Лев Иосифович Петражицкий (1867—1931) был одним из наибольших социологов и российских юристов, главой целой научной школы в области права. Появился в Витебской губернии, окончил юридический факультет Киевского университета Шевченко, после этого получал образование Германии. Уже первые, посвященные проблемам гражданского права труды, размещённые в 90 —е гг. XIX в. на немецком языке, принесли ему известность в научном мире Европы. В 1898—1918 гг. Петражицкий — доктор наук Петербургского университета. Участвует в политической жизни страны, в законотворческой деятельности, входил в состав ЦК партии кадетов. С 1918 г. жил в эмиграции, руководил кафедрой социологии Варшавского университета. В социологическом замысле самый значимы его книги Введение в изучение права и нравственности (1905) и Теория права и страны в связи с теорией нравственности (2 т., 1907).
Публикации Петражицкого в любой момент вызывали огромный интерес и деятельно обсуждались в прессе. Для его произведений свойственны резкость, гиперкритичность, отрицание всей предшествующей социальной науки, настаивание, иногда болезненное, на собственной полной научной оригинальности. Вправду, идеи Петражицкого глубоко уникальны, и их достаточно сложно отнести к определенным рубрикам, почему появился разнобой в их оценках современниками, усматривавшими в них и неокантианство, и позитивизм, а также наивный реализм и натурализм. Значительно чаще Петражицкого сближают с позитивизмом, как, к примеру, это сделал П. И. Новгородцев (24, с. 23). Но дело обстоит сложнее. Петражицкий, скорее, фигура переходного замысла. С одной стороны, его не удовлетворяет неокантианское априорное постулирование идеи должного. Из этого его недоверие к метафизике — он предпочитает анализ эмпирических фактов социального поведения на базе обнаружения строгих причинно-функциональных соотношений; из этого и его внимание к логическому анализу языка науки, по большому счету рвение к аналитическому стилю мышления, т. е. к тому, что со временем оформится в неопозитивистскую версию понимания социальной действительности. С другой же стороны, как мы заметим потом, Петражицкий все время, обычно неявным образом, сбивается на неокантианский путь, в особенности тогда, в то время, когда ему необходимо Продемонстрировать, что прячется за нормами, и выяснить социальный идеал. И конкретно названными тенденциями определяется своеобразие задуманной Петражицким полной перестройки существующих публичных (гуманитарно-психотерапевтических) наук.
Одной из центральных неприятностей русском мысли времен Петражицкого была неприятность соотношения права и нравственности, в противном случае говоря, неприятность поиска действенных социальных регуляторов. Она была поставлена самой судьбой модернизирующегося общества. Для России классическим было негативное отношение к правовой регуляции, а в качестве альтернативы ей противопоставлялась нравственность (Л. Толстой и др.). В противоположность этому Вл. Соловьев выдвинул идею права как реализованной нравственности. Все большее внимание начало уделяться естественному праву, и конкретно Петражицкий инициировал восстановление интереса к нему. Сходу выделим, что, разглядывая право предельно расширительно, Петражицкий практически всесторонне разбирал неприятности регуляции и социальной организации. Наряду с этим его не удовлетворяло чисто априористское обоснование естественного права. Он поставил перед собой задачу выстроить теорию естественного права на земле умело — психотерапевтического изучения права и его причинных особенностей, на изучении настоящих причинных зависимостей (10, с. 6, 8).
Таковой научный базис, полагал Петражицкий, достижим лишь при помощи созданья психотерапевтической теории права. В другом случае мы не осознаем другие социальные явления, социальную мотивацию в целом, не сможем действенно регулировать публичные процессы. Суть собственной работы Петражицкий видел в создании особенной науки — политики права, имеющей следующие задачи: 1) рациональное регулирование социального поведения при помощи со — ответствующей правовой мотивации; 2) очищение людской психики от антисоциальных склонностей (8, с. VII). Теоретическим базисом таковой науки должно быть неспециализированное психотерапевтическое знание процессов и факторов мотивации развития и человеческого поведения людской характера и особое учение о природе и причинных особенностях права, в частности учение о правовой мотивации и учение о правовой педагогике (8, с. IX).
