ютимся к творчеству самые ярких представителей Казан-I лингвистической школы. i Игнацы Нечислав (Иван Александрович) Бодуэн де Куртенэ юя 13 марта 1845 г. в Радзымине (25 км к северу от Варшавы), i получал образование Варшаве, в настоящей гимназии, где обратил на себя шие математическими свойствами, что позднее сказалось дставлении им собственных лингвистических идей (см., напр., гра- фик развития языка и соотношения истории, формула языковых трансформаций и др.)- В 1866 г. он окончил варшавскую Основную школу, по окончании чего как стипендиат министерства народного просвещения России отправился за границу в Прагу, Вену, Берлин, Лейпциг. На протяжении заграничной командировки (1866-1868 гг.) побывал в Праге, где слушал лекции А. Шлейхера, в Берлине — лекции санскритолога Вебера. Но в языкознании Бодуэн был уникальным, независимым ученым и именовал себя автодидактом, т. е. самоучкой. В 1870 г. была издана в Лейпциге известная диссертация Бодуэна О древнепольском языке до XIV столетия, на базе которой создатель взял в Петербургском университете степень магистра сравнительного языковедения и звание приват-доцента. В 1874 г. Бодуэн взял в Санкт-Петербурге степень доцента сравнительного языковедения на базе работы Опыт фонетики рязанских говоров и в том же году начал просматривать лекции в Казанском университете сперва в качестве доцента, а после этого феноменального и ординарного доктора наук. С 1883 г. по 1893 г. он был доктором наук Юрьевского университета, с 1893 по 1900 — Краковского. Благодаря отказа венского министерства возобновить договор с Бодуэном, он должен был покинуть Краков и переехать в Санкт-Петербург, где преподавал в университете санскрит и сравнительное языковедение. В 1918 г. по приглашению Варшавского университета в качестве почетного доктора наук Бодуэн приехал в Варшаву, где трудился до конца жизни, наступившей 3 ноября 1929 г. Собственные бессчётные работы Бодуэн писал на русском, польском, чешском, немецком, французском, итальянском и литовском языках. В работах И. А. Бодуэн де Куртенэ довольно часто предвосхищал теории и положения, каковые в будущем появились основополагающими для целых лингвистических направлений. Еще до младограмматиков он стал последовательно использовать к изучению звуковых процессов принцип аналогии (его кроме того именовали одним го основоположников младограмматизма). Но он же подверг резкой критике механистическое познание младограмматиками звуковых законов, указав на то, что они результат действия разнообразных и довольно часто противоречивых факторов, исходя из этого их по большому счету нельзя называть законами. Он выступил кроме этого против проповедуемого младограмматика-V ми универсально-исторического подхода к изучению фактов языка ‘-: и защищал права описательного изучения языка. Поэтому находится и его положение о законности двух точек зрения на язык — статической и динамической, каковые позднее появляются у Ф. де Соссюра под именем синхронической и диахронической лингвистики. И. А. Бодуэн де Куртенэ осуждал компаративистов за схематическую прямолинейность их реконструкций и призывал отдавать предпочтение изучению живых языков и диалектов, на материале которых возможно отчетливей вскрыть сообщение явлений, обстоятельства их трансформаций и всю совокупность факторов, управляющих развитием языка. Он довольно много содействовал упрочнению в языкознании психотерапевтической точки зрения (Объяснение языковых явлений возможно лишь психотерапевтическим либо в известных пределах физиологическим), но одновременно с этим стремился внедрить социальный подход к языку (Язык как в целом, так и во всех собственных частях имеет лишь тогда цену, в то время, когда помогает целям обоюдного общения между людьми). В развитии этого неспециализированного положения он задолго до происхождения социологической школы показывал на социальную разделение языка. И. А. Бодуэн де Куртенэ учил, что основы и корни — отнюдь не настоящие элементы языка (как думали А. Шлейхер и др.), а только научные абстракции, они изменяются в жизни языка. В статье Заметки об изменяемости баз склонения, в особенности же об их сокращении в пользу окончаний (написана в 1870 г., размещена в 1902 г.) Бодуэн устанавливает закон для славянских языков, в соответствии с которому индоевропейские базы на — a, -i, u под действием