В 40-х годах психологи стали уделять громадное внимание отражательной природе психологического, разглядывать потребности и чувства на базе принципа отражения. Но осталась в тени вторая сторона неприятности, то есть свойство психики не только отражать, но и деятельно относиться (волноваться) к отражаемому, вырабатывать это отношение, высказывать собственный «я», свойство к самовыражению.
В случае, если для раннего детства характерно формирование высших психологических функций, свойств и т.д., то для юношеского периода характерно развитие социального мышления, самосознания, инициативы и т. д. Вопрос о самовыражении (особенно у подростков и юношей) стоит весьма остро, являясь принципиальным не только для проявления собственного «я» (что характеризует все возрасты), но и как одно из серьёзных условий адекватного и гармоничного развития личности. В это время формируются такие наиболее значимые личностные качества, как направленность, установки, умение верно ориентироваться (в жизни, в общении и т.д.). Причиной, деятельно формирующим эти способности человека, есть достаточно разнообразное общение (о чем уже говорилось выше), в то время, когда предъявляемые к развивающейся личности публичные требования являются отправными моментами в формировании жизненной позиции, параметрами правильности выбора, в то время, когда совокупность социальных «опор» всегда находит внутреннее одобрение личности.
Но далеко не всегда развитие ребёнка, юноши осуществляется бесконфликтно, гармонично. Довольно часто желание «выделиться», продемонстрировать, что «я лучше вторых», вызывает у старших раздражение, рвение приостановить такую активность, «поставить на место», «осадить». Подобная практика общения отцов и детей, дедов и детей, к сожалению, есть простой. Такие отношения имеют место не только в домашнем общении, но и на производстве (глава — подчиненный).
Мы довольно часто забываем, что дети не изолированы от неприятностей взрослых, что они слышат и видят больше, чем мы думаем, подмечают проколы и «недостатки» взрослых, перенося их негативный опыт в практику собственного — сперва детского, а после этого все более и более «взрослеющего» — общения, в практику собственных взаимоотношений. Тут кроме этого имеет место соотношение «ролей», лишь не глава — подчиненный, а фаворит либо «козел», очкастый либо толстый и т.д. За этими снаружи безобидными прозвищами прячется целая драма (либо катастрофа) распределения социальных ролей.
Особенно остро такое соперничество проявляется у ребят, в то время, когда в группе выбор козла и «лидера отпущения» есть первостепенным, в то время, когда решаются вопросы распределения ролей «адъютантов», «мужиков» и т.д. В соответствии с взятой, навязанной «ролью» ребёнок обязан и функционировать, «выражаться», подчиняться и т.д. Так, к примеру, статус «отверженного» обществом человека может взять парень (ребёнок), совершивший противозаконный поступок, накладывающий на него пожизненное клеймо человека второго сорта. Такие «роли» вынуждают человека к отказу от собственной позиции в жизни, доводят до того, дабы он «махнул на себя рукой», примирился с навязанной ему публичной функцией (преступника, передовика и т. д.). Кое-какие социальные сотрудничества имеют четкую тенденцию к занижению собственного «я», его подавлению, искажению. Наряду с этим личность понемногу утрачивает критерии адекватного самовыражения, ищет «окольные» дороги для самореализации, в силу того, что «прямые» уже «заняты вторыми» либо осуждены.
Адекватная, верная оценка себя (самооценка) не меньше серьёзна для определения личностью собственного места в жизни, выбора жизненной позиции, чем активная реализация данной позиции. Отношение к себе кроме самооценки должно включать постоянную потребность в самопознании. Познание самого себя начинается с познания собственных свойств, характера, возможностей. Вместе с тем «я», оформляясь в устойчивый образ себя, в представление о собственных возможностях, должно включать свойство к внутреннему сомнению, свойство к внутреннему диалогу с самим собой. Уверенный в себе человек, не сомневаясь в общем направлении собственных принципиальных действий, может сомневаться в правильности отдельных поступков. Это выглядит не как проявление неуверенности в себе, а только как желание еще раз убедиться в целесообразности выбранного метода действий.
