Дабы обострить сознавание чувств, попытайтесь следующее:
Лежа, попытайтесь почувствовать собственный лицо. Чувствуете ли вы собственный рот? Лоб? Глаза? Получив эти ощущения, задайте себе вопрос: Каково выражение моего лица? Не вмешивайтесь, этому выражению быть. Сосредоточьтесь на нем, и вы увидите, как скоро оно изменяется. В течение 60 секунд вы имеете возможность ощутить пара различных настроений.
До тех пор пока вы не спите, вы все время что-то сознаете, и это что-то постоянно имеет какой-то эмоциональный тон. Все, что совсем безразлично, что вас не касается, другими словами лишено чувств, – просто не позовёт процесса образования фигуры/фона в таковой степени, дабы этого было достаточно для сознавания.
Крайне важно сознавать непрерывность собственных эмоциональных переживаний. Познание чувств не как угрозы рациональному управлению собственной судьбой, а как ориентира, составляющего единственную вероятную базу рациональной организации людской существования, открывает путь к культивированию постоянного сознавания их умных советов. Это не потребует лишнего времени либо внимания. Вот неотёсанная аналогия. Для хорошего водителя конечно всегда сознавать, что мотор его автомобили трудится мягко. Это не находится в фокусе его внимания; звук мотора – часть динамики фигуры/фона в его управлении машиной. Вместе с тем это что-то, что относится к делу, и данный звук скоро делается фигурой и завлекает внимание, в случае, если появляется мельчайшая нерегулярность. Второй шофер, что, возможно, не желает тревожиться, не увидит изменившегося звука либо не придаст ему значения, не обратит внимания на появившийся недостаток. Неизменно сознавать эмоции возможно лишь если вы готовы сознавать то, что вправду значительно в вашей жизни, даже в том случае, если это отличается от того, что говорят другие либо что вы сами себе говорили раньше.
Многие люди считают, что их жизнь безлюдна, тогда как в действительности они испытывают скуку и запрещают себе сделать что-то, что разогнало бы ее. В это же время, скука – состояние, с которым не так уж тяжело совладать, так что давайте разглядим это.
В опыте на сосредоточение мы видели, что скука появляется, в то время, когда произвольное внимание обращается на что-то скучное и отнимается у того, что имело возможность бы вызвать интерес и спонтанное формирование фигуры/фона. Природа формирует в качестве целительного средства утомление, тенденцию уснуть либо войти в состояние транса, в то время, когда ослабление принуждения даст спонтанному интересу выйти на передний замысел в качестве фантазий. Если вы примете данный естественный процесс вместо того, дабы бороться с ним, вы имеете возможность применять фантазии как средство обнаружения того, что же вы желали бы делать. Это весьма легко в одиночестве. Закройте глаза и допустите легкую дремоту. Довольно часто это приведёт к ясному представлению о том, чего вы желаете. На людях, в то время, когда действуют мысли долга, соблюдения условностей, нежелание огорчить вторых, необходимость дурачить начальника, и т.д. – обстановка сложнее. Но кроме того наряду с этим согласиться себе, что что-то вам не весьма интересно, – это путь к тому, дабы отыскать моменты интереса, в случае, если уж вправду нужно делать то, что вы делаете. Но обстановок, каковые хронически приводят к скуке, необходимо или избегать, или изменять их.
Вы имели возможность подметить, как по-различному вы чувствуете себя рядом с различными людьми. Один наводит скуку, второй злит; один приводит к подъЁму, второй – подавленность. Вы, само собой разумеется, предпочитаете тех, с кем легко, либо с кем вы ощущаете себя радостным, либо большим. В этих ваших реакциях, вероятнее, присутствует большая часть проекции (другими словами вы приписываете собственное отношение вторым, а после этого вычисляете, что другие заставляют вас испытывать то-то и то-то). Но довольно часто справедливо и второе: в то время, когда вы имеете возможность ощутить в полной мере определенную реакцию на другого человека, возможно, что данный человек, сознавая либо не сознавая это, собирается позвать в вас эту реакцию. Меланхолик может желать позвать в вас подавленность, льстец – чувство собственного величия, задира – раздражение, любитель ворчать – недовольство. И напротив, живой человек желает вас заинтересовать, радостный желает, дабы вы поделили с ним его счастье. Развивая чувствительность к сознаванию собственных реакций, возможно стать хорошим ценителем людей.