фонетических законов и аналогии видоизменялись: конечные согласные под действием закона открытого слога провалились сквозь землю, а — предшествующие им гласные баз стали окончаниями. •л: Бодуэн одним из первых поставил вопрос об относительной хронологии звуковых трансформаций в индоевропейских языках (данный принцип позднее развивал его последователь В. А. Богородицкий). Так, самыми поздними в истории звуков русского являются дивергенты — гласные, различающиеся в ударном и безударном положении (вол — вЛлы; о // Л), им предшествуют коррелятивы — звуки, некогда однообразные, но ставшие разными (темь — чёрный; ‘э // ‘о) — эти чередования показались на русской земле. Чередования лечу — летит (ч // т) появились в общеславянском языке, а чередования типа носить-нести (о // ‘э) восходят к дославянскому периоду, а возможно — и к праязыку. Бодуэн думал, что звук речи не есть единицей языка, в силу того, что он в языке существует только в составе морфемы. Ученый делает вывод: значит, морфологические сопоставления составляют исходную точку для сопоставлений фонетических. И. А. Бодуэн де Куртенэ — основоположник учения о фонеме, которое развивали его ученики (в первую очередь — Л. В. Щерба). Учение о фонеме — значительный вклад отечественной лингвистики в мировую науку. Бодуэн заложил фундамент истории польского языка, изучение которого затрудняется тем, что фактически не сохранилось древних польских монументов, исходя из этого его историю приходится по большей части восстанавливать по отдельным польским словам, чаще ономастической лексике и антропонимам, вкрапленным в средневековые документы (папские буллы и т. п.), написанные на латыни. Бодуэна и его школу характеризует острый интерес к неспециализированным проблемам языкознания, рвение к широким обобщениям, без которых немыслима ни одна настоящая наука. В ответе поставленных неприятностей Бодуэн исходил из психологической деятельности индивида. Разглядывая язык как в любой момент находящийся в движении, он сводил появляющиеся в нем трансформации и действию таких фактов, как привычка (бессознательная память), рвение к удобству (к экономии сил и времени), бессознательного забвения, бессознательной абстракции, бессознательного обобщения (аналогии) и т. д. и младограмматики, Бодуэн думал, что реально существу-,ко языки индивидов, но уже пробовал объединить психичес-и социальную природу языка. Признавая язык исторической «ей, Бодуэн думал, что в изучении языка нереально огра-;я лишь его историей (звуков, форм и т. д.), но нужно неспециализированные показатели судьбы языка, внутренние и внешние ы, определяющие его существование. И. А. Бодуэн де Кур-утверждал, что любой язык обязан изучаться сам по себе, . без навязывания ему предвзятых схем. Ученый изучил и диалекты, признавая за каждым народом деотьемлемое права на собственный язык. За брошюру Национальный и •территориальный показатель автономии (1913 г.), в которой он отстаивал право наций на самоопределение, Бодуэн был приговорен царским судом к двум годам заключения в тюрьме и был высвобожден оо настоянию общественности. 3. И. А. Бодуэн де Куртенэ посвятил Н. В. Крушевскому статью, В которой оценил его так: Крушевский принадлежал к лингвис-там-философам, т. е. к лингвистам, стремящимся к обобщениям, стремящимся к формулировке и открытию неспециализированных законов языковой судьбе. Фактический материал кроме этого давали ему ариоевропей-ские языки… он владел неординарной свойством применять фактические сведения для собственных научных обобщений. Николай (сын Вацлава) Хабданк Крушевский появился в Луцке 6 (18) декабря 1851 г. Начальный курс он состоялся в бывшей шляхетской (уездной) трехклассной школе в Луцке. Позже он перешел в четвертый класс в гимназии в Хельме (Люблинской губернии), которую окончил с серебряной медалью и поступил на историко-филологический факультет Варшавского университета. В университете историей он занимался мало, в большинстве случаев трудился над философией, слушая лекции и самостоятельно изучая британских философов. Согласно точки зрения И. А. Бодуэна де Куртенэ, это была отличная школа мышления, побуждавшая к правильной формулировке собственных мыслей, и к успешному обобщению подробностей. В 1875 г. Н. В. Крушевский получил диплом Варшавского университет и скоро женился. Дабы содержать семью, устроился