Какими смогут быть обстоятельства неожиданного появления различий между женщинами и мужчинами в успешности ответа математических задач? Тому имеется пара убедительных объяснений.
1. Дамам недостает уверенности в собственных математических свойствах, и они не рассчитывают на успех в данной области. По итогам некоторых изучений (Eccles, 1989; Fennema Sherman, 1977, 1978), дамы реже посещают лекции по математике не только по причине того, что в другом случае они рискуют ощутить, что уклоняются от социальных норм, но и по причине того, что им уверенности в собственных математических свойствах и они не рассчитывают на успех. Экклз (1989) в собственном изучении показала, как уверенность дам в собственных математических свойствах понижается начиная с седьмого класса и потом, включая период обучения в ВУЗах. Феннема и Шерман (1977, 1978) нашли доказательства наличия связи между уверенностью в усвоении математических дисциплин и успеваемостью в данной области знаний. По итогам одного изучения (Meehan Overtoil, 1986), приятели по большому счету имеют более высокие ожидания успеха в ответе задач, чем дамы. Экклз и ее коллеги (Eccles et al., 1990) поняли, что из-за гендерных различий в восприятии собственных свойств приятели и дамы выбирают разные учебно-тренинговые программы и стремятся к разным родам деятельности.
На протяжении метаанализа гендера и отношения к математике его коллеги и Хайд (Hyde et al., 1990 b) нашли только малые гендерные различия, касающиеся уверенности в собственных математических свойствах, но на протяжении институтского обучения эти различия были в десять раз больше. Ученые заключили , что существуют другие факторы (часть из которых рассмотрена ниже), более убедительно растолковывающие появление таких гендерных различий в пубертатный период.
2. Девочки смогут вычислять математические успехи неподходящими для собственной гендерной роли. Это объяснение предполагает веру многих дам в то, что отлично обучаться по математике — это гендерно-несоответствующее поведение, и, следовательно, они и не стараются получать удач в данной области. Любопытно, что девочки и мальчики впредь до подросткового возраста не различаются в собственном отношении к математике (Etaugh Liss, 1992). его коллеги и Хайд (Hyde et al., 1990 b) установили, что среди студентов парня с большей уверенностью вычисляют математику мужским занятием, чем девушки (значение величины отличий для всех групп достигало 0,90, а самые высокие значения наблюдались в группах от 15 до 18 лет). Исследователи высказали предположение, что приятели показывают своим ровесницам на несоответствие математических достижений их женской роли. По словам Венцель (Wentcel, 1988, р. 693), результаты исследований наводят на идея, что «области деятельности, характеризуемые как мужские (к примеру, математика), смогут по мере взросления студенток становиться для них яблоком раздора и начинают восприниматься в отрицательном контексте». Иначе говоря для девочек-подростков крайне важно нравиться мальчикам и быть привлекательными, а удачи в математике, как им думается, существенно уменьшают их привлекательность для окружающих. Вправду, девочки реже, чем мальчики, изъявляют желание посещать факультативные занятия по математике, получая образование университетах, менее с радостью записываются на углубленные курсы лекций по математике, реже желают сделать карьеру в регионах, которые связаны с математикой, к примеру стать инженером (Eccles, 1984 а, 1984 b). Холперн (Halpern, 1992) упомянула в собственной работе об одной экскурсии по Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе, где ее экскурсоводом была студентка, которая говорила, что девушек, специализирующихся в регионах, смежных с математикой, у них именуют «дрессированными собачками». Опыт одной из моих студенток (специализировавшейся по домоводству) будет не меньше яркой иллюстрацией.
В течение всей учебы, начиная от детского сада и заканчивая университетом, у нас с сестрами были совсем другие ожидания, чем у братьев. Мои сестры определенно не верили в собственных интеллектуальных свойствах и больше интересовались общественной жизнью и популярностью, чем удачами в учебе. К сожалению, к концу школы либо в университете большая часть девушек поймёт, что они вынуждены выбрать одно из двух. По тестам, каковые каждый год проводятся по всей стране для сравнения школьной успеваемости, я постоянно получала хорошие баллы, и вследствие этого меня выяснили в образовательную программу для одаренных и гениальных детей. Это «позорное пятно» я старалась смыть в течение всего отрочества. У меня были хорошие оценки по математике впредь до восьмого и девятого классов, в то время, когда социальные потребности наконец взяли верх и моя успеваемость по математике быстро упала.