Преодолев тенденцию проецировать установки и нежелательные чувства на вторых людей, другими словами обучась видеть другого человека, а не личные проекции на него, возможно начать подмечать, в то время, когда кто-то желает заморочить вас потоком фактов и слов, загипнотизировать монотонность голоса, усыпить и подкупить лестью, ввести в депрессию нытьём и хныканьем. Вы имеете возможность развить эту нужную интуицию, сперва подмечая, как вы реагируете на окружающих людей, а позже замечая, подтверждается ли ваша реакция вторыми чертами поведения этих людей. Наряду с этим вы начнете разделять проецирование собственных несознаваемых тенденций и настоящую интуицию довольно вторых.
Нарушения равновесия личности исправляются не сдерживанием либо подавлением чрезмерно развитой стороны, а сосредоточением на недоразвитой стороне, приданием ей дополнительной значимости и ее разделением. Чрезмерный перевес сенсорной стороны может породить ипохондрию, чувств – истерию, мышления – компульсивный и фригидный интеллект. Но таковой перевес одной стороны в большинстве случаев сопровождается недоразвитостью в других сферах. цельности и Восстановление гармонии приходит при помощи высвобождения того, что заблокировано. Эта, прежде обедненная, сторона личности потребует сейчас внимания доли и своей энергии, и равновесие будет восстановлено.
Вот еще один опыт для углубления сознавания эмоциональных переживаний:
Посетите галерею исскуства, нужно достаточно разнообразную. Бросайте только беглый взор на каждую картину. Какую чувство, хотя бы неясную, она вызывает? В случае, если изображается буря, чувствуете ли вы в себе волнение и соответствующие вихри? Не пугает ли мало вот это лицо? Не злит ли данный броский подбор красок? Каким бы ни было ваше мимолетное чувство, не пробуйте поменять его добросовестным разглядывание, переходите к следующей картине. Обратите внимание, какое узкое эмоциональное чувство приводит к этому рисунку, переходите к второму. В случае, если ваши реакции кажутся весьма смутными и мимолетными, либо вы кроме того по большому счету не могут их отследить, не думайте, что это постоянно будет так – повторяйте опыт при каждом эргономичном случае. В случае, если тяжело попасть в галерею, имеете возможность выполнить то же с репродукциями.
Следующий опыт будет жёстким орешком, в силу того, что мы предложим вам сознавать эмоции, которых мы в большинстве случаев избегаем, – те самые, каковые пугают нас и заставляют стремиться к владению собой. Эти нежелательные чувства, но, также должны быть сознаваемы и разряжены, перед тем как мы сможем вольно входить в ситуации, где мы их испытываем. Предположим, человек опасается публичных выступлений, в силу того, что в один раз, в то время, когда он попытался, он провалился. Предположим, женщина опасается влюбиться, в силу того, что в один раз была одурачена. Предположим, кто-то опасается разозлиться, в силу того, что в один раз, в то время, когда он продемонстрировал собственную злость, его очень сильно побили. Любой из нас пережил довольно много аналогичных случаев, каковые воспроизводятся в воображении; они не дают нам возможности заново подойти к увлекательным обстановкам, в случае, если нам не повезло в аналогичных обстановках в прошлом. Эти ветхие переживания – незавершенные дела, каковые мешают тому, дабы мы принялись за завлекающие нас новые дела. Возможно попытаться завершить их, повторно переживая их в воображении. Любой раз, воспроизводя эти болезненные эпизоды, вы сможете обнаружить добавочные подробности и волноваться в сознавании все больше чувств, каковые с ними связаны.
Снова и снова оживляйте переживание, которое имело для вас сильную эмоциональную нагрузку. Любой раз старайтесь отыскать в памяти дополнительные подробности. Какое, к примеру, самый пугающее переживание вы имеете возможность отыскать в памяти? Прочувствуйте его снова, так, как это все происходило. И еще раз. И опять. Обрисовывая его, употребляйте настоящее время.
Быть может, в фантазии всплывут какие-то слова, что-то, что вы либо кто-то второй говорили в данной ситуации. Произносите их вслух, снова и снова; слушайте, как вы произносите их, почувствуйте, что вы испытываете, в то время, когда проговариваете и слушаете их.
