нравственность и Мораль с позиций философии
Морально-нравственные нормы, существуя в виде обычаев либо религиозных установлений, помогают для регулирования сотрудничеств между людьми. На эмпирическом уровне существование морали не приводит к, кроме этого как и тот факт, что в разных сообществах людей и в различное время морально-нравственные нормы смогут значительно отличатся друг от друга. Задача философии – в этом случае этики – пребывает в объяснении феномена морали, правильнее в ответе на вопросы о том, цели и каковы причины ее существования, какова ее сущность?[215]
Философская этика[216], другими словами этика, которая пытается отыскать обоснование морали и выработать критерии должного и честного, добра и зла, начинает формироваться в философии Сократа.
Нужно подметить, что на этические учения того либо иного философа воздействуют представления о человеке, каковые существуют в тот либо другой исторический период. Вопрос о том, что такое «этическое», породил множество вариантов ответа, и он сейчас остается открытым. Не обращая внимания на то, что такие морально-нравственные феномены, как «добро», «зло», «счастье», «должное», «добродетель», «благо» и т.д. не поддаются однозначному определению, однако, вероятна классификация видов этических учений с позиций того, как они растолковывают феномен морали. Все этико-философские учения возможно поделить на два вида: на 1) независимую и 2) гетерономную этики.
В рамках независимой этики морально-нравственные нормы трактуются как объективная и существующая до и независимо от человека данность – «моральная действительность», которая существует в виде общих моральных законов, интуитивно переживаемых ценностей и норм, которую человек может осознать и понять и которой он обязан направляться, совершая те либо иные поступки.
С позиций гетерономной этики, мораль – это только эпифеномен, что зависит от разнообразные определяющих его обстоятельств и что есть проявлением их действия. В качестве этих обстоятельств, например, смогут выступать личная заинтересованность, рвение к пользе и к счастью, природа человека и т.д. Хорошими видами гетерономной этики являются эвдемонизм, прагматизм и утилитаризм. Теории, основанные на натуралистическом и эволюционном подходе к обоснованию морали, кроме этого относятся к гетерономной этике.
Обозначенные типы этики не нужно полностью противопоставлять друг к другу, они скорее должны быть осознаны как различные и взаимодополнительные типы дискурса об одном и том же предмете.
Независимая этика
Независимая этика исходит из независимости нравственности от людской природы. Мораль нельзя объяснить интересами и человеческими склонностями, она независима, априорна и самоочевидна.
Понятие «независимой этики» внес предложение И. Кант в противовес гетерономной этике, т.е. таковой, которая утверждает зависимость этических норм от вторых факторов. Первым делом от природы человека и соответствующих социальных условий. Но, база для развития независимой этики была заложена ещё в античном мире. В частности, этическое учение Платона направляться отнести к независимой этике.
Представление о морали в философии Платона согласуется с его главной концепцией, которую принято именовать «теорией идей». Главной предпосылкой философии Платона есть подразделение действительности на мир и мир идей чувственно-принимаемых вещей. В данной дихотомии мир идей главенствует. Он вечен и содержит прообразы всех вещей. Мир идей иерархичен и на самом верху данной иерархии находится мысль блага. Мысль блага не только есть базой для существования конкретного человеческого блага, но и выступает конечной целью и источником любой деятельности и любого существования по большому счету. По сути, благо есть неким абсолютом, первоначалом, что разрешает сказать о онтологии и тождестве этики у Платона.
Согласно точки зрения Платона, мир идей есть умопостигаемым, исходя из этого разум человека может иметь представление об идеях, среди них и об идее блага. Познание, являющееся припоминанием души мира идей, в котором она пребывала до соединения с телом, делает человека добродетельным, поскольку это обращает его к настоящему бытию, к знанию добродетели.
Личная этика Платона неразрывно связана с публичной, национальной этикой. С позиций Платона, устройство страны должно соответствовать устройству психики человека. В частности, деление на сословия, которое образуют базу страны, должно осуществляться исходя из свойств человека, в базе которых лежит развитие той либо другой части души. Душа по Платону делится на три части: разумную, яростную и желающую. Существуют три сословия, каждому из которых свойственна собственная добродетель: правители (добродетель – мудрость), солдаты (добродетель – мужество), земледельцы и ремесленники (добродетель – умеренность). Четвертая добродетель – справедливость есть залогом существования самого страны, поскольку предписывает каждому человеку заниматься той деятельностью, которая определяется закреплённым за ним местом и безоговорочно подчиняться стране. Как в этике всё должно согласовываться с идеей блага, так и в политике все личные рвения должны быть согласованы с неспециализированным благом для страны. В собственном этическом учении Платон утвердил первичность моральных норм по отношению к вторым мотивам поведения человека. Долг человека пребывает в самосовершенствовании, которое предполагает подчинение телесных потребностей духовным и подчинение личных заинтересованностей публичным.
