Информационный синтез
Обрисованная ранее концепция «яркого пятна» исходит из того, что сознание определяется некоторым уровнем возбудимости мозговых структур. Но возможно высказать предположение, что этого слишком мало и в конечном итоге происхождение психологического связано с некоторым принципом в организации процессов мозга, предполагающим их определенное усложнение если сравнивать с более несложными функциями мозга.
Одна из догадок, завлекающих сейчас внимание исследователей, — представление о возврате возбуждения в места первичных проекций и появляющемся на данной базе синтезе и сопоставлении имевшейся ранее и снова поступившей информации. Так, схема рефлекса дополняется тут звеном обратной связи, что превращает дугу в кольцо. В первый раз мысль об информационном синтезе как мозговой базе происхождения субъективных переживаний была выдвинута в 1976г. [Иваницкий, 1976; Иваницкий и др., 1984] на базе изучений физиологических механизмов ощущений.
Мозговая база ощущений
Психологам с 1920-х гг. как мы знаем, что чувство появляется достаточно поздно — по окончании 100 мс от момента предъявления стимула (т. е. существенно позднее прихода сенсорных импульсов в кору). В настоящей работе была поставлена задача осознать, что происходит за это какой стадии и время мозговых процессов соответствует происхождение субъективного образа. В изучении при предъявлении одних и тех же стимулов записывали объективные показатели мозговой деятельности в виде вызванных потенциалов и определяли количественные показатели восприятия. Для получения последних употреблялись способы теории обнаружения сигнала [Swets et al., 1961], которая обрисовывает процесс восприятия посредством двух свободных переменных: показателя сенсорной чувствительности d’ и критерия ответа, определяемого мотивационными факторами. Главные выводы выстроены на вычислении корреляций между показателями психологии и физиологии, то есть амплитудой волн позванного потенциала и психофизическими индексами. Изучения совершены на соматосенсорном [Иваницкий, Стрелец, 1976] и на зрительном [Иваницкий, Матвеева, 1976] анализаторах, причем полученные на обеих модальностях результаты были принципиально сходными.
Было обнаружено, что амплитуда ранних волн позванного потенциала (ВП) обнаруживала статистически точную-корреляцию с показателем d’, а поздних волн — с критерием ответа. Промежуточные волны с латентностью 140 мс для соматосенсорного и 180 мс для зрительного анализатора коррелировали с обоими перцептивными индексами, причем такая двойная корреляция обнаруживалась лишь для волн проекционной коры. Амплитуда этих волн определялась, так, как сенсорными особенностями стимула, так и его значимостью. На основании имеющихся информации о генезе отдельных волн позванного потенциала был обрисован механизм, снабжающий указанную двойную корреляцию.
В базе этого механизма лежало кольцевое перемещение нервных импульсов с «центральной станцией» в проекционной коре. Сперва возбуждение поступало от проекционной к ассоциативной коре. Для зрительных стимулов это были отделы височной коры, играющейся ключевую роль в опознании стимулов, а для кожных раздражений — вторичные и третичные территории соматосенсорной коры. После этого нервные импульсы приходили к структурам лимбико-гиппокампального комплекса и подкорковым центрам мотиваций и эмоций. До данной стадии поступательное перемещение возбуждения от рецептивных территорий к аккуратным центрам абсолютно укладывалось в схему рефлекса. Но процесс на этом не заканчивался: он включал еще возврат возбуждения в кору, включая и ее проекционные отделы (по совокупности диффузных проекций). Благодаря возврату возбуждения нервные импульсы, приходящие из мотивационных центров, накладывались в нейронах проекционной коры на следы сенсорного возбуждения. На этом этапе либо пара раньше в процесс включалась и лобная кора, что проявлялось в синхронизации рисунка ВП в промежутке от 100 до 200 мс по окончании стимула [Иваницкий, Стрелец, 1979]. Было высказано предположение, что указанные промежуточные компоненты ВП отражали синтез на корковых нейронах двух видов информации: наличной информации о физических чертях стимула и извлекаемых из памяти сведений о его значимости.
