Каждая хроническая заболевание, независимо от того, какова ее биологическая природа, какой орган либо функциональные совокупности оказываются пораженными ею, ставит человека в психологически особенные жизненные условия. Заболевание есть со бытием в жизни, талантливым поменять ее течение, вынудить человека по-новому посмотреть на собственную судьбу, ее суть, себя самого; она может привести к чувству потери, вины, а следовательно, особенную остроту субъективной прелести и переживания ценности судьбы. В случае, если для доктора заболевание выступает в первую очередь в качестве страдания тела (отметим сразу же, что кроме того психиатры, имеющие дело с душевными заболеваниями, в основном заняты поисками мозгового субстрата этих заболеваний, не обращая внимания на классическую для европейской медицины установку на то, что направляться лечить больного, а не болезни лишь), то для психолога она, в большинстве случаев, выступает в собственном людской качестве: как событие судьбы и как страдание души.
В этом отношении самые различные хронические болезни смогут выступать для человека как психологически на следующий день, создавая однообразные жизненные события, обычные обстановки. Это сходство отыскало, как мы уже отмечали, собственный отражение в клинической феноменологии личности соматических больных, а также в бессчётных попытках анализа личностно-средовых (Соложенкин В.В., 1989) сотрудничеств, био-социопсихологических соотношений и т.д.
направляться наряду с этим обратить внимание на уже отмечавшийся нами факт, что при изучении среды и роли личности в происхождении разнообразных психологических трансформаций у больных хроническими болезнями, большинство исследователей исходит из признания изначальной оторванности, а время от времени и противопоставления человека, его среды и психики. (Не смотря на то, что вместе с тем имеется в виду да и то, что человек действует в среде, социальном мире; данный факт тяжело не учитывать либо отрицать).
Утвердившееся в отечественной психологии представление о неэффективности и недостаточности аналогичного подхода еще не стало общепринятым в клинико-психологической литературе. Одновременно с этим предстоящее перемещение исследовательской мысли, направленное на познание сущности психотерапевтических изменений личности больного человека, требует более пристального рассмотрения этого вопроса, его дискуссии в традициях отечественного психотерапевтического подхода. Остановимся на этом вопросе более детально.
Одним из основных методологических правил, которому направляться отечественная психология все последние десятилетия собственного существования, есть принцип анализа психики в ее развитии, становлении. Не просто так исходя из этого такое громадное внимание исследователи традиционно уделяют ее онтогенеза патологии и проблемам психики. Конкретно изучение ее формирования распада и процесса психики при разных болезнях разрешает обратиться не только к констатации наличного уровня психологического развития субъекта, но и проследить закономерности становления психотерапевтических новообразований, обогащения психики и постепенного усложнения человека на разных стадиях онтогенеза либо, напротив, при патологии разглядеть закономерности и механизмы распада психики. Последний, как направляться из бессчётных работ в области патопсихологии, не есть негатив развития, а представляет собой как следует особенный процесс (Выготский Л.С., 1983; Зейгарник Б.В., 1962, 1969, 1986; Лебединский В.В., 1985, 1990; и многие другие). Требование к изучению того либо иного психотерапевтического феномена в его развитии полностью относится и к изучению личности, а также, в условиях хронической заболевании. На важность аналогичного подхода показывали многие исследователи-психологи (Выготский Л.С., Рубинштейн С.Л., 1976; Леонтьев А.Н., 1975; Зейгарник Б.В., 1969; Анцыферова Л.И., 1981; Абульханова-Славская К.А., 1981; Асмолов А.Г., 1990; Братусь Б.С., 1988; и многие другие). В частности, Д.Б. Эльконин, обсуждая неприятности диагностики, отмечает, что ее нужно разрабатывать с позиций не структуры личности. Так как какова бы ни была совершенная схема структуры личности, основное -имеются ли возможности развития личности и как оно идет (Эльконин Д.Б., 1989. С.503).