Для Канта главным мотивом людской поведения как морально значимого есть рвение направляться долгу. Для того чтобы выяснить, что такое долг в смысле Канта, нужно предварительно выделить субъективный и объективный моменты.
Во-первых, долг – это в любой момент внутреннее убеждение человека в том, что он обязан поступать так, а не в противном случае. Вступая в конкретное сотрудничество с другими людьми, человек не должен основываться на каких бы то ни было ожиданиях с их стороны, не должен пробовать сделать что-то, что, быть может, они вычисляют для себя нужным и полезным. Первым делом, он должен быть основан собственном субъективно удостоверенном убеждении, что надлежит поступать конкретно так, а не в противном случае. В соответствии с Канту, в сознании каждого человека существуют априорные нормы как непременно значимые для него ценности. В случае, если, взаимодействуя с другими людьми, человек желает, дабы его поведение было морально значимым, он обязан в собственном конкретно-фактическом поведении руководствоваться конкретно этими априорными нормами. Принципиально важно не то, что почему-либо желают и ожидают от тебя другие люди, и не то, что ты сам почему-либо желаешь на данный момент, будучи настроенным так или иначе сейчас, в противном случае как твое конкретное поведение есть практическим воплощением и, следовательно, применением тех норм, каковые уже до этого существовали в сознании в качестве определенных убеждений, что надлежит поступать конкретно так. Доказательством существования аналогичных норм, согласно точки зрения Канта, есть чувство стыда, которое человек испытывает всегда, в то время, когда он действует вопреки этим нормам.
Исходя из сообщённого, может появиться представление, что нормы, будучи личностными убеждениями, полностью субъективны и исходя из этого у каждого «собственные нормы». Но это не верно. Априорные нормы Канта не субъективны, а транссубъективны. Иначе говоря будучи личностными убеждениями, эти убеждения однообразны у различных людей. Это и имеется второй, как бы объективный момент в теории долга Канта.
Объективный момент в теории долга Канта возможно раскрыт на базе интерпретации «окончательного императива» его этики, что есть правилом этически значимого поведения. Окончательный императив Канта звучит следующим образом: «поступай лишь в соответствии с таковой максиме, руководствуясь которой ты одновременно с этим можешь захотеть, дабы она стала общим законом»[217]. Иначе говоря все должны, с одной стороны, функционировать на базе личных убеждений, но, с другой, – хотеть, дабы эти их индивидуальные убеждения были бы и убеждениями вторых в качестве общего закона. Некое множество таких убеждений, по поводу которых согласны все, и имеется априорные нормы в рамках сознания отдельного человека.
Необходимо заметить, что Канта конкретно не интересует вопрос о содержании конкретно-исторических норм морали. Но, он затрагивает и эту тему, в то время, когда во второй формулировке окончательного императива говорит следующее: «поступай так, дабы ты постоянно относился к человечеству и в собственном лице, и в лице всякого другого кроме этого как к цели и ни при каких обстоятельствах не относился бы к нему лишь как к средству»[218].
Самым главным в этической теории Канта есть то, что тут мораль связывается с наличием у человека внутренних убеждений и готовностью функционировать в соответствии с конкретно им, а не так, как ему на данный момент хочется либо как выгодно сейчас ему и вторым.
Германский философ Николай Гартман (1882 – 1950) развил этическую теорию Канта, постаравшись наполнить ее более конкретным содержанием. С позиций Гартмана, базу этики образовывает познание норм, ценностей и заповедей. Наряду с этим нужно представить этику как единое целое, другими словами независимо от действующей в конкретном обществе морали, которая постоянно является следствием исторических, социальных и экономических условий. Конкретно-историческая множественность форм и видов морали не противоречит единству этики, в силу того, что каждая действующая мораль, согласно точки зрения Гартмана, пытается стать чистой этикой, и существует как действующая , пока она верит в то, что представляет собой чистую этику. Следовательно, в любой морали содержится момент чистой этики. Задача любого философа, что занимается проблемами этики, прояснить идею чистой этики, её необходимость и целостность.
