совсем не умели просить за себя, среди них и
за детей. За кого-то другого – пожалуйста. Не толь-
ко просить – в бой отправятся. Но лишь не за себя либо
собственных детей. К примеру, папа ни при каких обстоятельствах не пользовал-
ся положенными ему льготами ветерана войны. В то
время, к примеру, был закон – ветераны войны имел возможность-
ли все брать в магазинах без очереди по предъяв-
лению удостоверения. А кто не забывает – очереди в те
времена были везде и огромные, кроме того за самыми за-
урядными товарами, а уж в случае, если «выбрасывали» (для
тех, кто не знает – в то время означало продажу чего-
то дефицитного, чего неизменно в продаже не бывает)
что-то особое – так легко нескончаемые, большей
части которых ничего «не светило». Папа ни при каких обстоятельствах
не пользовался собственными льготами, а стоял в очереди,
мама это принимала нормально – она и сама была та-
кая. Но в один раз в Москве они «напали» на апельси-
ны – была огромная очередь, а родители весьма захо-
тели привезти нам. И мама уговорила отца приобрести по
удостоверению. И папа приобрел, но заявил, что больше
ни при каких обстоятельствах не будет… Либо вот пример – поступление
Вити (маминого брата) в университет, где трудились ро-
дители. Я уже сказал, что Витя был послан его
родителями в Ижевск в надежде на хорошее
влияние моего отца. Влияние вправду оказа-
лось таковым, и Витя не просто закончил школу, но
и собрался поступать в университет. Более того, будучи
очень смышленым учеником, он оказывал помощь
в подготовке к вступительным экзаменам двум сво-
им одноклассницам. Так вот, эти одноклассницы
конкурс прошли, а Витя – нет, ему не хватило совсем
чуть-чуть. Исходя из этого по совету отца он отправился трудиться
на постройку электромеханического завода, а за-
тем отправился проходить службу в армию. Определив об этом, ди-
ректор университета Бабин устроил родителям страш-
ный выговор за то, что они не обратились к нему за
помощью, и по большому счету был очень этим удивлен. Либо,
к примеру, в то время, когда я поступал в университет, родители
по большому счету куда-то уехали из города. Вот задаёт вопросы-
ся – для чего? Не обязательно же, оставаясь в городе,
помогать мне поступать. Но возможно, к примеру,
кормить на протяжении экзаменов отлично, подбадривать
морально. Но родители уехали на время моих экза-
менов – дабы никто кроме того поразмыслить не имел возможности, что они
мне оказывают помощь поступать!
В театральный Наташа не поступила. В то время, когда На-
таша получала образование университете культуры, папа строил
замыслы, что по окончании окончания она продолжит собственный
научно-музыкальное развитие, быть может, защитит
диссертацию и будет покорять профес-
сиональные высоты. Но, Наташа и тут не со-
ответствовала представлениям, и вместо научного
развития встретила коренного ленинградца Женю и
стала его женой. Своих родителей предотвратили за-
ранее — приблизительно за месяц до свадьбы Наташа поз-
вонила им и сказала, что у нее имеется приятель, и что она
выходит за него замуж. Родители тут же отправились в
Ленинград знакомиться с его мамой и женихом. На
свадьбу уже не отправились — не было денег. На мой воп-
рос, не стоило ли лучше отправиться сходу на свадьбу –
в том месте бы и познакомились, а заодно бы и на свадьбе
погуляли, мама сообщила «ну, как это так, нужно же все-
таки было до свадьбы познакомиться, дабы как по-
ложено – задали вопрос согласие своих родителей и другое…».
Самих молодых эти условности, наверное, мало вол-
новали, и согласия, я так осознаю, никто не спра-
шивал. Уже отлично, что сказали… Папа по этому
предлогу не переживал, а радовался – он постоянно хотел,
дабы дочки вышли замуж и имели семьи.
Само по себе замужество Наташи еще не ставило
крест на замыслах отца по завоеванию ею научных ру-
бежей, но он, само собой разумеется, ощущал, что куда-то все не
в том направлении пошло… И я думаю – замужество тут ни при чем,
легко Наташа ни при каких обстоятельствах и не помышляла о научной
карьере. Последним ударом по замыслам отца на На-
ташины возможности стало рождение ее сына – пер-
вого внука своих родителей – Сережи. Ну все – «засосало
мещанское болото…». Ну и пускай живет, как желает.