Не ставя перед собою неразрешимой в рамках данной работы задачи развернутого теоретического анализа неприятностей психологии личности, мы не можем вместе с тем не остановиться на вопросе, к которому мы обращаемся, о том, что стоит за понятием личность. Применяя это понятие, мы вкладываем в него то содержание, которое утвердилось в работах школы Выготского — Леонтьева. В соответствии с представлениям А.Н.Леонтьева, личность — довольно поздний продукт онтогенетического развития, поскольку чтобы стать личностью, нужно установление достаточно широких связей с миром, выработка собственного отношения к миру в целом, отдельным его элементам. Базу личности образовывает иерархизированная совокупность деятельностей и стоящих за ними мотивов. Потому, что соотнесение мотивов между собой появляется только на определенной ступени развития человеческого индивида, то и личностью человек делается довольно поздно. А.Н.Леонтьев выделяет три главных параметра анализа личности: 1) широта связей человека с миром; 2) степень иерархизированности мотивов; 3) неспециализированная конфигурация (структура) мотивационной сферы (либо неспециализированная структура личности).
В соответствии с А.Н.Леонтьеву, факторы физического порядка в чёрта личности не входят, а являются только условиями, предпосылками изменения и формирования личности. А.Н.Леонтьев отмечает, что в изучении личности нельзя ограничиться выяснением предпосылок, а необходимо исходить из развития деятельности, ее конкретных видов и тех связей и форм, в каковые они вступают между собой, поскольку их развитие радикально меняет значение самих этих предпосылок (Леонтьев А.Н., 1975. С. 186). Данное представление о личности было забрано нами в качестве рабочего при рассмотрении изюминок личности в условиях хронического соматического заболевания. Представления А.Н.Леонтьева о личности содержат указание на центральное звено анализа при обращении к пробе.
Эта неприятность обширно освещалась в литературе, лишь сейчас размещено в отечественной психологии пара фундаментальных работ на эту тему (Асмолов А.Г., 1990; Братусь Б.С., 1987).
Это же звено выделяется в качестве главного, практически, в любой концепции личности, что замечательно продемонстрировано в ряде аналитических работ последнего времени (Асмолов А.Г., 1990; Братусь Б.С., 1987; Вилюнас В.К., 1989; и другие). Помимо этого, деятельностный подход к анализу личностных феноменов уже продемонстрировал собственную эвристичность в бессчётных работах школы Б.В.Зейгарник, направленных на исследование разных форм личностных аномалий (Зейгарник Б. В., 1969, 1980, 1986). Одним из центральных, сложных по генезу и структуре личностных феноменов есть внутренняя картина заболевания (ВКБ). Являясь продуктом собственной творческой активности субъекта (больного), ВКБ проходит долгий путь становления, формирования, воображающий собою процесс более либо менее развернутой познавательной активности субъекта, направленной на познание новой жизненной обстановке — овладения и ситуации болезни ею, и собственным поведением в новых жизненных событиях.
Данный всплеск творческой активности субъекта, ориентированной на самопознание, связан в первую очередь с тем, что каждая заболевание не есть нейтральным событием в жизни человека. Сам факт заболевания (появления больных ощущений, в частности), преломляясь через призму уже организованных мотивов и потребностей, получает разный по собственному личному наполнению личностный суть. Заболевание как событие судьбы благодаря собственной активности больного оказывается включенной, встроенной в сложную иерархическую совокупность смысловой сферы личности.
До сих пор мы оставляли в стороне вопрос о психотерапевтической сущности процесса, из-за которого заболевание как событие людской судьбе приобретает те либо иные смысловые характеристики, т.е. собственный личностный статус.
Чтобы подойти к анализу этого процесса, нужно более детально остановиться на описании новой жизненной обстановке, появляющейся в условиях заболевания, и ее роли в судьбе человека как личности.