В подтверждение мысли о том, что кое-какие дамы вычисляют математические успехи социально неприемлемыми, возможно кроме этого привести исследовательскую работу Селкоу (Selkow, 1985), которая продемонстрировала, что гендерные различия в ответе задач смогут быть сокращены, в случае, если осуществлять контроль поло-ролевую идентификацию. Иначе говоря дамы с сильной классической поло-ролевой идентификацией решали задачи хуже, чем те, у кого не было так сильной идентификации, и быть может, обстоятельством для того чтобы положения дел послужило представление первых о том, что удачи в математике не соотносятся с женской ролью. Само собой разумеется, мы не исключаем и возможности, что девочки со не сильный математическими свойствами посильнее идентифицируются с классической женской ролью, поскольку в рамках данной роли у них легко больше шансов на успех.
не меньше примечателен и тот факт, что девочки, вопреки неопровержимым доказательствам того, что их способности в математике не хуже, чем у мальчиков, реже становятся учеными либо инженерами (Kimball, 1989). Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker Perkins-Jones, 1993) высказали мнение, что успешность студента в той либо другой дисциплине связана со профессией, которую он собирается выбрать. Экклз (Eccles, 1989) поняла, что по окончании восьмого класса девочки меньше и меньше включают математику в собственные замыслы на будущее и, что закономерно, все менее с радостью посещают факультативы по математике. Как писали Бейкер и Перкинс-Джонс:
В случае, если студентам предоставляется возможность взять в будущем хорошее дополнительное образование либо работу при условии, что они показывают высокую успеваемость по математике, они вполне возможно будут стараться, преподаватели начнут поддерживать их в этом начинании, а друзья и родители будут со своей стороны утверждать в мысли, что математику как область применения знаний нужно принимать без шуток. Студентки же, напротив, имея меньше шансов для того чтобы рода, смогут посчитать математику ненужной во взрослой судьбе, а учителя, друзья и родители будут всячески поддерживать их в этом убеждении (Baker Perkins-Jones, 1993, p. 92).
Бейкер и Перкинс-Джонс (1993) заключили, что в случае, если их догадка верна, то в культурах, предоставляющих дамам больше шансов сделать карьеру в математической сфере, должны обнаруживаться меньшие различия полов в ответе математических задач, чем в государствах с сильным гендерным расслоением, где карьеры в математической сфере раз и окончательно закреплены за партнерами. Что и было подтверждено их собственным изучением, в котором участвовало 77 602 ученика восьмых классов из 19 государств (математическая производительность измерялась при помощи стандартного теста). В таблице 2.1 отражены средние для мальчиков и девочек показатели по тесту, складывающемуся из сорока пунктов, и величина отличия для каждой страны. Как мы можем убедиться, были обнаружены большие кросс-культурные вариации половых различий в математических навыках: в семи государствах у мальчиков были отличных показателей, чем у девочек (Франция, Израиль, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Канада, Свазиленд); в восьми государствах половых различий найдено не было (Английская Колумбия, Англия, Гонконг, Япония, Нигерия, Шотландия, Швеция, США); и вдобавок в четырех государствах девочки обогнали мальчиков (Бельгия, Финляндия, Венгрия, Таиланд). Авторы соотносят эти результаты с данными, отражающими сокращение половых различий в математической сфере в государствах, где растет диапазон возможностей для дам, и утверждают, что полученная неспециализированная картина противоречит биологическим моделям когнитивных отличий, каковые ставят социальные факторы на второе место по окончании биологических.