Самое занимательное, но, было в том, что пиковая латентность этих волн ВП совершенно верно совпала со временем появления ощущения, измеренным ранее в психотерапевтических опытах [Froelich, 1929; Pieron, 1961; Бойко, 1964]. Следовательно, возможно было высказать предположение, что синтез двух видов информации — наличной и извлекаемой из памяти — и образовывает тот главный механизм, что лежит в базе ощущения как феномена уже не физиологического, а психологического уровня (рис. 11.1).
Рис. 11.1. Схема кольцевого перемещения возбуждения при происхождении зрительных ощущений. Ведущее звено в этом ходе — синтез информации о физических и сигнальных особенностях стимула на нейронах проекционной коры
Иначе говоря был сделан ход к преодолению барьера между двумя уровнями организации мозговых процессов, один из которых не сопровождается, а второй сопровождается субъективными переживаниями. В соответствии с предложенной концепции, последовательное поступление информации от рецепторов ведет к повторному перемещению возбуждения по указанному кольцу, снабжая постоянное сопоставление сигналов, приходящих из внешней и внутренней среды, что и образовывает психологический мониторинг происходящих трансформаций. Данный процесс осуществляется с периодом квантования примерно в 100-180 мс (обратим внимание, что это время сопоставимо с указанным в теории прожектора), составляющим минимальную продолжительность ощущений [Гольдбурт, Макаров, 1971; Blumenthal, 1977]. Позднее сходное кольцо возбуждения было обрисовано М. Мишкиным [Mishkin, 1993] у мартышек при анализе стимульной информации и образовании памятного следа.
Мысль о повторном входе возбуждения в нервные структуры как базовом механизме происхождения субъективного опыта была высказана сейчас (независимо от нас) рядом авторов. Самый полно она была развита в трудах нобелевского лауреата (за изучение антител) Дж. Эделмена [Эделмен, 1981; Edelman, 1989], теория сознания которого приобрела достаточно известность. Согласно точки зрения этого автора, в базе происхождения субъективных феноменов лежит механизм повторного входа возбуждения в те же нейронные группы по окончании дополнительной обработки информации в других группах либо поступления сигналов из окружающей среды, причем обратные связи смогут соединять как анатомически родные, так и удаленные структуры. Данный повторный вход (reentering) позволяет сравнивать имевшиеся ранее сведения с трансформациями, случившимися в течение одного цикла.
Помимо этого, сходная концепция сознания разрабатывается у нас В. Сергиным [1994], что думает, что этот механизм лежит в базе феномена «внутреннего видения», составляющего сущность сознания. Сходные догадки о возврате возбуждения в первичную кору как механизме происхождения зрительных и соматосенсорных ощущений были выдвинуты и другими авторами [Caviller, Kulics, 1991; Stoerig, Brandt, 1993; Desmedt, Tomberg, 1995].
Достаточно отлично проработанная с концептуальной и нейрофизиологической точки зрения концепция сознания была выдвинута Дж. Греем [Gray, 1995]. В соответствии с данной концепцией, содержание сознания определяется активностью субикулярного (отдел гиппокампа) компаратора вместе с обратной связью от данного компаратора к тем комплектам нейронов в перцептивной совокупности, каковые снабжают вход данного компаратора с учетом результатов текущего процесса сравнения. Мысль о ответственной роли лимбических структур в генезе психики согласуется и с данными о том, что эти структуры тесно связаны с эксплицитной памятью, вспоминанием и узнаванием [Mishkin et al., 1991]. Одновременно с этим вряд ли гиппокампу может принадлежать ключевая роль в высших функциях мозга. Конкретно исходя из этого представления о синтезе информации в коре как ведущем звене в механизмах психики, с отечественной точки зрения, более предпочтительны, тем более что они отлично согласуются и с данными вторых авторов, ранееприведенными.