Кант, предлагая окончательный императив в качестве общего морального принципа, кроме этого стремился к тому, дабы придать этике общий темперамент. Но предлагая в качестве универсальной этики этику чистого долга, Кант не учитывал полноту судьбы, которая даёт о себе знать любой раз, в то время, когда внутренне принимается ответ «за» либо «против». Гартман сохраняет нормативность свойственную этике Канта, но осмысляет её по-новому. Он говорит, что «нормативна первым делом не сама этика, нормативными являются принцип, либо царство правил, каковые она призвана открыть, иными словами, нормативен её предмет»[219]. Значение этики содержится не в том, что она предлагает правила, руководствуясь которыми человек сможет вести добродетельную судьбу, а в том, что она открывает те нравственные правила, каковые уже находятся в человеке.
Согласно точки зрения Гартмана, мораль совершенна, объективна, и в также время причастна человеку, что есть её носителем. Априорность моральных правил содержится в том, что они существуют в людской существе до познания, а позже, в следствии ответа задач, которые связаны с определённой жизненной обстановкой, выявляют себя, предъявляются и предстают перед сознанием. Априорными являются кроме этого ценности, каковые составляют базу морали. Сокровища владеют настоящим существованием, они не поддаются чувственному восприятию, но их возможно «узреть духовно». Ценности – это сущности, каковые не происходят ни из вещей, ни из субъекта. Доказательством реальности и независимости сокровищ может служить их необратимость. «Имеется блага, каковые в полной мере возможно утратить, в случае, если их имеешь, но нельзя достичь, в случае, если их не имеешь либо утратил»[220]. Также, до собственной реализации сокровище уже обязана существовать в базе личного этоса человека как возможность. Исходя из этого, например, «черствый и равнодушный человек никоим образом не имеет возможности стать участливым и отзывчивым, пассивный – энергичным, тиран – честным, лишённый преимущества холоп – добропорядочным рыцарем»[221].
Имеется ценности, каковые дарованы человеку от природы, и каковые он может утратить окончательно. К таким сокровищам Гартман относит невинность и чистоту. «Невинность и чистоту возможно утратить, но нельзя обрести снова, если они в один раз утрачены»[222]. Гартман думает, что кроме того в случае, если весьма желать, эти ценности, если они уже потеряны, нельзя вернуть уже ни при каких обстоятельствах. Их возможно пробовать только сохранить, ни при каких обстоятельствах не теряя наряду с этим. Попытка сохранить ценности, каковые при утраты невосполнимы, связана со свободой человека. Нравственная свобода человека содержится в его ответственности за выбор сокровищ в качестве основания для собственных действий. Наряду с этим любой раз перед личностью появляется задача выполнять либо не выполнять требования нравственного принципа[223].
Так, этика Гартмана основывается на признании объективного существования особенного совершенного мира ценностных моральных принципов и норм. Нравственные сокровища воплощаются в действительности тогда, в то время, когда становятся основой и целями людских действий. Человек есть посредником между миром ценностей и реальным миром в силу собственной принадлежности к причастности и первому миру ко второму. Это проявляется в свойственной ему способности к свободному и независимому целеполаганию. Идеально должное, составляющее базу мира сокровищ, способно оказывать влияние на настоящее бытие лишь при содействии субъекта, что это идеально должное может реально актуализировать.
Гетерономная этика
Эвдемонизм
Эвдемонизм – это этическое направление, разглядывающее счастье, счастье, наслаждение либо пользу (одного либо всех) как мотив и цель всех стремлений. Эвдемонизм появляется в древнегреческой философии и, принимая разные формы в различные исторические периоды, делается одним из основных этических направлений. В каком бы веке не жили люди, в каком бы стране, их постоянно будут тревожить вопросы счастья и смысла жизни.