преподавателем гимназии в г. Троицке Оренбургской губернии, в том месте проработал 3 года, а после этого до самой смерти прожил в Казани. Магистерскую диссертацию К вопросу о гуне. Изучение в области старославянского вокализма Н. В. Крушевский защитил в 1881г., а докторскую Очерк науки о языке в 1883 г. В 1885 он был назначен ординарным доктором наук сравнительной грамматики и санскрита в Казанском университете, просматривал направления антропофоники и санскрита, кое-какие отделы русской сравнительной грамматики, сравнительной грамматики романских языков, историческую фонетику французского языка, и неспециализированное языкознание, сравнительную фонетику ариоевропейских языков, лингвистическую палеонтологию. С 1880 г. Н. В. Крушевский начал болеть, последнее его письмо датировано 15 сентября 1885 г. Для нации, согласно точки зрения И. А. Бодуэна де Куртенэ, прекратил существовать с конца 1884 г., а с конца 1885 г. — это была лишь тень видимости человека. Смерть наступила 3 октября (12 ноября) 1887 г. За собственную недолгую судьбу Н. В. Крушевский успел опубликовать мало работ, главные — Очерк науки о языке (1883) и изданные посмертно Очерки по языковедению. Антропофоника (1893). Но и в этом немногом он показал себя как гениальный и глубочайший ученый. Основной задачей лингвистики ученый вычислял определение законов развития языка, и фундаментальный закон усматривал в соответствии мира слов миру мыслей. Изучение законов развития как конкретных языков, так и языка по большому счету Н. В. Крушевский вычислял вероятным проводить первым делом на материале живых языков: Лишь изучение новых языков может содействовать открытию разнообразных законов языка, сейчас известных по причине того, что в языках мертвых их либо совсем нельзя открыть, либо значительно тяжелее открыть, нежели в языках новых. Наконец, лишь изучение новых языков может установить обоюдную связь между отдельными законами. В статье Предмет, метод и деление языкознания (1880 г.) он призывает построение всякого рода праформ заменить изучением живых языков. Н. В. Крушевский пробовал отыскать неспециализированные законы, управляющие судьбой языков. Элементы языка (предложения, слова, морфемы) одновременно и сложны и неустойчивы по собственной природе. Эти свойства делают их изменчивыми, а это определяется внутренней необходимостью совокупности языка, что ведет к вечной перегруппировке элементов и к их метаморфозе. Н. В. Крушевский обращает внимание на то, что фонетические законы констатируют только внешнюю сторону звуковых трансформаций, в то время как необходимо вскрыть внутренние факторы последних. В Очерке науки о языке Н. В. Крушевский разглядывает язык как совокупность знаков и сосредоточивает внимание на соотношении между языком и мышлением: развитие языка имеется вечное рвение к соответствию между ним как совокупностью знаков и содержанием мышления, т. е. тем, что эти символы обозначают. Но достижение полного соответствия нереально, исходя из этого процесс развития нескончаем. Н. В. Крушевский думал, что в базе языковой деятельности человека лежат ассоциации. Ученый отмечает: Все старое в языке основывается в основном на воспроизводстве, на ассоциации по смежности, в то время как новое — на производстве, на ассоциации по сходству. Прогресс языка с известной точки зрения представляется нам как вечный антагонизм между прогрессивной силой, обусловливаемой ассоциацией по сходству, и консервативной, обусловленной ассоциацией по смежности. В плане изучения законов развития языка Н. В. Крушевский уделяет довольно много внимания (как и В. А. Богородицкий) вопросам морфологической словообразования и структуры слова. Он подвергает тщательному анализу намеченные И. А. Бодуэном де Куртенэ процессы переинтеграции составных элементов слова (переразложение и опрощение), а словообразование пытается представить в виде стройной совокупности одинаково организованных типов слов, владеющих собственными закономерностями. Образование же этих структурных типов слов он ставит в сообщение с обозначаемыми ими понятиями. 