Твой целый, целый Ф. Достоевский.
На конверте: Russie Staraya-Roussa (Gouvernement de Nowgorod) В Ветхую Руссу (Новгородской губернии) Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской (дом Гриббе)
(1) было: так
(2) было: духом
(3) потом было: день назад
639. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
6 (18) августа 1876. Эмс
Пятница, 6/18 августа/76. Эмс.
Бесценная моя Аня, взял твое письмо и сейчас, в пятницу, последнее. Отлично, что пришло сейчас, в противном случае на следующий день, в субботу, отправлюсь из этого в 6 1/2 часов утра, и в случае, если б пришло в субботу, то я бы не взял. Сейчас же пишу только пара строчков, в силу того, что занят плохо, а укладываться кроме того и не начинал, и скверная прачка не приносит белья. Так, если не будет задержек в дороге, прибуду 12 августа (вышли лошадей). В случае, если будет задержка (которой не предвижу вовсе), то уведомлю из Берлина, а если не будет — не напишу уж больше ничего. Пишешь о квартире и о 50 экземплярах. То-то и беда, что в случае, если ключи у Коли, то как успею я дать ему знать и забрать их у него, в то время, когда в Санкт-Петербурге буду всего одни дни? У меня с одной типографией будет столько возни: всё написанное мною и что сдам в типографию, нужно будет еще раз перечитать с пером в руках, по причине того, что тут опоздал. И потому, если ты сама не напишешь Коле, то и не знаю, как это сделать. (NВ. С получением же этого письма нечего уже Коле писать: будет поздно.) Пологаю, что дотянусь 50 экз из типографии. Но, как-нибудь дело решится. Пишешь также, что Федя ожидает, что я привезу; но, голубчик, в случае, если мне и удастся приобрести им платьице, то это не произведет никакого результата: он ожидает диковинок, игрушек, а как я привезу (1) игрушки? Я об этом довольно много и сам думал, а сейчас еще больше озабочен.
Медлить мне тут лечиться совсем нереально было, в противном случае ни за что бы не был кончен Ежедневник, а сейчас еще имеется надежда, что я допишу его в Ст Руссе. Приехав, поведаю мои расчеты. День назад простился с Ортом; он осмотрел меня детально и положительно сообщил мне: Vous aurez un bon hiver. На мое сожаление о неосуществимости остаться продолжительнее он ответил мне, что продолжительнее 4-х недель и совсем мне не нужно оставаться, в силу того, что для приезжающих каждое лето совсем достаточно 4-х-недельного срока. Но достаточно, голубчик, тороплюсь; тысячу мелочей еще сделать нужно. Обнимаю тебя и целую прочно детишек, также и благословляю их. Опасаюсь в дороге припадка. Благодарю, что желаешь написать еще письмецо на имя Александрова. Елисеевы едут на следующий день же, но — в Париж. Обнимаю тебя и целую. (2)
Тв(ой) Ф. Достоевский.
Твоя чрезвычайная забота о покупке меня весьма раздразнила. Эта забота так мила, что я размечтался. Значит, ты весьма готовишься. Подготовься… прелесть моя, подготовься в самом настоящем смысле, а я лишь целую тебя из этого мильон раз. Расход на как-нибудь покрою… Кстати о петербургских расходах: плохо будет жаль мне, если не удастся сделать, по недочёту денег либо почему-нибудь, один также совсем разрешённый расход в Санкт-Петербурге. Это меня весьма озабочивает, тем более что и тут через чур много думал об этом расходе. Сокровище ты мое, ангел моя женочка, целую твои (3) ножки, о которых грежу со страстью. Но до свидания, до свидания.
На конверте: Russie. Staraya-Roussa (Gouvernement de Nowgorod) В Ветхую Руссу (Новгородской губернии) Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской (дом Гриббе)
(1) потом было: еще
(2) потом было: Кстати.