Само собой разумеется, не обращая внимания на такую отличие между ожида-
нием и действительностью, папа ни при каких обстоятельствах не прекращал по-
могать Наташе – как и всем нам. И внука Сережу он
весьма обожал. По большому счету мама говорит, что настоящие
родительские эмоции у отца проявились к внукам.
Но, вот все-таки не получилось направить Наташу
по верному пути – возможно, думал и пережи-
вал папа. Переживал не за неуспех собственных замыслов, а за
предстоящую судьбу Наташи, которая точно ему
представлялась очень обыкновенной, средней, серой и
бедной – как и большинства радостных советских
людей. Он сделал все, что имел возможность – дальше пускай сами
идут по выбранному пути… Но и в этом случае папа
ни при каких обстоятельствах не отказывал в собственной помощи. В то время, когда Наташа
родила сына (она родила его в Ижевске), приехал ее
Женя повидаться и был очень сух в общении с ней,
чем причинил ей довольно много слёз и неприятностей. Папа,
видя это, сообщил (не Наташе, само собой разумеется, а маме – а она
уже передала Наташе), что если она, Наташа, желает,
он на данный момент же Женю выгонит. Наташа тогда не за-
желала, не смотря на то, что осознавала, что может рассчитывать на
предстоящую помощь отца. А папа точно пе-
реживал за Наташу, за ее предстоящую судьбу с этим
Женей, главная неприятность с которым была не в этом
конкретном случае, а в том, что таковой сильной жен-
щине, какой была Наташа, ощущать себя защи-
щенной и иметь возможность расслабиться возможно
лишь с еще более сильным другом, а Женя был
совсем другого типа человеком…. «И так как это на всю
жизнь» – возможно, думал папа.
На очереди была Люся. Она подавала в полной мере кон-
кретные надежды. Она, как и Наташа, закончила му-
зыкальную школу и отправилась по «верному пути» — в
музыкальное училище. Она и в том месте показала все собственные
хорошие качества – усидчивость, старание
и способности к музыке, каковые у нее, непременно,
были. Так что успешное окончание музыкального
училища и поступление в казанскую консерваторию
были в полной мере закономерными.
Эту часть собственной истории Люся поведала мне сама.
Сперва я продолжительно пробовал получить от нее хоть ка-
кие-нибудь воспоминания об отце – все было тщет-
но. Весьма она занята, так прямо занята, что некогда
ей совсем. Возможно, вы поразмыслили, что она
трудится министром? – вовсе кроме того нет. Именно в случае, если
б была министром – быть может, время и нашлось бы.
А она трудится в школе, вся голова занята вопросами
подготовки детей к очередному концерту (она препо-
дает музыку), так что у нее нет времени. Потому, что она у нас
была отличницей в школе, то вот эти замашки отлич-
ника и остались – приложить все усилия к текущему
делу. А следующее дело должно подождать. Так что,
быть может, запишись я к ней в очередь со своим де-
лом – лет через 15 она кроме этого старательно подошла бы
и к нему. Но я не могу столько ожидать – я же не был от-
личником. Так что я отыскал возможность и взял ее
устные «показания». Кстати, написав эту часть по ее
рассказу, я послал ей текст по email,
дабы она высказала пожелания и свои замечания,
на что Люся отправил мне сообщение, что она сможет
выделить мне время 8 июня (через месяц!) с 15 до 16
часов… Вот какой напряженный график судьбы у ра-
ботников образования! Я не стал занимать данный единс-
твенный вольный час – пускай уж она отдохнет…
Люся поразила меня еще больше, чем Наташа. Ее
главным воспоминанием об отце также были его
воспитательные беседы и строгость на кухне, она так
же, как я и Наташа, запомнила, что отца опасалась и
предпочитала меньше с ним общаться. Это было уди-
вительно, первым делом, тем, что Люся была от-
личницей, «паинькой», никаких неприятностей с ее школь-
ными и музыкальными делами у своих родителей не было.
И вот – на тебе.