Свойство к внутреннему оппонированию связана с диалогичностью сознания человека, определение которой было дано М. М. Бахтиным 7. Неразвитый образ самого себя, неспособность к рефлексии, к адекватным оценкам не только собственных проявлений и отдельных действий, но и собственной личности в целом приводят человека в состояние «внутреннего тупика», в то время, когда ему «нечего сообщить самому себе», в то время, когда он знает самого себя хуже, чем тех людей, с которыми конкретно общается. Отсутствие самопознания, самооценки ведет к тому, что человек подчиняется власти собственных первых порывов, непроверенных точек зрения либо, наоборот, фиксированных (раз и окончательно) установок, не может дифференцировать себя от вторых, не знает собственные слабости, преимущества и т.д.
Такая «псевдоскромность» часто располагает к человеку, рождает у окружающих желание «применять» его в собственных целях (в случае, если уж он сам не желает и не может «применять» себя). При отсутствии образа собственного «я» человеку навязывается каждый образ, каждая социальная функция, каковые он присваивает за неимением собственных. Наоборот, внутренняя зрелость разрешает человеку не только адекватно видеть себя со стороны, не только создавать собственный верный социальный образ, но и реально осуществлять многообразные социальные роли, оставаясь самим собой.
Но занимаемые человеком социальные позиции (роли) в обществе отнюдь не всегда говорят об подобной внутренней позиции. Социальная роль при таких условиях включает функцию «затемнения» подлинных намерений, жажд. Человек не высказывает собственную сущность, а скрывает ее.
Потребность в самовыражении как обстоятельство активности возможно весьма разной: у одних она проявляется в крайних формах (к примеру, в самолюбии), у других — в неявных. Чем не сильный выражена у человека свойство оппонировать собственному внутреннему «я», чем меньше он оценивает самого себя, тем более значимым для него выясняется момент внешней ясности (привлекательности). Адекватность самовыражения человека конкретно воплощается в его эмоции собственного преимущества, об отсутствии которого в русском человеке с печалью писал Ф. Шаляпин.
Самовыражение (как и активность) имеет различные степени зрелости, различные этапы сформированности. Так, на более ранних этапах (в то время, когда образ внутреннего «я» еще весьма далек от собственного построения) самовыражение, в большинстве случаев, проявляется в формах «демонстраций» (собственного «я», «выступлений», «выпадов» и т.д.). Зрелой формой самовыражения делается тот этап, на котором проявление себя преобразовывается в настоящую потребность адекватного и сущностного выражения собственного «я». Человек начинает производить собственную манеру поведения, ищет собственный стиль речи и, основное, пытается выразить себя в жизни, в поступках, в делах. Исходя из этого образ, осознание собственного «я», в известном смысле предшествует во времени собственного происхождения самовыражению
(т.е. потребность в самовыражении есть потребностью в выражении собственного настоящего, а не мнимого «я»). До тех пор пока образ внутреннею «я» не организован, самовыражение находится на стадии чисто внешнего, показного «выражения» самого себя (в то время, когда показывать и демонстрировать еще нечего). Но в случае, если для молодежи это есть обычным, то в будущем такое «самовыражение» делается показателем «великовозрастного инфантилизма».
Исходя из этого, говоря об адекватности осуществления социальных ролей (в профессии, в общении, в общественной работе и т.д.) внутреннему «я-образу», необходимо, в первую очередь, учитывать сформированность этого образа у самой личности, ее желание совершенствовать его (вести диалог с самим собой). Неадекватность внешних ролей внутренним значительно чаще есть следствием несформированности «я-образа», неспособности оценить себя, выбрать тот метод самовыражения, что приносил бы удовлетворение человеку.