(3) потом было начато: руч
640. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
21 августа 1876. Ветхая Русса
Любезнейший и уважаемый Михаил Александрович, вот Вам начало Третьей главы (июль-августовского №). Набирайте. Но корректуру уж не присылайте, поскольку собираюсь из этого выехать в Санкт-Петербург 26-го (значит, могу 27-го уже быть в типографии). Но еще до приезда моего сохраняю надежду снова что-нибудь выслать.
Мы написали Печаткину, чтобы в типографию было доставлено 38 стоп бумаги, но сомневаемся в том, что поставили нехорошей адрес, так что письмо к Печаткину имело возможность и не дойти. Итак: если Вы в типографии еще не взяли бумагу и не получите до понедельника, то отправьте в понедельник к Печаткину напомнить в том месте и растолковать. Опять-таки по поводу цензора (2)… Но, к тому времени я сам буду. Вся беда в том, успеем ли совладать, а я тут всё нездоров.
До свидания, жму Вашу руку.
Ваш Ф. Достоевский.
21 августа. Суббота.
(1) было: Печатайте.
(2) потом было: В случае, если б произошло
641. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
23 августа 1876. Ветхая Русса
23 августа 1876 г.
Уважаемый Михаил Александрович,
Зря Вы так рассказываете. Уезжая, я Вам дал полномочие (словесно) на всё, и, уже очевидно, и печатать.
За бумагой, если не взяли, нужно сходить к Печаткину (Красносельская фабрика Константина Петровича Печаткина) и настойчиво попросить 38 стоп. Прошу Вас печатать и не терять времени.
1876 г. Июль — август
Это так, но так как и об этом мы с Вами уговорились, конкретно об этом самом заголовке и еще до поездки моей в Эмс, я это отлично не забываю.
А что же я Вам напишу по поводу цензурных вымарок, в случае, если я их не видал? Нечего делать, печатайте как имеется без меня. И не грех Вам не написать мне, что именно вымарано? Вы пишете: часть главы, но которая? И довольно много ли? Сейчас, до приезда в Санкт-Петербург, ночь и день буду думать, как на угольях. А всего-то стоило написать полстрочки.
Я приеду, как и давал слово, не 26-го, а 27-го августа, да да и то в самом успешном случае. Я выеду 26-го, но местные дороги не от меня зависят.
Перед выездом вышлю Вам еще тексту.
А до тех пор пока Вам преданный Ф. Достоевский.
642. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
25 августа 1876. Ветхая Русса
25 августа/76. Ветхая Русса.
Уважаемый Михаил Александрович, отправляю Вам еще тексту. Вся беда в том, что не знаю, что именно не разрещаеться цензурою, в какой главе и какой номер. И потому прошу Вас вникнуть в нижеследующее.
В случае, если цензор вычеркнул из Главы второй и конкретно об Идеалисте-цинике и Постыдно ли быть идеалистом (другими словами 1 и 2 малые главы), то нужно выбросить их вовсе, а вместо того к Главе второй пристегнуть две мелкие главы из Главы третьей (1. Русский либо французский язык? 2. На каком языке сказать отцу отечества?), переменив, очевидно, соответственно лишь номера мелких глав (другими словами вместо 1 и 2 Русский либо французский язык? и т. д. поставить 3 и 4 №№). А после этого Главу третью начать уже с того, что я Вам сейчас (с этим письмом) высылаю, другими словами со слов: Эмс я обрисовывать не буду (листик 10), и №№ мелких глав снова переменить соответственно, другими словами вместо 3 и 4 поставить 1 и 2-ю, а продолжение я уже Вам сам привезу.
Выезжаю я из этого не в четверг 26-го августа, а в пятницу, 27-го. В субботу, возможно, увидимся. Думаю, предположительно, что 31-го августа не успеем выйти. При таких условиях, приехав в Санкт-Петербург, заявлю в газетах, что по независящим событиям № июль — август выйдет 4-го сентября. Весьма возможно, что провозимся до этого срока, но надобно иметь в виду, чтобы уж никак не позднее (1) 4-по поводу сентября. А но, всё решится при отечественном свидании. До тех пор пока набирайте и делайте, что допустимо.