В качестве иллюстрации собственных взаимоотношений с отцом
Люся выбрала и поведала мне историю собственного за-
мужества и роли и развода отца в этом вопросе. Сам
я этих подробностей не увидел – вся эта история,
как и многие другие истории в семье, прошла мимо
меня – вероятнее, я не очень и интересовался.
Так вот, Люся вышла замуж, будучи студенткой
Казанской консерватории. Как я уже сказал, папа
строил определенные замыслы ее предстоящего разви-
тия, то есть – видел ее научным работником в об-
ласти музыкальной литературы. В таковой профессии,
полагал папа, Люся в полной мере может реализоваться,
обеспечить себе более-менее обычный доход и
кроме того национальность не станет громадной преградой –
в случае, если, само собой разумеется, не лезть в главы. Так думал папа
и готовься оказать Люсе не просто родительскую, а
кроме этого и опытную помощь. Он кроме того прочи-
тал множество литературы о музыке, например, о
Шостаковиче, которого Люся .
В то время, когда папа обнаружил время для всего этого – непонят-
но, у него собственной работы было в избытке. Кстати, одну
такую их беседу о Шостаковиче я не забываю и сам, пос-
кольку принял в ней яркое участие.
Дело было так: мы ехали в поезде в Москву – ро-
дители, Люся и я. Люся села в к нам в поезд в Каза-
ни (она обучалась в том месте в консерватории), и сейчас мы
дружно ехали в Москву и дальше – к бабушке в
Гжатск. Люся говорила с отцом о Шостаковиче,
и, как в любой момент, демонстрировала собственные знания и была
легко само музыкальное совершенство. Я принять
участие в беседе не имел возможности, поскольку из всей темы знал
лишь, что Шостакович – это композитор. Так что я
молчал, не очень то и хотя принимать участие. В это вре-
мя проводница принесла газеты. Потому, что знатоки
музыки были увлечены ученой беседой, газеты они
наблюдать не стали, а я – от нечего делать – забрал одну.
И заметил на первой странице сообщение о том, что
погиб Шостакович. Выждав момент, я, тоном инте-
ресующегося любителя, кроме того пара заискивая
перед специалистами, задал вопрос: «Люсь, а Шоста-
кович жив?». «Ну, само собой разумеется, жив» — последовал не-
медленный ответ, тоном, исключающим какой-либо
другой вариант. В этот самый момент мой выход: «Ха!» —
радостно сообщил я, — «как бы не так!», и сунул ей газету.
Разумеется, на Шостаковиче держался целый музыкаль-
ный мир. По крайней мере, Люся расплакалась и
рыдала так, что я кроме того начал сомневаться, верно
ли я осознавал, что Шостакович был композитор, а не
какой-то друг семьи… Папа Люсю пожалел –
взглянуть на меня своим уничтожающим взором,
отчего радость победы у меня сходу улетучилась, и
стал ее успокаивать.
Так вот, папа довольно много времени уделил изучению воп-
росов, которые связаны с Люсиной профессией, об-
суждал их с ней и готов, по всей видимости, был оказывать ей
всякую вероятную помощь в ее будущей научной
деятельности. А Люся вместо признательности, ко-
торая, само собой разумеется, должна была выразиться в усилен-
ном рвении к научным вершинам, решила вый-
ти замуж. Как уже повелось в отечественной семье (бедные
родители, я на данный момент воображаю, каково им все это
было!), своих родителей известили фактически в послед-
ний момент, с женихом они познакомились на свадь-
бе. Ну разве об этом они грезили, и разве так себе
воображали замужество дочерей? Само собой разумеется, они
сами, в то время, когда женились, не предстали пред очи мами-
ных своих родителей, а также на свадьбе их, своих родителей, не
было – так же, в общем, как и самой свадьбы в на-
шем сегодняшнем представлении. Но так как это было
время, в то время, когда просто не было возможностей приехать.
Да и то – папа писал родителям мамы письмо, убежда-
ющее их в серьезности эмоций, планов и намерений.