Социологию Петражицкий определяет как научную теорию социально — психологических процессов (9, т. II, с. 654), призванную изучать человеческое участие в процессах социальной судьбе. Участие представляет собой особенного рода психологическую деятельность личного характера, снаружи проявляющуюся в словах, действиях человека, всякого рода сообщениях. Способом таковой социологии есть психотерапевтическая дедукция на базе наблюдения фактов. Но потому, что всякое суждение о факте имеется его переживание, то оно, следовательно, и имеется объект познания. Значит, главным методом познания социальных явлений есть самонаблюдение, интроспекция, т. е. обращение внутреннего внимания к переживаемым состояниям, и психотерапевтическое экспериментирование, среди них и над самим собой.
Петражицкий, так, четко формулирует идея о том, что реальность зависит от отечественной интерпретации. Тем самым на передний замысел выдвигается неприятность свойства человека принимать и трактовать социальный мир. Это приводит Петражицкого к постановке двух вопросов: как происходит понимание и интерпретация окружающего мира? какую роль играется здравый суть (интуитивное право) при научном конструировании действительности? Выговор на здравом смысле именно и отличал Петражицкого от вторых неокантианцев и приближал его к феноменологическому анализу социальной действительности, т. е. выяснению того, как конструируется узнаваемый нами социальный порядок.
Разбирая неприятности социальной методике, Петражицкий в первую очередь обращается к проблеме построения научных понятий. Он обосновывает достаточно уникальную концепцию, считая образование таких понятий исходным пунктом и началом научного познания, создания научных истин, а не последним его звеном (8, с, 28). Все существующие социальные понятия, согласно точки зрения исследователя, образованы ненаучно, они многозначны, что ведет к обобщениям и ложным классификациям. Обычно это легко случайные называния явлений, исходящие из житейского словоупотребления, неспециализированных привычек, а потому нужна критика языка науки с целью его очищения.
Наряду с этим Петражицкий вычислял образование понятий достаточно легким делом: направляться лишь отвлечься от привычного называния и верно указать неспециализированный показатель определенного класса предметов, дабы они (классы) были годны для целей научного анализа. Для выражения данной процедуры Петражицкий вводит понятие классовые понятия. Под неспециализированным, либо классовым, понятием направляться разуметь идею таких предметов, каковые владеют известными показателями, е. идею всего того, что мыслимо как владеющее известными показателями. Под классом… направляться разуметь объекты Идей для того чтобы рода, т. е. все те предметы… каковые владеют либо мыслимы как владеющие соответственными особенностями (8, с. 35). Наряду с этим, подчеркивает Петражицкий, вовсе не требуется предварительно изучить все эти предметы. Легко берем некоторый показатель а, для чего достаточно лишь наблюдения, и потом мыслим по схеме: все, что владеет показателем а будет классовым понятием, к примеру все белое, тёмные предметы и т. д. (8, с. 66). Достаточно, так, взора на один предмет, для получения необходимого материала для логически в полной мере корректного образования множества классовых понятий. Безразлично, откуда взялась идея о таком показателе, основное направляться схеме: объекты с показателем а. Иными словами, Петражицкий придерживается строго индуктивного, в духе логического формализма и эмпиризма, пути образования понятий, признавая наряду с этим лишь аналитические суждения, что обнаруживает его явный отход от кантовской схемы. Б. А. Кистяковский в данной связи увидел, что Петражицкий; в несоответствие со своей же установкой, ориентирует собственную теорию образования понятий на чисто житейские суждения (5, с. 266). Но, вероятнее, несоответствия тут нет, потому что, как можно понять, обнаруживается принципиальная позиция Петражицкого: классовые понятия интерпретируются конкретно как выражение здравого смысла.
Что касается терминологии, подчеркивает Петражицкий, то для большинства объектов и классов по большому счету не необходимы особенные термины (белые предметы, радостные люди и т. п.) Четкое обозначение терминов необходимо лишь для фундаментальных классов и идей, что особенно принципиально важно для социальных наук, где в совокупности понятий чуть ли не целая научная патология (8, с. 107). Наряду с этим, выбирая научный термин, мы должны разглядывать его лишь как условный словесный символ самостоятельно образованного научного понятия. Конкретно отсюда вытекает обращение Петражицкого к языку как фактору конституирования социальной действительности. Действительно, эта перспективная мысль была у него не развернутой.
