Тренделенбург формулировку закона тождества усматривает в следующем месте «Первой Аналитики» (1, 32,47 а 
«Все подлинное должно быть в соответствии с само с собой во всех отношениях». Но это не закон тождества, это база всей формальной логики, база всех ее законов. В случае, если осознавать фундаментальный закон как таковой, определяющий собой все остальные законы данной науки, то это положение более всего подходит под понятие фундаментального закона формальной логики.
В приписываемом Аристотелю произведении «Об истолковании» (IX, 18 а 27) говорится, что законы несоответствия и исключенного третьего не имеют силы в суждениях о будущем: в случае, если кто-нибудь говорит, что что-либо произойдёт в будущем, а второй отрицает это, то тут нет логического несоответствия, в силу того, что, пока факт не совершился, допустимо как то, так и второе, потому, что будущее не есть нужно детерминированным, оно зависит от случайностей, зависит и от воли людей, и от их поведения. По Аристотелю, в суждениях о будущем речь заходит о вероятном, которое возможно и не быть и потому оба вышеприведенных суждения равносильны.
Неточность Аристотеля в том, что у него не принимается тут во внимание, что осуществится только одна из этих возможностей:
из двух суждений, в одном из которых утверждается, а в другом отрицается, что что-то произойдёт, только одно будет оправдано на практике; следовательно, по закону исключенного третьего, одно суждение окажется подлинным, а второе фальшивым
Аристотель (либо, возможно, перипатетик III в до н. э, что мог быть автором произведения «Об истолковании») пришел к такому взору на суждения о будущем, исходя из взора на истину как на соответствие действительности, считая, что это соответствие возможно установить для прошлого и настоящего, но не для будущего, которое нельзя назвать действительностью, потому, что его еще нет.
Для верного понимания учения Аристотеля о законах логики нужно иметь в виду, что Аристотель в ответе главного вопроса философии колеблется между идеализмом и материализмом, правильнее, между объективным идеализмом и материализмом. Потому, что он выступает как объективный идеалист, то для него, как и для Гегеля и Платона, мышления и принципы бытия совпадают7, и онтологическая формулировка законов логики тождественна с чисто логической формулировкой законов мышления. Но, потому, что Аристотель, иначе, выступает как материалист, для него логические законы мышления не совпадают с законами самого бытия, а соответствуют им, имеют сходство с ними.
УЧЕНИЕ О СУЖДЕНИИ
Суждение как психологическое явление Аристотель разглядывает в собственном произведении «О душе», а как логическую форму — в «Метафизике» и в собственных логических трактатах (намерено суждению посвящено произведение «Об истолковании»)
В учении Аристотеля о суждении в первую очередь направляться подчернуть, что суждение он осознаёт диалектически, как неразрывное единство синтеза и анализа.
Всякое суждение, по Аристотелю, может пониматься как установление связи, как синтез И при отрицательного суждения разные элементы суждения связываются, образуют единство.
Слово «синтез» употребляется Аристотелем в двух разных значениях Синтез, что имеет место как в утвердительных, так и в отрицательных суждениях, имеет второй темперамент, чем синтез, что имеет место лишь в утвердительных суждениях и есть отображением настоящих связей
В случае, если утвердительное суждение трактуется как соединение ранее поделённого, то этим лишь описывается психотерапевтический генезис суждения. И синтез, с которым мы тут имеем дело, имеется не что иное, как только субъективный акт мышления,
7 Таково у Аристотеля понятие о всевышнем всевышний имеется «мышление мышления» 102
психологический процесс, которому не соответствует ничего настоящего, В случае, если в душе обязан появиться тот синтез, что есть верным отображением настоящей связи, то должен иметь место синтез другого рода, что, но, имеет собственной предпосылкой разделение, то есть — должен быть разделен мыслительный материал на восприятие, представление либо понятие. Потому что не только понятие, которое постигается ярким интуитивным мышлением как что-то совсем простое, но и восприятие дано нам вначале как что-то единое, которое направляться разложить на его элементы. По окончании анализа происходит синтез, и поделённые элементы соединяются в единое целое. Так, появляется утвердительное суждение.