И не просто словами – он привел полный экономи-
ческий расчет их жизни, с расчётами и таблицами,
из которых очевидно следовало, что денег у них достаточ-
но и еще останется. Ну как тут маминым родителям
было не порадоваться. Действительно, жизнь внесла собственные
коррективы в экономические прогнозы отца, и денег
им в любой момент не хватало, но сам подход! А тут – на тебе,
приезжайте, дорогие родители, я выхожу замуж. Ро-
дители, само собой разумеется, отправились. И познакомились в том месте с
Люсиным женихом и всей его родней. Позднее, в то время, когда
я познакомился с ним, я в первую очередь представил
себе впечатления своих родителей, в то время, когда они приехали к
ним на свадьбу. По большому счету, на меня лично он произвел
чувство хорошего для того чтобы, спокойного человека.
Но, само собой разумеется, он был человеком совсем другого скла-
да и взоров на судьбу, чем тот, кого бы родители – я
уверен – желали видеть мужем Люси. Особенно папа.
Так что я воображаю себе реакцию отца, в то время, когда их
познакомили – он же сходу все заметил и осознал, я
уверен. Но было поздно – свадьба уже фактически
началась. Так что родителям ничего не оставалось,
как присоединиться к радости. Ну, не портить же
свадьбу из-за таковой ерунды, как не понравившийся
родителям невесты жених! Они радовались, знако-
мились с другими новыми и родителями родственни-
ками, а папа кроме того устроил легкий словесный флирт
с какой-то родственницей жениха, совсем безо-
бидный — так сообщить, для ускорения налаживания
родственных связей. Я уверен, что отцу ничего не
стоило привести к интересу представительниц прекрас-
ного пола, и не только на лекции по психологии. Так
что неудивительно, что означенная родственница
была очарована значительно больше, чем предполага-
лось, и в течение всей свадьбы пробовала заигрывать
с отцом, быть может, уже придумывая имена их буду-
щим детям… Но свадьба закончилась, а жених – те-
перь уже супруг – остался. Как я уже сообщил, мне лично
он нехорошего ничего не сделал и показался кроме того очень
хорошим человеком. Но, этого, само собой разумеется, мало,
дабы сделать кого-нибудь радостным, а тем более
Люсю – женщину из совсем другого публичного слоя,
либо, вернее сообщить, прослойки. Люся с ее мужем
были полностью различными людьми по всем направле-
ниям, к тому же ее супруг имел очень, я бы сообщил, уп-
рощенные представления о супружеской жизни, собственной
роли в отношении и семье к даме. Так что Люся
взяла в мужья совсем не для того чтобы человека, какого именно
бы желал для нее папа, какого именно бы желала она сама,
она заслуживала более уважительного отношения к
себе, более надежного спутника и по большому счету более от-
ветственного и нравственного человека – в этом нет
никаких сомнений. Не знаю, что в том месте думала Люся,
в то время, когда выходила за него замуж, но вероятнее, прос-
то поддалась каком-то порыву… Само собой разумеется, с точки зре-
ния людей здравомыслящих, а также своих родителей
(и не только отечественных), замужество – дело важное,
к нему нужно подойти обдуманно, а не под влиянием
неожиданных чувств. В полной мере возможно. Но Я
с этим дать согласие не могу хотя бы по причине того, что все
самые хорошие и значимые в моей жизни ре-
шения принимались именно на уровне чувств, а не
раздумий. Так что я Люсю в полной мере осознаю – может,
конкретно так и нужно выходить замуж, кто его знает…
Не смотря ни на что, но скоро Люсина жизнь не
заладилась, а рождение ребенка не только не укрепи-
ло, а, напротив, еще более ослабило и без того шата-
ющиеся отношения, каковые для Люси имели самые
негативные воплощения. Люся все скрывала от
своих родителей, полагая, разумеется, что это ее вина, и она
сама обязана с этим совладать. И она справлялась,
как имела возможность. Родители все ощущали, но потому, что
Люся с семьей жили в Казани, уверены быть не могли
и совершенно верно ничего не знали. в один раз они отправили меня
на «разведку», дабы я нежданно приехал к себе домой
и просто посмотрел как в том месте жизнь. Я взглянул – все
было не хорошо, Люся совсем не смотрелась счастли-
вой, не смотря на то, что и весьма старалась. Так я и доложил роди-
телям. Не пологаю, что на основании моих слов – они
для своих родителей были только подтверждением того, что
они уже подозревали сами – папа начал «пикетирова-
ние» Люсиной супружеской жизни. Как я себе представ-
ляю (задать вопрос не у кого), он осознал, что Люсе весьма
не легко, что она это скрывает и может продолжать
для самообладания своих родителей (в ее понимании) тащить
эту лямку всю жизнь. Я уже писал, что еще задолго
до всей данной истории, в то время, когда дочки были мелкими,
папа сказал, что желает, дабы они, в то время, когда вырастут,
непременно вышли замуж и дабы у них была счаст-
ливая супружеская жизнь. Но дабы они непременно на-
шли в себе силы развестись, в случае, если это будет не так. Вот
таковой момент и настал, и папа, я думаю, ,
что спасти Люсю может лишь развод, и что сама она
этого сделать не сможет. Так что папа взялся за дело.