Формированию эвдемонизма в античном мире содействует философская деятельность софистов (Протагор, Антифонт, Продик и др.) в пятом веке до н.э. Конкретно софисты указали на своеобразие природы человека. Одна из изюминок людской существа содержится в том, что огромную роль в его жизни играется воспитание. Эта особенность имеется следствие различия между культурой и природой. В случае, если законы природы объективен , то установления культуры у различных народов разны и имеют произвольный темперамент. Не обращая внимания на субъективность и произвольность разных культур, имеется некая неспециализированная черта, которая и определяет суть культуры, то есть нравственность, в рамках которой вырабатываются моральные нормы. С позиций софистов, человек – это социальное существо, исходя из этого добродетельным есть тот человек, что может жить в обществе, взаимодействуя с людьми в соответствии с нравственным законам, принятым в данном обществе. Для софистов имеет значение только практический нюанс этики: значимы только те установления, способные привести к пользе. Потому, что теоретическая сторона этики не имела для софистов никакого значения, они не стремились к чёткой формулировке того, что такое добродетель. Последующее развитие эвдемонизма было связано с попыткой отыскать однозначные определения этических категорий и продемонстрировать неизменность морали.
В частности, Сократ стремился сформулировать неспециализированные понятия для нравственных добродетелей, пробуя выяснить какая жизнь есть хорошей, и какие конкретно убеждения нужно считать наилучшими. Сократ сказал: «Благо – что-то иное, нежели наслаждение, и зло – что-то иное нежели страдание»[224]. Природа человека определяется рвением к наслаждениям и их сложным комбинациям. Но вопрос о том, что есть наслаждением для всех людей достаточно сложный. Любой человек ответит на него по-своему. Также, наслаждения тяжело подчас отделить от страдания, к примеру, обильная и вкусная еда может привести к ожирению, которое есть обстоятельством многих заболеваний, радость опьянения сменяется печалью похмелья. Значит нужно выработать критерий, разрешающий сделать верный выбор, что в итоге и приведет к благу.
С позиций Сократа, добродетельно поступает тот, кто знает, что такое добродетель. Аристотель поэтому заявил, что «он (Сократ) прировнял добродетели к знаниям»[225].
Добро и благо в любой момент намеренны, потому что, в случае, если человек знает, что такое добро, но его поступки расходятся с этим знанием, значит, знания его не настоящие. Примечательно, что в отличие от софистов, Сократ отрицал возможность научить добродетели. Да, добродетель – это знание, но это знание как нескончаемый поиск нравственного совершенства, поиск гармонии между внутренним самим поступком и обоснованием поступка. Исходя из этого добродетельных людей не существует, поскольку тот, кто признает себя добродетельным, тем самым признает себя идеальным, а это нереально. Сократ противопоставил личный поиск добродетели при помощи знания, общепринятым понятиям о нравственности. Для него ответственным есть личное стремление и личная ответственность к совершенству. Публичные представления о морали не имеют ничего общего с подлинным знанием о благе, поскольку имеют вид стереотипов, которым люди бессмысленно следуют. В случае, если же человек осознаёт, как и сам Сократ, что он не знает что такое добродетель, но от этого зависит добродетельность его жизни, он будет стремиться к знанию добродетели, вспоминая над каждым поступком, что совершает.
Предстоящее развитие эвдемонизма связано с рассмотрением неприятности взаимообусловленности морали и личной морали публичной, что, например, отыскало собственное выражение в этике Аристотеля.
Как было ранее отмечено, конкретно Аристотель образовал слово «этика», которое начало обозначать определённую область знания, связанную с вопросами морали. Древнегреческое слово «????» первоначально означало привычное место обитания, а потом нрав, обычай, темперамент, образ мыслей. У Аристотеля этические добродетели связаны с характером человека, его этосом. Добродетели у Аристотеля носят темперамент привычки, они не даны человеку изначально, а являются купленными при жизни, в ходе воспитания. Этика у Аристотеля носит только практический темперамент, её цель не познание, а поступки. В рамках этики формируется знание о том, что такое добродетель, и самое основное, вырабатываются нормы, помогающие её достигнуть. Для Аристотеля высшим благом есть счастье. Наряду с этим благо одновременно и цель любой деятельности, а вдруг брать всю сложную иерархическую совокупность, в которой одинаковая цель в различных обстановках возможно как целью, так и средством, то высшее благо есть целью целей, другими словами той конечной целью, которая ни в каком случае не может быть средством. В итоге и получается, что высшее благо – счастье, потому что оно не имеет возможности выступать в качестве средства с целью достижения чего-либо, но само есть средоточием всех устремлений человека.