Подобно протекает синтетическая деятельность, ведущая к отрицательному суждению. И тут мысленное разделение, которое отображает настоящее разделение и логически представляется как отрицание, предполагает синтез, что ставит во обоюдное отношение друг к другу разъединенные элементы. Но этому синтезу обязан предшествовать анализ, причем разбираемым целым возможно и представление фантазии, и образ воспоминания, смешанный с чуждыми чертами, и неточное восприятие, и проникнутое чуждыми элементами понятие либо какое-нибудь соединение нескольких мыслей.
Так, по Аристотелю, при образовании суждения синтезу предшествует анализ (субъективное разделение элементов) .
В соответствии с Аристотелю, суждение имеется синтез представлений. Данный синтез имеется субъективная деятельность мышления, которая на базе предшествующего анализа ставит разъединенные элементы суждения в хорошее либо отрицательное отношения, соответственно их природе и отображаемой действительности.
Такой же субъективной деятельностью мышления есть и диайрезис, т. е. умственный анализ, разложение. И в утвердительном суждении единая идея разлагается на собственные элементы. В отношении понятий разложение совершается при помощи деления.
Диайрезис и синтез сущность два момента, каковые неизменно должны взаимодействовать, и их сотрудничество делает вероятным тот психологический процесс, последним результатом которого есть логическое утверждение либо отрицание.
Синтез и диайрезис как таковые сущность процессы чисто субъективного порядка, тогда как отношения между элементами суждения должны быть объективными, т. е. соответствующими действительности. Последние сущность в любой момент отношения совместного либо раздельного бытия, т. е. с ними соотносятся объективный синтез и объективный диайрезис.
При помощи субъективной синтетически-аналитической деятельности практически появляется логическое суждение (объектив-
ный синтез) и вместе с ним появляется психотерапевтическое одеяние, в которое логическое суждение должно облекаться. Не смотря на то, что психотерапевтическому процессу как таковому не соответствует внешний настоящий процесс, но субъективная форма постоянно заключает в себе логическое отношение, которое должно быть отображением настоящего. Последнее может стать духовным достоянием, лишь если оно связано с субъективно-психологическим синтезом и диайре-зисом.
Ввиду этого возможно было бы ожидать, что критерий истины будет пребывать в самого мышления: как подлинный возможно бы обозначить тот синтез, что полностью руководствуется восприятием либо интуицией разума. Но Аристотель решает вопрос по-иному. Критерий, что он прилагает к субъективному синтезу, в полной мере соответствует его материалистическому понятию истины: подлинен синтез тогда, в то время, когда представленное им отношение адекватно действительности.
Сейчас разглядим онтологическое содержание суждения. Субъективное мышление (психотерапевтическая сторона суждения) имеется ложности суждений и единственный источник заблуждений. Настоящей же базой истинности есть в первую очередь само объективное бытие и только во вторую очередь субъективное мышление. интуиция и Восприятие разума ни при каких обстоятельствах не впадают в обман. Неправда появляется на стадии аналитическо-синтетической деятельности, которая перерабатывает мыслительный материал в суждение.
В соответствии с Аристотелю, ложь и истина субъективны уже постольку, потому, что они сущность свойства психологических процессов. Но, иначе, понятие истины у Аристотеля объективно и реалистично. Оно субъективно не в том смысле, что критерий истины лежит в самом мышлении и. возможно извлечен оттуда без обращения к настоящему бытию. необходимость мышления и Непосредственная очевидность (невозможность мыслить в противном случае) , каковые в более поздней логике выставляются как показатели истины, и в аристотелевской логике являются значительными моментами суждения, но не они определяют саму истинность. Равным образом критерий истины выводится не из субъективного отношения аналитическо-синтетической деятельности мышления к его материалу, доставляемому чувственными восприятиями либо понятиями. Суждение, по учению Аристотеля, действительно только тогда, в то время, когда отношения совместного либо раздельного бытия двух содержаний мысли, установленные в субъективном перемещении мышления, сущность адекватные отображения настоящих взаимоотношений.