Для оценки предложенных концепций ответственное значение может иметь соотнесение временной шкалы мозговых процессов со временем субъективно переживаемых событий. По Дж. Эделмену [Edelman, 1989], время одного цикла прохождения возбуждения образовывает 100^150 мс. В случае, если прибавить к этому время, нужное для прихода сенсорных импульсов в кору, то в сумме получается время, достаточно близкое к тому, которое было обнаружено в отечественных опытах, Дж. Грей [Gray, 1995] думает, что в квантовании процессов сознания ведущую роль играются процессы, которые связаны с тета-ритмом, что дает следующее время: 1000/6 = 166 мс. О значении частот тета-ритма в данном нюансе в свое время писал и П. В. Симонов [1979].
В цитированной ранее работе Дж. Десмедта и К. Томберг [Desmedt, Tomberg, 1995] процесс синхронизации на частоте 40 Гц развивался в течение 100 мс по окончании появления потенциала в первичной коре и до начала волны Р300. Попутно напомним, что синхронизации потенциалов на частоте 40 Гц рядом автором придается громадное значение в механизмах образования и сознания зрительных образов [Kulli, Koch, 1991; Engelet al., 1991].
M. Познер и М. Ротбарт [Posner, Rothbart, 1994] продемонстрировали, что при опознании стимулов за первичной активацией задних отделов коры происходит вовлечение в функцию фронтальной коры с реактивацией и последующим возвратом возбуждения задней коры через 150 мс по окончании ее начального возбуждения.
В изучениях Б. Либета и др. [Libet et al., 1967] с регистрацией вызванных потенциалов на электрокожные стимулы с поверхности коры на протяжении нейрохирургических операций было продемонстрировано, что на не сильный, подпороговые стимулы в коре регистрируются лишь ранние волны ответа с латентностью до 100 мс. При усилении раздражений в ВП появляются и более поздние колебания с латентностью 150 мс, что сопровождается возникновением субъективных ощущений и фактически сходится с латентностью волн ВП, нашедших в отечественных изучениях двойную корреляцию с перцептивными индексами.
Б. Баарс [Baars, 1993] на базе анализа психотерапевтической литературы приходит к выводу, что образы появляются в течение первых 200 мс по окончании действия стимула, а в последующем (200-500 мс) происходит их категоризация.
Из сообщённого возможно сделать вывод о том, что мысль повторного информационного синтеза и входа возбуждения в течение последних 20 лет была высказана независимо друг от друга рядом авторов, относящихся к различным школам и строившим собственные заключения на базе различных данных. Разумеется, подобное совпадение не имеет возможности рассматриваться как случайное. Скорее, оно говорит о приближении к подлинному пониманию тех правил организации мозговых процессов, каковые лежат в базе субъективных переживаний.
Ранееприведенные эти касались происхождения одного из самые простых психологических явлений — ощущений. Поэтому может появиться вопрос о том, как эти закономерности универсальны и может ли тот же принцип информационного синтеза быть распространен и на более сложные психологические проявления, к примеру на процесс мышления?
Механизмы мышления
Ответу на данный вопрос были посвящены отечественные изучения последних десяти лет. В работе ставилась задача изучить структуру корковых связей при ответе разных мыслительных операций. Наряду с этим мы исходили из фундаментальных идей русском нейрофизиологической школы Н. Е. Введенского — А. А. Ухтомского о том, что связь между нервными структурами появляется на базе уравнивания ритмов их деятельности. М. Н. Ливановым [1972] и В. С. Русиновым [1969] было продемонстрировано, что эти ритмы находят отражение в частотных параметрах электроэнцефалограммы (ЭЭГ), из чего последовал решающий вывод о том, что синхронизация частотных черт биопотенциалов мозга может явиться индикатором и условием внутрикорковой связи.
В развитие этих идей был создан способ, названный картирования внутрикоркового сотрудничества [Иваницкий, 1990,1997]. В базе способа лежат представления о том, что наличие в спектрах ЭЭГ различных областей коры совершенно верно совпадающих частотных пиков есть указанием на наличие в этих регионах нейронных групп, трудящихся в одном ритме и, следовательно, функционально связанных между собой.