3. учителя и Родители редко поощряют девочек в изучении математики. Быть может, обстоятельство того, что дамы мало верят в собственные способности в математике, направляться искать в поддержке и ожиданиях со учителей и стороны родителей. Хайд (1990 b) обнаружил, что именно в университете учителя и родители начинают вычислять математику только мужской областью. В целом последовательности изучений Двек и ее коллеги (Dweck Bush, 1976; Dweck et al., 1978; Dweck et al., 1980) продемонстрировали, что преподаватели поощряют мальчиков значительно больше, чем девочек, давая им осознать, что их удачи являются следствием хороших свойств, а неточности, допущенные мальчиками, предпочитают растолковывать по большей части разными преходящими факторами, к примеру недостаточным старанием. Такие атрибуции снижают уверенность девочек в собственных отвлечённых свойствах, не обращая внимания на то что успеваемость девочек в большинстве случаев выше, чем у мальчиков. В следствии — понижение устойчивости либо нарушение производительности по окончании совершения неточности или переживания из-за ожидания неточности. Для афроамериканок это неприятность еще большего масштаба, поскольку их шансы взять слово на уроке и ответить на вопрос преподавателя еще ниже, чем у белых девочек, а ожидания преподавателей довольно таких девочек также низки (Белл, 1989).
Парсонс и соавторы (Parsons et al., 1982) поняли, что их вера и содействие родителей в способности ребенка оказывает сильное влияние на веру ребенка в собственные свойства и в конечном итоге на те дисциплины, каковые он выберет для изучения. Метаанализ, совершённый его коллегами и Хайдом (Hyde et al., 1990 b), продемонстрировал, что приятели более, чем дамы, склонны приписывать математические удачи своим свойствам. Исследователи отмечают, что восприятие своих родителей все равно остается гендерно-дифференцированным, даже в том случае, если их дочери и сыновья одинаково отлично обучаются и одинаково делают стандартные тесты (Eccles et al., 1990; Eccles-Parsons et al., 1982). В уже упоминавшемся ранее изучении Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker Perkins-Jones, 1993), в котором приняли участие школьники 19 государств, кроме этого обнаружилась связь между помощью своих родителей в изучении математики и гендерными различиями в успеваемости по этому предмету. Половые различия в родительской помощи были связанными с половыми различиями в доступности программы по математике. Но вселяет надежду то, что его коллеги и Хайд в собственном метаанализе (Hyde et. al., 1990 b) нашли тенденцию к сокращению гендерных различий в помощи со учителей и стороны родителей.
В дополнение к сказанному выше направляться упомянуть об изучении Экклз (Eccles et al., 1990), на протяжении которого стало известно, что родители в том случае, если удачи в математике делает их дочь, предпочитают относить их за счет старания, а не свойств. Что касается сыновей, для них вправду обратное. Подобные атрибуции и родительские ожидания воздействуют на самовосприятие ребенка и вполне возможно выясняются обстоятельством того, что девочки потом стараются избегать «мужских» занятий, в этом случае — науки и математики по большому счету. Но направляться подчернуть, что, в соответствии с Рэймонд и Бенбоу (Raymond Benbow, 1986), родители в равной степени поощряли математические успехи мальчиков и девочек, если они были феноменальными.
Кроме того в то время, когда дамы посещают тот же количество лекций по математике, что и приятели, их классные наставники и преподаватели реже советуют им продолжать занятия наукой в регионах, смежных с математикой. Совсем сравнительно не так давно одна студентка — будущий инженер-самолетостроитель — поведала мне, что учитель по профилирующему предмету заявил в первоначальный же сутки занятий: «Я сомневаюсь, что дамы смогут отлично ориентироваться в моем предмете». По словам второй моей привычной студентки-инженера, в то время, когда у ее подруг случались трудности в понимании особых предметов, им советовали поразмыслить о смене профессии, тогда как их однокашникам-мужчинам в тех же обстановках рекомендовали «напрячься и выкарабкаться». То, что случилось с этими дамами, отлично соотносится с результатами изучения, совершённого Матиас (Matyas, 1987), которое продемонстрировало, что учителя в колледже, учители математики, научных и инженерных дисциплин уделяют больше внимания студентам-мужчинам и значительно настойчивее советуют им заниматься наукой и продолжать обучение.