направляться различить психотерапевтический генезис суждения и субъективную сторону его, с одной стороны, и логическое содержание— с другой. Лишь к последнему относится требование соответствия действительности.
Действительно то утвердительное суждение, которое соответствует настоящему совмещению, и действительно то отрицательное суждение, которое соответствует настоящей раздельности. И в случае, если отрицательное суждение время от времени трактуется как отрицание фальшивого утвердительного, то и это отрицание покоится на настоящем базисе, на настоящей раздельности в самом настоящем бытии.
Остается еще один вопрос: как возможно дешёв нам тот оригинал, что направляться привлечь для сравнения (т. е. сама объективная реальность) ? На это Аристотель отвечает, что в ощущениях и в интуиции разума нам дана реальность так, как она имеется в действительности. Суждение, которое лежит в области дискурсивного мышления, действительно, если оно выясняется в согласии с данными интуиции разума и чувственного восприятия. Критерия практики теория логика и познания Аристотеля не знают.
Так, получается, что истина первоначально в собственности единичным представлениям, доставляемым ощущениями и отдельным объектам интуиции разума, постигающей сущность вещей (и то и другое, по учению Аристотеля, не допускает неточностей), в то время как в области дискурсивного мышления, в которой имеют место и ложь и истина, истина есть вторичной, производной. Таким образам, тут у Аристотеля получается расхождение с его учением, что истина первоначально связана с суждением.
Суждение Аристотель обозначает термином «апофансис» (аяб фагаi?),что происходит от глагола ajioqaiva, что означает «обнаруживаю», «открываю», «высказываю». В соответствии с определению суждения, данному в произведении «Об истолковании» (4—5, 17 а 2—24), суждение имеется высказывание о присущности либо неприсущности чего-либо чему-либо и есть особенным видом речи, то есть таковой речью, в которой находит собственный выражение истина либо неправда.
Аристотель говорит, что не любая обращение есть суждением. -Так, к примеру, мольба не есть суждение, поскольку это таковой вид речи, что не есть ни подлинным, ни фальшивым. Не являются суждениями и такие виды речи, как побуждение либо вопрос. Но Аристотель идет еще дальше. Согласно его точке зрения, строго говоря, не относятся к апофантической речи и без того именуемые гипотетические, т. е. условные, и разделительные суждения, потому, что в них определенно не высказывается присущность либо неприсущность чего-либо чему-либо. Дело в том, что Аристотель осознавал условные суждения как высказывания ex concessione, т. е. как условные допущения, в которых еще не распознана точка зрения самого высказывающего их субъекта, как условное согласие ведущего спор со своим соперником типа «допустим, что это так». Равным образом в разделительных суждениях нет в полной мере опреде-
ленного отнесения к бытию, и потому для Аристотеля и они не принадлежат к апофантической речи. Значит, по Аристотелю, лишь окончательные суждения являются суждениями в собственном смысле слова, лишь к ним применим термин «апофансис»-
Потому, что в таких суждениях о будущем, как, к примеру, утверждение, что будет война, по Аристотелю, нет отнесения к бытию, поскольку будущее не есть еще реальность, то и такие высказывания о будущем являются только предположениями, а не точными утверждениями, т. е. не являются апофантическими.
Это не означает, что Аристотель по большому счету отрицает всякую возможность подлинных суждений, относящихся к будущему. Так как наровне с изменчивыми истинами, относящимися к определенному времени, Аристотель признавал и вечные безотносительные истины, то с его точки зрения смогут быть и непременно подлинные суждения, имеющие силу и в отношении будущего. Так, в духе Аристотеля возможно заявить, что два раза два постоянно будет равняется четырем, отношение диаметра к окружности постоянно будет одним и тем же.