4. В. А. Богородицкий (1857-1941) всю собственную научную судьбу повел в Казанском университете. Придерживаясь в целом положений, каковые характеризуют Казанскую лингвистическую школу, он развивал и уточнял их, фиксировал ключевые принципы научного изучения языка. В. А. Богородицкий определяет язык как средство обмена мыслями, причем средство самоё совершенное. Более того, язык в значительной степени есть и орудием мысли, он помогает вместе с тем показателем удач классифицирующей деятельности ума. Ученый подчеркивал и социальную природу языка: Одинаковость языка, объединяя людей к неспециализированной деятельности, делается так социологическим причиной первейшей важности. Как и другие представители Казанской лингвистической школы, в особенности ее глава И. А. Бодуэн де Куртенэ, В. А. Богородицкий отличался широчайшим кругом заинтересованностей, не смотря на то, что главное внимание он сосредоточивал на русском языкознании (к примеру, Гласные без ударения в русском языке, Казань, 1884 г.; Неспециализированный курс русской грамматики, изд.5, 1935 г.; Очерки по русскому и языковедению языку, изд. 4, 1939 г.; Фонетика русского в свете экспериментальных данных, Казань, 1930 г. и др.), ему кроме этого принадлежат респектабельные работы в области неспециализированного и индоевропейского языкознания (Лекции по неспециализированному языковедению, изд.2, Казань, 1914 г.), романо-германского языкознания (Введение в изучение современных романских и германских языков, Москва, 1953) и особенно — тюркского языкознания (Этюды по татарскому и тюркскому языковедению, Казань, 1933; Введение в татарское языковедение в связи с другими тюркскими языками, Казань, 1934; О научных задачах татарского языкознания, Казань, 1934 и др.). В. А. Богородицкий явился одним из основоположников экспериментальной фонетики. Он создал при Казанском университете первую в РФ экспериментально-фонетическую лабораторию, и его работы по экспериментальному изучению звуков людской речи предшествуют работам в данной области аббата Русло, В. А. Богородицкий первым развернул изучения по определению относительной хронологии фонетических явлений, которыми он занимался еще в конце XIX в. С именем В. А. Богородицкого связывается теория морфологических процессов, в частности — переразложения и опрощения. 5. В Казанский период деятельности И. А. Бодуэн де Куртенэ и Н. В. Крушевский вводят термин фонема, позаимствовав его у ф. де Соссюра, но содержание в него они внесли собственный. В работе Кое-какие отделы сравнительной грамматики славянских языков (1881) И. А. Бодуэн де Куртенэ определяет фонему как обобщенное выражение всех антропофонических особенностей звуков, как фонетический тип: .. .символы… фонем — это символы фонетических типов, символы отвлеченностей, символы результатов обобщения, очищенных от положительно данных особенностей настоящего появления либо существования. Давая определение фонемы, И. А. Бодуэн де Куртенэ учитывает ее этимолого-морфологический темперамент, т. к. морфологические сопоставления составляют исходную точку для сопоставлений фонетических. Так, И. А. Бодуэн де Куртенэ говорит о морфологии связи и тесной фонетики. Позднее познание фонемы Бодуэном пара изменилось, и он пытается дать психологизированное определение фонемы: Неизменно в отечественной психике существующее представление звука, т. е. одновременного непростого комплекса произносительных работ и приобретаемых от этого впечатлений, мы будем именовать фонемой, т. е. фонема делается нематериальным образом в сознании. Но, согласно точки зрения Ф. М. Березина, это не переход от одного понимания фонемы к второму, т. к. в различное время Бодуэн фонемами именовал разные единицы. В хорошем труде Опыт теории фонетических альтернаций (1895 г.), положившем начало морфонологии, И. А. Бодуэн де Куртенэ растолковывает фонетические трансформации на морфологическом уровне. Под альтернациейон осознаёт отношение друг к другу фонетически разных фонем, находящихся в этимологически родственных морфемах и занимающих в фонетической структуре этих морфем постоянное место. Так, в морфологических формах везу-воз, несу-иоша, муха-мушка, фонемы е // о, с // ш, х // ш находятся в отношениях альтернации и являются альтернантами. Ученый писал: …Во всех аналогичных случаях альтернирующими единицами смогут принимать во внимание не фонемы, а целые морфемы, так когда морфемы являются семасиологически неделимыми языковыми единицами, а фонемы составляют часть определенного типа морфем. Следовательно, в приведенном примере альтернирующими (чередующимися) являются морфемы: вез- // воз-, нес- // нош; фонетическое