В литературе уже много раз отмечалось, что заболевание сужает пространство вероятной активности человека, формирует дефицитарные условия для развития его личности (Зейгарник Б.В.,1980; Братусь Б.С.,1988; и другие), может кроме того вызвать кризис психологического развития человека и благодаря этого происхождение психологических новообразований как обычного, так и патологического типа. Последние, со своей стороны, смогут видоизменить целый имеющийся жизненный (среди них и телесный) опыт. Чтобы подойти к дискуссии психотерапевтической природы этих процессов, нам нужно сделать некое отступление, обратившись к существующим в психологии представлениям.
В отечественной психологии уже давно принято в качестве неоспоримого положение о том, что развитие психики не есть стабильное и постоянное перемещение, оно представляет собой прерывистый процесс, чреватый кризисами (Выготский Л. С., 1983; Божович Л.И., 1968; Запорожец А.В., 1986; Леонтьев А.Н., 1975; Эльконин Б.Д., 1989; и многие, многие другие). Понятие кризис развития использовано Л.С.Выготским еще в 30-х годах этого века (Выготский Л.С., 1983) для понимания переходных периодов в развитии психики ребенка. В соответствии с Л.С.Выготскому, кризисы развития появляются на стыке двух возрастов и знаменуют собой завершение прошлого этапа развития и начало следующего (Божович Л.И., 1978. С.26). Накапливающиеся на каждом возрастном этапе онтогенеза психотерапевтические трансформации подготавливают переход на новый этап психологического развития, а новообразования каждого прошлого этапа развития становятся базой для создания психики на следующем этапе.
Л.С.Выготский ввел в данной связи в психотерапевтический обиход понятие социальная обстановка развития в качестве исходного момента анализа при рассмотрении динамики психологического развития ребенка. Социальная обстановка развития, в понимании Л.С.Выготского, не есть легко среда, т.е. то, что находится вне человека в виде совокупности объективных внешних факторов развития, не есть легко ситуация развития, а представляет собой то особенное сочетание внутренних внешних условий и процессов развития, которое есть обычным для каждого возрастного этапа (Божович Л.И, 1988. С. 152) и обусловливает как психологическое развитие на этом этапе, так и психотерапевтические новобразования, появляющиеся в это время.
Разглядывая вопрос о наследственности и роли среды в развитии ребенка, Л.С.Выготский отмечает: Всякое развитие в настоящем базируется на прошлом развитии. Развитие не несложная функция, абсолютно определяемая икс-единицами наследственности плюс игрек-единицами среды. Это исторический комплекс, отображающий на каждой данной ступени заключенное в нем прошлое. Иначе говоря наследственности и искусственный дуализм среды уводит нас на фальшивый путь, он заслоняет от нас тот факт, что развитие имеется постоянный самообусловливаемый процесс, а не марионетка, управляемая дерганьем двух ниток… Раскрыть самодвижение процесса развития — значит осознать внутреннюю логику, обоюдную обусловленность, связи, взаимосцепление отдельных моментов из борьбы и единства заложенных в ходе развития противоположностей (1983. Т.5. С.309-310).
Л.С. Выготский обращает особенное внимание на важность решения вопроса о роли среды в развитии человека: Одна из величайших помех для теоретического и практического изучения детского развития — неправильное решение проблемы среды и ее роли в динамике возраста, в то время, когда среда рассматривается как что-то внешнее по отношению к ребенку, как ситуация развития, как совокупность объективных, безотносительно к ребенку существующих и воздействующих на него самим фактом собственного существования условий. Запрещено переносить в учение о детском развитии то познание среды, которое сложилось в биологии применительно к эволюции животных видов (Выготский Л.С., 1984. Т.4. С.258).
И потом: … К началу каждого возрастного периода складывается совсем необычное, своеобразное для данного возраста, необыкновенное, единственное и неповторимое отношение между ребенком и окружающей его действительностью, в первую очередь социальной. Это отношение мы и назовем социальной обстановкой развития в данном возрасте. Социальная обстановка развития представляет собой исходный момент для всех динамических трансформаций, происходящих в развитии в течение данного периода. Она определяет целиком и полностью те фор мы и тот путь, следуя по которому ребенок получает новые и новые свойства личности, черпая их из социальной действительности, как из главного источника развития (в том месте же).