Вспомните обстановку, в которой вы были унижены. Воспроизведите ее пара раз. Обратите наряду с этим внимание, не появляется ли в памяти какое-нибудь более раннее переживание подобного рода. В случае, если это так, перейдите на него и проработайте ее.
Делайте это для разнообразные эмоциональных переживаний, как у вас хватит времени. Имеется ли у вас, к примеру, незавершенные обстановки горя? В то время, когда кто-то, кого вы обожали, погиб, имели возможность ли вы плакать? В случае, если нет, имеете возможность ли на данный момент? Имеете возможность ли вы в мыслях представить себя у гроба и проститься?
В то время, когда вы были более всего разъярены, пристыжены, в замешательстве, ощущали себя виноватым и пр.? Имеете возможность ли вы пережить эти эмоции снова? В случае, если нет, то имеете возможность ли вы ощутить, что вам мешает?
Говоря о собственных реакциях в опыте, где необходимо было чувствовать собственный лицо, многие студенты информировали, что они нашли у себя каменные лица. Кое-какие высказывали гордость по поводу собственного умения быть скрытными, и говорили, что у них нет ни мельчайшего намерения отказываться от преимущества скрываться за сценой. Возможно поразмыслить, что они разглядывают все собственные отношения с людьми как нескончаемую игру в покер. В случае, если, как они утверждают, они не расслабляют собственный каменное лицо кроме того в интимных обстановках, против кого они играются?
Практически всем было тяжело делать данный опыт. Вот обычный пример:
Опыт на сознавание чувств до сих пор вызывает так сильное сопротивление, что не дает значимых результатов. Главные сопротивления – скука и ощущение неудобства. Мне не удалось ни почувствовать выражение собственного лица, ни подметить, изменяется ли оно. Единственное выражение, которое я увидел, было нажимание нижней губы на верхнюю вверх и вперед. Я связал это с эмоцией неспокойного цинизма, которое я испытываю, в то время, когда слышу что-то (в большинстве случаев в связи с делами), чему я не верю. В другие моменты я обнаруживал собственный лицо застывшим. Это так тревожило меня, что я прекращал опыт, когда сознавал это через чур светло. Я кроме этого подмечал, какое у меня лицо, в то время, когда я злюсь. И это сознавание кроме этого через чур тревожило меня, дабы продолжать его.
Кое-какие отмечали, что выражение их лица не изменяется, оставаясь как бы застывшим. Другие – что их лица изменяются так скоро и неизменно, что они не успевают отыскать слова для называния выражения. Кое-какие утверждали, что когда они обнаружили, как назвать выражение собственного лица, они сходу вспоминали обстановке, в которых оно было бы подходящим. Другие говорили, что они имели возможность бы получить какое-то выражение лица, лишь если они придумывали какую-нибудь эмоциональную обстановку, а позже отмечали, что происходило с лицевыми мускулами.
Обнаружение невыразительности собственных лиц дало некоторым студентам новые основания для недовольства собой:
Я отыскал, что мое лицо не через чур ясно, скорее кроме того придурковато. Рот значительно чаще немного открыт, а глаза косят. Обе эти привычки я могу преодолеть лишь в случае, если всегда сознаю, что я делаю со своим лицом. Я увидел, что мое лицо более ясно, в то время, когда я взволнован. Если бы мне удалось руководить этим, полагаю, что смотрелся бы более занимательным человеком.
Это отражает неспециализированную тенденцию пробовать трудиться над симптомам, а не над его базой. Произвольно руководить чертами лица – это не ясность, а актерство, и в случае, если лишь не быть весьма хорошим актером, то это преобразовывается в корчение рож. – А также в обучении актеров согласится, что возможно отлично играть на сцене, лишь в случае, если вызывать в себе воспоминание о сходных переживаниях в жизни, и приводить к соответствующим выражениям лица и прочие черты поведения, каковые соответствуют этому переживанию (см., к примеру, Работу актера над собой Станиславского, где громадное внимание уделяется культивированию сенситивной и аффективной памяти). Мы, но, стремимся научить вас не столько убедительно играться сценические роли, сколько высказывать себя.
