой случайности, — неумолимо отрезала Вивиана. — Вот как, значит, Утер оберегает собственного единственного сына?
— Вивиана, не упрекай меня… Я все пробую подарить ему детей… — Голос Игрейны дрогнул. — Думается мне, это моя кара за прелюбодеяние… что я не могу родить Утеру еще одного сына…
— Ты что, Игрейна, ума лишилась? — вспыхнула Вивиана в этот самый момент же одернула себя. Несправедливо попрекать сестру, в то время, когда та совсем извелась, глаз не смыкая у постели раненого ребенка. — Я пришла, в силу того, что предвидела: тебе либо мальчику угрожает опасность. Но об этом мы потолкуем позднее. Позови собственных дам, переоденься… в то время, когда ты в последний раз ела? — проницательно узнала гостья.
— Не помню… думается, мало вина и хлеба вчерашним вечером…
— Так кликни служанок и подкрепись, — нетерпеливо кинула Вивиана. — Я вся в пыли, кроме того в порядок себя привести еще не успела. Отправлюсь, смою с себя дорожную грязь, оденусь так, как подобает знатной женщине в пределах замковых стен, а уж тогда и побеседуем.
— Вивиана, ты на меня злишься?
Вивиана потрепала сестру по плечу.
— Я злюсь — в случае, если это в самом деле именуется «злиться» — только на произвол судьбы, а это с моей стороны ужас как неумно. Ступай переоденься, Игрейна, и поешь малость. На этот раз с ребенком все обошлось.
В ее собственных покоях уже горел пламя, а на табуреточке перед очагом сидела не высокий дама в платье таком чёрном и непритязательном, что в первое мгновение Вивиана приняла ее за служанку. Но тут же рассмотрела, что несложного покроя платье сшито из дорогой ткани, а покрывало из узкого льняного полотна украшено прихотливой вышивкой, и определила дочь Игрейны.
— Моргейна! — вскрикнула Владычица, целуя девочку. Та заметно подросла и уже практически сравнялась ростом с Вивианой. — Ну нужно же, я воображала тебя ребенком, а ты уже совсем взрослая…
— Я прослышала о твоем приезде, тетя, и пришла поприветствовать тебя, но мне сообщили, ты прямо с дороги отправилась к брату. Как он, госпожа?
— Он целый в синяках, и досталось ему преизрядно, но мальчик скоро поправится, и лекарство ему требуется одно: покой, — заверила Вивиана. — В то время, когда он придёт в сознание, мне придется как-нибудь убедить Игрейну с Утером, дабы лекарей с их глупыми снадобьями от него держали подальше, в случае, если больного затошнит, ему станет хуже. От твоей матери я ничего не добилась, не считая стенаний и слёз. Может, ты мне поведаешь, как все произошло? Неужто тут, в замке, и присмотреть толком за ребенком не смогут?
Моргейна сцепила узкие пальчики.
— Не знаю в точности, как все вышло. Братец — храбрый мальчуган и всегда требует себе лошадей, каковые для него через чур резвы и сильны, но Утер распорядился, дабы мальчик выезжал не в противном случае, как в сопровождении конюха. А сейчас его пони охромел, и братец попросил другого коня, но как он был на Утеровом жеребце, никому не ведомо; все конюхи превосходно знают, что к Грому его и близко подпускать запрещено; и все хором уверяют, что ничего не видели. Утер поклялся, что вздернет конюха, допустившего такое, но юноша, нужно думать, уж позаботился, дабы между ним и Утером была как минимум река. И но ж, говорят, словно бы Гвидион утвердился на пояснице Грома намертво, совершенно верно овца в терновом кусту, но тут кто-то выпустил на пути жеребца кобылу в течке, кто это сделал, мы, конечно же, также не знаем. И очевидно, жеребец со всех ног ринулся к кобыле, а братец скатился на землю, не успев и глазом моргнуть! — Лицо ее, миниатюрное, смуглое, простенькое, исказилось от горя. — Он правда выживет?
— Правда.
— А Утера уже известили? священники и Мама сообщили, у постели больного ему делать нечего.