До свидания.
Ваш целый Ф. Достоевский.
(1) было: дальше
643. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
29 августа 1876. Санкт-Петербург
29 августа 76.
Уважаемый Михаил Александрович,
К Ратынскому письма не прилагаю, но исправил всё по его указанию и желанию. В случае, если нужно будет, то отправлюсь к нему сам. (1)
Предстоящую рукопись (глава четвертая, III и IV) при сем прилагаю: семь полулистков. Но будет еще V-я малая глава Главы четвертой. А после этого P scriptum. Окончание главы четвертой, другими словами V-ю малую главу, попытаюсь доставить на следующий день же, 30 августа. A P scriptum, как сообщено, 1-го сентября.
А засим целый Ваш Ф. Достоевский.
Сохраняю надежду на следующий день увидимся.
(1) потом было: Предстоящей рукописи не присылаю, в силу того, что багажа еще не взял.
644. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
30 августа 1876. Санкт-Петербург
30 августа.
Уважаемый Михаил Александрович,
Отправляю Вам V-ю малую главу (три полулистка). Данной V-й малой главой заканчивается Глава четвертая. Сейчас останется Post scriptum, за что и принимаюсь.
Ваш целый Ф. Достоевский.
645. А. М. ДОСТОЕВСКОМУ
6 сентября 1876. Санкт-Петербург
Санкт-Петербург, 6 сентября.
Дорогой и дорогой брат Андрей Михайлович, поздравляем тебя я и супруга моя, и уважаемую лучшую мужу твою с счастьем детей Ваших, а значит, и с Вашим. Мои детки мелкие, я до для того чтобы счастья не доживу. Не думай, что питаю зависть к, говоря это. Пишешь, что безрадостно будет оставаться без Варвары Андреевны; ничего, дорогой мой, этакая грусть только говорит об неспециализированном и непрерывающемся счастье в семье. Я весьма жалею, что никак не могу урваться кроме того и на сутки к Вам на свадьбу. В письме моем к Варваре Андреевне растолковываю обстоятельства. Лишь как это всё необычно, дорогой мой Андрей Михайлович, — ну в далеком прошлом ли мы были с тобой очень небольшие? Я весьма, отлично не забываю 60 секунд, в то время, когда нас, меня и покойного брата, в пятом часу утра, рядом дремавших, разбудил весёлый папа и заявил нам, что у нас появился брат Андрюшенька, и вот ты выдаешь замуж дочку и об этом извещаешь меня и Анну Григорьевну. Отечественное время пролетело, как мечта. Я знаю, что моя жизнь уже недолговечна, а в это же время не только не желаю умирать, но чувствую себя, наоборот, так, как словно бы бы только начинаю жить. Не устал я нисколько, а в это же время уже 55 лет, ух! Тебе же хочу, в особенности сейчас, как возможно больше долголетия и здоровья, дабы любоваться на детей и ласкать внуков. Ничего не может быть лучше в жизни.
Обнимаю тебя и хочу тебе всего лучшего. Супруге твоей передай мое горячее поздравление и пожелание. Равняется и от жены моей.
Брат твой Ф. Достоевский.
646. Л. X. ХОХРЯКОВОЙ
7-10 сентября 1876. Санкт-Петербург
Ваше письмо застало меня в Эмсе на самом выезде. Прибыв в Ветхую Руссу, я хворал и писал августовский №. Цензура выкинула печатный лист в самые последние дни, после этого переезд из Ветхой Руссы (дней 10 назад) и искание Вашего адреса. Вы, по женскому обыкновению, не выставляете Вашего адреса при каждом письме: мол, он обязан знать. Но наизусть знать запрещено, а тетрадка с адресами может затеряться (как и произошло). А потому пишу по первому ветхому, весьма неизвестному адресу, и не знаю, дойдет ли.