Конечно, источником активности делается лишь гармоничное соотношение выбранной социальной роли (статуса) собственной внутренней позиции, собственному «я», которое осуществляется на базе адекватной самооценки (самопознания свойств, возможностей). Принципиальным для таковой социально-психотерапевтической гармонии есть соотнесение человеком собственных возможностей, целей, задач с характером судьбы, с данным жизненным этапом (его спецификой, нетипичностью для жизни в целом). Тот метод, которым человек реализует себя как личность в деятельности, в общении, в ответе жизненных задач, и имеется самовыражение. Трудности самовыражения начинаются с таких несложных явлений, как застенчивость, неловкость в общении либо, наоборот, нарочитая грубость, являющаяся только внешней формой, которая закрывает неуверенность. Но трудности и эти проблемы касаются лишь самовыражения в общении, в то время как они существуют (либо смогут появляться) и в деятельности, и по отношению к судьбе в целом. Человек не знает, как ему поступить, за что взяться, чем себя занять, как бы все время скользя по поверхности судьбы. Его действия лишены логики и для окружающих, и для него самого. В то время, когда он сталкивается с отпором, осуждением собственных действий, каковые не продуманы, не выношены, не высказывают его настоящего «я», он внутренне теряется, перестает принимать и осознавать окружающее, отгораживается от мира.
Что же происходит в тех случаях, в то время, когда внешние либо случайно отысканные роли не соответствуют внутреннему «я»? Неприятность «человека не на своем месте» в любой момент стояла весьма остро. Так как он может оказаться не на своем месте (в большинстве случаев, в опытном отношении) в силу разных случайностей, но последствия в любой момент закономерно ведут к понижению активности либо раздвоению личности. Выдавая себя не за того, кем он есть в действительности, человек предает собственный «я», собственную личность, возможности открыто, прямо, конкретно выразить себя, заявить о себе.
Самовыражение, которое связано с образом собственного «я», с самопознанием собственных свойств, с соотнесением их со собственными потребностями и т.д., отличается от самореализации в жизни, в то время, когда познание окончено и необходимо строить всю совокупность собственных внешних сотрудничеств с миром (не только в ценностно-смысловом, но и в контрольно-действенном отношении). Возможность полного, самореализации совпадения и гармоничного самовыражения полностью зависит как от сформированности «образа я» (с позиций целостности), так и от личностной готовности организовать, обеспечить, создать и т.д. всю совокупность внешних условий самореализации. Эти два условия являются нужной предпосылкой чтобы самореализация и самовыражение адекватно (для личности) совмещались во всех качествах (временном, ценностном, действенном и т. д.).
Потребность в самовыражении, появляясь уже в детском возрасте (претерпевает трансформации в подростковом, а после этого в юношеском и т.д.), испытывает недостаток не только в особом рассмотрении, но и во внимании к ней окружающих (особенно на первых, ранних стадиях ее формирования). Являясь конкретной формой активности, самовыражение (потребность в нем) может кроме этого переходить во внутренний, скрытый замысел при собственной нереализованности (а сначала — в ответ на неприятие ее со стороны окружающих). Но в случае, если одновременно с нереализованная активность (в ее неспециализированном виде) способна к собственному «восстановлению» на новых этапах (в новом качестве), то подавленное, неосуществленное (и в соответствующей форме) самовыражение «уходит» во внутренний замысел необратимо. Преобразовываясь в тот либо другой комплекс, нереализованное «я» претерпевает качественные трансформации уже на самых ранних стадиях собственного формирования. Это возможно и феномен «больного» самолюбия, и комплекс неполноценности (в сфере личной судьбе), и неадекватность самооценки (пониженный уровень притязаний), и другие последствия.