— Точно Игрейна обо всем позаботилась.
— Точно, — подтвердила Моргейна, и на губах ее промелькнула циничная ухмылка. От взора Вивианы это не укрылось. По всей видимости, Моргейна не питает к Утеру особенной любви и не слишком-то большого мнения о матери за то, что та обожает мужа. Но Моргейна достаточно сознательна, дабы отыскать в памяти: Утера нужно известить о состоянии сына. Незаурядная девочка, что и сказать.
— А какое количество тебе исполнилось, Моргейна? Годы летят так скоро, я уже на старости лет и не упомню.
— К середине лета мне будет одиннадцать.
«Достаточно взрослая, дабы начать обучение среди жриц», — поразмыслила про себя Вивиана. Она опустила взор и поняла, что на ней до сих пор пропыленные дорожные одежды.
— Моргейна, ты не попросишь, дабы мне принесли воды для умывания, и не отправишь ли кого-нибудь из прислужниц оказать помощь мне облачиться в подобающий костюм, дабы предстать перед королевой и королём?
— За водой я уже отправила, вот она, в котле у огня, — сказала Моргейна и, помявшись, застенчиво добавила:
— Я сочту за честь сама прислуживать тебе, госпожа.
— Как желаешь. — С позволения Вивианы девочка помогла ей снять с себя верхнюю одежду и смыть дорожную пыль. Седельные вьюки уже принесли, Владычица облеклась в зеленое платье, и Моргейна восхищенно потрогала пальчиком ткань.
— Отменный зеленый цвет. Отечественные дамы такую превосходную краску не готовят. Сообщи, а из чего ее делают?
— Да легко из вайды.
— А я думала, вайда дает лишь светло синий тона.
— Нет. Эту краску делают в противном случае: варят до загустения… я позже поведаю тебе про красители, в случае, если тебе занимательны их свойства и травы, — дала обещание Вивиана. — А на данный момент имеется дела ответственнее. Поведай мне, твой брат склонен к для того чтобы рода выходкам?
— Вообще-то нет. Он силен и храбр, но в большинстве случаев в полной мере послушен, — отозвалась Моргейна. — в один раз кто-то вздумал насмехаться над ним, мол, вместо коня у него — крошка-пони; и он заявил, что со временем станет солдатом, а первый долг воина — повиноваться распоряжениям, папа же запретил ему садиться на коня, что ему, Гвидиону, не по силам. Так что в толк забрать не могу, как это он был верхом на Громе. И все-таки мальчик не пострадал бы, в случае, если…
Вивиана кивнула.
— Хотелось бы мне знать, кто выпустил ту кобылу и для чего.
Глаза Моргейны расширились: она осознала, куда клонит собеседница. Не сводя с девочки глаз, Вивиана промолвила:
— Поразмысли хорошенько. Случалось ли ему до того чудесным образом избежать смерти, Моргейна?
Девочка замялась.
— Братец переболел летней лихорадкой… но в прошедшем сезоне всем детям было нужно несладко. Утер сообщил, не нужно было отпускать его играться с детьми пастуха. Думаю, Гвидион от них заразился — четверо из них погибли. А позже еще был случай, в то время, когда он отравился…
— Отравился?
— Изотта — а я доверю ей собственную судьбу, госпожа, — клянется и божится, что клала в его еду лишь нужные травы. Но тошнило его так, совершенно верно в кашу подбросили бледную поганку. Но как такое возможно? Изотта может отличить съедобные растения от ядовитых, а ведь она еще не ветха, и зрение ее не подводит. — И снова глаза Моргейны расширились. — Леди Вивиана, ты думаешь, кто-то покушается на судьбу моего брата?
Вивиана привлекла к себе девочку и вынудила присесть рядом.
— Мне было предостережение, потому я и приехала. Я еще не вопрошала, откуда исходит опасность, времени недостало. А ты еще обладаешь Зрением, Моргейна? В то время, когда мы разговаривали с тобою в последний раз, ты сообщила…
Девочка покраснела и уставилась на носки башмачков.