Большая часть преподавателей намеренно пробуют вести себя с ученицами и учениками одинаково, но изучение говорит о том, что они все-таки исподволь больше содействуют мальчикам, в особенности в отношении математики (Brophy, 1985; Eccles Blumenfeld, 1985). Парсонс и его коллеги (Parsons et al., 1982) сравнили классы, в которых ожидание математических удач от мальчиков было выше, чем от девочек, с классами, где ожидания преподавателей никак не были связаны с половыми различиями. Исследователи поняли, что в классах, где не было отличия в ожиданиях, девочки более деятельно взаимодействовали с преподавателем и чаще заслуживали похвалы. Обратная обстановка наблюдалась в классах, где от мальчиков заблаговременно ожидали громадных удач, чем от девочек. В одном из изучений (Becker, 1981) было подсчитано, что на уроках геометрии мальчиков чаще задавали вопросы и вызывали к доске (не обращая внимания на то что девочки так же деятельно тянули руки), они приобретали больше отзывов, похвалы, поощрений и индивидуальных указаний, чем девочки. В этом изучении кроме этого обнаружилось, что из всего числа неодобрительных комментариев со стороны преподавателей 84% взяли девочки, а вот из одобрительных им досталось лишь 30%. По отношению к мальчикам преподавателя проявляли больше настойчивости; оказалось, что лишь мальчики смогут рассчитывать на более чем 5-минутный разговор с преподавателем.
Ассоциация дам американских университетов совершила продолжавшееся две декады изучение, в отчете о котором (1992) говорится, что преподаватели уделяют больше внимания мальчикам, чем девочкам, и что образовательная совокупность ориентирует девочек на классическую, отведенную для женского пола работу, отстраняя их от областей, изучение которых открывает путь к карьере в производстве и науке. Учителя довольно часто поощряют у девочек пассивность и наказывают за настойчивость (Sadker Sadker, 1982), чем без шуток усложняют им процесс соревнования с мальчиками за внимание преподавателя (Bell, 1989).
4. Имеется основания считать, что жизнь девочек за пределами школы менее богата опытом в сфере решения и математической области задач. Данный факт может частично растолковывать наличие гендерных различий в ответе математических задач. Не смотря на то, что такая возможность не была еще всесторонне изучена, кое-какие изучения все же говорят о том, что мальчики владеют более богатым опытом в отношении математики и наук, нежели девочки (Kahle et al., 1986; Linn Petersen, 1986). В первой главе мы обсуждали, как детские игрушки смогут стимулировать развитие разных навыков у мальчиков и у девочек.
экспрессивность и Эмпатия.
Общепринятые стереотипы содержат и идею о существовании множественных гендерных отличий в эмоциональности и сфере эмпатии. Дейв Барри в один раз заявил, что дамы в принципе смогут покинуть попытки дождаться от мужчин эмоциональности: «Если бы вам представилась возможность пробраться глубоко в душу приятели, то в том месте, на большом растоянии внизу, под данной оболочкой мачо и слоем нескончаемых занудных бесед о различных вещах наподобие мирового чемпионата 1978 года, вы бы нашли страстную и тёплую увлеченность… чемпионатом мира 1978 года. Да, приходится признать, что мужчинам недоступны эмоциональные мысли и переживания. Пора вам, дамам, осознать это!» (Barry, 1991).
Слова Дейва Барри в точности отражают то, что думает большая часть людей. Говоря о различиях между женщинами и мужчинами, мы довольно часто думаем, что дамы лучше высказывают чувстве и более чувствительны к эмоциям окружающих (эмпатичны), чем приятели. Вправду, вера в то, что дамы более эмоциональны, чем приятели, есть одной из самые тривиальных находок на протяжении изучения гендерных стереотипов (Birnbaum et al., 1980; Fabes Martin, 1991). Айкс и Барнс (Ickes Barnes, 1978) растолковали, что мужественность в большинстве случаев связывают с достижениями, стремлением и автономностью к контролю — причем такому, в котором на первом месте стоит свойство оказывать влияние на осознанное выражение либо сокрытие собственных эмоций. О женственности они писали, что она, напротив, ассоциируется с межличностной коммуникацией, рвением к объединению и активным выражением собственных эмоций.
Различия в эмоциональности между женщинами и мужчинами возможно разглядывать на нескольких уровнях. На одном уровне мы имеем дело со свойством осознавать эмоциональные состояния вторых (эмпатия) и умением выразить это познание (эмпатическая экспрессия). На втором уровне нас интересует переживание самим человеком собственных чувств (эмоциональные переживания) и его методы эти эмоции высказывать (эмоциональная экспрессия). Оба уровня имеют громадное значение для межличностных отношений и душевного здоровья, что мы будем детально обсуждать в главе 4, в то время, когда отправится обращение об ограничениях, накладываемых классической мужской ролью.