Опыт 8
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ
Вербализация – это выражение в словах. В случае, если мы обрисовываем объекты, сцены либо действия, мы используем их наименование вместе с другими словами, каковые касаются их организации, взаимоотношений, особенностей и т.д. Мы говорим, каковы они, основываясь на видении, слышании и других ярких переживаниях. В случае, если мы рассуждаем о них, – мы манипулируем последовательностями слов, каковые их обрисовывают. Это может происходить уже без яркого опыта, в силу того, что коль не так долго осталось ждать что-то названо, слово может для многих целей выступать в качестве названного. Воздействие со словами вместо действования с объектами возможно во многих отношениях более экономным и действенным; достаточно представить себе сцену дискуссии, как переставить концертный рояль! Но увидьте: комбинирование слов не передвигает само по себе того, что этими словами обозначается.
Обычная, здоровая вербализация в большинстве случаев отталкивается от невербального: объектов, условий, положения дел и пр., и заканчивается невербальными эффектами. Это не означает, что вербализация другой раз не может быть нужной и в отношении того, что само уже вербально: книг, пьес, либо того, что кто-то сообщил; но эта тенденция говорить по поводу бесед другой раз преобразовывается в заболевание. В случае, если человек опасается соприкосновения с действительностью – с людьми из крови и плоти, с чувствами и собственными ощущениями, – слова начинают употребляться как экран между говорящим и его средой, и между говорящим и его собственным организмом. Человек пробует жить в одних словах и смутно чувствует, что чего-то не достаточно.
У интеллектуала вербализация гипертрофирована. Он навязчиво и компульсивно пробует быть объективным по отношению к собственному личному опыту, что, в большинстве случаев, свидетельствует словесное теоретизирование по поводу себя и по поводу мира. Тем временем, при помощи этого самого способа он избегает соприкосновения со собственными эмоциями, с драматизмом настоящих обстановок. Он живет подставной судьбой слов, изолированных от другой части его личности, высокомерно ненавидя тело и стремясь к словесным победам правильности, произведенного впечатления, пропаганды, рационализации – тогда как настоящие неприятности организма остаются без внимания.
Но эта словесная заболевание не исчерпывается одними интеллектуалами. Она достаточно универсальна. Частичное сознавание того, что что-то не в порядке, заставляет людей писать такие книги, как Тирания слов; сейчас семантика (Кожибский) пытается вернуть сообщение слов по крайней мере с невербальной действительностью среды, настаивая, что каждое слово относится к чему-то невербальному. Отечественные опыты с абстрагированием и действительностью кроме этого были направлены на это. Но семантики довольно часто употребляют внимание и всю энергию на заботу о точности по отношению к внешним вещам, избегая так семантических неприятностей, касающихся внутреннего: они редко касаются сенсорно-моторных корней языка.
Отечественная методика обнаружения и сознавания патологических качеств вербализации состоит, как и для других функций, в том, дабы в первую очередь разглядывать это как существующую деятельность. Это относится как к проговариванию слов вслух, так и к легко думанию – внутренней речи. Ребенок обучается сперва сказать вслух, но позже человек может применять данный полученный во внешнем общении язык как внутреннюю обращение, думание. В цельной личности такое думание – нужное средство для активной работы со сложными отношениями сознаваемых потребностей, мнимых явного поведения и средств достижения, которое делает конкретным то, что сперва воображалось. Большая часть взрослых людей, но, считает, что мышление независимо и первично: Легко думать, но тяжело высказывать мысли. Это происходит из-за вторичного блока, из-за страха по поводу того, как другие будут реагировать на мысли, высказанные вслух. Но в случае, если человек сможет сказать в хорошем темпе, воодушевлен собственной темой, оставляет собственные страхи, перестает контролировать собственные высказывания, перед тем как сказать их вслух, одним словом, в то время, когда нечего опасаться, – делается очевидным, что говорение и думание тождественны.
Дабы осмыслить, включить в состав целого отечественный вербальный и мыслительный опыт, мы должны сознавать его. Средство ориентации по отношению к говорению – слушание:
Послушайте, как вы рассказываете в компании. В случае, если имеется возможность, запишите собственный голос. Вы станете поражены и, возможно, раздосадованы тем, как он звучит. Чем больше ваше представление о себе отличается от вашей настоящей личности, тем посильнее в вас будет нежелание признать услышанный голос как собственный личный.
Почитайте вслух стихи, каковые вы понимаете, и послушайте себя. Не вмешивайтесь в чтение, не старайтесь просматривать громче, яснее либо яснее. Просматривайте так, как у вас получается, повторяйте чтение, и слушайте, пока вы не почувствуете интеграции слушания и говорения.