различие морфологически родственных морфем И. А. Бодуэн де Куртенэ именует фонетической альтернацией. Для альтернации очень принципиально важно, согласно его точке зрения, историческое происхождение фонем из неспециализированного источника, этимологическое родство в пределах одного и того же языка. При этимологическом родстве морфем в различных языках мы имеем дело с корреспонденцией. Обстоятельством альтернации являются произносительные нормы, характерные для данного состояния языка. С позиций фонетической (антропофонической) причинности, в альтернациях возможно выделить дивергенции, т. е. чередования, появившиеся в современном языке благодаря расщепления одной фонемы на две под действием фонетического окружения. Сравним а с словах мат имать, под влиянием т’ а передвинулось в более переднее положение. Это чисто фонетическая дивергенция. Расцепление гласного в родственных морфемах дает фонетически-этимологическую дивергенцию, либо неофонетическую альтернацию: воды, вода, водянбй — о//Л//ъ. Альтернация фонем, которая связана с морфологическим либо смысловым различием, дает корреляции, либо психофонетические альтернации, применяемые наровне со словообразующими морфемами для различения морфологических категорий (носить — ноша — с//ш; святить — свеча — т7/ч); ко мне же относится внутренняя флексия, служащая для различения видовых значения глаголов (русск. ходить — хаживать — д//ж), образование множественного числа (нем. Wolf — Wolfe — 0//6). В морфологических чередованиях фонетическую значимость имеют нулевые фонемы (сон — сна, о // о зв.); нулевой фонеме подобна нулевая морфема, как писал И. А. Бодуэн де Куртенэ, лишенная всякого произносительно-слухового состава и однако ассоциируемая с известными семасиологическими и морфологическими представлениями. Так, для дивергентов характерна фонетическая причинность, для коррелятивов — психологическая, для палеофонетичес-иос — историческая эволюция языка. Наровне с перечисленными макроскопическими процессами, И. А. Бодуэн де Куртенэ выделяет микроскопические, эмбриональные альтернации фонем (типа год — года, где ударные и неударные гласные [а, о] вызывают пара разное звучание [г, д]. Учение И. А. Бодуэн де Куртенэ о фонеме, не осознанное современниками ученого, активно применяется современной лингвистикой. 6. И. А. Бодуэн де Куртенэ первым в лингвистике обратил внимание на историческую изменчивость баз склонения в индоевропейских языках. Он указал на то, что корни либо базы слова, как и по большому счету все в языке, подвергаются постоянным трансформациям, фонетическим и под влиянием аналогии, каковые приводят к трансформации границ между морфемами слова. Он прослеживает последовательные этапы процесса переоформления древних баз, начиная с праязыка и до появления отдельных языков. Итогом для того чтобы морфологического переоформления явилось, согласно точки зрения И. А. Бо-дуэна де Куртенэ, полное смешение типов склонения, исчезновение категорий баз в их прошлом значении и появление новых баз. Бодуэн кроме этого выяснил главное направление процессов переоформления морфологической структуры слова в индоевропейских языках. Эти положения развивал Н. В. Крушевский и В. А. Богородицкий. Н. В. Крушевский установил то, что в индоевропейских языках корень, флексия и суффикс зависят друг от друга, довольно часто смешиваются, так что границы между ними становятся изменчивыми. Это ведет к тому, что корень начинается и обогащается морфологическим методом, поглощая суффикс либо префикс. Но ученый решал вопросы трансформации структуры слова, в частности неприятности морфологической абсорбции, только в общетеоретическом замысле. В то время, когда же он обращался к конкретному языковому материалу, то делал выводы пара односторонние, напри- мер, что при морфологической абсорбции решающую роль играется лишь фонетические трансформации. Восприняв идеи Н. В. Крушевского, В. А. Богородицкий характеризует виды абсорбции: аналогию, разделение, опрощение, переразложение и обращает внимание на их исторический темперамент. Разбирая аналогию, В. А. Богородицкий определяет фонетические и морфологические базы ее действия. Под фонетической базой действия аналогии он осознаёт дивергенцию (расщепление) морфем, появляющуюся в следствии фонетических процессов. Сущность морфологической базы аналогии стоит