Про здоровье мое я ничего не могу сообщить: думается, не хорошо, а больше ничего не знаю. В случае, если придете, то, само собой разумеется, переговорим. А сейчас весьма занят и тороплюсь кончить. Итак, приходите.
Целый Ваш Ф. Достоевский.
647. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
19 сентября 1876. Санкт-Петербург
19 сентября/76.
Любезный приятель Коля, жив ли и здоров ли ты? От тебя ни слуху, ни духу. Мы тебя ожидали предположительно на 17-е и в далеком прошлом уже говорили, что ты нейдешь. Зайди, в случае, если можешь, хоть я и весьма занят, но ты мне ни при каких обстоятельствах не мешаешь. А не можешь зайти, то обязательно уведомь об себе письменно либо пришли кого-нибудь.
Я всё хвораю, хворала и Анна Григорьевна. Весьма захватило грудь у меня, а сейчас привязалась, лихорадка, и я на лекарстве сижу дома и пишу и днем и ночью, часто в ожесточённом ознобе. Опасаюсь, что нужно будет прекратить работу. Да и, помимо этого, были кое-какие неприятности.
Итак, до свидания, дай об себе знать.
Твой брат Ф. Достоевский.
648. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
28 сентября 1876. Санкт-Петербург
28 сентября.
Уважаемый Михаил Александрович,
Отправляю Вам всё, тут финиш. Достаточно ли для 1 1/2 страницы? В случае, если останется белая страница, то возможно, по примеру прошлого №, разрешить войти объявление о полугодовой подписке. Но, пологаю, что дотянется.
Ваш целый Ф. Достоевский.
649. M. П. НАДЕИНУ
16 октября 1876. Санкт-Петербург
16 октября/76.
Уважаемый Митрофан Петрович,
Прошлого года Базунов, перед самой собственной неожиданной поездкой за границу, кроме того, возможно, незадолго до поездки, отыскал нужным, но, расплатиться со мной и выдал мне все сполна, накопившиеся у него подписные деньги за Ежедневник. Я полагаю, он руководствовался всё тем же, неминуемым в сем случае мыслью, что мне не дать всех безнравственнее, что тут значит забрать последнее у того, что в 54 года от роду всё еще живет тяжёлым литературным трудом, трудится по ночам, к сроку, не обращая внимания на собственные две громадные заболевания… Не говорю уже о том, что и деньги-то эти не счеты либо расчеты какие-нибудь, а просто подписные, за издания, каковые прежде книгопродавцы и не слышно было, чтобы удерживали в собственную пользу, и на что мода лишь только сравнительно не так давно завелась.
В том месте по счету 330 р., и я в полной мере уверен, что сосчитано правильно, по крайней мере, как бы ни контролировать эти 330 р., все-таки проверка не коснулась бы более как каких-нибудь нескольких рублей. Триста-то уже неоспоримы. Из них мне кто-то выдал из магазина 5 дней тому 50 р. В случае, если по стольку будут выдавать (да и будут ли?), то в то время, когда же я возьму? А в это же время, сами понимаете, сейчас для всякого издания самое тяжёлое время.
Не имеете возможность ли, Митрофан Петрович, сообщить что-нибудь и наряду с этим сделать что-нибудь значительнее, чем 50 р.? Да и не легко и неприлично мне ходить сейчас в магазин за деньгами. Вникните в мою просьбу, прошу Вас. В случае, если б было не дозарезу, не стал бы Вас тревожить.
А основное, нужно что-нибудь предположительно, легко успокоительных фраз лучше и не произносить. По крайней мере прочно жму Вашу руку и хочу Вам искренно всего лучшего.
Ваш целый Ф. Достоевский.
Р. S. Не сочтите это письмо в какую-нибудь плохую сторону. Я Вас, как человека, постоянно отличу от какого-нибудь неудавшегося расчета либо непредвиденного несчастья.