В целом же верные понятия, отмечает Петражицкий, вероятны лишь в структуре адекватных научных теорий, т. е. таких теорий, в которых высказывания соответствуют классу объектов, о которых высказываются (8, с. 71). Следовательно, появляется неприятность критерия адекватности. В принципе возможно выстроить теорию любых объектов, кроме того совсем случайных, к примеру о сигарах в 10 лотов весом, о псах с короткой шеей и длинным хвостом и т. д. Об этих объектах мы можем высказать множество истин механического, химического и т. д. характера и написать целые тома.
Но чего будут стоить эти теории? Неприятность адекватности заключена в выборе надлежащего, достаточно широкого класса объектов высказывания, что поднимало бы статус знаний, взятых посредством здравого смысла. Соответственно, вероятны и неадекватные теории, каковые Петражицкий подразделяет на хромые и прыгающие.
Хромыми теориями именуются те, каковые стремятся обрисовать через чур узкий, произвольно выделяемый класс объектов. Такие теории напоминают собой громоздкие предметы, положенные на недостаточное по размеру основание. К хромым относятся кроме этого теории о мнимых объектах или теории, обусловленные сиюминутными практическими потребностями. Путь исправления таких теорий — расширение класса объектов, обобщение. В частности, Петражицкий выдвигает следующую теорему в качестве методологического закона построения адекватных теорий: в случае, если имеется n видов сродных предметов, то теорий должно быть n + 1 (при наличии двух видов предметов требуется три (2+1) теории и т. д.) (8, с. 78).
Прыгающие теории характеризуются отсутствием ограничений класса изучаемых объектов, т. е. теория прыгает через собственные естественные границы в чуждые ей области. Особенно распространены такие теории в публичных науках. Скажем, социология, утверждает Петражицкий, имеется собственного рода музей научной патологии, в котором находится обильная коллекция прыгающих теорий. Исправление аналогичных теорий содержится в их сужении, в отказе от мнимостей.
В чем же, по Петражицкому, содержится специфика класса социальных явлений? Что нужно считать центральным научным термином социологии? Термины общество, сокровище и т. п. Петражицкий вычисляет неосновательными, потому, что они не выясняют мотивационной силы нормативных переживаний. Подлинно центральным понятием социологии будет социальное его мотивы и поведение (импульсии). Это требует обращения к психологии, которая одна может дать прочный фундамент гуманитарным наукам, но которая, действительно, сама испытывает недостаток в радикальном реформировании. Существующая психология, думает Петражицкий, воображает хромую науку, потому что сужает психологическую судьбу, сводя ее лишь к познанию, эмоции и воле (8, с. 210). Разрабатывая психотерапевтическую теорию права, Петражицкий предпринял широкое изучение психотерапевтических понятий, стремясь выстроить новую, эмоциональную психологию. В итоге ученый приходит к выводу, что социологическое понятие мотив имеет научный психотерапевтический синоним – понятие чувство. Чувство же имеется прототип психологической (социальной) судьбе по большому счету, трактуемой Петражицким в духе бихевиористской психологии.
Центральными в концепции Петражицкого являются следующие положения: всякое социальное (правовое и нравственное) явление происходит в психике одного индивида и лишь в том месте, и его природа не изменяется от того, происходит ли что- или иное где-нибудь между индивидами, над ними, в психике вторых индивидов либо не происходит по большому счету; лишь личные чувства сущность содержательные обстоятельства социального поведения; эмоции снаружи выражаются в действии и слове, и конкретно их познание делается задачей социологии. Иными словами, и личное, и коллективное действия происходят потому, что сами действующие индивиды интерпретируют обстановку, а не благодаря каких —то внешних движущих сил, вызывающих определенное поведение. Как при таких условиях происходит интерпретация?
Общепринятым делением психики на познание, эмоции и волю, где чувства и познание — односторонне — пассивны, а воля — односторонне — активна, неприятность не решается, повисает в воздухе, потому что потерян, подчеркивает Петражицкий, настоящий хозяин психики, передаточное звено между низшим (познание, эмоции) и высшим (воля) этажами поведения, то есть — эмоции. Сущность чувств — в их двойственности, они имеют двустороннюю, пассивно-активную природу. Любой момент сотрудничеств людей по поводу духовных и материальных благ сопровождается чувствами, не смотря на то, что огромное их большую часть не заметно, протекает бессознательно. И лишь их обнаружение, научный психотерапевтический диагноз по схеме претерпевание — порыв на базе интроспекции разрешает растолковать социальное поведение (9, т. I, с. 1—3). Разумеется, что для Петражицкого в первую очередь серьёзна функциональная роль чувств в поведении людей, т. е. по сути он использует бихевиористский подход. Четко это возможно заметить на примере анализа Петражицким эмоционального действия голода на поведение людей.