Следовательно, изучая содержание и динамику психологических трансформаций, нужно, в первую очередь, раскрыть социальную обстановку развития. Второй серьёзный вопрос, появляющийся в данной связи, — как из судьбы… в данной социальной ситуации нужно появляются и развиваются новообразования… (в том месте же), т.е. новые черты личности, структура сознания и т.д. Следующий ход — психотерапевтические последствия, которые связаны с происхождением психотерапевтических новобразований: это новое восприятие окружающего мира, изменение активности и внутренней жизни и т.д. Со своей стороны это указывает распад прошлой социальной обстановке развития и происхождение новой. Такова неспециализированная схема динамического развития возраста.
Обращение к понятию социальная обстановка развития при дискуссии развития личности и вопросов изменения в условиях соматического заболевания ставит перед нами задачу уточнения самого содержания этого понятия, его дифференциации с другими, сходными по значению понятиями. В первую очередь нужно обратиться к представлению о социально-психотерапевтической ситуации либо, правильнее, социально-историческом образе судьбы. В литературе мы довольно часто находим применение этих понятий как аналогичных. В частности, разглядывая неприятности развития личности, А.Г.Асмолов (1990) обращается к понятию социально-исторического образа судьбы, что характеризуется как совокупность обычных для данного общества, социальной группы либо индивида видов жизнедеятельности, каковые берутся в единстве с условиями судьбы данной общности либо индивида (Асмолов А.Г., 1990. С. 166). Создатель выделяет, что социальная обстановка развития представляет собой конкретно источник осуществления развития и условие деятельности его личности (в том месте же), без которого неосуществим процесс строительства личности, но вместе с тем эти условия рассматриваются как безличные предпосылки развития личности (в том месте же).
Возможно дать согласие с автором в том, что социально-психотерапевтические условия в подобном их понимании имеют безличный темперамент, но в этом случае они не есть то же самое, что социальная обстановка развития. Л.С.Выготский, как мы уже отмечали, подчеркивает в качестве главного показателя социальной обстановке развития особенное сочетание внутренних и внешних процессов развития, т.е. разглядывает ее как единство, сплав особенного рода, образующийся в деятельности человека. Последняя и является источником того, что нейтральные, безличные условия (социально исторический образ судьбы, социально-психотерапевтическая обстановка) покупают эмоциональную окраску, пристрастность, личностность.
Процесс аналогичного наделения нейтральных элементов обстановки субъективной значимостью уже давно начал привлекать внимание психологов. К.Левин вводит для описания этого круга феноменов понятие жизненное пространство, обозначающее действительность особенного рода, объединяющую субъекта с его намерениями и потребностями и его психотерапевтическое окружение (Lewin К.,1935, 1936; Зейгарник Б.В.,1981). Наряду с этим конкретное поведение человека есть реализацией его возможностей в данном жизненном пространстве (Зейгарник Б.В., 1981, С.47); введением понятия временная возможность К.Левин включает будущее и прошлое человека в структуру текущего замысла судьбы.