Добродетель в этике Аристотеля также имеет практический темперамент. «В самом неспециализированном смысле добродетель – это наилучшее состояние»[226]. Источником добродетели есть душа, которая имеет разумную и внеразумную части. «В владеющей разумом заключены разумность, проницательность, мудрость, свойство к научению, память и тому подобное; во внеразумной – то, что зовётся добродетелями: благоразумие, справедливость, другие черты и мужество нрава, вызывающие одобрение»[227]. Внеразумная часть души, равно как и добродетели с нею связанные, приводят к одобрению лишь тогда, в то время, когда согласуются с разумной частью души. Добродетель имеется некая середина между двумя крайностями. Так мужество имеется середина между трусостью (недочётом мужества) и безрассудством (избытком мужества), щедрость имеется середина между скупостью (недочётом щедрости) и расточительностью (избытком щедрости). Аристотель, в отличие от Сократа думает, что добродетели возможно обучиться. Добродетель достигается путём деятельности. Исходя из этого мужественным есть тот человек, что поступает мужественно, в силу выработанной умелым путём привычки верно выбирать между двумя крайностями. Лишь поступки, лишь целенаправленные действия ведут нас к добродетели.
Единство публичной и личной морали в этике Аристотеля находит собственное выражение в единстве политики и этики. Аристотель говорит: «этическое, по-видимому, – составная часть политики. В действительности, совсем нереально функционировать в публичной судьбе, не будучи человеком определённых этических качеств, то есть человеком хорошим. Заслуживать человеком – значит владеть добродетелями»[228]. В базе политики и единения этики находится справедливость. Справедливость в политике касается законов, неспециализированных норм, справедливость в этике – добродетель в целом, поскольку касается отношения человека к вторым людям. Справедливость снабжает единение граждан в их рвении к добродетельной судьбе и тем самым превращает их объединение в дружеское сообщество.
В этике Аристотеля эвдемонизм купил по-настоящему практический, целесообразный темперамент и на его базе была сделана попытка объединить публичную и личностную мораль.
На примере рассмотренных концепций видно, что эвдемонизм неоднозначен по собственной сути. Особенно это отлично заметно, в случае, если сравнивать этические учения разных направлений, каковые сформировались на земле философии Сократа и в эру эллинизма. Последователями эвдемонизма Сократа являются киренаики и киники. В эллинистический период вопросами успехи счастья интересовались стоики и эпикурейцы.
Эвдемонизм, как этическое учение о счастье (одного либо всех) как цели всех стремлений, может иметь как хороший, так и отрицательный темперамент. Отрицательный эвдемонизм ставит целью отсутствие страдания. Хороший эвдемонизм думает конечной целью наслаждение во всех его формах. К хорошему эвдемонизму относятся этические учения Аристотеля и Сократа, и этика киренаиков и эпикурейцев. Отрицательный эвдемонизм образовывает базу этики киников.
Хороший эвдемонизм объединяет киренаиков и эпикурейцев в их рвении к наслаждению. Но средства и само понимание удовольствия его успехи у представителей этих двух школ различаются. Основателем киренейской школы есть Аристипп (ок. 435 – ок. 355 до н. э.). Для киренаиков имеют значения лишь чувственные наслаждения, так когда они смогут обеспечивать интенсивность приятных переживаний. Помимо этого, тождественное благу наслаждение имеет громадную сокровище, если оно привязано к настоящему. Конкретно благодаря приверженности чувственным удовольствиям учение киренаиков стало называться гедонизм (др. греч. ?????, лат. hedone – «удовольствие», «наслаждение»). В полной мере конечно, что гедонизм предполагает рвение к личному счастью и не претендует на всеобщность, потому что не каждому наслаждения судьбы даются легко, и не каждый готов мириться с последствиями чувственных наслаждений.
Конкретно негативные последствия чувственных наслаждений являются определяющей обстоятельством, по которой необходимо, если не абсолютно отказаться, то хотя бы ограничивать рвение к чувственным удовольствиям. Этот принцип есть главным в концепции Эпикура (341/342 – 271/270 до н. э.), наровне с принципом успехи атараксии, другими словами невозмутимости. Состояние атараксии – это итог освобождения от беспокойства и боли. Обеспечивать устойчивость данного состояния смогут лишь духовные наслаждения, такие, к примеру, как дружба, занятие мастерством, чтение. В этике Эпикура утверждается индивидуализм, сосредоточенность на своём внутреннем его совершенствовании и мире, в котором ключевую роль играется разум.