Эмпатия.
Вправду ли дамы более эмпатичны, чем приятели? В случае, если это и без того, то обстоятельством, возможно, являются социальные нормы. От кого вы ожидаете большей эмпатии и более глубокого понимания эмоционального состояния вторых — от мужчин либо от дам? Как и большая часть людей, вы точно испытываете полную убежденность в том, что дамы более эмпатичны, чем приятели. Исследователи, но, вашей уверенности не разделяют. Эти, касающиеся гендерных различий в эмпатии, на первый взгляд кажутся непоследовательными, а при ближайшем рассмотрении делается ясно, что они изменяются в зависимости от применяемого в каждом конкретном случае способа измерения эмпатии. Леннон и Айзенберг (Eysenberg Lennon, 1983), проводя безграничный обзор исследовательских работ в данной области, поняли, что чем более разумеется было, что тест измеряет уровень эмпатии, тем меньшие гендерные различия выявлялись. К примеру, важные различия наблюдались в изучениях с применением шкал, где обследуемый должен был сказать, как эмпатичным он пытается быть, относительно скромные различия — у исследователей, применявших шкалы, где нужно было сказать о собственных эмоциях по окончании переживания определенной эмоционально насыщенной ситуации, а в работах, в которых употреблялись измерения физиологических показателей либо мимических реакций, различий по большому счету не было найдено. В противном случае говоря, подобные наблюдения смогут означать, что приятели не хотят, дабы окружающие видели их эмпатичными, в силу того, что это не соответствует гендерной роли. ласка и Забота — это ответственные части женской гендерной роли. Так, приятели не хуже дам способны определять эмоции вторых и внутренне сопереживать им, но они заинтересованы в том, дабы окружающие никак не увидели этого по их поведению. Первым делом вышесказанное относится к мужчинам, приверженным классической гендерной роли и, следовательно, вычисляющим эмпатийную отзывчивость качеством, не согласующимся с данной гендерной ролью. В главе 4 мы будем обсуждать более глубокие нюансы мужской гендерной роли, включая ту ее часть, которая заставляет избегать поведения, ассоциируемого с женственностью.
На мой взор, вовсе не страно, что приятели проявляют меньшую, чем дамы, эмпатию. В первую очередь, большая часть опыта социализации развивала в мужчинах свойство подавлять эмпатийную отзывчивость.
Выше уже обсуждались игрушки, традиционно предназначенные для мальчиков либо для девочек. «Женские» игрушки (к примеру, куклы) развивают эмпатическую экспрессию, в то время как «мужские» игрушки в большинстве случаев ее не развивают. Еще одна обстоятельство пребывает в том, что приятели всегда оказываются в обстановках, требующих от них проявления силы, независимости, властности, рвения к соревнованию — качеств, каковые чуть ли сочетаются с эмпатийной отзывчивостью. Давление со стороны, принуждающее быть свободным и стремиться к соревнованию, довольно часто начинается уже в юные годы.
Блок (Block, 1973) смотрела за развитием группы мальчиков и девочек в течение 40 лет. За это время она поняла, что родители вели себя по-различному с дочерьми и сыновьями. В частности, дочерей воспитывали так, дабы они высказывали собственные эмоции и были в хороших отношениях с окружающими. Воспитывая сыновей, их поощряли за проявление независимости и учили, что нужно осуществлять контроль собственные эмоции. Быть может, у мужчин менее богатый, чем у дам, опыт в сфере эмпатийной отзывчивости, и в следствии они просто не знают, как реагировать на эмоциональный неудобство другого человека.
Таврис (Tavris, 1992) высказала мнение, что за различия в эмпатии между женщинами и мужчинами важны гендерные роли. Так именуемые «женские занятия», наподобие ухода за детьми, требуют эмпатийной отзывчивости. Она упомянула об изучениях, объектом которых были одинокие приятели, вынужденные заботиться о собственных детях, поскольку остались вдовцами либо были брошены женами (причем в то время, когда эти отцы еще были женаты, то и не думали брать на себя заботу о детях). У таких мужчин были обнаружены типично женские черты, к примеру сочувствие и заботливость. В противном случае говоря, они стали ухаживать за детьми совсем не оттого, что были такими заботливыми, а напротив, стали заботливыми, только начав заботиться за детьми. В этом случае социальная роль требует эмпатийного поведения, а подобные социальные роли свойственны практически только дамам.