Что касается структуры суждения, то Аристотель в этом вопросе направляться данному в первый раз Демокритом учению, что суждение складывается из «глагола» и «имени». Как и у Демокрита, под именем тут понимается та часть суждения, которая относится к предмету, о котором идет обращение, а термином «глагол» обозначается все то, что высказывается об этом предмете. Так, Аристотель принимает демокритовское учение о субъектно-преди-катной форме суждения; связка не выделяется им в качестве особенной части суждения, а включается в предикат (в глагол).
В онтологическом нюансе подлежащее суждения мыслится Аристотелем как самый предмет настоящего мира, о котором что-либо высказывается, а сказуемое суждения — как выражение настоящей присущности либо неприсущности этому предмету тех либо иных показателей.
В структурном отношении Аристотель проводит различие между двухчленными суждениями, в которых говорится о существовании либо несуществовании того либо иного предмета, и трехчленными суждениями, в которых предмету приписываются какие-либо показатели.
Аристотель выделяет, что, не обращая внимания на сложный состав, всякое суждение представляет собой единую идея.
По вышеуказанным обстоятельствам классификация суждений в логике Аристотеля охватывает лишь окончательные суждения. Он дробит их по трем основаниям: по качеству, модальности и количеству.
По качеству Аристотель дробит суждения на утвердительные и отрицательные. Аристотель учит, что всякому утверждению противостоит соответствующее ему отрицание, отношение между ними именуется несоответствием. Условием наличия несоответствия
есть отрицания и адекватность утверждения, т. е. такое условие, что в обоих суждениях — утвердительном и отрицательном — должно говорится совсем об одном и том же, в одно да и то же время и в одном и том же отношении.
Используя к суждениям закон и закон противоречия исключенного третьего, Аристотель устанавливает те положения, каковые позднее стали называться логического квадрата, то есть: общеутвердительное и общеотрицательное суждения находятся в отношении неприятной (контрарной) противоположности, а отношение между общеутвердительным и частноотрицательным, равно как отношение между общеотрицательным и частноутвердительным суждениями имеется отношение противоречащей (контрадикторной) противоположности. Различие между отношениями контрарности и контрадикторности в первый раз в истории логики установил Аристотель.
Что касается классификации суждений по количеству, то в «Первой Аналитике» Аристотель дробит суждения на неспециализированные, частные и неизвестные, в то время как в произведении «Об истолковании» дается иное деление: суждения делятся в том месте на неспециализированные, частные и единичные, причем частные суждения понимаются в более широком смысле, чем в «Первой Аналитике», так как они охватывают собой и неопределённые суждения и частные «Первой Аналитики». В «Первой Аналитике» под частными суждениями понимаются суждения с кванторным словом «кое-какие» в отличие от неизвестных суждений, не содержащих обозначения ни для общности, ни для частности. В произведении же «Об истолковании» под частными суждениями понимаются все суждения, каковые не являются ни неспециализированными, ни единичными.
В данной классификации Аристотеля существует неясность. В случае, если частные суждения осознавать в смысле «кое-какие, а возможно и все 5 сущность Р», то нет никакого различия между ними и неизвестными суждениями, поскольку в тех и других остается невыясненным, идет ли обращение лишь о некоторых, либо, возможно, о всех S. В случае, если же, исходя из определения частного суждения в «Первой Аналитике» как присущности либо неприсущности того, что отражается, некоему либо не всякому предмету, являющемуся подлежащим суждения, осознавать частные суждения Аристотеля в смысле «лишь кое-какие 5 сущность Р», то получается еще большее затруднение. При таких условиях, как отмечает Н. А. Васильев, окажутся неверными установленные Аристотелем частные модусы окончательного силлогизма8.
Суждения типа «лишь кое-какие 5 сущность Р» стали называться выделяющих суждений. Аристотелевская теория силлогизма безукоризненна только в том случае, если под частными суждениями «Первой Аналитики» осознавать суждения типа «кое-какие, а
8Н. А. Васильев. О частных суждениях… Казань, 1910, стр. 8.