Он являлся приверженцем хирургических ответов, а в
данном случае, думаю, это было единственно верное
ответ, не смотря на то, что и болезненное. Они сидели на кухне –
Люся, отец и Наташа. Не знаю, с чего начался разго-
преступник, но лишь папа внезапно со всей прямотой высказал
негативное мнение о Люсином замужестве, которое
вычислял ошибочным, завершив собственный выступление сло-
вами «Как ты по большому счету имела возможность?». Практически за пять ми-
нут он довел Люсю до слез — она ушла в помещение и про-
плакала в том месте целый сутки, ее успокаивала Наташа, но она
ее успокаивала доводами о том, что папа-то прав,
а это Люсю совсем не успокаивало, потому, что она и
сама это знала. Через кое-какие время папа позво-
нил Люсе в детский сад (она подрабатывала в детском
саду в Казани) и начал убеждать ее переехать обратно
в Ижевск, говоря, что они с мамой во всем окажут помощь и
весьма желают, дабы она возвратилась. Это продемонстрировало Люсе,
что ей не нужно ничего от своих родителей скрывать – они все
уже осознали, и, основное, — они на ее стороне. Через не-
которое время он позвонил еще раз, и опять убеждал
Люсю, что они с мамой будут рады ее возвращению.
Путь к спасению был открыт. Так что скоро Люся пе-
реехала обратно к родителям с сыном Павликом. Все
неприятности супружеской жизни, упавшие на Люсю,
очень сильно подорвали ее нервы и здоровье, и лишь пере-
езд обратно в Ижевск, я думаю, спас ее от настоящей
трагедии. И в этом главную роль сыграл папа.
Он, как в любой момент, выступил «врачом» в самый
необходимый момент. А врачей дети не обожают – как не
обожают и зубных докторов, поскольку они делают им больно.
Какой ребенок будет думать о том, что именно этот
доктор и решил его проблему с зубом. Я замечательно пом-
ню Анну Петровну – зубного доктора, к которому нас
водили детьми. Радость ни при каких обстоятельствах не посещала меня
при встрече с ней, не смотря на то, что я не забываю, сколько терпения
и сострадания она проявляла, сверля мне зубы этим
отбойным молотком, что она притворно назы-
вала «машинкой».
Вот так и папа – кроме того по прошествии стольких лет,
будучи уже совсем взрослой, Люся, рассказы-
вая мне всю эту историю, главное эмоциональное
ударение сделала именно на том моменте, как папа
ей выговаривал и как она затем плакала. В противном случае,
что этим он положил финиш ее страданиям – она хоть
и осознаёт, но в хорошие чувства это как-то
не перешло…
Папа все сделал чтобы устроить Люси-
ну жизнь дома. Начиная с прописки. Прописать ее
обратно пришлось тяжело, и папа израсходовал на это довольно много
времени и сил, сидя в очередях, убеждая чиновни-
ков. А также пользовался своим удостоверением ве-
терана войны – он весьма желал оказать помощь Люсе, и для
этого готов был на все. А позже Люся без шуток забо-
лела, так что папа уже и не помышлял о ее карьере,
а только сохранял надежду, что она поправится, и старался де-
лать для нее все что имел возможность.