Теория социальных ролей.
Рассуждения Таврис абсолютно соответствуют теории социальных ролей (social roles theory) Игли (Eagly, 1987). В соответствии с данной теории многие гендерные различия являются продуктами различных социальных ролей, каковые поддерживают либо подавляют в женщинах и мужчинах определенные варианты поведения. Иначе говоря различные для двух полов виды опыта, проистекающие из гендерных ролей, приводят к тому, что аттитюды и навыки у женщин и мужчин частично различаются, и именно на этом основываются различия в поведении (Eagly Wood, 1991). Теория социальных ролей кроме этого говорит, что социальные роли часто приводят к образованию социальных стереотипов (не считая тех случаев, в то время, когда стереотипы приводят к формированию социальных ролей). В противном случае говоря, мы видим, как приятели заняты одними делами, а дамы — вторыми, и заключаем из этого, что они сущность различные люди. В изучении До и Льюиса (Deaux Lewis, 1984) испытуемые оценивали личность дам, принявших на себя мужские роли, как более мужественную в сравнении с личностью дам, выполняющих женские роли. Подобным же образом личность мужчин, взявших на себя женские роли, они считали более женственной, чем у мужчин, выполняющих традиционно мужские роли. Сходные результаты взяли Игли и Штеффен (кожный покров Steffen, 1984), каковые просили испытуемых обрисовывать придуманных женщин и мужчин, трудящихся вне дома или занимающихся весь день домашним хозяйством. Независимо от гендера придуманных персонажей, тех из них, кто трудился вне дома, обрисовывали в более мужественных категориях, а тех, кто целый сутки сидел дома, — как более женственных.
Теория социальных ролей (Social roles theory). Концепция, созданная А. Игли, в соответствии с которой большая часть гендерных различий являются продуктами социальных ролей, поддерживающих либо подавляющих различие в поведении женщин и мужчин. Социальные роли часто приводят к образованию социальных и гендерных стереотипов.
Бест и Уильямс (Williams Best, 1986) высказали предположение, что стереотипы о гендерах развились как механизм для поддержания поло-ролевой разделении. Согласно их точке зрения, дама пришла к роли домохозяйки по причине того, что уход за младенцем накладывал ограничения на ее мобильность, а ведение домашнего хозяйства замечательно удовлетворяло требованию оставаться дома. Найдя, что такое распределение ролей весьма комфортно, общество пробует убедить себя в том, что эти роли подходят их носителям. Для этого оно порождает верования о женщин качествах и неких мужчин, каковые помогают для обоснования того, что их роли подходят им идеально. Устоявшись, эти верования начинают являться нормами поведения для взрослых и моделями для социализации детей.
Таврис (Tavris, 1992) обрисовала следующее явление: независимо от гендера люди, не наделенные властью, владеют узкой чувствительностью к невербальным сигналам. Эта чувствительность обоснованна, поскольку, дабы выжить, «подчиненным» нужно мочь принимать символы поведения власть имущих и подобающим образом на них реагировать. Иначе говоря чувствительность дам к эмоциям вторых — это не более чем адаптивная реакция на их не сильный и подчиненное положение. К примеру, до недавнего времени считалось общепринятым, что в семье практически вся власть сконцентрирована в руках приятели. Дамы, каковые не желали покоряться и подчиняться, испытывали упреки со родителей и стороны мужа. Чтобы получить возможность заговорить о некоторых вещах, имея наряду с этим хоть какие-то разумные шансы на успешное завершение беседы, даме в таковой семье приходилось пристально смотреть за поведением мужа, ожидая, в то время, когда он будет в «нужном» настроении. Опыты с разнополыми парами, в одних из которых фаворитом был мужик, а в других эту функцию делала дама, поняли, что подчиненные, независимо от их гендера, были более чувствительны к невербальным сигналам, чем фавориты, независимо от гендера последних (Snodrgass, 1985). В главе 3 мы будем говорить о фактах, показывающих, что дамы все еще владеют меньшей властью, чем приятели.