После этого прочтите то же стих внутренней речью – в уме. Сейчас вам уже должно быть легко слышать собственную внутреннюю обращение. – Сейчас, в то время, когда вы книгу либо газету, вслушайтесь в собственную внутреннюю обращение, проговаривание читаемого. Сперва это замедлит чтение и, возможно, приведёт к беспокойству, но через некое время вы сможете слушать так же скоро, как вы просматриваете; эта практика может улучшить вашу память благодаря возросшему контакту с материалом.
Наконец, попытайтесь прислушаться к собственной внутренней речи – думанию. Сперва это может вынудить вас замолчать, но через некое время тихое бормотание начнется опять. Вы услышите несвязные, сумасшедшие отрывки предложений, проплывающие снова и снова. В случае, если это вызывает через чур большое беспокойство, самую малость поговорите с собой намеренно: на данный момент я слушаю себя. Не знаю, о чем бы поразмыслить. Попытаюсь выполнить без звучно опыт тут и по сей день. Да, это звучит так же, как если бы я делал это вслух. А сейчас я забыл, прекратил слушать…
Отмечайте модуляции вашего внутреннего голоса. Какой он: сердитый, жалующийся, ноющий, напыщенный? Либо он звучит по-детски? Проговаривает ли он педантично все подразумеваемое по окончании того, как значение уже осознано?
Будьте настойчивы в этом упражнении, пока вы не почувствуете интеграцию, говорения и соединение слушания. Данный внутренние размышления имеется то, что Сократ именовал сущностью мышления. Если вы сможете чувствовать слушания и функциональное единство говорения, ваше думание станет более ясным. Одновременно с этим часть вашего думания, которая ничего не высказывает, которая крутится как мотор на холостом ходу, начнет понемногу исчезать.
Обратите внимание в простом беседе на лишние выражения, наподобие не правда ли, правда?, отлично…, возможно и пр., каковые помогают только для предотвращения мельчайших моментов молчания в речевом потоке. Когда вы увидите этих спасателей лица, этих требователей внимания, – они начнут исчезать из вашей речи, делая ее более ровной.
В то время, когда вы овладели внутренним слушанием, сделайте решающий ход – перейдите к внутреннему молчанию! Это весьма тяжело. Многие люди не смогут поддерживать кроме того внешнее молчание. Не путайте внутреннее молчание и пробелами, трансом, остановкой ума. Останавливаются лишь слушание-и-говорение, но сознавание присутствует:
Попытайтесь поддерживать внутреннее молчание, воздерживайтесь от внутренней речи; наряду с этим оставайтесь пробужденными и сознающими. Сначала это может удаваться только на пара секунд, думание навязчиво возобновится. Для начала отлично, если вы хотя бы почувствуете отличие между говорением и внутренним молчанием; разрешите им сменять друг друга. Хороший метод – координировать это с дыханием. Попытайтесь останавливать внутреннюю обращение на протяжении вдоха. После этого, на протяжении выхода, разрешите проговориться внутренне появившимся словам. Если вы занимаетесь в одиночестве, то нужным возможно проговаривание этих слов тихо, шепотом. Если вы станете настойчивы в этом опыте, ваши визуализации станут бросче, ощущения тепла – определеннее, эмоции – яснее, в силу того, что энергия и внимание, применяемые в большинстве случаев в тщетном внутреннем говорении, сейчас смогут употребляться в этих более несложных и более фундаментальных функциях.
Поэзия – мастерство ясной речи – основывается свойстве молчаливо поддерживать сознавание потребностей, образов, эмоций, памяти, – тогда как слова появляется и организуются, так что эти слова выясняются уже не очевидными стереотипами, они пластически организуются в фигуру, которая высказывает богатое переживание. Такие слова высказывают то, что имеет невербальную базу.
Прислушайтесь к собственной внутренней речи и попытайтесь отметить ее ритм, тон, ходовые фразы. Кому вы рассказываете? С какой целью? Придирайтесь и ворчите? Льстите кому-то? Не поворачиваете ли вы фразы так, словно что-то скрываете – сами не понимаете что? Стараетесь произвести чувство? Либо это блеф? Либо вам нравится, как слова текут, цепляясь приятель за приятеля? Имеется ли у вашей внутренней речи постоянная аудитория?