Мысль К.Левина была использована В.К.Вилюнасом при анализе процессов онтогенетического развития мотивации (Вилюнас В.К., 1990). В частности, вводя понятие мотивационное поле, создатель отмечает, что жизненное пространство возможно рассмотрено (в современной интерпретации) как субъективно переживаемый образ действительности (с.248), а совокупность взаимодействующих субъективно пристрастных взаимоотношений, фактически, и есть настоящим носителем упомянутого мотивационного поля (в том месте же). Приведем еще пара фрагментов из работы В.К.Вилюнаса, имеющих яркое отношение к обсуждаемой теме. Создатель отмечает: Тезис о общей мотивационной значимости отражаемых явлений определяет своеобразное представление о настоящем (и ситуативном) обнаружении людской мотивации. Из него направляться, что человек в любой момент находится под влиянием целой совокупности актуализированных мотивационных побуждений и отношений, составляющих благодаря сотрудничества собственного рода мотивационное поле (курсив мой — В.Н.), которое динамично и гибко определяет как достигаемые им цели, так и бессчётные нюансы метода их успехи… (Вилюнас В.К., 1990. С. 248). И потом: В ситуационном развитии мотивации происходит постоянное разворачивание в динамическое субъективное мотивационное поле порождаемых этими совокупностями побуждений и оценок; в развитии мотивации субъект находится в постоянном поиске оптимальных ответов (если не стратегических, то тактических, в мотивационном поле будущего; его ответы формируют мотивационные совокупности, каковые в мотивационном поле настоящего ярким побуждениям противопоставляют особенный слой мотивации долженствования. Направленность поведения человека в любой момент определяется балансом устанавливающихся в данной движущейся совокупности сил (Вилюнас В.К., 1990. С.257).
Возможно легко подметить, что в данном подходе утверждается идея о неразрывном единстве мира и человека (среды, социальной ситуации); единстве, творцом которого выступает сам субъект, наделенный потребностями, мотивами, т.е. внутренними необходимостями судьбы (Вилюнас В.К., 1984). Он выступает как в качестве активного творца собственного внутреннего мира, так и мира около себя (не смотря на то, что последний и существует вне и независимо от субъекта).
Понятие, близкое по психотерапевтической сущности понятию мотивационное поле было введено в свое время кроме этого Н.А.Бернштейном (1966) при анализе живого перемещения. Это моторное поле. Само собой разумеется, сложная архитектоника живого перемещения все же не идет ни в какое сравнение с теми проблемами, запутанными жизненными отношениями, конфликтами и т.д., в условиях которых разворачивается и воплощается в судьбу человеческий — личностный поступок. Тем более впечатляющее значение смогут иметь идеи Н.А.Бернштейна, взявшие плодотворное развитие в работах отечественных психологов (Гордеева, Зинченко, Девишвили, 1975; Гордеева, Зинченко, 1982; Запорожец А.В., 1986; и многие другие). Перемещение, как утверждает Н.А.Бернштейн — деятельный поиск, направленный на решение двигательной задачи; оно осуществляется во внешнем пространстве, но имеет и собственное внутреннее пространство, включающее когнитивные и эмоционально-оценочные компоненты. Вся совокупность особенностей моторики в ее взаимоотношениях с внешним пространством (цит. по: Запорожец А.В., 1986. С. 147) и образовывает моторное поле. Последнее строится при помощи поисковых пробующих перемещений, зондирующих пространство во всех направлениях (в том месте лее). Так, кроме того довольно более простые формы психологической активности предполагают, с одной стороны овладение внешними условиями предметного пространства, собственными возможностями, их соотнесением не только в пространстве, но и во времени. Это последнее событие — модель будущего либо потребного будущего по Н.А.Бернштейну — база ответа двигательной задачи. А.В.Запорожец подмечает в данной связи: … В живом перемещении присутствуют как бытийные характеристики, так и характеристики, каковые принято именовать фактически психотерапевтическими, субъективными. Иными словами, в нем в неразвитой и исходя из этого тяжело расчленимой форме присутствуют смысл и значение (в том месте же. С. 150).
Возможно предположить в данной связи, что в таковой сложной форме активности, каковой есть деятельность личности в социальном пространстве, сочетание аналогичных бытийных и субъективных черт выступает в еще более настоятельной, сложной и многозвенной форме.