Испытуемым на экране монитора предъявлялись задачи на образное, пространственное и абстрактно-вербальное мышление. В первом случае субъект должен был опознать чувство на фотографии лица (употреблялись четыре базисные чувства: эйфории, страха, горя и гнева, и смешанные состояния), во втором — сравнить две фигуры с целью определения их идентичности либо зеркальной симметрии. В качестве вербальных задач использовано ответ анаграмм либо выбор из четырех слов одного, относящегося к второй смысловой группе.
Было обнаружено, что простой и достаточно симметричный рисунок связей, характерный для состояния спокойствия, при умственной работе изменялся. Связи начинали сходиться к определенным областям коры, образуя как бы узлы либо центры связей, названные фокусами сотрудничества. Наряду с этим топография фокусов сотрудничества была специфичной для мыслительных операций различного символа. Так, при образном мышлении фокусы локализовались в основном в теменно-височных областях, а при абстрактно-вербальном мышлении — в лобных отделах коры. Пространственные задачи, включавшие элементы обоих видов мышления, характеризовались образованием фокусов на более ранних этапах в задних, а после этого и в передних отделах коры [Сидорова, Костюнина, 1991; Иваницкий, Ильюченок, 1992; Николаев и др., 1996] (рис. 11.2).
Рис. 11.2. Корковые связи в диапазоне частот бета-ритма при двух мыслительных операциях. Вверху представлены примеры задач; слева — связи при задаче на пространственное мышление, которая заключалась в сравнении двух фигур , предъявляемых на экране монитора, с целью определения их идентичности либо зеркальной симметрии, что решалось методом мысленной ротации; справа — связи при задаче на вербальное мышление, которая пребывала в том, что из четырех слов на экране монитора субъект должен был выбрать одно, относящееся к второй смысловой группе. На рисунке представлены статистически значимые связи при сравнении со зрительно-моторным контролем, включавшим двигательный ответ и предъявление изображений, но не потребовавшим мыслительных операций. Толстые линии — связи на частоте 16-19 Гц, узкие линии — связи на частоте 13-16 Гц. Шкала — время появления связи по окончании предъявления задачи. Средние эти по группе из 43 человек
Специализация полушарных функций как бы накладывается на обрисованные ранее закономерности. В изучениях, в которых испытуемому давалось задание в мыслях выстроить зрительный образ из ограниченного комплекта несложных элементов, было продемонстрировано, что у лиц с преобладанием первой сигнальной совокупности, по И. П. Павлову, фокусы сотрудничества локализовались в основном в правом, а у лиц с преобладанием второй, речевой совокупности — в левом полушарии. Наряду с этим на этапе нахождения образа фокусы были находятся в затылочных и височных (территория опознания) отделах Полушарий, а на этапе конструирования образа—в лобной коре [Иваницкий и др., 1990]. направляться подчернуть, что нахождение ответа при всех типах задач, даже в том случае, если речевой ответ не требовался, сопровождалось (либо определялось?) включением в функцию вербальной левой височной территории.
Обобщая эти сведенья, возможно заключить о том, что ответственным показателем организации корковых связей при мышлении есть их конвергенция к определенным центрам — фокусам сотрудничества. Наряду с этим связи, подходящие к фокусу, устанавливаются на различных частотах, фактически именно это событие и лежит в базе образования фокуса, поскольку связи на одной частоте образовывали бы однородную сеть, не имеющую центров. Возможно предполагать, что любая из связей приносит к центру из определенной области коры либо подкорковых образований собственную данные. В фокусе эта информация возможно сопоставлена и перекомбинирована в некотором роде. Главную функцию фокуса сотрудничества образовывает, так, информационный синтез, т. е. процесс, сходный с тем, что мы замечали в проекционной коре при происхождении ощущений.
Главное различие пребывает в том, что место сенсорного сигнала тут имела возможность занять информация, хранящаяся в оперативной памяти (к примеру, об условиях решаемой задачи), а ведущая роль в процессах информационного синтеза принадлежала не проекционной, как при происхождении ощущений, а ассоциативной коре. В фокусе своевременная информация сопоставлялась с информацией, извлекаемой из долгосрочной памяти, и сигналами, приходящими из мотивационных центров. Предполагается, что на базе происходящего в фокусе сопоставления и достигается конечная цель мыслительного процесса в виде нахождения ответа. Субъективно все это переживается как процесс думания и нахождения ответа.