в трансформации формы слова под влиянием второй формы, высказывающей то же либо подобное значение. К примеру, глагол чихать в первом лице единственного числа имел форму чешу (ср. пишу), но под влиянием обширно распространенных глаголов с темой — а- в инфинитиве (просматривать-просматриваю, грезить-грезить) на данный момент употребляется форма чихаю. Быть может, в этом случае отмечается еще рвение избежать омонимии (чешу от глагола чесать). Обстоятельства разделения кроются в ясности языка: за каждым снова появляющимся оттенком значения закрепляется, по возможности, и особенное выражение. К примеру, оттенки значений окончаний форм родительного падежа единственного числа существительных мужского рода {цвет снега — довольно много снегу, флексия -у характерна словам с количественным значением). Переразложение, либо изменение границ между морфологическими элементами слова, значительно чаще происходит между флексией и основой и а ведет к сокращению баз (база на а рыба утрачивает тематический гласный, что переходит к окончанию: рыба — мъ, рыба — хърыб-ам, рыб-ax); переразложение допустимо между основой и префиксом, в то время, когда в качестве префикса выступает предлог, старейшая форма которого оканчивалась на н, к примеру кън — кмоу к нему вън — иго в него сън — кмь с ним Морфологические трансформации баз В. А. Богородицкий подразделяет на трансформации внешней стороны (аналогия, разделение, переразложение) и внутренней стороны (опрощение). Под опрощением В. А. Богородицкий осознаёт таковой случай трансформации морфологической структуры слова, в то время, когда слово, в умах личностей прошлого времени разлагавшееся на морфологические части, в умах личностей последующего времени не разлагается, делается несложным. W Обстоятельства опрощения: 1) утеря со временем значения, связывав-I шегося с данным словом, к примеру, слово подушка не связывается !у сухом; 2) выход из потребления родственного слова, в то время, когда слово 5: остается одиноким в языке (к примеру, слово кольцо связано со сло-! вом коло, которое потеряно в современном русском языке). Опрощение возможно неполным, в то время, когда еще вероятна продукция слова, и полное, как, к примеру, в слове дни. Если бы мы вздумали попросту разложить это слово на морфологические части, то, возможно, разложили бы сут-ки, принявши сут за корень, а ки за суффикс с окончанием: такое деление оказалось бы с позиций чутья современного языка. В это же время, принявши в мысль этимологические указания, мы должны поделить это слово так: су-тк-и, где корень тк… (ср. ткнуть). «я В. А. Богородицкий различал еще опрощение внутреннее и внеш-иее. ^ .’ Пример внутреннего опрощения — слава всевышнему, словосочетание, Й||яратившее в современном языке начальное значение и упот-
Вбляется в значении отлично. Пример внешнего опрощения — IpSSpoBo безнадёжный; сложного префикса безвы — нет, не смотря на то, что слово Ърыход имеет прозрачный морфологический состав. if Семасиологическое опрощение — слово аристократ, не связы-•емое в сознании со словом двор. Подытоживая вышеизложенное, напомним, что для Казанской лин-истической школы свойственны следующие правила: преиму-5СТВО букв и строгого разграничения звуков, фонетической и мор-Югической членимости слова; четкая разделение процес-. происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов исторических, совершающихся в течении долгого времени (это первенствовала — еще до Ф. де Соссюра — попытка сформулировать различия между диахронией и синхронией); преимущество наблюдений над живыми языками и изучения новых языков — перед предположениями, извлекаемыми из рассмотрения монументов письменности, в связи с чем подчеркивалась особая значимость диалектологии. Казанцы последовательно утверждали и отстаивали в собственных работах полное равноправие всех языков как объектов изучения. Характерной чертой Казанской лингвистической школы, и в особенности И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н. В. Кру-шевского, было рвение к обобщениям, без которых, как подчеркивал Бодуэн, немыслима ни одна настоящая наука. самые плодотворные идеи Казанской лингвистической школы позднее развивались и углублялись учеными столичной фонологической школы и пражской лингвистической школы, и представителями вторых направлений отечественного и зарубежного языкознания.