возможно и все 5 сущность Р». Особенности аристотелевского деления суждений по количеству, как верно отмечает А. С. Ахма-нов, заключаются в том, что, по Аристотелю, частность и общность суждений имеется элемент сказуемого, а не количества подлежащего 9. Строго говоря, то, что именуется различием суждений по количеству, Аристотель осознаёт как различие в том, высказывается ли сказуемое о подлежащем неспециализированным либо необщим образом, обо всем либо не обо всем количестве подлежащего.
Третий вид деления суждений у Аристотеля — деление на суждения, говорящие о несложном, нужном и вероятном бытии. Так, в понимании модальности у Аристотеля на первый замысел выступает онтологическая точка зрения: деление по модальности имеется деление по «степеням» бытия.
В базе этого деления лежит градуирование самого бытия. По Аристотелю, имеется бытие вероятное (то, что возможно и может не быть, но существование чего не есть неосуществимым), настоящее (существование отдельных вещей, область конечно происходящего, в котором имеет место сочетание нужного и случайного) и нужное (сущность’ вещей, находящая собственный выражение в понятиях).
Так, модальность суждений в логике Аристотеля не свидетельствует субъективной степени уверенности: возможность не тождественна возможности, а необходимость не есть психотерапевтическая невозможность мыслить в противном случае. Но наровне с онтологической возможностью Аристотель использует и понятие логической возможности (в смысле допустимости чего-либо). В последней части произведения «Об истолковании» узнается вопрос об отношениях противоречивости и .противности между модальными суждениями. Результаты изучения он резюмирует в таблице, складывающейся из восьми хороших и восьми отрицательных модальностей. Аристотель думает, что в модальных суждениях отрицание и утверждение относятся не к глаголу суждения, а к виду модальности (т. е. утверждается либо отрицается возможность либо невозможность, допустимость либо недопустимость, необходимость либо не-необходимость).
Оценивая учение Аристотеля о суждении, нужно подчернуть, что и в этом учении отражается то колебание между идеализмом и материализмом, метафизикой и диалектикой, которое характерно для всей его философии. В понимании сущности суждения хорошим у Аристотеля есть отнесение содержания суждения к самой реальность Это по большей части материалистическое познание сущности суждения, не смотря на то, что сама концепция действительности у Аристотеля не свободна от идеалистических наслоений, в особенности в том, что касается понимания
9 А. С. Ахмадов Логическое учение Аристотеля. М., 1960, стр. 67.
содержания и Отношения формы. Хорошим есть в теории суждения Аристотеля да и то, что он осознаёт суждение как диалектическое единство синтеза и анализа. В вопросе об истинности суждений Аристотель, как было уже указано выше, впадает в несоответствие, утверждая, что истина — лишь в суждении. Аристотель не только ошибается, но и противоречит самому себе, потому, что сам он признает истинность ощущений.
Истинность ощущений, являющихся более либо менее правильной копией действительности, имеется одно из главных положений материализма. Для нас нет сомнения и в том, что не только суждения, но и понятия смогут быть подлинными либо фальшивыми в зависимости от того, правильно либо искаженно они отражают реальность. Метафизическое познание отнесения к действительности, имеющего место в суждении, приводит Аристотеля к тому, что он ограничивает круг точных суждений одними только окончательными суждениями, отвергая познавательное значение вторых видов суждений и игнорируя все разнообразие и богатство.
УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ
Присущее Аристотелю колебание между объективным идеализмом и материализмом, между метафизикой и диалектикой особенно очень сильно отражается на его учении о понятии. Неприятность понятия имеется в первую очередь неприятность неспециализированного в его отношении к отдельному, то есть в ответе данной неприятности Аристотель безнадежно запутался.
С одной стороны, Аристотель дает гениальную уничтожающую критику теории идей Платона и обосновывает всю несостоятельность превращения неспециализированных понятий в независимую сущность, существующую независимо от чувственного мира В данной критике теории идей Платона Аристотель выступает как материалист, борющийся против идеализма.