Я сейчас заканчивал физико-математический
факультет университета и подавал определенные
надежды. Как я уже сказал, папа многому пытал-
ся меня научить, стремясь к моему разносторон-
нему формированию. Он отдавал меня в разные сек-
ции, кружки, многому учил сам. Я все это постигал
достаточно легко, переходя к новым видам. Другими словами
разносторонне развивался. Но в будущем моя
разносторонность стала отца настораживать – я во
многих областях проявлял свойстве, но скоро
терял интерес. При таком подходе к делу удачи в
науке, которых папа, как и для дочерей, желал для
меня, были на грани. Сам папа добился собственных ус-
пехов методом длительно опытного развития
в собственной области, и того же желал от меня – пускай и в
второй области. А вот этих-то качеств – рвения
к результату, долгого упорного познания в од-
ном направлении – я и не демонстрировал. В школе
я познакомился с программированием, которое меня
весьма увлекло и выяснило мой выбор предстояще-
го пути. Действительно, я планировал поступать в Москву,
и родителям многие говорили, что мне нужно ехать в
Москву, но они не желали, дабы я уезжал, не хоте-
ли оставаться одни – дочери-то уже уехали. Они со-
общили мне о собственном жажде, не настаивая – легко
попросили не уезжать. Если судить по тому, что я закончил
университет в Ижевске, я дал согласие. Сам я этих со-
бытий не помню, знаю лишь по рассказам мамы.
Папа воспрянул духом по поводу меня. Во-первых, я
поступил на профессию «математика». Папа ма-
тематику обожал и довольно часто сказал, что это значительно лучше,
чем психология, а также самостоятельно изучал не-
каковые разделы высшей математики. Во-вторых, я
собирался развиваться в программировании – тог-
да направлении совсем новом и, как мы сейчас
знаем, перспективном. А папа обожал все новое и пер-
спективу, непременно, видел. Но, уже первые ме-
сяцы моего студенчества повергли отца в уныние –
вместо отчаянного броска в науку, я внезапно полюбил
музыку в ее эстрадном варианте и начал играть в уни-
верситетском вокально-инструментальном ансамб-
ле. ВИА, как тогда именовали. Для этого я возвратился к
музыкальным занятиям и забрал пара уроков по
гармонии у Люси. Помимо этого, я увлекся художест-
венной самодеятельностью, которая в то время была
неотрывной частью студенческой жизни, и прини-
мелок в ней активное участие. Родители неоднократно слыша-
ли хорошие отзывы обо мне в этом замысле, им прият-
но было видеть меня на сцене общеуниверситетских
мероприятий. Но, это не затмило тревоги
отца за мое научное будущее. Меня никакое буду-
щее, тем более научное, по всей видимости, не тревожило, а из
всех университетских занятий нравилась лишь ху-
дожественная музыка и самодеятельность. не забываю,
на каком-то этапе, курсе на 2-м, возможно, поняв,
что главное, чем я обязан заниматься – математи-
ка – не приносит мне эйфории и не вызывает интере-
са, я решил поменять собственную жизнь. Замысел был несложен –
пойти в армию, а позже трудиться таксистом. не забываю,
я поделился этим замыслом с отцом – не в силу того, что хо-
тел поделиться, а просто без ответа отца никакие
важные вопросы дома не решались. Заключения
отца было категоричным – нет. Он кроме этого выразил
собственный неудовольствие моим непостоянством, сообщив
фразу, которую я до сих пор не забываю: «Попрыгунчи-
ков нам не нужно». Я и не ожидал какого-либо сочувс-
твия и понимания. Тем более, что папа был прав – я
вправду многим увлекался и ко многому быст-
ро остывал. Но мне было весьма жалко – я это не забываю.
«Попрыгунчиков нам не нужно»… А что же мне было
делать, в случае, если я таковой?
Кстати, замысел трудиться таксистом, наверное, также не
с неба упал – так как, как я уже сказал, папа сам
весьма обожал управлять автомобилем и сам сказал, что ра-
ботал бы водителем, если бы не инвалидность. И мне
управлять автомобилем также весьма нравилось и нравится до
сих пор. И я таки реализовал собственный замысел – в годы пе-
рестройки был период, в то время, когда у меня не было доста-
правильных доходов, и я «таксовал» по ночам – и мне
это весьма нравилось. Думаю, папа был прав – в том
смысле, что ему бы это также понравилось.