Процесс формирования собственного «я» (с позиций его целостности, разносторонности) пробуждает высокую потребность в самовыражении, в «апробации» собственных возможностей и жизненных сил. Сначала эта потребность имеет неярко выраженные формы, неясную цель (на уровне «непонятных, волнующих жажд» и т.д.), получая (вместе с жизненным опытом) черты все большей определенности. Формирование внутреннего «я» идет «параллельно» постоянному внешнему опробованию себя («на прочность», «на выносливость», «на силу» и т.д.). Приобретая необычный «отклик», подтверждение адекватности собственного метода действия, общения, человек делается более уверенным в себе. Но самая громадная сложность содержится в том, что не все эти «подтверждения» одобрительны, хороши.
Творчески реализующий себя человек сплошь и рядом наталкивается на неприятие, непонимание либо кроме того осуждение. Самым главным при таких условиях есть выработка представления о своем способе действия и жизни и убежденность в необходимости его реализации при всех событиях. В это же время одни люди наряду с этим склонны вычислять, что их не осознали, другие — что они сами не правы. В этих выводах огромную роль играются жизненные эмоции личности, ее необычные интерпретаторы жизненных проявлений. Эти интерпретации не только трагичны либо оптимистичны, как выше отмечалось: они высказывают внутреннее несогласие человека (скажем, с неприятием его окружающими) либо протест, здоровую амбицию доказать собственную правоту, упорство. В других случаях люди эмоционально соглашаются с оценками собственных действий, собственного метода судьбы, но тем самым уступают внутренне, отказываясь от собственной индивидуальности, от собственного права на изюминку судьбы. Исходя из этого разрыв в данной цепи ведет к задержке развития, застойным явлениям, «закомплексованности» и т.д.
Но забота об адекватном самовыражении ребенка не должна преобразовываться со стороны взрослых в совокупность разнообразных запретов, сводящих все проявления ребенка к собственному минимуму, она обязана обнаружить эластичные формы ненавязчивого управления этим процессом. Нельзя не учитывать, что поведение детей (особенно подростков) принимает крайние формы лишь как реакция на всевозможные запреты, на «вяжущую руки» опеку, как желание «сделать по-своему», «всем вопреки» (а потом — «всем назло»). Полагая таких детей эгоистами, себялюбцами, родители не желают осознать, что сами настраивают их против себя, лишают их самого нужного для верного развития — возможности вовремя и адекватно самовыразиться, самоутвердиться. Так, формируемое отношение «я» личности к миру — это целостный метод ее самовыражения в жизни, с свойственными ей (и лишь ей) изюминками объективации и этого самовыражения, самореализации.
Д. Н. Узнадзе внес предложение увлекательную типологию способов самовыражения 8. Он увидел, что один человек высказывает все, что в действительности испытывает, причем высказывает бурно, экспансивно, как бы «выплескивает» всего себя. Второй для собственного внешнего выражения обязан приложить волевое упрочнение (к примеру, вынудить себя позвонить кому-то по телефону), т.е. как бы преодолеть невидимую преграду, дабы перейти из внутреннего мира во внешний (тогда как для первого типа личности никакой преграды не существует). Третий тип (названный им парадоксальным) ведет себя противоположным образом в однообразных обстановках и сходным — в различных. Четвертый тип остается все время лишь во внутреннем мире, снаружи лишь «приспосабливаясь» к обстановке, «учитывая» ее.
К. Леонгард обрисовывает так именуемую акцентуацию характера как определенные поведенческие и психотерапевтические «странности». Так, педантичность у дамы в домашнем быту, высказывающая ее собственное отношение к дому, может переходить в постоянные перепроверки (закрыты ли газовые краны, закрыта ли дверь, отключён ли свет и т. д.), в подозрения и необоснованные опасения (себя и окружающих). Не имея снаружи объективных обстоятельств для таких беспокойств, она начинает искать их, придумывать, понемногу убеждая себя в «действительности» существования той либо другой «опасности».
К. Леонгард разглядывает случаи, в то время, когда одна из черт характера (самый четко выраженная) начинает преобладать над остальными, приводя к неадекватным ответам жизненных обстановок, их неверному истолкованию и восприятию.