Петражицкий предлагает очень детальную классификацию чувств. По направленности они делятся на аппульсивные (хорошие) и репульсивные (отрицательные). По характеру действия выделяются чувстве: 1) особые, т. е. имеющие определенное своеобразное содержание и вызывающие соответственное своеобразное поведение; эти эмоции довольно предопределены; 2) абстрактные, либо бланкетные, т. е. не связанные с определенным содержанием и регулирующие неспециализированную направленность поведения в качестве категорий практического разума. Среди абстрактных чувств особенно значимы те, каковые возбуждаются представлениями различных поступков и выражаются в форме нормативных суждений (а всякое суждение либо умозаключение имеется для Петражицкого сугубо эмоциональный акт), принимающих либо отвергающих то либо иное поведение. Обращение в этом случае идет о суждениях эстетических, этических, правовых (9, т. I, с. 11, 13-14).
Исходя из собственной теории чувств, Петражицкий трактует социальную мотивацию как совокупность представлений и переживаний, плюралистическую по сути. Совокупность эта включает: 1) главную мотивацию (абстрактные чувства); 2) предметную мотивацию (особые чувства); 3) мотивацию по образам поступков — акционная либо самодовлеющая мотивация (оценка по принципу добро — зло). В общем замысле сущность эмоциональной связи между переживающим чувство ее адресатом и индивидом содержится в следующем: То, к чему мы себя вычисляем обязанным, представляется нам причитающимся второму как что-то ему должное, следующее ему от нас, так что он может притязать на соответствующее выполнение с отечественной стороны (9, т. I, с. 49). Это разрешает, в соответствии с Петражицкому, осознать социальную действительность (право) как метод эмоционально — интеллектуального общения, из-за которого вырабатываются эмоциональные средние равнодействующие, средние эмоциональные оценки, определяющие темперамент социального сотрудничества (9, т. II, с. 655-656).
Такая номиналистическая позиция приводит Петражицкого к выводу о том, что общество как особенная надындивидуальная действительность не имеет статуса существования. Любое социальное явление существует реально лишь в психике того, кто изучает, переживает его в данную 60 секунд. Для обоснования этого вывода Петражицкий вводит понятие фантазмы либо проекции. Отечественные характеристики особенностей объектов, думает он, сущность лишь отечественные эмоциональные (импульсивные) проекции либо фантазии. То, что, под влиянием эмоциональной фантазии, нам представляется объективно существующим, мы назовем эмоциональными фантазмами либо проектированными, идеологическими размерами, а соответственную точку зрения субъекта, т. е. его отношение к эмоциональным фантазмам, идеологическим размерам, как к чему-то настоящему, в действительности существующему в том месте, куда оно им отнесено, проектировано, мы назовем проекционною, Идеологическою точкою зрения (9, т. I, с. 39).
Общество, государство, власть, правовые нормы и имеется такие эмоциональные фантазмы. В то время, когда мы говорим, что кто- то властвует, делает выводы и т. д., это лишь свидетельствует, что мы высказываем отечественные эмоциональные переживания, побуждающие нас приписывать правительству, суду и т. д. объективную действительность, не смотря на то, что реально существуют лишь отечественные переживания. 1 Раз выяснено, кто обязан, к какому действию, кто в праве, на что, то правоотношение в полной мере выяснено; на все вопросы, касающиеся состава правоотношения, отвечено (7, с. 20). А также в случае, если человек, скажем, заключил контракт с сатаной, тут уже начинает функционировать правоотношение (7, с. 22). Данное замечание Петражицкого позвало довольно много иронических откликов, не смотря на то, что в действительности оно, как это разумеется сейчас, имеет очень значимую социологическую нагрузку.