Но Аристотель остановился на половине пути. Отвергая учение Платона о независимом существовании неспециализированных понятий в качестве субстанций, свободных от единичных вещей, чувственного мира, он все же признает их «вторичными субстанциями», являющимися сущностью всего реально существующего. Не смотря на то, что Аристотель и не отрывает общее от единичного, считая общее существующим только в единичных вещах, но вместе с тем он приписывает неспециализированному высшее идеальное бытие, которое есть первичным если сравнивать с бытием единичных вещей. Общее как сущность всего существующего, по учению Аристотеля, есть нужным, вечным и неизменным, в то время как единичные вещи случайны, преходящи и изменчивы.
Так, колебание Аристотеля между идеализмом и материализмом приводит его к самопротиворечию: с одной стоооны. единичные вещи являются первыми субстанциями, с
второй, высшее вечное идеальное бытие приписывается неспециализированным родовым понятиям. Общее существует лишь в единичных субстанциях, но оно вправду в более высоком смысле, чем последние, будучи сущностью всех единичных субстанций.
В философской совокупности Аристотеля царит иерархия понятий и всего сущего. Разделяя это учение Платона, Аристотель дает ему новое истолкование. Движение его мысли противоположен платоновскому. В то время как для Платона чем выше понятие, тем оно идеальнее, тем больше полнота его бытия, тогда как единичные вещи чувственного мира, являясь не сильный копиями идей, стоят на (последнем месте по степени бытия, Аристотель, наоборот, ‘полноту бытия приписывает единичным субстанциям, и у него градуирование бытия находится в обратном отношении к общности понятия. Чем выше занимает понятие место на лестнице понятий и, следовательно, чем оно более общее, чем дальше оно отстоит от первой субстанции, тем беднее его содержание, тем меньше в нем бытия. Ближайшие виды более богаты содержанием, чем роды, а роды богаче содержанием, чем наивысшие неспециализированные понятия. Поднимаясь по лестнице понятий и удаляясь от единичных чувственно принимаемых вещей, мы приходим к понятиям, в которых меньше и меньше бытия. Иначе, в противоположность этому, идея Аристотеля идет и в обратном направлении. Он говорит, что общее имеется и первое по природе и что именно оно есть основанием бытия единичных вещей (это звучит уже совсем по-платоновски).
Аристотель непоследователен, в то время, когда он, с одной стороны, признает лишь единичное субстанциональным, а общее существующим в нем, а иначе, учит, что понятийное познание имеет своим предметом общее и что определение понятия дает знание сущности; так что с первой точки зрения единичное имеется личный предмет познания, в то время как со второй — не единичное как таковое, а, скорее, общее имеется предмет науки.
Это несоответствие Аристотель пробует дать добро методом различения двух значений категории субстанции: первой субстанции (единичные вещи) и второй субстанции (неспециализированной сущности).
Единичные вещи, по Аристотелю, представляют собой материи и единство формы, но в этом единстве примат в собственности форме.
Форма имеется сущность единичных вещей, их понятие, правильнее, онтологический нюанс понятия. В философской совокупности Аристотеля понятия являются «первыми по природе», а чувственное восприятие — «первым для нас». Познать сущность мы можем только на базе чувственного опыта, методом обобщения его данных.
Идея Аристотеля тщетно бьется над проблемой понятия, ударяясь то в сторону материализма, то в сторону объективного
идеализма, становясь то на путь эмпиризма, то на путь умозрения, то возвышаясь до диалектических предположений, то впадая в метафизику.