650. H. П. ВАГНЕРУ
24 октября 1876. Санкт-Петербург
24 окт./76.
Уважаемый Николай Петрович,
Обязательно попытаюсь отвести требуемые полстранички, а Вас поздравляю с предприятием. Простите, что до сих пор те зашел к Вам: весьма было довольно много со мной различных событий. До 31-го числа буду ночь и день в работе, но Вы мне не помешаете. Милости просим, как Вам лишь угодно. Анна Григорьевна Вам кланяется. Мое глубокое почтение Вашей супруге.
Целый Ваш (1)
Р. S. По неточности начал письмо не с той страницы, проглядел. Простите.
(1) подпись на письме вырезана
651. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
27 октября 1876. Санкт-Петербург
27 (1) октября.
Уважаемый Михаил Александрович,
День назад я совершил ошибку: Глава первая была Вам день назад доставлена не вся. Имеется еще 4 отдел, что сейчас и отправляю, а вместе с тем и начало Главы второй. Однако отправляю сейчас три листка, от 18 до 23 полулистка включительно.
Ваш целый Ф. Достоевский.
(1) было: 26
652. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
28 октября 1876. Санкт-Петербург
28 октября.
Уважаемый Михаил Александрович,
Мне было нужно в корректуре выкинуть сряду практически целый столбец (1) (выкинутое войдет позже в финиш Главы второй, еще не дописанной) и очень многое перемарать и пересочинить в других местах. Само собою, это уничтожит Ваш первый лист и, помимо этого, придется, возможно, еще к цензору. Но что делать, так должно быть.
Отправляю, во-1-х, продолжение Главы второй), (2) от 24 до 27 полулистка включительно (NВ. Выписку из Москов ведомостей) прошу сделать обязательно петитом) и, во-2-х, то объявление Вагнера об издании его издания Свет и которое войдет под конец в объявления, на последних страницах. Это (3) объявление должно обязательно быть напечатано. Прошу вас, подберите и шрифт, как пригодно будет к смыслу строчков объявлений.
Задаю я Вам, но, хлопот.
Ваш Достоевский.
(1) было: две стр
(2) было начато: 2-ой
(3) было начато: Пожал
653. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
28 октября 1876. Санкт-Петербург
Люб Михаил Александрович, отправляю Вам главу третью. Две вырезки из газет, № 1-й и 2-й, сделайте петитом в отмеченных мною местах. на следующий день кончу всё, а 29-го утром получите. Необычно, что у Вас приходят за статьями и корректурами в 12 часов дня. У меня с 8-ми утра готово.
В случае, если имеете возможность, зайдите на следующий день. Весьма бы нужно знать, сколько еще писать.
Ваш целый Ф. Достоевский.
28 октября.
654. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
30 октября 1876. Санкт-Петербург
30 окт.
Уважаемый Михаил Александрович,
Отправляю Вам окончание от 36 до 38 включительно. Думается, достаточно. Опасаюсь, чтобы не было еще с лишком.
В самом финише я прибавил p scriptum. Прошу Вас весьма, прочтите его пристально. Это корректурные неточности, страшно ответственные, в особенности первая, где удержано не вместо но и искажающая в полной мере суть. Не осознаю, как эти неточности удержались, я через чур не забываю, как исправил в корректуре. В этом № страшно довольно много неточностей.
Особая просьба моя та: справьтесь сами (1): выправлено ли это не? (Возможно, я получил от Вас день назад какой-нибудь не тот оттиск 1-го страницы.) И если не выправлено, то мой p scriptum обязательно напечатайте. А вдруг выправлено, то, очевидно, отбросьте post scriptum.
Для всевышнего, сделайте это.
Ваш целый Ф. Достоевский.
(1) потом было начато: пож
655. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
1 ноября 1876. Санкт-Петербург
1-е ноября/76.