В полной мере разумеется, что выстроить научную социологию лишь на эмпирическом базисе эмоциональных фантазий запрещено, потому, что нет настоящего выхода в совокупность социальных взаимоотношений. Получается очевидно хромая теория. Осознавая это, Петражицкий должен ввести понятие групповой, народной психики как особенной действительности, не смотря на то, что логически из его теории оно не вытекает, потому что такая психика также так как обязана I рассматриваться как только мое эмоциональное представление. Коллективной психикой Петражицкий именует обычное сознание1′, совокупность эмоционально-интеллектуальных сочетаний, соответствующих публичному благу. Но как может появиться такое соответствие? Закономерно выдвигается вопрос об объективно должном, т. е. изгнанный в дверь неокантианский априоризм заглядывает, так сообщить, в окно концепции Петражицкого.
Посредником между конкретным поведением и народной психикой являются, считает ученый, социальные нормы, либо нормы-законы, порождающие обычную мотивацию поведения людей. Снова же Петражицкий не растолковывает, как появляются эти универсальные нормы, поскольку по его логике получается, что право имеется то, что я считаю правом. И как ни отрицает Петражицкий априоризм, фактически он должен к нему прийти. Однако создание Петражицким теории социальных норм воображает громадной интерес.
Главное внимание ученый уделял правовым и нравственным нормам, объединяя их неспециализированным понятием этических норм. Как видим, тенденция к этизации социальной теории четко проявляется и у Петражицкого.
Нормы и императивы, думает ученый, сущность переживания нами определенных обязанностей связанности с другими, регулирующие отечественное поведение (9, т. I, с. 49). В области правовой психики важное значение имеет императивно — атрибутивная функция норм, т. е. внешнее фиксирование образцов поведения, двусторонние эмоциональные переживания; в области нравственной психики необыкновенная роль в собственности императивной функции норм, т. е. речь заходит лишь о внутреннем повелении, его одностороннем переживании (9, т. I, с. 140). Это указывает, что юридические нормы основаны на понимании долга как обязанности по отношению к второму, нравственные же нормы — это переживание долга как такового и его свободное выполнение. Нормы делают функции мотивациоиные (содействуют совершению одних действий и воздержанию от вторых) и педагогические (содействуют формированию хороших и искоренению отрицательных диспозиций в психике индивидов) (9, т. I, с. 143). В настоящем сотрудничестве нормы взаимно пересекаются, снабжая единство правовых и нравственных переживаний, фактически тождественных, согласно точки зрения Петражицкого.
Учитывая последующую эволюцию социологии, возможно заявить, что Петражицкий при помощи созданья теории норм пробует выяснить правила коммуникации индивидов. Люди, показывает он, априорно стремятся к согласию; в терминах Ю. Хабермаса это значит, что коммуникативный разум изначален, априорен. Коммуникативная действительность утверждается инструментально — при помощи процедуры взаимопризнания эмоциональных проекций. Петражицкий, так, выходит к будущей универсальной прагматике, но ему не достаточно социологического языка, и понятие нормы у него оказывается через чур широким, прыгающим.
Методы действия правовых и нравственных норм на социальное поведение Петражицкий раскрывает через соотношение хорошего и интуитивного права, трактуя на данной базе ход и характер социальной эволюции. Интуитивное право охватывает всю совокупность норм, непрерывно творимых на базе личных эмоциональных переживаний фактически каждым человеком; в этом смысле оно, по сути, лично и практически сливается с нравственностью. Хорошее право представляет собой переживания, ориентированные на внешние авторитеты. Социальный процесс, социальные трансформации смогут быть адекватно осознаны, в соответствии с Петражицкому, конкретно в логике сотрудничества интуитивного и хорошего права (в терминах Н. К. Михайловского — правды-истины и правды-справедливости).