— Ты запретила мне упоминать об этом. А Игрейна говорит, мне направляться сосредоточиться на настоящем и осязаемом, а не на безлюдных мечтах, так что я пробовала…
— Тут Игрейна права: не нужно всуе говорить о аналогичных вещах тем, что рождены только в один раз, — подтвердила Вивиана. — Но со мной можешь постоянно говорить вольно и открыто, обещаю тебе. Мое Зрение показывает мне лишь то, что имеет отношение к безопасности Священного острова и бытию Авалона, но сын Утера — твой сводный брат, и благодаря этим узам твое Зрение найдёт его и сумеет посоветовать, кто злоумышляет против мальчика. Господь свидетель, у Утера неприятелей достаточно.
— Но я не могу пользоваться Зрением.
— Я научу тебя, в случае, если желаешь, — промолвила Вивиана.
Девочка подняла взор: в напряженном лице ее читался ужас.
— Утер запретил при собственном дворе чародейство и всякое колдовство.
— Утер не господин мне, — медлительно выговорила Вивиана, — а решать за другого, что верно, а что — нет, никто не вправе. Но ж… ты вычисляешь, в глазах Господа грешно постараться определить, не покушается ли кто-либо на судьбу твоего брата либо это легко цепь несчастливых случайностей?
— Нет, думаю, зла в том нет, — неуверенно протянула Моргейна. Она умолкла, сглотнула и наконец закончила:
— И еще я думаю, ты ни при каких обстоятельствах не начнёшь учить меня тому, что дурно, тетя.
Сердце Вивианы сжалось от неожиданной боли. Что она такое сделала, дабы заслужить подобное доверие? Как ей отчаянно хотелось, дабы эта хрупкая важная девочка приходилась ей родной дочерью, той дочерью, что она должна была подарить Священному острову, да так и не родила! Кроме того отважившись на позднюю беременность, которая чуть не стала причиной ее смерти, она создавала на свет лишь сыновей. Но вот и преемница, отправленная ей Богиней: девочка приходится ей родной родней, владеет Зрением и наблюдает на нее с бесконечным доверием. На мгновение Вивиана как будто бы потеряла дар речи.
«Готова ли я обойтись жестоко и с данной девочкой? Смогу ли я наставлять ее со всей беспощадностью либо любовь умерит во мне суровость, без которой нереально выучить Главную жрицу? Могу ли я воспользоваться ее любовью ко мне, которую никоим образом не заслужила, дабы привести девочку к ногам Богини?»
Но благодаря долгой выучке Вивиана выждала, пока голос ее не зазвучал четко и в полной мере ровно.
— Да будет так. Принеси мне серебряную либо медную чашу, отмытую дочиста, с песком, и налей в нее свежей дождевой воды, но лишь не колодезной. И наблюдай, по окончании того, как наполнишь чашу, не заговаривай ни с другом, ни с дамой.
Устроившись у огня, Вивиана невозмутимо ожидала. Наконец Моргейна возвратилась.
— Мне было нужно самой ее начищать, — растолковала девочка. Чаша в ее руках сияла блеском, до краев полная прозрачной воды.
— А сейчас, Моргейна, распусти волосы.
Девочка недоуменно подняла глаза.
— Никаких вопросов, — проговорила Вивиана тихо и строго.
Моргейна извлекла костяную шпильку, и долгие ее локоны рассыпались по плечам — чёрные, твёрдые, безупречно прямые.
— Сейчас, в случае, если на тебе имеется украшения, сними их и сложи вон в том направлении, подальше от чаши.
Моргейна стянула с пальца два тоненьких золоченых колечка и отстегнула брошь, скрепляющую платье. Ткань соскользнула с плеч; не говоря ни слова, Вивиана помогла девочке снять верхнюю одежду, так что та осталась только в нательной рубахе. После этого жрица развязала мешочек, что носила на шее, и извлекла щепотку измельченных трав. По комнате поплыл сладковато-затхлый запах. Вивиана кинула в воду только пара крупинок и негромко и бесстрастно сказала:
— взглянуть на воду, Моргейна. Отрешись мыслями от всего и сообщи мне, что ты видишь.