Отрицательный эвдемонизм находит собственное воплощение в концепции киников. Киники в лице главных представителей Антисфена (ок. 455 – ок. 360 до н. э.) и Диогена из Синопа (ум. ок. 330 – 320 до н.э.) проповедовали минимизацию потребностей с целью спасения от страдания. естественность и Самоограничение судьбы приводят человека к независимости от кого-либо и от чего-либо. неприхотливость и Эта независимость, автаркия, либо самодостаточность – малейший путь к добродетели, которая тождественна счастью.
Неспециализированным для киников, эпикурейцев и киренаиков есть рвение воздержаться от политической, да, но, и от любой публичной деятельности, и тем самым сохранить индивидуальность и свою независимость.
прагматизм и Утилитаризм
Представители прагматизма и утилитаризма не задаются вопросом о сущности морали, их интересует, как функционирует мораль и как её возможно регулировать. Мораль не есть чем-то раз и окончательно данным, она изменяется вместе с трансформацией социальных условий и заинтересованностями человека. Как направление утилитаризм сформировался в десятнадцатом веке.
Утилитаризм (от лат. utilitas – польза, польза) – это направление в этике, в соответствии с которому критерием нравственности есть польза. Основатель утилитаризма Джереми (Иеремия) Бентам (1748 – 1832) полагал, что базу людской природы образовывает рвение к наслаждению и к отсутствию страдания. С позиций Бентама, не существует важных расхождений между политикой и моралью, и между добродетелью и пользой, поскольку последствия любых действий поддаются правильному учету. страдание и Удовольствие – это измеримые размеры и в любой момент возможно вычислить нужную пропорцию между ними, а на основании этого решить, стоит либо нет предпринимать то либо иное воздействие. Узнать есть ли нравственным либо нужным поступок человека либо распоряжение правительства возможно путём тщательного изучения степени их содействия увеличению качества и количества наслаждения всех людей. В собственной жизни человек, в большинстве случаев, руководствуется личными заинтересованностями, и пытается к личной пользе, исходя из этого в итоге общее благо складывается из суммы частных благ. Кажущееся несоответствие между личным и публичным интересом возможно устранено по окончании точного расчета нужной меры между ними. Добродетель – это не что иное, как большая польза для всего общества. Из этого и принцип полезности в публичной судьбе, что отыскал собственное выражение в известной максиме утилитаризма «солиднейшее счастье наибольшего числа людей»[229].
Джон Стюарт Милль (1806 – 1873) в собственном произведении «Утилитаризм» попытался продемонстрировать, что базу утилитаризма образовывает не эгоизм, а, напротив, преодоление эгоизма. Согласно его точке зрения, целью любого поступка есть рвение к неспециализированному благу. Мораль предполагает «такие правила для управления человеку в его поступках, через соблюдение которых доставляется человечеству существование самоё свободное от страданий и наивозможно богатое удовольствиями»[230]. Но путь к неспециализированной пользе лежит через обеспечение частного блага. Милль за Бентамом говорит об неспециализированном благе, как о совокупности частных благ. В полной мере логично, что одна из основных категорий этики – добродетель выступает в концепции Милля как средство с целью достижения счастья, тогда как добродетель, в качестве цели, не имеет для человека никакого значения. «Человек не имеет ни мельчайшего побуждения, ни мельчайшего жажды быть добродетельным: добродетель возбуждает его желание лишь по причине того, что образовывает средство взять удовольствие и, в особенности, устранить страдание»[231]. Не обращая внимания на эгоистические мотивы людских поступков, Милль допускает существование необычных альтруистических стремлений. Бескорыстие допустимо по причине того, что вторичные правила поведения – такие как «противодействуй несчастью», «выполняй интересы ближних», «не вреди», – которыми человек руководствуется в конкретной обстановке, смогут быть удачны ему, поскольку, ограничивая персональный эгоизм, они, тем самым, подразумевают первичный принцип пользы, цель которого солиднейшая сумма неспециализированного счастья.
В базе утилитаризма лежит попытка растолковать действия людей и выработать критерий оценки последствий людских поступков, и так, прийти к действенной совокупности контроля сотрудничеств между людьми. С этим согласуется учение о справедливости Милля. Понятие справедливости связано с понятием права. Учитывать права вторых людей нужно при совершении того либо иного действия. Наряду с этим справедливость требует: будь благодарен, другими словами отвечай добром на добро; будь беспристрастен, другими словами отвечай как на добро, так и на зло, не взирая на лица; всем воздавай по заслугам.