Интуитивное право, будучи бессознательно успешным массовым психологическим приспособлением, динамично, изменчиво, существует и используется в любой ситуации, хорошее, не смотря на то, что и не всегда, догматично, имеет тенденцию к окостенению, отстает от судьбы, более того, в принципе не имеет возможности охватить своим регулированием все огромное многообразие повседневной социальной судьбе. Но оба вида права смогут переходить приятель в приятеля, потому, что, с одной стороны, нормы интуитивного права неизменно и понемногу кодифицируются, а с другой, прогрессивное хорошее право содействует совершенствованию интуитивного. Последнее Петражицкий вычислял особенно ответственным для России. Для обычного функционирования общества нужно согласие обоих видов права в направлении его унификации. Но между ними вероятен и конфликт, впредь до социальной революции, в первую очередь при неизменяемости хорошего права. В целом же эволюция права (общества) определяется динамикой представлений людей о справедливости, которая и имеется не что иное, как интуитивное право (9, т. II, с. 502). При помощи переживания справедливости (должного) люди эмоционально проектируют социальные совершенства и соответственно оценивают действительность, т. е. собственные переживания сущего. Степень прочности того либо иного социального строя определяется степенью согласия между интуитивным и хорошим правом, а также пониманием того, что не все в обществе регулируется хорошим правом, и что ответ многих вопросов направляться предоставлять интуитивному праву.
Так, каждая социальная совокупность, разглядываемая нормативно (совокупность хорошего права), есть, в соответствии с Петражицкому, преходящею ступенью социального воспитания и со временем заменяется другой, более действен — ной, более соответствующей состоянию народной психики, действеннее содействующей перемещению в сторону неспециализированного блага и достигающей более высокой степени социально — разумного поведения граждан (8, с. VII—VIII; 9, т. И, с. 652 — 653). В этом и содержится сущность социального прогресса как смены нормативных (этических) совершенств. Неспециализированным же идеалом и есть достижение совершенного социального характера, идеальное господство действенной любви в человечестве (8, с. VIII).
История имеется гуманности норм и постоянный рост разумности и учреждений. Прежде данный процесс осуществлялся бессознательно — эмпирически. С построением практической социальной науки, т. е. политики права, возможно будет, согласно точки зрения Петражицкого, сознательно, рационально вести человечество к неспециализированному благу, стимулируя нравственный процесс, переводя людскую психику на путь все более узких и высоких переживаний. Более того, приходит к выводу Петражицкий, по большому счету право существует из — за не — культурности, дефектности людской психики, и его задача пребывает в том, дабы сделать себя лишним и быть упраздненным'(10, с. 48). По сути это относится и к нравственности. А исходя из этого идеал любви в отечественном смысле имеется не только сверхправный, что само собой очевидно, но и сверхнравственный идеал (10, с. 51).
***
Неокантианская социология радикально поменяла картину в российских социологических отыскивании. В первую очередь стали иными сам подход к постановке социологических неприятностей, характер и стиль их решения, язык социологии. Все более четко осмысливалась специфика социального, случился отказ от глобализма. Действительно, возможно заявить, что начал формироваться глобализм иного замысла — вместо вписывания социальности в космическую эволюцию ее стали столь же глобально трактовать в контексте нравственно-психотерапевтического процесса. Однако выговор на нравственной детерминации разрешил более объемно взглянуть на человеческие отношения, снять упрощения в интерпретации дорог ответа социальных неприятностей. Знаменательно, что при всей критике позитивизма, субъективной социологии и др., неокантианцы творчески синтезировали их социологические модели и в целом продолжили антропологическую ориентацию русском социологии. Более того, в психологизме и своём антропологизме они пошли кроме того дальше П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского и др. Но постановка неприятностей долженствования, ценности, нормативности и т. п. высветила необходимость более глубокого и объемного их решения. В частности, появился вопрос о более прочной опоре для должного, чем внутренняя уверенность и априоризм личности. Иначе, потребовался более строгий подход к методике анализа социального поведения, потому, что одна только Интроспекция давала для этого очень шаткие основания. Особенно страшной наряду с этим была утеря действительности социального. Обнаружившиеся неприятности постарались решить два новых течения русском социологии — неопозитивизм и христианская социология, предпосылки которых вызревали в самого неокантианства.
Литература
Произведения Б. А. Кистяковского
1. Gesellschaft und Einzelwesen. Eine methodologische Studie. — B„ 1899. — 205 S.
2. M. П. Драгоманов. Его политические взоры, жизнь Драгоманов и литературная // деятельность М. П. Политические произведения. — М.( 1908. — С. IX —LXXVII.
3. В защиту права (правосознание и Интеллигенция) // Вехи; Интеллигенция в РФ. Сб. статей. 1909—1910. — М., 1991. — С. 109-135. (1909)
4. К вопросу о независимой украинской культуре // Русская идея, — 1911. — № 5, — С. 131-146.