Наряду с этим одна черта (главная), достигая определенной степени, определенного предела, начинает сказываться на продуктивности (деятельности, активности) человека. «Постоянная неуверенность, постоянный последующий контроль смогут достигнуть таковой степени, при которой любая работа продвигается вперед медленно. Предупредительное взвешивание преобразовывается в бесплодные раздумья…» Демонстративный тип личности проявляется в том, что люди «рисуют себя не такими, какими являются в действительности, а такими, какими хотелось бы казаться» 9. Они применяют всякую возможность представить себя с наилучшей стороны. «Потому, что у таких людей очевидно выражена склонность избегать трудностей, они довольно часто меняют не только место работы, но и профессию… тем больше насчитывается на работе срывов, неожиданных отказов от работы, которая якобы через чур тяжела…» 10
Проявление собственного «я», адекватное либо неадекватное самовыражение сопровождаются особенным эмоцией самолюбия. Оно есть таким же необычным «камертоном» собственного внутреннего «я» в плане соответствия (либо несоответствия) внешнему миру, как совесть есть «регулятором» и камертоном соответствия (либо несоответствия) поступков человека его убеждениям, сокровищам, целям и т.д. Психотерапевтический эквивалент самолюбия начинается с утверждения ребенка: «Я сам» (которое уже содержит в единстве и активацию, и самостоятельность). Оно проявляется в тезисах взрослой личности: «Я знаю, что делаю», «Я имею право делать так, как считаю нужным». Социально-психологически это чувство «я» выступает как тип соотнесения себя с другими: «Я сам» (синоним «Я один»), «Я лучше вторых», «Я не хуже вторых», «Я всем докажу», «Я нужен вторым» и т.д.
Тот либо другой тип самолюбия высказывает не только метод активизации личности, но и ее жизненную позицию, ее программу, идеал. В анкете, предложенной детям, были взяты такие ответы: «Я покажу себя», «Я докажу, на что способен», «Желаю проверить себя на самом тяжёлом», «Я желаю доказать себе», «Желаю быть нужным вторым», «Желаю быть увлекательным». Таковы формулы, высказывающие самолюбивую позицию подростков. Тут нетрудно заметить и ту жизненную линию, которой они смогут придерживаться, и ее движущую силу, характерную для каждой личности. Тот, кто желает «себя продемонстрировать» либо что-то кому-то «доказать», исходно ориентирован на сравнение с другими, на успех. Тот, кто желает проверить себя на самом тяжёлом, закладывает в собственную программу критерий трудности, а не критерий удач и успеха, он не ориентируется на сравнение с другими, на то, дабы быть на виду, и т.д. Тот, кто желает быть нужным, ориентируется на полезность вторым людям, на неспециализированное дело и не выбирает в качестве критерия индивидуальные успехи.
Анализ биографических опроса и материалов продемонстрировал, что дети с сильно выраженным жаждой «продемонстрировать себя», «всем доказать» в основном выбирают респектабельные либо актуальные профессии. Те, кто нацелен на диагностику себя в трудностях, в основном выбирают редкие профессии, которые связаны с риском, романтикой, тяжёлыми условиями, а кое-какие — научную работу. Выбор профессии детьми, желающими быть нужными, нужными, в основном приходится на профессии доктора, педагога; не смотря на то, что данный выбор и не так однозначен, но эти дети редко выбирают респектабельные профессии. Так, самолюбие выступает как некое интегральное личностное образование, которое в один момент высказывает движущую силу «я», его активную сторону, но не замкнутую «в себе» и «для себя», как утверждается в идеалистических теориях личности, а как метод соотнесения личности с социальным миром, вторыми людьми.