Буржуазные философы-идеалисты пробуют скрыть материалистические взоры Аристотеля и выпячивают его идеализм. В. И. Ленин показывает, что в изложении философии Аристотеля у Гегеля «скрадены все пункты колебаний Аристотеля между материализмом и идеализмом»10, в частности «все скрадено, что говорит против идеализма Платона…»11. Ленин отмечает, что Гегель прибегает ко всяческим ухищрениям и идеалистическим подделкам чтобы подделать Аристотеля под идеалиста XVIII—XIX вв.12
Подобную позицию занимают логики и историки философии Целлер, Прантль и др. Так, к примеру, И. Ремке с явной натяжкой говорит, что Аристотель не преодолел трансцендентности неспециализированного, которая заключалась в теории идей Платона. В то время, когда Аристотель осуждает теорию идей Платона за то, что она принимает независимое существование неспециализированных понятий и противопоставляет этому собственный материалистический взор, что общее существует только во многих единичных вещах, то это, по Ремке, лишь одни «красивые слова», а на деле Аристотель продолжает по-платоновски мыслить общее трансцендентным по отношению к единичным вещам и материи. Согласно точки зрения Ремке, неспециализированному (форме) в совокупности Аристотеля в собственности полное идеальное бытие перед тем, как оно осуществляется в единичных вещах, потому что общее имеется вечное бытие, временно осуществляющееся в единичных вещах. Несоответствия, имеющиеся у Аристотеля в учении об неспециализированном, обусловленные его колебанием между идеализмом и материализмом, Ремке применял для «подделки» Аристотеля под идеализм.
По учению Аристотеля, логический процесс, двигаясь от менее неспециализированных понятий к более неспециализированным, завершается так называемыми категориями. Исходным пунктом логического процесса обобщения являются разнообразные единичные эти чувственного восприятия, конечным же результатом этого логического процесса есть определенное ограниченное число самых неспециализированных понятий, не сводимых ни друг к другу, ни к единому наивысшему понятию.
В произведениях «Категории» и «Топика» дается таблица десяти категорий (быть может, по примеру пифагорейской таблицы). Но Аристотель в отдельных случаях уменьшает это число (исключаются положение и обладание в первой книге «Второй Аналитики» и в V книге «Метафизики»; в XIV книге «Метафи-
10 В И Ленин Полное собрание сочинений, т. 29, стр 258
1′ В том месте же, стр. 257.
12 См. в том месте же, стр. 262
зики» принимаются три категории: сущность, состояние ,и отношение) .
Таблица десяти категорий дается в четвертой главе «Категорий», где говорится, что при потреблении слов вне предложения каждое слово обозначает либо сущность (субстанцию), либо уровень качества, либо количество, либо отношение, либо место, либо время, либо положение, либо обладание, либо воздействие, либо страдание. Потом Аристотель поясняет примерами суть каждой категории.
Так, человек либо лошадь имеется субстанция; величиной в два локтя — количество* белый — уровень качества; двойной, половинный, большой —отношение; в Ликее, на площади — место; день назад — время; сидит, лежит — положение; обут, вооружен — обладание; режет, жжет — воздействие; его жгут, его режут — страдание.
Как в учении о суждении, так и в учении о категориях Аристотель ищет логику в грамматике, стремясь извлечь логические формы из грамматических.
В соответствии с главному материалистическому положению логики Аристотеля, логические правила, формы и законы мышления не создаются самим мышлением, не изобретаются, а раскрываются логикой в конечном итоге. Это имеет силу и по отношению к категориям. Ввиду языка и тесной связи мышления логические категории являются запечатленными в языке, откуда и нужно было их извлечь. Аристотель не дедуцирует категории, подобно Гегелю и Канту, а находит их методом анализа грамматических категорий, в которых логические категории заключаются в скрытом виде.
Главная идея изучений Тренделенбурга13, что по собственному происхождению категории Аристотеля связаны с грамматическими отношениями и что они появились из расчленения предложений, есть верной Эту идея оспаривали Рит-тер, Целлер и Шпенгель.
Сущность их возражений сводится к тому, что объяснение, даваемое Тренделенбургом,— не в духе Аристотеля, поскольку история грамматики говорит о том, что части речи, с которыми сравниваются категории, были установлены по окончании Аристотеля /
Ясно, что это возражение промахивается . Так как оно не касается того, что именно изучение языка привело Аристотеля к открытию логических категорий. Не теория языка была для Аристотеля источником при создании его учения о категориях, а изучение самого языка. Но вернее и правильнее было бы заявить, что категории установлены Аристотелем через изучение грамматических взаимоотношений, а не выведены из последних. И не смотря на то, что сам Аристотель ничего не может сказать о происхождении собственного уче-