5. Социальные науки и право. Очерки по методике социальных общей теории и наук права. — М., 1916. — IV, 704 с. (Фрагменты работы размещены в книге: История русской правовой мысли: биографии, документы, публикации. — М., 1998. — С. 339-358).
6. ее значение и Методология для юриспруденции и социальных наук // Юридический вестник. — 1917. — Кн. XVIII. — С. 31-47.
Произведения Л. И. Петражицкого
7. Очерки философии права. — СПб., 1900. — 138 с.
8. Введение в изучение права и нравственности. Эмоциональная психология. — СПб., 1905. — XIII, 311 с.
9. Теория права и страны в связи с теорией нравственности. В 2 т. Т. I. Изд. 2-е. — СПб., 1909. — V, 318 е.; Т. II. — СПб., 1907. — С. 307 — 656. (1907) (Фрагменты работы размещены в книге: История русской правовой мысли: биографии, документы, публикации. — М., 1998. — С. 243 — 287).
10. К вопросу о возрождении и социальном идеале естественного права // Юридический вестник. — 1913. — Кн. II. — С. 5-9.
11. Алексеев В. А., Маслин М. А. Русская социальная философия финиша XIX — начала XX века: психотерапевтическая школа. — М., 1992. — С. 123-151.
12. Алексеев Н. Н. Главные философские предпосылки психотерапевтической теории права проф. Л. И. Петражицкого // Юридический вестник. — 1913. — Кн. IV. — С. 5 — 23.
13. Берман Я. А. К вопросу о природе правовых явлений // В том месте же. — 1915. — Кн. X (И). — С. 5-33.
14. Василенко Н. П. Академик Богдан Александрович Кистяковский // Социологические изучения. — 1994. — № 2. — С. 139-154; № 4. — С. 129-139; № 5. — С. 135-140.
15. Гинцберг В. Учение Л. И. Петражицкого о праве и его предпосылки // психологии и Вопросы философии. — 1909. — Кн. 97 (II). — С. 204-260.
16. Иванов Г. И. Психотерапевтическая теория права в критической литературе. — СПб., 1913. — 157 с.
17. Казмер М. Э. Социологическое направление в русской дореволюционной правовой мысли. — Рига, 1983. — 130 с.
18. Кондратьев Н. Д. Теория истории А. С. Лаппо-Данилевского // Историческое обозрение. — 1915. — Т. XX. — С. 105-124.
19. Лаппо-Данилевский А. С. Ключевые принципы социологической теории О. Конта // Неприятности идеализма. — М., 1902. — С. 392-490.
20. Лаппо-Данилевский А. С. Методика истории. Вып. 1—2.— СПб., 1913. — 802 с.
21. Новгородцев П. И. Гегель и Кант в их учениях о государстве и праве: Два типических построения в области философии права. — М., 1901. — III, 245 с.
22. Новгородцев П. И. Нравственный идеализм в философии права (К вопросу о восстановлении естественного права) // Неприятности идеализма. — М., 1903. — С. 236-296.
23. Новгородцев П. И. Об публичном идеале // Новгородцев П. И. Об публичном идеале. — М.# 1991. — С. 11-522.
24. Новгородцев П. И. Психотерапевтическая теория права и философия естественного права // Юридический вестник. — 1913. — Кн. III. — С. 5-34.
25. Рейснер М. А. Теория Л. И. Петражицкого, социальная идеология и марксизм. — СПб., 1908. — 240 с.
26. Сапов В. В. Архив Б. А. Кистяковского. С приложением писем к Б. А. Кистяковскому М. Вебера, Э. Ласка и Г. Еллинека // Вопросы социологии. — 1992. — Т. 1. — № 1. — С. 157-164.
27. Трубецкой Е. Н. Философия права проф. Л. И. Петражицкого // психологии и Вопросы философии. — 1901. — Кн. — 57 (И). — С. 9-33.
28. Хвостов В. М. общество и Нравственная личность: Очерки по социологии и этике. — М., 1911. — VII, 230 с.
29. Хвостов В. М. Социология. Ч. I. Исторический очерк учений об обществе. — М., 1917. — XII, 341 с.
30. Хвостов В. М. Базы социологии: Учение о закономерностях публичных процессов. Элементарный очерк. — М., 1923. — VIII, 101 с.
| Голосенко |
ГЛАВА СЕДЬМАЯ