Моргейна преклонила колени перед чашей и пристально вгляделась в зеркально-прозрачную гладь. В комнате царила тишина — тишина столь глубокая, что Вивиана слышала, как снаружи стрекочет кузнечик. В этот самый момент Моргейна заговорила — бессвязно, совершенно верно в бреду:
— Я вижу ладью. Она убрана тёмной тканью, в ней четыре дамы… четыре королевы, в силу того, что они в коронах… а одна из них — ты… либо я?
— Это ладья Авалона, — негромко посоветовала Вивиана. — Я знаю, что ты видишь. — Она осторожно совершила рукою над поверхностью воды, всколыхнув легкую рябь. — Наблюдай еще, Моргейна. И скажи мне все.
На этот раз молчание затянулось. Наконец девочка снова заговорила — с теми же самыми незнакомыми интонациями:
— Вижу оленей — огромное стадо оленей, и среди них — человек, тело его разрисовано краской… его венчают рогами… ох, он упал, они убьют его… — Голос ее дрогнул, и Вивиана снова совершила рукою над водой, и снова по поверхности побежала рябь.
— Достаточно, — приказала жрица. — Сейчас наблюдай на брата.
И снова — тишина: невыносимо-продолжительная, затянувшаяся до бесконечности. Вивиана ощущала, как все тело ее сводит судорогой от неподвижного сидения, но кроме того не шелохнулась: сказывались много лет обучения. Наконец Моргейна забормотала:
— Он лежит и не шевельнется… но он дышит, он не так долго осталось ждать придет в себя. Я вижу маму… нет, это не мать, это моя тетя Моргауза, и с ней — все ее дети… все четверо… как необычно, все они — в коронах… а вот еще один, у него в руках кинжал… отчего он так юн? Неужто это ее сын? Ох, он убьет его, он убьет его… нет, нет! — Голос девочки сорвался на крик. Вивиана потрясла ее за плечо.
— Достаточно, — проговорила жрица. — Просыпайся, Моргейна.
Девочка встряхнула головой: так потягивается проснувшийся щенок.
— Я что-нибудь видела? — полюбопытствовала она. Вивиана кивнула.
— Когда-нибудь ты обучишься видеть — и запоминать, — проговорила она. — А на сегодня достаточно.
Вот сейчас она вооружена и сумеет противостоять Утеру с Игрейной. Лот Оркнейский, как ей известно, человек чести и принес клятву поддерживать Утера. Но в случае, если Утер погибнет, не покинув наследника… Моргауза уже родила двух сыновей, и, по всему судя, будут и другие… Моргейна заметила четверых, а мелкого королевства Оркнейского на всех не хватит. Возмужав, братья того и смотри передерутся. А Моргауза… Вивиана набралась воздуха, вспоминая безудержное честолюбие Моргаузы. В случае, если Утер погибнет, не покинув наследника, тогда разумно высказать предположение, что на трон взойдет Лот, женатый на сестре королевы. Лот станет Главным королем, и сыновья Лота унаследуют королевсткий титул…
«Неужто Моргауза покусится на судьбу ребенка?»
Вивиане не хотелось думать так о девочке, которую она вскормила собственной грудью. Но Моргауза и Лот, эти два необузданных честолюбца, сведенные совместно!
Куда как конюха либо подослать ко двору Утера собственного человека, приказав ему по возможности чаще подстраивать так, дабы жизнь ребенка появилась в опасности. Одурачить бдительность преданной няньки, что правдой и верой служила еще матери мальчика, будет, конечно же, тяжелее, но няньку возможно опоить зельем либо вином покрепче, дабы та потеряла зоркость и проморгала угрозу. И как бы умело мальчик ни управлялся с лошадьми, у шестилетнего ребенка легко силенок не хватит удержать жеребца, почуявшего кобылу в течке.
«За одно-единственное мгновение все отечественные планы чуть не пошли прахом…»
Выйдя к ужину, Вивиана нашла Утера восседающим на возвышении в одиночестве. слуги и Вассалы ели окорок и хлеб за нижним столом, в зале. Завидев ее, король поднялся на ноги и учтиво приветствовал гостью.