Большинство того, что вы вычисляете моральными суждениями и оценками – это ваша внутренняя обращение во внутренних драматических обстановках. Если вы имеете возможность останавливать внутреннюю обращение, поддерживать внутреннее молчание, вы сможете яснее и несложнее оценивать свой отношение и факты к ним.
Мы приведем пара отчетов студентов об этих опытах. Большая часть говорят о разочаровании при слушании записи собственного голоса: он звучал выше, уже, менее очень сильно и т.д., чем казался говорящему. Кое-какие, но были приятно поражены.
Значение этого ощутимого различия в некоторых случаях подвергалось громадному сомнению:
Я не согласен, что представление человека о себе в большинстве случаев отличается от его настоящей личности. Но нежелание принимать запись собственного голоса за личный голос не может быть мерой этого. Что тогда делать с тем фактом, что тем больше человек привыкает слышать собственный голос в записи, тем больше он его определит и принимает как собственный? направляться ли на этом основании считать, что его представление о себе наряду с этим делается более родным к его настоящей личности? Я пологаю, что нет.
Хотя здесь идет обращение о относительно маленькой проблеме, давайте кратко обсудим ее. Человек может сломать индикатор, если он показывает что-то нежелательное. В случае, если человек поднимается на весы, дабы взвеситься, а позже, неудовлетворенный результатом, сдвигает стрелку, это, само собой разумеется, не говорит о изменении его веса; в случае, если к тому же ему удается погасить сознавание того, что он сам конкретно влиял на индикатор, он может дурачить себя, полагая, что то, что сперва ему не нравилось, сейчас исправлено. В случае, если по окончании первого шока от слышания записи собственного голоса человек пускается в рационализации по поводу различия в прохождении звука по костям и по воздуху, несовершенства средств звукозаписи и пр., он может легко успокоить себя представление об искажениях, каковые вносятся записью в то, что он думает своим голосом. В это же время, принятие звукозаписи собственного голоса за вправду собственный голос, что в действительности понемногу происходит, до некоей степени вправду сближает представление о себе и настоящую личность.
Слушание внутренней речи привело к множеству комментариев:
В моем внутреннем говорении звучал тон придирчивости. Как словно бы я не удовлетворен вещами, как они имеется, и все время сердит на себя, обижен и ворчу.
Я понял, что я не просто разговариваю сам с собой, а словно бы бы просматриваю долгую проповедь невидимому собранию. Часть этого тщетна, не имеет логической связи, но все имеет сходный враждебный, насильственно-убеждающий тон, что я, по-видимому, полагаю нужным для хорошей речи перед публикой. Моя внутренняя обращение медленна и достаточно неестественна.
Попытка установить внутреннюю тишину вызывает наибольший интерес и разнообразие отчетов:
Мне показалось совсем неосуществимым отыскать то, что вы именуете внутренней тишиной. Честно говоря, я практически уверен, что такое нереально, и в случае, если кто-то говорит, что достиг этого, откуда вы понимаете, что он не дурачит вас?
Мне удалось поддерживать внутреннюю тишину в течение маленьких отрезков времени, но это было неинтересной утратой времени. Это мимолетное, неестественное состояние, в силу того, что сразу же приходит идея, что необходимо возвратиться к обычной деятельности, в силу того, что имеется вещи, на каковые необходимо обратить внимание, дела, каковые необходимо закончить, – занимательные и осмысленные.
Пробуя добиться внутренней тишины, я почувствовал, что мускулы горла так напряглись, что я должен был прекратить это глупое занятие, дабы не закричать.
Я понял, что поддержание внутренней тишины вызывает во мне беспокойство и нервозность. По окончании приблизительно трех мин. я готовься чуть не выпрыгнуть в окно. Это напомнило мне детские соревнования – кто продолжительнее просидит под водой.
Опыт с внутренней тишиной – это что-то выше моих сил. Как словно бы я не дышу, и начинаю судорожно ловить воздушное пространство, дабы выскочить из этого. Но я знаю, что именно отсутствие внутреннего молчания не дает мне заснуть в течение двух часов, в то время, когда я ложусь дремать. Данный внутренний голос гудит и гудит, и не останавливается.
Я совсем не ожидал, что мне удастся установить полную тишину, и был весьма доволен, не смотря на то, что и озадачен, найдя, что это-таки быть может, и формирует восхитительное, некоторым образом полное чувство.