В случае, если Рубинштейн раскрыл личность как триединство — того, что человек желает, что он может и что имеется,— то мы добавляем к этому еще один параметр — что человек обязан. Это — отношение к необходимости, к требованиям общества, окружающих. Как продемонстрировало изучение, самолюбие представляет собой некое сложное соединение инициативы, жажды и в один момент долга, необходимости, обязанности, ответственности. В случае, если исходно активность, индивидуальность личности включены в совокупность необходимости, то ее самолюбие делается синонимом полезности обществу, вторым людям, синонимом публичной необходимости собственной личности и основанными на этом ответственности и достоинстве.
В случае, если активность «я» начинается методом противопоставления себя вторым, публичной необходимости, то движущей силой делается гипертрофированное самолюбие — эгоизм, себялюбие, честолюбие. Этому сопутствуют волюнтаризм, непризнание дисциплины, правил, необходимых для всех, ответственности и своего долга перед обществом.
В случае, если человек не имеет возможности активизировать собственные внутренние возможности соотносительно со своим личным «материалом» (свойствами и т.д.), не находит адекватного внешним задачам метода активности, то начинается больное самолюбие. Последнее проявляется в двух крайностях: в занижении роли «я», неуверенности в себе, либо, напротив, в завышении роли «я», притязании на высокую оценку и признании собственной исключительности. Но и в том и другом случае больное самолюбие требует постоянного подтверждения собственной социальной значимости. Но, как бы довольно часто ни давалась публичная оценка, это все равно не содействует реалистичности самооценки. И второй парадокс: кроме того в случае, если самооценка завышена, человек с больным самолюбием в любой момент зависим от оценки окружающих.
Имеется люди с неразвитым самолюбием. Но в этого типа вероятны вариации. Одна из них связана с преобладанием эмоции долга, исполнительности, добросовестности над инициативой. Вторая группа с неразвитым самолюбием характеризуется низкой активностью, постоянной неуверенностью в себе, склонностью к самообвинению и т.д. В случае, если чувство долга гармонично сочетается с самолюбием, то появляется постоянная требовательность к себе, оптимизация активности, ответственность. В случае, если долг остается внешним регулятором, а самолюбие — подлинным двигателем активности, то появляется несоответствие, метод ответа которого разрешает осознать (не считая направленности личности) ее нравственно-психотерапевтическую устойчивость-неустойчивость, самостоятельность-несамостоятельность и т.д.
В том месте, где активность личности противоречит с требованиями к ней и долгом, активность не только приобретает индивидуалистическую направленность, но и предполагает особенный метод удовлетворения. Исходя из этого среди личностей с индивидуалистической направленностью возможно выделить различные типы по методу приведения в воздействие активности. К примеру, существует тип личности с развитым самолюбием, которое требует и броского выражения, и связанного с риском метода удовлетворения. Не находя удовлетворения в общепринятой совокупности сокровищ и в простых методах самовыражения, личность для того чтобы типа проявляет авантюрные инициативы, склонность к риску, притягательность которых для нее связана конкретно с тем, что человек переживает остроту нарушения грани общепринятого, пренебрегает публичными правилами и бравирует этим. Второй тип личности с индивидуалистической направленностью удовлетворяется не только тем, что действует в сугубо личных заинтересованностях (это раскрывается в чёрте направленности), но и тем, что игнорирует публичные интересы. Иными словами, при индивидуалистической направленности происходит не только замыкание «на себя», обособление «в себе», но и отрицательное отношение к общепринятым нормам социальной судьбе.
Существует тип личности с индивидуалистической направленностью, что сооружает собственную активность в совокупности публичной судьбе, но учитывает только формальную сторону долга и необходимости. Психологически он «подкрепляется» тем, что применяет возможности, предоставленные обществом, в собственных целях. В отличие от авантюрного типа активность таких людей носит обыденно-потребительский темперамент. В случае, если у авантюрного типа активность поддерживается гипертрофированным эмоцией «я», умножается на индивидуальность (А. Р. Ратинов и другие отмечают необычную «гордость» преступника, сознание собственного «мастерства»), то у второго активность укрепляется сознанием типичности собственных действий («все копят», «все берут» и т.д.).