Дорогой мой голубчик, Коля, благодарю тебя за третьедневошнее поздравление. День назад не имел возможности нести ответственность за адскими хлопотами (выход №). Телеграфируешь, что нездоров. Это весьма тревожит меня. Если не можешь приехать сам (а я бы весьма хотел с тобой увидеться), то напиши обязательно на данный момент же по получении этого (другими словами болен ли и сейчас либо нет, и чем?). Чуть освобожусь и, в случае, если ты болен, предприму к тебе путешествие, рискуя кроме того встретиться с Шми. В противном случае, если не болен, приезжай сам, не медля.
Я же до тех пор пока страшно занят. Только что отписался, как нужно сейчас отвечать на иные в срок прибывшие письма, к тому же кой-куда съездить и кой-кого повидать, и всё не терпит. Целую и обнимаю тебя весьма. Все тебе кланяются и хотят здоровья.
друг и Твой брат Ф. Достоевский.
656. К. И. МАСЛЯННИКОВУ
5 ноября 1876. Санкт-Петербург
5 ноября 1876 г.
Милостивый правитель, уважаемый г. К. И. М.
Опасаюсь, что опоздал отвечать Вам и Вы, справившись раз либо два, уже не придете более в магазин Исакова за письмом.
Во-первых, благодарю Вас за Ваше лестное мнение о моей статье, а во-вторых, за Ваше хорошее мнение обо мне самом. Я и сам хотел посетить Корнилову, но, вряд ли сохраняя надежду подать ей помощь. А Ваше письмо меня прямо направило на дорогу.
Я в тот же миг отправился к прокурору Фуксу. Выслушав о моем жажде повидаться с Корниловой и о просьбе на Высочайшее имя о помиловании, он ответил мне, что всё это быть может, и просил меня прибыть к нему на другой сутки в канцелярию, а он тем временем справится. На другой сутки он отправил бумагу к управляющему в колонии о пропуске меня к Корниловой пара раз, сам же очень непременно давал слово мне помогать и в будущем. Но основное в том, что на данный момент нельзя подавать просьбу, в силу того, что защитник Корниловой два дня назад уже подал на кассацию решения суда в сенат, а потому дело не имеет еще окончательного вида, и лишь в то время как сенат откажет, и наступит срок просьбы на высочайшее имя.
Так как в данный сутки идти в колонию было уже поздно, то я отправился только на другой сутки. Идея моя (которую одобрил и прокурор) была — удостовериться сперва, желает ли еще помилования и Корнилова, другими словами возвратиться к мужу и проч.? Я ее заметил в лазарете: она всего 5 дней как родила. Соглашусь Вам, что я был неординарно изумлен результатом свидания: оказалось, что я практически предугадал в моей статье всё практически. И супруг приходит к ней, и плачут совместно, а также девочку желал он привести, да ее из приюта не пускают, как, с печалью, сказала мне Корнилова. Но имеется и отличие против моей картины, но маленькая: он крестьянин настоящий, но ходит в германском сюртуке, является черпальщиком в экспедиции заготовления национальных бумаг за 30 руб. в месяц, но вот, думается, и вся отличие.
С Корниловой я проговорил полчаса наедине. Она весьма красива. Сперва я только по большому счету растолковал ей, что хотел бы ей оказать помощь. Она не так долго осталось ждать мне доверилась, само собой разумеется, и по тому мысли, что из-за пустяков не разрешил бы прокурор мне с ней видеться. Ум у ней достаточно жёсткий и ясный, но русский и простой, кроме того простодушный. Она была швеей, да и замужем продолжала заказную работу и добывала деньги. Весьма моложава на лицо, недурна собой. В лице красивый негромкий душевный оттенок, но без сомнений, что она принадлежит к простодушно-радостным женским типам. Она сейчас достаточно спокойна, но ей весьма скучно, поскорей бы уже решили. Я, еще ничего не говоря ей о ее беременном состоянии, задал вопрос: как это она сделала? Маленьким, проникнутым голосом она мне отвечала: сама не знаю, совершенно верно что чужая во мне воля была. Еще черта: я как оделась, так я в участок не желала идти, а так вышла на улицу и уж сама не знаю, как в участок прибыла. На вопрос мой: желала бы она с мужем снова сойтись, она ответила: Ах, да! и начала плакать! Она прибавила мне с проникнутым выражением, что супруг приходит и плачет о ней, другими словами выставляя на вид мне: вот, мол, какой он хороший. Она горько начала плакать, припоминая показание тюремного пристава против нее в том, что словно бы она сначала собственного брака возненавидела и мужа, и падчерицу: Неправда это, ни при каких обстоятельствах я этого не имела возможности ему сообщить, С мужем под конец стало мне горько, я всё плакала, а он всё бранил и в утро, в то время, когда произошло правонарушение, он побил ее.