Но, скоро у отца показались основания успо-
коиться – приблизительно с 3-го курса я начал деятельно разви-
ваться в программировании, показывал хорошие ре-
зультаты, выступал на конференциях, писал диплом
в Москве. Папа весьма радовался этому – наконец-то
хоть один из детей, помой-му, отправлялся по намечен-
ному им, отцом, пути… Меня распределили на работу
на вычислительный центр университета и планирова-
ли через 1-2 года послать в аспирантуру в Москву.
Действительно, я уже к этому времени женился, чем кроме этого
доставил родителям некое беспокойство. Ко вре-
мени женитьбы мне было всего 19 лет, я закончил 3
курс. Папа думал, что я не только еще не определился
со своей судьбой, но кроме того и не пробовал определиться
и жил сегодняшним днем, но против моей женитьбы
не возражал — возможно, он сохранял надежду, что личная
семья организует у меня более важное отношение
к судьбе… Незадолго до свадьбы родители отправились в
Прагу – в том месте жила мамина сестра с семьей. Было весьма
жаркое лето, жара была везде – и в Праге, и в Москве,
и в Ижевске — и это ухудшало самочувствие отца, уже
перенесшего к тому времени два инфаркта. В Праге
папа приобрел линолеум – невиданный тогда в СССР ма-
териал для покрытия пола. Папа был очень неравно-
душен к устройству дома, и ко всему новому, так
что устоять он не имел возможности, а мама отговорить не смогла. И
вот они с мамой возвращаются в Ижевск, где через не-
какое количество дней будет моя свадьба. С данной кучей вещей,
чемоданов и рулоном линолеума (лишь представьте
себе!), что папа нес на плече. В Москве на вокза-
ле — носильщиков не отыскать, в камере хранения отка-
зываются принимать линолеум, сутки на жаре в Моск-
ве, позже проводница отказывается пускать в вагон с
линолеумом, скандалы, споры… Наконец, разрешили войти,
поезд отправился… Вечером у отца произошёл сильный ин-
фаркт с аневризмой. Ему было очень плохо, мама
до сих пор вспоминает данный момент с кошмаром. Так что
на свадьбу папа не попал, а попал в поликлинику. Отечественный
сосед Борис Иванович, в то время, когда я ему заявил, что папа в
поликлинике с инфарктом, понимающе задал вопрос «Из-за
тебя, что ли?» — имея в виду грядущую свадьбу.
Я заявил, что нет, не смотря на то, что – кто знает?
Скоро у нас появилась дочь – прямо в сутки рожде-
ния мамы, так что назвали ее, само собой разумеется, Аней – впро-
чем, это имя было готово для нее заблаговременно, так что
совпадение дня рождения – легко еще один предлог.
У своих родителей стало уже два внука и одна внучка. Папа
весьма обожал Аню – я это не забываю. не забываю кроме того неко-
торые эпизоды: так, он держал Аню на коленях и ри-
совал карандашом на листочке бабу Ягу – ужасную
такую бабку с крючковатым носом и громадными зуба-
ми. Позже задавал вопросы Аню: опасаешься бабу Ягу? Аня
осознавала, что баба Яга нарисована, и сказала, что
нет, не опасается. Тогда папа сверлил карандашом дыр-
ку во рту бабы Яги и предлагал Ане вложить в том направлении
пальчик. Аня опасалась, а папа ее уговаривал а также
подначивал – ага, дескать, значит, опасаешься… Мы все
жили совместно – родители, я с дочкой и женой, сест-
ра Люся с сыном. Жили мы все в том же доме, где я
и появился, на ул.Ломоносова, за 2-м корпусом уни-
верситета. Практически сразу после рождения Ани родителям
дали новую квартиру. На очереди они находились дав-
но, но ни при каких обстоятельствах о себе не напоминали, как в большинстве случаев, не
полагая вероятным лишний раз обращаться к руко-
водству по личным вопросам – тем более по такому.
А нужно было – так как все остальные очередники делали
это неизменно, напоминая о себе и подталкивая ру-
ководство к ответу их неприятностей. По окончании рождения
Ани – в то время, когда нас в квартире стало уже 7 человек! —
мама отправилась в ректорат (отец-то ни за что бы и не по-
шел), напомнила, как продолжительно они стоят в очереди — и