Это восхитительно! Мне это удается лишь на маленькие моменты времени, но в то время, когда удается – это воистину чудесно, и какое освобождение от постоянной внутренней болтовни!
Я не могу удержаться от говорения одним либо несколькими голосами сходу. Тишина, которую я пробую установить, появляется на мгновение, которого я не могу измерить, это фактически по большому счету не имеет времени. После этого выясняется, что я начинаю делать заметки в собственном мысленном блокноте, другими словами начинаю выслушивать компетентные описания того, в то время, когда и по какой причине тишина была прервана, – что само по себе ее и прерывает. К примеру, стоит тишина. После этого я подмечаю звук дождя и в тишину попадает метка: ливень. Ментальная записная книжка сходу пополняется замечанием, что первым подкралось имя чего-то, – и не так долго осталось ждать все это преобразовывается в мою собственную внутреннюю болтовню.
Мне совсем не давалась внутренняя тишина – до прошлого воскресения, в то время, когда я прогуливалась в парке с мужем. На некое время я не была занята простыми заботами, каковые занимают мой ум. Неожиданно я схватилась за беднягу и закричала: Вот оно! Это, само собой разумеется, прервало тишину, но ненадолго. Без единой мысли, я принимала пейзаж, ветер, ритм отечественных шагов, и тому подобные вещи. В случае, если это и имеется переживание внутренней тишины, то назвать его прекрасным – значит сообщить через чур мало.
самоё волнующим и тяжёлым опытом были мои попытки создать внутреннюю тишину. Солидную часть времени это мне не получалось, но временами, в то время, когда получалось на пара секунд, я бывал поражен появляющимся ощущением огромной потенциальной релаксации и силы. К сожалению, через пара секунд я уже начинаю сказать внутренне об этом самом успехе – что, очевидно, сразу же разрушает его.
Опыт 9
ИНТЕГРИРУЮЩЕЕ СОЗНАВАНИЕ
Если вы без шуток поработали над прошлыми опытами – над ощущением тела, вербализацией и эмоциями – вы уже ощущаете себя более живым и более спонтанно-ясным. Мы сохраняем надежду, что вы все в основном обнаруживаете, что для поддержания этого ощущения вовсе не требуется постоянного упрочнения, которое сначала казалось нужным. Вы не распадаетесь на части либо куски, не сходите с ума, в случае, если ослабляете произвольное сдерживание, принудительное внимание, постоянное думание и активное вмешательство в собственный поведение. Напротив, ваше переживание делается все более связным, организуется в осмысленное единство. Это и имеется настоящая интеграция, включение части в целое собственного сознательного опыта, – в отличие от принудительного, произвольного включения, в то время, когда вы искусственно подавляете одни тенденции поведения и навязываете себе другие.
В то время, когда вы оставляете попытки привести собственный поведение в соответствие с заимствованными у авторитетов условностями, на поверхность выходят сознаваемые спонтанный интерес и потребности, и вы имеете возможность найти, кто вы имеется и что вам подходит. Это ваша природа, сердцевина вашей жизненной силы. внимание и Энергия, каковые уходили на принуждение себя из-за одного эмоции долженствования, довольно часто направлялись против ваших собственных здоровых заинтересованностей. В той мере, в какой вы имеете возможность вернуть себе эту энергию и по-новому ее направить, будут расширяться сферы настоящего жизненного интереса. Лечит сама природа – natura sanat. Рана заживает, кость срастается. Доктор обязан только очистить рану либо верно расположить кость. То же относится и к вашей личности.
Любой из способов, используемых в современной психотерапии, забранный изолированно, одновременно и пригоден и недостаточен. Потому, что физическая и социальная среда, тело, эмоции, мышление, обращение – все это существует в едином целостном ходе функционирования организма в среде – внимание к любому из этих компонентов возможно нужным для углубления личной цельности. Способы, каковые абстрагируют из живого единства одну из этих частей и более либо менее только на ней сосредотачиваются, – скажем, на мышечных зажимах и ощущении тела, либо на семантике, – в итоге окажутся действенными. Кроме того в случае, если способ ограничивается частностью, эффект имеет тенденцию распространиться на всю целостность функционирования. Но конечно заключить, что такие частичные способы, потому, что они являются абстракциями от конкретной действительности, сами по себе оказываются не сутью терапии, а разными подходами к осуществлению терапевтических намерений.