Обратимся к еще одному понятию, введенному в психотерапевтическую литературу Ф.Е.Василюком (1984). Это понятие жизненный мир. Окружающий человека мир, как справедливо заключает Ф.Е.Василюк, оставаясь объективным и материальным, не есть, но, физический мир, т.е. мир, как он предстает перед наукой физикой, изучающей сотрудничество вещей, это — жизненный мир (Василкж Ф.Е., 1984. С.86). Человек, да и любое живое существо, изначально вживлено в данный мир, связано с ним материальной пуповиной собственной жизнедеятельности (в том месте же). Выделяя внешний и внутренний нюансы жизненного мира, воображая теоретически сконструированную типологию жизненных миров, исследователь последовательно проводит идея о нерасторжимости и единстве связи человека с его сложной внутренней организацией (сопряженностью, связанностью отдельных единиц судьбы) и мира, видимого через призму его деятельности и жизни (в том месте же. С.92). Утверждается динамизм этого особенного образования, его подверженность и возможная гибкость формированию. Последнее осуществляется по инициативе самого субъекта судьбы, человека.
Наконец, в контексте обсуждаемой темы нереально не остановиться на деятельно ведущихся сейчас изучениях по психологии образа (Смирнов С.Д., 1985). Последовательность положений, убедительно обоснованных в этих изучениях, завлекают отечественное внимание. В первую очередь, привлекает внимание идея о том, что любой образ имеется не что иное, как элемент образа мира (Смирнов С.Д., 1985. С. 145); образ мира имеется целостность, которая не образовывает несложную сумму образов отдельных явлений, а сначала начинается и функционирует как некое целое (в том месте же. С. 144). В генетическом замысле образ мира имеет социальную деятельностную природу; он рождается на протяжении освоения и общения и развития деятельности (в том месте же. С. 149). Функциональное значение образа мира, как утверждается в данном изучении, пребывает в том, что он предшествует актуальной стимуляции. Образ мира генерирует познавательные догадки не только в ответ на познавательную задачу, а неизменно (в том месте же. С.145), благодаря чему непрерывно происходит перемещение от субъекта на мир.
Принципиальное значение имеет утверждение о том, что любой самый несложный познавательный акт, завершающийся построением образа, начинается по инициативе субъекта, т.е. имеет в качестве первого звена процесс, детерминированный внутренней самообусловленностью субъекта (в том месте же. С.164). Благодаря овладению совокупностью значений, субъект приобретает возможность отражения скрытых глубоких, значительных черт мира, образующих его ядерные структуры (в том месте же. С. 149). В частности, к числу последних относится и отражение узлов деятельностей в форме значений, узлов биодинамической ткани перемещения, отражаемых в чёрном мышечном эмоции (в том месте же). Следовательно, являясь продуктом деятельности, образ мира, со своей стороны, обнаруживает инициирующие и регулирующие влияния на нее. Последнее допустимо лишь в том случае, если психика делает активную роль на всех этапах развития совокупности деятельность — образ (в том месте же. С. 168). Изучение активного вклада чувств, мотивов, установок в познавательную деятельность человека предполагает раскрытие сущности их опосредствованного активирующего влияния — через модификацию целостного образа мира (в том месте же. С.210).
Итак, подведем итоги. Начиная с высказанных еще в 30-е годы идей Л.С.Выготского о социальной ситуации развития и сейчас в отечественной психологии (в работах школы Л.С.Выготского) ведутся мучительные поиски той единицы анализа, которая содержала бы в себе как в капле воды представление о человеке, его психике в единстве с миром. Для Выготского и его последователей — это социальный мир, людская культура, история (что и отличает позицию Л.С.Выготского и его учеников от концепции К.Левина). Мы находим в упоминавшихся выше работах разную расстановку выговоров, преобладающее выделение одного из качеств анализа того сложного образования, которое Л.С.Выготский именовал социальной обстановкой развития. Отечественное пристрастие к этому понятию легко объяснимо. Оно традиционно, вся совокупность работ в области генетической психологии базируется на этом понятии. Оно приросло к проблеме развития психики. Разделяя точку зрения тех исследователей, каковые не ограничивают онтогенез начальным формированием психики, а предполагают возможность длящегося в течение судьбы человека развития (а также, и личностного), мы разглядываем социальную обстановку развития как главное звено психотерапевтического анализа этого процесса.