Не обращая внимания на неочевидность всех доказательств существования гендерных различий в эмпатии, совершённый Холл (Hall, 1984) анализ 125 изучений гендерных различий в чувствительности к невербальным сигналам продемонстрировал, что дамам в целом характерна лучшая свойство к чтению чувств окружающих, нежели мужчинам. В случае, если дамы лучше «расшифровывают», то логично было бы ожидать, что их уровень эмпатии выше (Eysenberg et al., 1989). Но будем помнить, что в большинстве изучений не было найдено гендерных различий в эмпатии, а вдруг таковые и проявлялись, то были весьма не сильный. Вспомните на данный момент всех мужчин и всех женщин, с которыми вы привычны. В числе этих привычных у каждого из нас найдутся очень эмпатичные приятели и очень эгоистичные, никому не сочувствующие дамы. Вправду ли различия между женщинами вам и известными мужчинами так громадны, дабы мы были в праве вычислять мужчин менее эмпатичными, чем дамы? Вправду ли мы желаем гендерные различия в эмпатической экспрессии поставить в ряд фундаментальных биологических отличий? Не нужно ли в каждом человеке, независимо от гендера, поощрять свойство верно реагировать на самораскрытие и эмоциональные трудности вторых людей?
Эмоциональность.
Правильно ли, что дамы эмоциональнее мужчин? В то время, когда как. Эмпатия подразумевает чувствительность к эмоциональным состояниям вторых. А как по поводу выражения и переживания человеком собственных собственных чувств? Вы верите, что дамы эмоциональнее мужчин? Верите ли, что дамы более склонны к выражению чувств, чем приятели? К несчастью, данный сюжет мало создан, но результаты тех немногих изучений, каковые все же были совершены, показывают, что приятели и дамы владеют равной эмоциональностью, но высказывают собственные эмоции с различной степенью интенсивности, что разъясняется различиями в нормах, касающихся эмоциональной экспрессии.
соавторы и Айзенберг (Eisenberg et al., 1989) нашли по мимическому показателю и в самоотчете испытуемых достаточно скромные межполовые отличия, говорящие в пользу большей отзывчивости дам. Один из самых занимательных выводов, сделанных в этом изучении, пребывал в том, что эти гендерные различия с возрастом возрастали. К примеру, у детей дошкольного возраста обнаруживалось мало гендерных отличий, но уже ко второму классу они начинали проявляться все более открыто. Авторы кроме этого подчернули, что «подавление и маскировка негативных мимических реакций за время детства заметно возрастает, в особенности у мальчиков» (не сильный et al., 1989, p. 115). В других изучениях, в которых приняли участие как дети (Stapley Haviland, 1989), так и обучающиеся колледжа (Snell, 1989), и взрослые (Saurer Eisler, 1990), стало известно, что дамы более эмоционально экспрессивны, чем приятели. Эти изучения, в особенности те из них, каковые локализуют наиболее значимые поворотные моменты детства, показывают, что в ходе социализации мы обучаемся высказывать либо подавлять эмоции социально приемлемыми методами. В отечественном обществе существуют нормы и различные ожидания довольно эмоциональной экспрессии для женщин и мужчин. Эти разные ожидания передаются нам в течение всей жизни. К примеру, эмоциональная жесткость считается одной из наиболее значимых описательных черт «настоящего приятели» (об этом еще отправится обращение в главе 4), и в определенной социальной среде отклонения по этому показателю низводят их обладателя до положения «не мужика» (многие из нас были свидетелями того, как какого-нибудь мужчину, что не дотягивает до мачо, именовали «слюнтяем» либо «неженкой»). Сходным образом воспитывали многих дам, поучая их, что направляться быть похожим настоящую «леди», что подразумевает, кроме многих вторых условий, умение сдерживать либо избегать выражения бешенства, что имел возможность бы поставить под угрозу межличностные взаимоотношения (Kaplan et al., 1983; Lemkau Landau, 1986).