Типы активности различаются по следующим основаниям: устойчивость-неустойчивость, уверенность-неуверенность, преобладание инициативы либо ответственности, ответственности и сочетание инициативы, высокая-низкая активность.
Личность с функционально-потребительской активностью, потому, что формальное исполнение долга для нее помогает необычной ширмой, мотивирована тем, что скрывает собственные подлинные побуждения. Наоборот, личность с индивидуалистической (больным) и эгоистической «направленностью» самолюбием навязчиво-болезненно противопоставляет себя вторым, подчеркивает границу собственных взаимоотношений с ними. Активность таких людей, в большинстве случаев, сильно замешана на самолюбии: неприятие публичного долга, притязания на исключительность связаны с тем, что личность возлагает ответственность за неудачи на вторых. Она требует предоставления ей необыкновенных возможностей при минимальных обязанностях. Таковой человек в принципе не отрицает необходимости порядка и правил, но для себя требует исключения. Наоборот, личность с преобладающим сознанием и чувством долга публичной ответственности находит удовлетворение в исполнении этого долга и равнодушна к постоянному акцентированию ее заслуг, похвалам.
Так, самолюбие как индикатор, критерий сотрудничеств с миром занимает важное место в развитии ценностно-нравственной сферы личности, без которой нереально чувство удовлетворенности, полноты судьбы. Исходя из этого при определении разных типов самовыражения должно приниматься в расчет самолюбие как постоянный его спутник, как один из действенных источников увеличения (понижения) мотивации, приобретения (потери) смысла жизни. Подводя итоги, увидим, что главным условием самовыражения есть установление адекватности, определяемой как правило самой личностью, между внутренним миром (его запросами, ориентациями, сокровищами) и внешним методом выражения внутреннего мира. Это может проявляться как в выборе социальной роли, так и в любой публично нужной деятельности, в других занятиях.
Занимательны изучения чехословацкого психолога О. Микшика, выявляющего методы поведения человека в критических обстановках (потому, что конкретно в них испытывается на «прочность» метод выражения себя в жизни) 11. Это разные обстановки риска, появляющиеся у летчиков, альпинистов, в которых один тип личности не выдерживает нагрузки, «распадается» уже на физиологическом уровне (погружается в сон на протяжении полета, теряет координацию, перестает видеть, слышать, реагировать), второй тип «ломается» на психологическом уровне (теряет силу воли, свойство думать, принимать решения и т.д.), третий — на социально-психотерапевтическом уровне (сохраняет физиологическую и психологическую мобилизованность, но жертвует судьбой собственного товарища для собственного спасения, выпрыгивая из горящего самолета, оставляет товарища, обрезая веревку в связке двух альпинистов). Поведение человека в таких критических обстановках делается показателем настоящей (либо мнимой) нравственности человека, его настоящим опробованием, жизненной проверкой (того, что он имеется в конечном итоге, а не напоказ).
Исходя из этого кроме того таковой тип, что еле осуществляет переход от мечтаний к действительности в простой судьбе, подчас способен показать мужество, быстроту, сообразительность в критических случаях, в то время как «предприимчивый тип» может показать полную слабость перед лицом ответственности и т.д.
Разнообразие психологических типов людей (сама мысль этого разнообразия) не есть чем-то обидным, говорящим о недостатках одних и преимущества вторых. У всех в равной мере имеется да и то, и второе. Значение неприятности типологии сейчас пребывает в том, чтобы выяснить, что у другого смогут быть такие же серьёзные неприятности, как и у меня, либо, напротив, собственные, и не меньше серьёзные, чем у меня, неприятности, каковые он обязан и будет решать независимо от того, нравится мне это либо нет, допускаю я это либо нет.
Особенно остро неприятность социально-психотерапевтических различий поднимается при определении активности личности (ее форм, способов реализации) 12. Социальное поощрение, стимулирование людей социально активных, предприимчивых, деятельных будут повседневной практикой судьбы общества.