Лекция № 9
Столичная лингвистическая школа
1. Неспециализированная черта Столичной лингвистической школы.
2. Лингвистическая концепция Ф. Ф. Фортунатова.
а) неспециализированная черта;
б) учение о форме слова;
в) синтаксические нюансы концепции;
3. Лингвистические воззрения А. А. Шахматова.
1. Столичная лингвистическая школа —- направление, сложившееся благодаря научной и преподавательской деятельности Филиппа Федоровича Фортунатова в Столичном университете в 1876-1902 гг. Концепция школы в области русистики, славистики, компаративистики, неспециализированной теории языка оказала значительное влияние на развитие отечественного и европейского языкознания. Столичную лингвистическую школу именуют формальной, т. к. ее представители стремились выделить фактически лингвистические параметры для анализа языковых фактов — форму. Пафос Столичной лингвистической школы, по словам Л. Ельмслева, в протесте против смешения грамматики с логикой и психологией.
Столичная лингвистическая школа внесла значительный вклад в процесс осознания целостности языкознания соответственно самой природе языка как целостного предмета науки, таковой подход создавал научные базы для приёмов новых и разработки методов лингвистического анализа.
Учениками Ф. Ф. Фортунатова были А. А. Шахматов, М. М. Покровский, Д. Н. Ушаков, Н. Н. Дурново, А. М. Пешковский, В. К. Поржезинский, В. М. Истрин, В. Н. Щепкин, Б. М. Ляпунов,
А. М. Томсон и др., и зарубежные ученые О. Брок, А. Белич, Э. Бернекер, Н. ван Вейк, X. Педерсен, Т. Торбьёрнссон, Ф. Зольм-сен, И. Ю. Миккола, Й. Богдан, М. Мурко и др.
2а. Ф. Ф. Фортунатов появился 2 (14) января 1848 г., (погиб 20 сентября 1914 г.) в семье директора училищ Олонецкой губернии. Уже в раннем возрасте у Ф. Ф. Фортунатова возник интерес к вопросам русского, о чем свидетельствуют находящиеся в его архиве записки по русской тетради и грамматике по русской словесности, сделанные в десятилетнем возрасте.
По окончании окончания гимназии в 1864 г. Ф. Ф. Фортунатов поступает в МГУ, что закончил в 1868 г. В 1871 г. сдал магистерский экзамен, в осеннюю пору того же года он был командирован за границу и за 2 года слушал в Лейпциге лекции А. Лескина и Г. Курциуса, в Париже — М. Бреаля, в Берлине и Лондоне изучал ведийский язык и санскрит, в Кенигсберге — документы и древние рукописи литовского языка.
С января 1876 г. Ф. Ф. Фортунатов приступил к чтению лекций по языкознанию и сравнительной грамматике в Столичном университете, создав первое систематическое преподавание этих направлений.
Вся жизнь ученого связана с Столичным университетом, где он 25 лет проводил занятия по старославянскому и литовскому языкам, санскриту, неспециализированному языкознанию, морфологии и сравнительной фонетике индоевропейских языков, вел семинары, готовил молодых ученых.
Все его мысли и идеи изложены в лекциях, при жизни опубликованы всего 36 статей. Только во второй половине 50-ых годов XX века были изданы 2 тома избранных трудов, содержащих в частности 4 широких университетских курса.
Разглядим его концепцию.
Задача языкознания как науки — осознать язык, т. е. установить, определить причинную сообщение понятий, воображаемых языком, а эта сообщение возможно открыта только при историческом изучении, поскольку каждое явление имеет обстоятельства в целом последовательности предшествующих явлений
Ф. Ф. Фортунатов говорит о развитии языка: Язык изменяется во внешней стороне — звуках и во внутренней стороне — значении слов. В объяснении этих трансформаций и содержится, следовательно, объяснение фактов языка.