Гипотетическая структура фокуса сотрудничества складывается из групп нейронов с разными частотными чертями, настроенных на однообразные с ними по частоте группы на периферии. Эти связи по собственной природе должны быть двухсторонними, т. е. как прямыми, так и обратными: в случае, если две группы имеют одну частоту, то каждая из них в равной степени способна и принимать, и передавать данные связанной с ней группе (в зависимости от соотношения фаз колебаний). Одно кольцо при ощущении заменяется тут, так, как бы совокупностью колец, замыкающихся на один центр.
В фокуса группы нейронов должны быть объединены связями, грамотными на другом принципе: так как они трудятся на различных частотах, принцип изолабильности тут не применим. Разумеется, это должны быть твёрдые связи, основанные на структурных трансформациях в синапсах. Эти связи действенны в любой фазе цикла возбудимости нейрона либо нейронного осциллятора, за исключением фазы полной рефрактерности (рис. 11.3). Мысль об обеспечении психологической функции за счет сочетания твёрдых и эластичных звеньев была в первый раз высказана Н. П. Бехтеревой [1980].
Рис. 11.3. Схема фокуса сотрудничества. Фокус складывается из групп нервных клеток, отличающихся разными входящими и частотными параметрами в состав нейросетей, где нейронные ансамбли объединены эластичными связями на базе идентичности частотных черт. Группы в фокуса соединены твёрдыми связями, основанными на структурных трансформациях в синапсах. Благодаря таковой структуре, фокус приобретает данные, циркулирующую в разных нейронных сетях, включая сенсорную данные, сведения, хранящиеся в оперативной и долгосрочной памяти, и сигналы из центров мотивации. На базе синтеза и сравнения разной информации достигается ответ, которое реализуется в моторных командах
Изложенные представления о фокусах сотрудничества и их функциональном значении отлично согласуются с данными А. Дамасио [Damasio, 1994], что думает, что в обеспечении высших психологических функций ведущую роль играются так именуемые территории конвергенции, каковые принимают и синтезируют данные, поступающую из вторых подкорковых образований и отделов коры.
Все сообщённое позволяет объединить эти, полученные при изучении мышления и механизмов восприятия, единым принципом информационного синтеза как мозговой базы происхождения нового качества в виде субъективных переживаний.
Сознание, речь и общение
Концепция коммуникативной природы сознания была выдвинута в первый раз П. В. Симоновым [1981]. Позднее сходные мысли были высказаны вторыми авторами [Hesslow, 1994; Frith, 1995]. По определению П. В. Симонова, сознание является знанием , которое в абстрактной форме возможно передано вторым людям. Данный суть содержится и в самой этимологии слова «сознание», («совместное знание»). Оно появилось в ходе эволюции на базе потребности к общению, объединения усилий и передачи знаний высокоорганизованных участников сообщества, какими являлись предки. Но потому, что внутренний мир человека скрыт от внешнего наблюдателя, передача сведений от одного человека к второму может происходить только методом абстракции, т. е. в виде знаков. Таковой знаковой формой общения есть обращение, формирующаяся в ходе общения. На базе общения появляется и сознание как верховная форма психологического, характерная лишь людям.
Яркая сообщение сознания с речью продемонстрирована в изучениях на людях, выходящих из состояния комы. В этом случае речевой контакт с больным, что, как мы знаем клиницистам, есть серьёзным показателем возвращения сознания, сходится с образованием когерентных связей между электрической активностью гностических (теменно-височных) и моторно-речевых (нижнелобных) отделов левого полушария [Гриндельг1985; Добронравова, 1992]. Э. А. Костандов [1983] вычисляет передачу сигналов на моторные речевые центры решающим условием для перехода от бессознательных к осознаваемым формам восприятия внешних сигналов (см. гл. 12).