Моя особая увлеченность нормами, касающимися эмоциональной экспрессивности мужчин, разъясняется тем, что мой мелкий сын приобретает нетрадиционное воспитание и вследствие этого есть потенциальной мишенью для социального отвержения, а я, как каждая мама, не желаю, дабы мой ребенок страдал. в один раз, в то время, когда Кену было 5 лет, он рисовал для друзей из детского сада «валентинки». Ни одной из них он не подписал: «Тому-то и тому-то от Кена», а вместо этого написал на каждой: «Я тебя обожаю», чем поставил меня в тупик. Я не знала, следовало ли мне сообщить Кену, дабы он не делал так, поскольку у мальчиков не принято высказывать амурные эмоции по отношению к своим товарищам. Я сделала вывод, что в пятилетнем возрасте социальные последствия для того чтобы поведения будут, вероятнее, минимальными, но отдавала себе отчет, что через пара лет за подобное поведение мой сын будет подвергаться ожесточённым преследованиям со стороны сверстников. И вдобавок Кен обнимал и целовал подруг и друзей, приветствуя их и прощаясь. Его сверстники в детском саду достаточно отлично переносили эти его изъявления эмоций. Однако несложно было угадать, что через пара маленьких лет это поведение начнёт восприниматься неадекватно, в особенности в среде мальчиков. Вправду, отправившись в школу и проучившись в том месте всего 14 дней, Кен уяснил, что его поведение имеет определенные социальные последствия, и больше так не делал. Во втором классе, приобретя «валентинки» своим школьным приятелям, он зачеркнул «Я тебя обожаю» и вписал «Ты мне нравишься». Быть может, если бы Кен был девочкой, перечень ограничений было нужно бы продолжать. Изучение (Brody, 1985; Eisenberg et al., 1989) вправду говорит о том, что половые различия в эмоциональности в целом более заметны у подростков и взрослых, чем у детей. Дабы их создать, требуется время.
не меньше весьма интересно разглядеть плач как выражение чувств. Как именно гендерные различия в отношении к слезам смогут основываться на различии гендерных ролей? В то время, когда я была ребенком, ребёнком, а позже юный девушкой, то легко срывалась на плач в обстановках фрустрации, боли либо злости. Сейчас в аналогичных обстановках я ни при каких обстоятельствах не плачу. Откуда такая перемена? Я желаю, дабы окружающие принимали меня компетентной и обладающей собой, и знаю, что слезы помешали бы этому. Примечательно, что владение и компетентность собой — это ответственные характеристики мужской роли, и стоило мне, даме, начать трудиться и соревноваться с партнерами, как я эти нормы без промедлений восприняла. К сожалению, я так отлично обучилась осуществлять контроль данный метод выражения чувств, что сейчас мне весьма сложно начать плакать, даже в том случае, если я ощущаю, что желаю этого. Мне думается, многие приятели чувствуют то же самое.
Шульман и Джонсон (Johnson Shulman, 1988) поняли, что взрослые дамы больше высказывают эмоции, направленные на окружающих (к примеру, проявление интереса к эмоциям вторых, их желаниям и потребностям), чем приятели. Приятели же проявляют больше эгоцентричных эмоций (к примеру, потребностей, жажд, собственных заинтересованностей), чем дамы. В другом изучении стало известно, что дамам более комфортно, чем мужчинам, высказывать грусти и чувства страха (Blier Blier-Wilson, 1989; Brody, 1984), и вместе с тем люди не видят межполовых различий в способности испытывать грусть и страх (Fabes Martin, 1991). Считается кроме этого, что приятели проявляют — но не испытывают — больше злости, чем дамы (Fabes Martin, 1989), а дамы испытывают злость ровно так же довольно часто, интенсивно и по тем же предлогам, что и приятели. Коппер и Эпперсон (Kopper Epperson, 1991) не смогли найти у дам большего подавления злобы, чем у мужчин, но те из них, кто по поло-ролевому опроснику Бем подпадал под описание мужественного типа, более склонны были выясняться в состоянии бешенства и отыгрывать злость на окружающих. Фейбс и Мартин (Fabes Martin, 1991) растолковали, что мужчинам более характерно, если сравнивать с дамами, вести себя враждебно, что заставляет некоторых думать, что приятели проявляют больше злости.