— Игрейна все еще с сыном, свояченица, я умолял ее пойти поспать, но она заявила, что отдохнет только тогда, в то время, когда мальчик придёт в сознание и ее определит.
— С Игрейной я уже поболтала, Утер.
— Ах, да, она сообщила мне, словно бы ты поручилось ей, что мальчик выживет. Разумно ли это? В случае, если затем он погибнет…
Лицо Утера осунулось от тревоги. Он как будто бы ни на сутки не постарел с того времени, как женился на Игрейне; ну, конечно же, поразмыслила про себя Вивиана, волосы у него такие яркие, что седину и не рассмотришь. Он был роскошно разодет на римский манер и чисто выбрит, опять-таки по римскому обычаю. Короны он не носил, но руки его от локтя до плеча украшали два крученых браслета из чистого золота, а на груди переливалась богатая золотая гривна.
— На этот раз не погибнет. Я в ранах головы кое-что смыслю. А что до телесных повреждений, так легкие не затронуты. Через день-второй он уже бегать будет.
Морщины на лице Утера частично разгладились.
— В случае, если я лишь дознаюсь, кто выпустил кобылу… А мальчишку за то, что на Громе вздумал кататься, по-хорошему нужно бы отлупить до утраты сознания!
— Смысла нет. Мальчик уже поплатился за собственный безрассудство и точно усвоил урок, в случае, если в таковом имеется необходимость, — возразила Вивиана. — Но нужно бы тебе присматривать за сыном получше.
— Не могу же я сторожить его денно и нощно. — Вид у Утера был изможденный, глаза запали. — Я то и дело уезжаю на войну, а для того чтобы громадного мальчишку к нянькиной юбке не привяжешь! А ведь это не первый случай — были и другие…
— Моргейна мне поведала.
— Несчастье за несчастьем, право слово. Папа единственного сына обречен всегда уповать на милость судьбы: того и смотри беда нагрянет, — набрался воздуха Утер. — Но я позабыл об учтивости, родственница. Садись со мною рядом, кушай из моего блюда, в случае, если желаешь. Я знаю, Игрейна весьма желала отправить за тобой, и я разрешил ей послать вестника, но ты приехала куда стремительнее, чем мы с ней предполагали… значит, это действительно, что колдуньи Священных островов могут летать?
Вивиана прыснула:
— Ах, если бы! Наверно тогда б я не извела двух хороших пар башмаков в трясинах да топях! Увы, жителям Авалона а также самому мерлину приходится путешествовать пешком либо верхом, в точности как простецам. — Жрица отломила себе пшеничного хлеба и зачерпнула масла из древесной масленки. — Тебе ли, со змеями на запястьях, верить в ветхие сказки! Нас с Игрейной связывают узы крови. Игрейна — дочь моей матери, так что я знаю, в то время, когда у нее во мне потребность.
Утер поджал губы.
— Хватит с меня чародейства и снов! В жизни больше не стану иметь с ними дела.
Вивиана умолкла, именно на это и рассчитывал ее собеседник. Один из слуг положил ей соленой баранины, гостья с одобрением отозвалась о вареве из свежих трав, первых в текущем году. Отведав мало того и другого, Владычица отложила нож и заговорила опять:
— Уж каким бы образом я тут ни была, Утер, привела меня сама будущее, это для меня символ, что твой сын оберегаем Всевышними, потому что он нужен миру.
— Данной судьбою я сыт по горло, — отозвался Утер. Голос его звучал напряженно. — Если ты в самом деле колдунья, свояченица, я молю тебя: дай Игрейне какой-нибудь талисман от бесплодия. В то время, когда мы поженились, я думал, она подарит мне довольно много детей, раз уж родила дочь старику Горлойсу, но у нас — лишь один сын, а ведь ему уже шесть.
«Среди звезд начертано, что вторых сыновей у тебя не будет». Но Вивиана не сказала этого вслух. А вместо того сообщила:
— Я поболтаю с Игрейной, необходимо убедиться, не скрытая ли заболевание не дает ей зачать дитя.