Особенная роль левого, речевого полушария в механизмах сознания была продемонстрирована и в изучениях на больных с перерезкой мозолистого тела (нервный пучок, соединяющий полушария) ([Sperry, 1970], Нобелевская премия 1981 г., подробнее см. гл. 12). Было обнаружено, что в первые семь дней по окончании операции у аналогичных больных проявлялся характерный когнитивный недостаток, не замечаемый при вторых действиях. В совершённых опытах больные приобретали следующее задание: в соответствии с предъявленным рисунком предмета либо его словесным обозначением обнаружить ощупь этот предмет за перегородкой из нескольких вторых. Проверялось исполнение данного задания при изолированном предъявлении изображения лишь в левое либо правое полушарие, что достигалось смещением изображения соответственно вправо и влево от центральной точки фиксации. Оказалось, что и в том и другом случае больной удачно делал задание. Но в случае, если изображение поступало в левое полушарие, то больной имел возможность дать словесный отчет о собственных действиях. Одновременно с этим при предъявлении изображения в правое полушарие больной не имел возможности заявить, что и по какой причине он сделал. Так, он в этом случае как бы не осознавал собственных действий. Действительно, сами исследователи избегали при интерпретации этих разрешённых говорить о нарушении у таких больных функций сознания, считая, что вернее сказать только об отсутствии вербализации совершаемых действий. Вправду, больные как словно бы не теряли наряду с этим ориентировки в пространстве и времени и сохраняли контакт с окружающими (т. е. сознание в его более элементарном понимании сохранялось), но ясно, что возможность самоотчета (ответственное свойство сознания) наряду с этим нарушалась.
Об участии речевых территорий коры в процессах осознания свидетельствует и работа Р. Салмелин и др. [Salmelin et.aL, 1994]. Авторы регистрировали магнитные поля мозга при рассматривании субъектом картин разного содержания. Наряду с этим, даже в том случае, если именовать изображенный объект не следовало, реакция все равно переходила на вербальные территории левого полушария. Это происходило через 400 мс по окончании стимула, т. е. на 200 мс позднее происхождения ощущений, которому в обрисовываемых опытах соответствовала реакция зрительных и теменно-височных отделов коры с латентностью около 200 мс. В отечественных изучениях по механизмам ощущений категоризации появившихся ощущений соответствовал третий этап восприятия, что происходило при ведущей роли лобной коры. Из этих данных кроме этого направляться, что в течении «одного кванта» субъективных переживаний человек находится на довербальной стадии психологического. Данный факт занимателен со следующей точки зрения: он говорит о том, что более сложные психологические функции не отменяют более несложных, а как бы надстраиваются над ними. Это, разумеется, отражает процесс эволюции элементарных психологических функции в более сложные при происхождении речи.
Одновременно с этим положение о связи сознания с речью не нужно осознавать упрощенно. Об этом свидетельствуют, например, эти наблюдений над больными с временным выпадением речевых функций, к примеру в следствии мозгового инсульта. По окончании возвращения речи, больные в этом случае, в большинстве случаев, не забывают все события, происходившие на протяжении потери речи, и смогут поведать о них, что говорит о сохранности у них сознания в это время заболевания. Выход из этого несоответствия, возможно, содержится в том, что наряду с этим остаются не нарушенными другие функции лобных долей, связанные со свойством к абстракции и запоминанием последовательности событий. Пациент, следовательно, имел возможность кодировать события в другой, неречевой, форме и запоминать их.
Возможно, исходя из этого вернее связывать сознание не только с речью, но по большому счету с функциями префронтальной коры. Ранее уже говорилось о связи лобных отделов с абстрактным мышлением. Ключевую роль играется и второе свойство лобной коры. Установлено, что ее медиальные отделы имеют особенное отношение к свойству выстраивать и хранить в памяти события как последовательно развертывающиеся во времени [Fuster, 1985; Milner, 1993; Gevins, 1995], что есть характерным показателем сознания. На данной базе появляется и свойство к планированию и прогнозу, что кроме этого представляет собой одно из особенностей сознания.