Изучения последних лет, рассмотренные выше, открывают возможность более полного раскрытия сущности этого понятия, включения его в контекст современных общепсихологических теоретических положений. Обратимся в данной связи опять к определению понятия социальная обстановка развития, данного первоначально Л.С.Выготским: среда не есть ситуация развития, а воображает собою особенное сочетание внутренних и внешних процессов развития. Нужно подчернуть, что для Л.С.Выготского (и его школы) социальная обстановка развития не есть несложная совокупность отдельных элементов, характеризующих порознь внешние внутренние качества и условия ситуации субъекта. Обращаясь к категориальному аппарату теории деятельности, возможно было бы заявить, что это совокупность социальных взаимоотношений, устанавливаемых в деятельности субъекта и реализуемых в ней. Не просто так Л.С.Выготский отмечает, что внешние элементы среды смогут сами по себе не изменяться, но социальная обстановка развития одновременно с этим может коренным образом перестроиться за счет совершившихся внутренних трансформаций субъекта, перестроек его деятельности (добавим мы), приведших к трансформации всего внутреннего психологического мира человека.
Следовательно, структура социальной обстановке развития задается актуальной деятельностью субъекта в данном социальном пространстве. Человек как творец судьбы, собственного развития идет навстречу миру в собственном познании этого мира. Он сооружает собственный образ мира, элементы которого модифицируют для него наличную актуальную обстановку. Благодаря присутствию в образе мира эмоционально-мотивационных компонентов появляется возможность наделения внешних элементов обстановки личностными метами, пристрастностью, субъективностью (мотивационное поле, по В.К.Вилюнасу). Возможно было бы отметить кроме того, что в ходе деятельности, ориентированной на познание мира, субъектом в данной наличной обстановке строится личная социальная обстановка развития; это творческий акт самоопределения себя в мире. В литературе мы находим понятие процесс опредмечивания образа, отражающее зависимость деятельности субъекта в наличной обстановке от его образа мира (Давыдов, 1979; Смирнов, 1985). Т.е. образ мира опосредует создаваемую в деятельности субъекта структурацию и категоризацию элементов социальной среды, с одной стороны, и собственного внутреннего мира, с другой.
Второй ответственной, как нам представляется, изюминкой социальной обстановке развития есть то, что она включает в себя как имеющиеся сейчас, презентированные в образе мира человека элементы, так и отсутствующие. Они раскрываются в ней за счет познавательной активности субъекта,
Полезно отыскать в памяти в данной связи, что тем узлом, что связывает эти элементы, для Л.С.Выготского выступает переживание. Критический анализ аналогичного подхода содержится в ряде работ отечественных психологов; самый развернуто эта критика представлена в школе Л.И.Божович (1968).
При всем очевидном сходстве аналогичного понимания сущности социальной обстановке развития с тем образованием, которое В.К.Вилюнас именует мотивационным полем, нельзя не отметить и имеющиеся различия. Основное из них пребывает в том, что она как очень динамичное образование может функционировать лишь при наличии непрекращающегося диалога человека с миром: с другими людьми и воплощенным в предметном мире их социальным опытом; с самим собой — в ходе формирования образа обстановки, и реализации себя как личности.
Мы уже отмечали, что сам факт заболевания, угрожающей жизни и благополучию человека, стимулирует его познавательную активность. Она направлена наряду с этим не только на сущность и поиск причин самого телесного страдания (данный нюанс познавательной активности больного отыскал отражение в работах А.Ш.Тхостова, 1991; Г.А.Ариной, 1991; О.И.Ефремовой, 1991), но и всего того, что выходит конкретно за его пределы. Как жить дальше? На что опереться, дабы сохранить жизнь и собственный человеческий вид? Все эти задачи на суть не смогут не отразиться на структуре социальной обстановке развития в целом. Они наполняют ее элементы очень напряженным эмоциональным зарядом, талантливым сократить всю жизненную активность человека рамками одного этого поиска.
Обратимся сейчас к второму ответственному в контексте данной работы понятию — кризис развития.