Я ей не утаил о возможности просьбы на высочайшее имя, если не удастся кассация. Она выслушала весьма пристально и весьма повеселела: вот вы меня сейчас ободрили, в противном случае какая скука!.
Я намеком задал вопрос: не испытывает недостаток ли она до тех пор пока в чем. Она, осознав меня, совсем легко, не обидчиво, прямо заявила, что у ней всё имеется, и деньги имеется и что ничего не нужно. Рядом в постели лежала новорожденная (девочка). Уходя, я подошел взглянуть и похвалил ребеночка. Ей весьма было приятно, и в то время, когда я, на данный момент позже, простился, чтобы уходить, она внезапно сама прибавила: день назад назвали, Екатеринушкой назвали.
Выйдя, поболтал о ней с помощницей смотрительши, Анной Петровной Борейша. Та с чрезвычайным жаром начала хвалить Корнилову: какая она стала несложная, умная, кроткая. Она поведала мне, что поступила она к ним пара месяцев назад в колонию совсем вторая: неотёсанная, наглая и мужа бранила. Практически как полоумная была. Но, побыв мало в колонии, скоро начала изменяться совсем в противоположную сторону. Превосходно то, что уже давно она волнуется и ревнует, дабы супруг не женился (она мнит, что он уже и сейчас это может сделать). До решения суда он редко ходил. Еще черта. Эта Анна Петровна уверяет, что супруг ее вовсе не следует, он туп и бессердечен, и что словно бы Корнилова два раза отправляла просить его прийти и он наконец-то пришел. В это же время Корнилова конкретно напирала мне на том, что супруг приходит к ней и над ней плачет, другими словами желала выставить передо мной какой это хороший человек и т. д.
Одним словом, всего не упишешь и не различишь. Я уверенный в том, что всё было от заболевания еще пуще прошлого и хоть не имею строгих фактов, но свидание мое с ней как словно бы всё мне подтвердило.
Итак, о просьбе нельзя думать до кассационного ответа. В то время, когда это будет — не знаю. Но позже, при негативного ей решения (что вернее всего), я напишу ей просьбу. Прокурор давал слово помогать. Вы также, и дело, значит, имеет перед собой надежду. В Иерусалиме была купель, Вифезда, но вода в ней тогда только становилась целительною, в то время, когда ангел сходил с неба и раздражал воду. Расслабленный жаловался Христу, что уже продолжительно ожидает и живет у купели, но не имеет человека, что опустил бы его в купель, в то время, когда возмущается вода. По смыслу письма Вашего пологаю, что этим человеком у отечественной больной желаете быть Вы. Не пропустите же момента, в то время, когда возразит вода. За это наградит Вас всевышний, а я буду также функционировать до конца. А засим разрешите подтверждать пeред Вами мое чувство самого глубокого к Вам уважения.
Ваш Ф. Достоевский.
На конверте: В отель В книжный магазин Я. Л. Исакова Г-ну Кассиру Для передачи К. И. М от Ф. М. Достоевского
657. А. У. ПОРЕЦКОМУ
9 ноября 1876. Санкт-Петербург
9 ноября/76. Вторник.