О ответственной роли лобных отделов полушарий в функциях сознания говорят М. Познер и М. Ротбарт [Posner, Rothbart, 1994] на базе сопоставления данных, взятых способом позитронно-регистрации биопотенциалов и эмиссионной томографии мозга. Авторы выделяют заднюю системы и переднюю внимания, причем передняя играется ведущую роль в сознании и контроле когнитивных функций в других отделах коры. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что активация лобных отделов улучшается при наличии трудности и увеличении задачи конфликтной информации и значительно уменьшается по автоматизации навыка и меря усвоения. Когнитивные процессы основаны на сотрудничестве обеих совокупностей.
Сознание, как говорилось в начале главы, есть феноменом субъективного мира человека. Конкретно исходя из этого, разбирая проблему связи сознания с речью, нужно ответить и на вопрос о том, как появляется субъективное переживание речевых функций, т. е. свойство слышать как слова другого человека, так и собственную внутреннюю обращение.
Попытки растолковать механизм внутренней речи были предприняты в ряде источников. По одной из догадок, внутренняя обращение основана на проприоцептивных ощущениях, появляющихся при маленьком непроизвольном сокращении артикуляционных мышц на протяжении вербального мышления. Но эта догадка была отвергнута, поскольку при введении добровольцам громадных доз курареподобных препаратов, абсолютно блокировавших сокращение мышц, возможность думать и применять внутреннюю обращение у них не изменялась [Smith et al, 1947; Weisberg, 1980]. Против данной догадки, исходящей из того, что несложного поступления сенсорных импульсов в кору уже достаточно для происхождения ощущений (что, как мы сейчас знаем, неверно), возможно привести и следующие мысли. Передача сигнала на мускулы, их обратное поступление и сокращение сенсорных сигналов в кору потребовало бы не меньше 300-500 мс. Это стало причиной бы большое рассогласование по времени между мозговой базой мыслительного процесса и его воспроизведением в субъективной сфере, что сделало бы последовательную внутреннюю обращение неосуществимой, а сами эти переживания ненужными. Конкретно исходя из этого механизм обеспечения психологических переживаний и для речевых функций должен быть внутримозговым и иметь собственной базой единую интегрированную совокупность связей проекционных и ассоциативных территорий коры с речевыми.
Для понимания конкретных мозговых механизмов этого объединения ответствен обрисованный ранее факт, что при нахождении ответа фокусы сотрудничества появляются в сенсорных речевых территориях коры. Это показывает, с одной стороны, на необходимое включение речевых функций на завершающем этапе мыслительных действий, а с другой — на то, что данный процесс происходит с участием механизмов информационного синтеза. Эти сведенья смогут быть сопоставлены с уже упоминавшимися результатами М. Познера и М. Ротбарта [Posner, Rothbart, 1994] о том, что при анализе сложных сигналов, включая слова, начальная активация задних отделов коры сопровождается возбуждением лобной коры с последующим возвратом возбуждения в проекционную кору. Конкретно исходя из этого возможно предполагать, что при слуховом восприятии словесных сигналов либо внутренней речи возврат возбуждения происходит в височную кору (что снабжает внутреннее звучание слов), а при чтении слов — в зрительную кору с их видением.
Наконец, по мысли Д. Эделмена [Edelman, 1989], в базе «сознания высшего порядка», связанного с речью, лежит тот же принцип повторного входа возбуждения в поля лобной, височной и теменной коры, важные за исполнение отдельных функций, с реализацией речевыми центрами взятой информации в соответствующих фонемах.
Так, возможно высказать предположение, что глубинные механизмы, снабжающие довербальные формы психики в виде процессов информационного синтеза, смогут быть достаточно универсальными и снабжать, при известном усложнении, субъективное переживание речевых функций, делая тем самым ключевую роль в механизмах сознания.