— О, зачинает она с легкостью, но вот носит не больше луны либо двух, а тот единственный, которого она доносила до родов, истек кровью, в то время, когда ему перерезали пуповину, — мрачно сказал Утер. — Но, появился он уродом, так что, может, оно и к лучшему; но если бы ты дала ей какой-нибудь талисман, дабы она произвела на свет здоровое дитя… сам не знаю, верю я в такие вещи либо нет, но я готов ухватиться за соломинку!
— У меня нет таких талисманов, — ответила Вивиана, честно жалея короля. — Я так как не Великая Богиня, мне не разрешено даровать либо отнимать детей; да я и не стала бы, кабы и имела возможность. Не мне вмешиваться в то, что предрешено судьбой. А разве твой священник не втолковывает тебе то же самое?
— Ну да, папа Колумба разглагольствует о том, что нужно, мол, смиряться с Господней волей, но так как священнику не вверено королевство, в котором воцарится хаос, в случае, если я погибну, не покинув наследника, — возразил Утер. — Поверить не могу, что таково желание Господа!
— Чего хочет Господь, никому из нас не ведомо, — промолвила Вивиана, — ни тебе, ни мне, ни кроме того отцу Колумбе. Но вот что я знаю доподлинно — и чтобы это осознать, не требуется ни магии, ни колдовства, — должно тебе беречь мелкого сына, потому что он-то и взойдет на трон.
Утер поджал губы.
— Господь да не допустит таковой судьбы, — проговорил он. — Я бы горевал вместе с Игрейной, погибни ее сын, и за нее, и за себя, — он славный, многообещающий мальчуган, но наследником Главного короля Британии он стать не имеет возможности. Во всем королевстве, обойди его хоть на протяжении и поперек, не найдется ни одного человека, кто не знал бы, что мальчик был зачат, пока Игрейна еще оставалась женою Горлойса, и показался на свет месяцем раньше, чем должно, дабы именоваться моим сыном. Да, появился он мелким и тщедушным, это правильно, правда да и то, что младенцы порою выталкиваются из утробы до срока, но не могу же я разъезжать по королевству туда-сюда и говорить об этом всем, кто вычисляет на пальцах, правильно? Возмужав, он возьмёт титул герцога Корнуольского, но что до Главного короля — тут я ни мельчайших надежд не питаю. Кроме того если он успеет вырасти, во что мне слабо верится, с его-то невезучестью.
— Он похож на тебя как две капли воды, — возразила Вивиана. — Ты думаешь, люди при дворе слепы?
— А как по поводу тех, что при дворе отродясь не бывали? Нет, мне обязательно необходимо обзавестись наследником, рождение которого ничем не запятнано. Игрейна обязана родить мне сына.
— Ну что ж, дай-то Господи, — отозвалась Вивиана. — Но не можешь же ты навязать собственную волю Всевышнему, равно как и допустить, дабы Гвидион погиб ни за что, ни про что. Отчего бы тебе не отослать его в Тинтагель? Эта крепость стоит почитай что на краю земли, а если ты поручишь воспитание мальчика кому-нибудь из самых твоих преданных вассалов, переезд Гвидиона в том направлении убедит всех и каждого, что он — воистину сын Корнуолла и ты отнюдь не собирается передавать ему королевский титул. Быть может, тогда на судьбу его больше покушаться не станут.
Утер нахмурился.
— Жизнь его не будет в безопасности до тех самых пор, пока Игрейна не родит мне другого сына, — проговорил он, — кроме того в случае, если я отошлю его в Рим либо в страну готов!
— А учитывая опасности дороги, это неразумно, — дала согласие Вивиана. — Тогда я могу предложить вот что. Пошли его ко мне, пускай воспитывается на Авалоне. Путь в том направлении закрыт всем, не считая верных, тех, кто помогает Священному острову. Моему младшему сыну уже семь, но вскорости его отошлют к королю Бану в Малую Британию, чтобы он воспитывался в том месте, как подобает отпрыску знатного рода. У Бана имеется и другие сыновья, так что Галахад ему не наследник, но Бан признаёт его, наделил замками и землями и желает видеть его при собственном дворе вначале пажом, а позже, в то время, когда мальчик возмужает, то и солдатом. На Авалоне твой сын постигнет все то, что ему нужно знать об истории данной страны и о собственном предопределении… и о судьбе Британии. Утер, никто из твоих неприятелей ведать не ведает, где находится Авалон, так что мальчику в том месте ничего не угрожает.