Уважаемый Александр Устинович,
Конкретно на следующий день, в среду, 10-го ноября буду ожидать Вас у себя от 8 до 9-ти часов пополудни, а также позднее, с громадным наслаждением, любопытством и нетерпением.
Ваш целый и совсем Вам преданный
Федор Достоевский.
658. А. А. РОМАНОВУ (наследнику)
16 ноября 1876. Санкт-Петербург.
Ваше императорское высочество,
всемилостивейший правитель.
Начиная в сем году мое ежемесячное издание Ежедневника писателя, я, не обращая внимания на все желание мое, не осмелился представить его Вашему императорскому высочеству, как удостоился чести сделать это в один раз с одним из прошлых моих произведений. Но, начиная мой новый труд, я был еще сам не уверен, что не прерву его в начале по недочёту здоровья и сил для определенной срочной работы. А потому и не осмелился представить Вашему императорскому высочеству такое неопределившееся еще произведение.
Нынешние великие силы в истории русской подняли сердце и дух русских людей с недостижимою силой на высоту понимания многого, чего не осознавали прежде, и осветили в сознании отечественном святыни русской идеи бросче, чес в то время, когда бы то ни было до сих пор. Не имел возможности и я не отозваться всем сердцем моим на все, что началось и явилось в почве отечественной, в честном и красивом народе отечественном. В Ежедневнике моем имеется пара слов, горячо и искренно вырвавшихся из души моей, я не забываю это. И хоть я все еще не докончил мое годовое издание, но уже давно думал и грезил о счастии представить скромный труд мой Вашему императорскому высочеству.
Простите же мне, всемилостивейший правитель, смелость мою, не осудите беспредельно любящего Вас и разрешите высылать Вам в дальнейшем каждый месяц любой предстоящий выпуск Ежедневника писателя.
С эмоцией благоговейного уважения осмеливаюсь назвать себя Вашего императорского высочества преданнейшим слугою и благодарным
Федор Достоевский.
[Другая редакция:
658. A. A. РОМАНОВУ (наследнику)
16 ноября 1876. Санкт-Петербург
(Черновой автограф)
Ваше и высочво, милостивейший правитель.
Начиная в сем году мое (1) ежемесячное издание Ежедневника писателя я не осмелился (2) не обращая внимания на всё чрезвычайное (3) желание мое представить новый труд (4) В иму высочеству, как имел честь сделать, (5) радуясь всегда надежде удостоиться чести и счастья внимания Ваш и вва. Но издав (6) в свет 1-й январский выпуск моего Ежедневника, (7) я совсем был еще не уверен тогда, что не прерву моего издания (8) в начале либо по недочёту здоровья и сил, либо определенной срочной работы, либо кроме того несочувствием (9) публики. (10) А потому и собирался по окончании года осмелиться представить В и в уже законченный труд как 12 выпусков моего издания в виде целой законченной книги. (11) Но Ежедневник писателя не был прерван. (12) Сегодняшний великий год истории русской поднял сердца и дух русских людей с непостижимою силою практически (13) на высоту понимания многого, чего не осознавали прежде и осветил ° в сознании отечественном святыню (15) русской идеи бросче чем в то время, когда бы то ни было. (16) Не могу и я не отозваться всем сердцем моим всему, что началось и явилось в жизни отечественной, в добром и красивом народе отечественном. В Ежедневнике моем, ощущаю это, имеется пара слов, (17) горячо и честно вырвавшихся из души моей. И хоть я всё еще не докончил моего годового издания, но уже давно думая (18) и грезя про себя о великом счастии представить скромный труд мой В и в, которого я столь обожаю, за которого довольно часто и довольно много молюсь, и мельчайшее внимание Ваше, в случае, если б я имел счастье возбудить его, ценю как величайшую честь себе и величайшую эйфорию мою. Простите же смелость мою, сне осудите ее, удостойте принять недоконченную мою книгу и разрешить высылать Вашему императорскому высочеству в дальнейшем, каждый месяц любой предстоящий выпуск Ежедневника писателя.