Функция сознания
Вопрос о функциональном смысле субъективных переживаний, их роли в поведении — одна из наиболее значимых неприятностей науки о мозге. Воображая собой итог синтеза информации, психологические феномены содержат интегрированную оценку обстановки, содействуя тем самым действенному нахождению поведенческого ответа. Элементы обобщения находятся в самых несложных психологических феноменах, таких как чувство. При мышлении информационный синтез включает не только соединение, но и перекомбинацию уже известных сведений, что и лежит в базе нахождения ответа. Это относится как к перцептивному ответу, т. е. опознанию стимула, так и (тем более) к ответу о действии. Эти положения соответствуют представлениям П. К. Анохина [1978] о том, что психика появилась в эволюции по причине того, что психологические переживания содержат обобщенную оценку обстановки, благодаря чему они выступают в качестве серьёзных факторов поведения.
Происхождение речи и связанного с ней людской сознания принципиально изменяют возможности человека. Кодирование мира внутренних переживаний абстрактными знаками делает дешёвым данный мир с его чувствами и мыслями для других людей, создавая единое духовное пространство, открытое для накопления и общения знаний. Именно поэтому каждое новое поколение людей живет не так, как предыдущее, что образовывает резкий контраст с судьбой животных, образ судьбы которых не изменяется тысячелетиями. Так, биологическая эволюция с ее законами выживания заменяется эволюцией (и революцией), совершаемой в умах людей.
Более тяжёл вопрос о роли психологических феноменов как факторов, воздействующих на протекание мозговых процессов либо кроме того управляющих ими. Данный вопрос тесно связан с понятием свободы воли, т. е. свободы выбора «по собственной воле» того либо поступка и иного решения, — одного из главных субъективно переживаемых феноменов.
В ответе данной неприятности возможно наметить два подхода. В соответствии с одной мнению [Симонов, 1993; Blomberg, 1994], свобода воли представляет собой только иллюзию, которая, однако, объективно содействует более полному и всестороннему анализу информации мозгом при принятии ответов. В конечном итоге же поступок строго детерминирован внешней обстановкой, прошлым опытом индивида и самая важной, главной сейчас мотивацией. Только при некоторых особенных событиях ответ может определяться происхождением новых комбинаций хранящихся в памяти сведений. Такие нестандартные ответы появляются в ходе творчества в особенной сфере психологического, которую П. В. Симонов определяет как сверхсознание.
В соответствии с другими представлениями [Stoerig, Brandt, 1993; Сперри, 1994], суть психологических переживаний содержится в том, что, появляясь на базе более сложной организации мозговых процессов, психологические феномены покупают и новое уровень качества. Это новое уровень качества проявляется в второй логике развития событий, которая подчиняется закономерностям высшего порядка (если сравнивать с закономерностями физиологического уровня). Так, цепь мыслей определяется их внутренним содержанием и начинается по законам дедуктивного мышления. Возможно сообщить и о правилах грамматики, определяющих построение фразы, в которой род существительного руководит формой глагола и родом прилагательного. Это реализуется в отдаче соответствующих команд артикуляционным мышцам, что может рассматриваться как проявление контроля со стороны психики над событиями физиологического уровня. Особенная логика психологических событий характерна, разумеется, и так называемым неосознаваемым психологическим явлениям, каковые, фактически, лишь на основании для того чтобы критерия и смогут быть отнесены к категории психологических, а не физиологических феноменов, поскольку они не сопровождаются субъективными ощущениями.
Добавим, что последовательно развивая эти представления, возможно сделать и следующий ход. Внутренняя логика психологических событий такова, что она не исключают вероятность настоящего выбора поведенческого ответа на базе субъективной, но реально существующей оценки значения того либо иного фактора либо мотива поведения. Наряду с этим осознание всей неоднозначности этих оценок определяет и возможность других ответов.
Два приведенных подхода к проблеме функционального значения психологических свободы и феноменов воли основаны, в большинстве случаев, на логических построениях философского характера. Ответ о том, какой из них верен, возможно отыскано лишь на базе правильного опыта. Но пока не видно, как это возможно сделать, поскольку тут мы близко приближаемся к границе, которая разделяет естественнонаучное и гуманитарное знание с их разной совокупностью доказательств. Конкретно исходя из этого такое ответ — дело будущего.