— Да, он в том месте будет в безопасности. Но в силу практических мыслей это нереально. Моему сыну должно воспитываться как христианину, церковь владеет большой властью. Священники ни при каких обстоятельствах не признают короля, что…
— А мне казалось, ты только что сказал, словно бы мальчик никак не имеет возможности унаследовать твой титул, — сухо отозвалась Вивиана.
— Ну, возможность все-таки имеется, — в отчаянии выговорил Утер, — в случае, если у Игрейны вторых сыновей так и не родится. В случае, если мальчик будет воспитываться у друидов, среди всей данной магии… священники сочтут это злом.
— Ты и меня вычисляешь средоточием зла, Утер? И мерлина? — Вивиана поглядела прямо в глаза собеседнику, и Утер смущенно отвернулся.
— Нет. Конечно же, нет.
— Так по какой причине бы не поручить сына Игрейны умному мерлину и мне, Утер?
— В силу того, что и я также не доверяю волшебстве Авалона, — наконец согласился Утер. Он жадно совершил пальцем по вытатуированным на руках змеям. — Я на этом вашем острове для того чтобы насмотрелся, от чего хорошему христианину в самый раз побледнеть как полотно… А к тому времени, как сын мой вырастет, целый остров окажется в руках христиан. Так что королю и не пригодится иметь дела со всем этим чародейством.
Вивиана еле сдержала закипающий бешенство.
«Дурак, это мы с мерлином возвели тебя на трон, а вовсе не твои епископы и христианские священники». Но что толку спорить с Утером?
— Поступай так, как подсказывает тебе личная совесть, Утер. Но заклинаю тебя: пошли мальчика куда-нибудь, так, дабы место пребывания его осталось в тайне. Заяви по стране, что ты отсылаешь от себя сына, чтобы он взрастал в неизвестности, вдалеке от льстивых придворных — это дело простое, — и пускай люди думают, словно бы мальчик едет в Малую Британию, поскольку при дворе Бана живут его двоюродные братья. А сам дай его на воспитание какому-нибудь из подчинённых победнее — скажем, кому-нибудь из прошлого окружения Амброзия, Уриенсу в том месте либо Экторию, тому, что понезаметнее и ненадежнее.
Утер медлительно кивнул.
— Игрейне тяжко будет расставаться с ребенком, — проговорил он, — но принцу должно взять воспитание, подобающее его высокой участи, и преуспеть в военных искусствах. Я кроме того тебе не открою, свояченица, куда его отошлю.
Вивиана улыбнулась про себя: «Ты и в действительности думаешь, что сохранишь это от меня в тайне, Утер, нежели я захочу определить, где мальчик?» Но вслух она этого разумно не сказала.
— Имеется у меня к тебе еще одна просьба, зять, — промолвила она. — Дай мне Моргейну, пускай девочка воспитывается на Авалоне.
Мгновение Утер изумленно смотрел на собеседницу, а после этого покачал головой:
— Нереально.
— Для Главного короля нет ничего неосуществимого, разве не так, Пендрагон?
— Для Моргейны имеется лишь два пути, — отозвался Утер. — Она выйдет замуж за человека, безоговорочно мне преданного; за того, кому я могу доверять. Либо, в случае, если я не подыщу ей в мужья союзника так сильного, ее ожидает постриг и монастырь. Не требуется мне в королевстве никакого корнуольского лагеря!
— Девочка слишком мало благочестива, сдается мне, хорошей монахини из нее не выйдет.
Утер пожал плечами:
— Я дам ей такое приданое, что в любом монастыре ее с распростертыми объятиями примут.
Вивиана вспыхнула от бешенства.