В десятнадцатом веке в Америке деятельно развивался прагматизм (от др. греч. ??????, – «дело, воздействие») – философское направление, в базе которого лежит представление о практике как критерии истины. Прагматизм идейно связан с утилитаризмом, поскольку придаёт значение опыту и отрицает наличие общезначимых, свободных от чего-либо моральных правил. Отличие прагматизма от утилитаризма содержится в том, что представители прагматизма отходят от эвдемонистического понимания этики. Основатель прагматизма Чарльз Пирс (1839 – 1914) внес предложение методологический принцип изучения, в соответствии с которому, изучая тот либо другой предмет, наблюдатель обязан узнать какие конкретно ощущения данный предмет у него вызывает и какую практическую пользу возможно извлечь из этого. Для приверженца прагматизма серьёзны не первопринципы, а практические выводы, каковые разрешают человеку действенно организовывать деятельность и свою жизнь.
Последователь Пирса У. Джемс деятельно использовал методологический принцип прагматизма в этике. Рассуждая, как и утилитаристы, Джемс высказал предположение, что в базе морали лежит неприятность удовлетворения потребностей в совокупности взаимоотношений между людьми. Наряду с этим он отошел от принципа эвдемонизма, как основополагающего принципа морали, поскольку сказал о наличии нравственных совершенств, каковые не имеют отношения к категориям «приятное» и «нужное». С позиций Джемса, сокровища формируются в сознании человека. Сознание обусловлено практикой, деятельностью, так, сокровища находятся в яркой зависимости от предпочтений человека. Отрицая независимость существования сокровищ, Джемс подчёркивал, что в любой момент имеется «ощущающий человек», что переживает добро либо зло, и что способен выяснить отличие между ними, исходя из собственного опыта. Представления об объективной морали появляются лишь тогда, в то время, когда идёт дискуссия о зле и добре, и любой в этом споре пытается продемонстрировать, что он ближе к объективному моральному порядку, что якобы существует. Но сама возможность дискуссии о зле и добре показывает на субъективное познание морали.
Джемс указал на связь удовлетворения между взаимодействия и потребностей между людьми. Желание, потребность в чём-либо выступает в качестве требования, которое со своей стороны порождает ответ либо обязанность со стороны другого человека либо людей. Конечно, это справедливо для каждой из сторон в рамках тех либо иных взаимоотношений. Следствием этого есть происхождение между людьми определенной связи, которая не меньше крепка, чем та, которая словно бы бы основана на незыблемых моральных правилах. Иначе говоря мораль – это производное от взаимоотношений, в противном случае, что существует изначально в качестве предустановленного принципа координирования. Исходя из этого универсальный принцип морали по Джемсу звучит следующим образом: «постоянное удовлетворение допустимо большего числа требований»[232].
В этических представлениях ещё одного последователя Пирса Джона Дьюи (1859 – 1952) возможно проследить окончательное утверждение субъективизма в отношении морали. Дьюи отверг существование неспециализированных правил морали, которыми руководствуется человек в собственной деятельности. Он говорит, что мораль формируется лишь тогда, в то время, когда появляется потребность дать добро конкретную обстановку. Любая моральная обстановка, в которую попадает тот либо другой человек неповторима и исходя из этого поступок, что в итоге он совершит, результат тщательного изучения всех качеств данной обстановке. Верным есть тот поступок, что ведет к громаднейшему благу для других людей и для того, кто совершает поступок. Добро – это соответствие средств и цели для её успехи.
Отрицая наличие неспециализированных моральных представлений, Дьюи, однако, сказал о наличии в обществе некоторых обобщённых представлений о ценностях и целях. Но эти обобщенные представления, согласно его точке зрения, не являются полным и гарантированным инструментом для разрешения моральной обстановке. Они в любой момент заново создаются и проходят диагностику на применимость в каждом конкретном случае.
Приверженцы прагматизма кроме этого как утилитаристы ориентированы на применение на практике этики. Конкретно исходя из этого главные категории этики для них не являются чем-то предзаданным и объективным. категории и Нравственные ценности формируются и изменяются всю жизнь человека за изменяющимися накоплением и предпочтениями жизненного опыта. Этика утилитаризма и прагматизма пытается распознать неспециализированный принцип поступков громаднейшего количества людей. Обнаружение этого неспециализированного принципа, в соответствии с которому любой пытается к удовлетворению потребностей и руководствуется личной пользой, оказывает помощь организовывать сотрудничество между людьми, согласуя их условия и ожидаемые результаты.