I. АНАЛИЗ и ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА: СМЕЖНЫЕ ДИСЦИПЛИНЫ?
Впредь до последних этапов собственного развития, ведущих начало от «Курса неспециализированной лингвистики» наука о языке изучала в первую очередь тексты и ставила довольно них разные вопросы, связанные как с учебной практикой именуемой кроме этого разбором текста , так и с деятельностью грамматиста в ее нормативном и описательном качествах В один момент нужно было узнать «О чем говорится в этом тексте[68]», «Каковы главные »идеи этого текста9» и одновременно с этим «Соответствует ли данный текст нормам языка, в рамках которого он существует7» либо «Каковы личные нормы этого текста9» Все эти вопросы задавались в один момент, в силу того, что они были взаимосвязаны, правильнее, вопросы, касающиеся семантических и синтаксических правил, распознанных на протяжении анализа данного текста. помогали отвечать на вопросы, касающиеся его смысла (того, что создатель «желал сообщить») Иными словами, хорошая наука о языке стремилась быть в один момент нау- кои о выражении и наукой о средствах выражения, изучения же семантики и грамматики были средством, помогавшим определенной цели, то есть пониманию текста подобно том) как в сауюм тексте «средства выражения» также помогали определенной цели, которую преследовал его создатель (то есть быть осознанным)
При таких условиях, в случае, если человек осознаёт то, что высказывает ему подобный, это значит, что оба они в какой- то мере являются «грамматистами», в то время как языковед может заниматься научной деятельностью в первую очередь потому . что он. как каждый человек, способен высказывать собственные мысли
Но понятийный переворот, идеальный Ф де Соссюром, состоял конкретно в разрушении единства между практикой и языковой теорией когда язык начинает рассматриваться как совокупность, он больше не воспринимается как что-то владеющее функцией выражения смысла, задачей науки делается описание его функционирования (Возвращаясь к сравнению с шахматной партией, которым воспользовался Соссюр говоря о предмете лингвистики, возможно заявить, что нужно узнать не то, что означает какая-то шахматная партия, в противном случае. каковы правила, делающие вероятной тюбю партию, безразлично, состоявшуюся либо нет)
Следствием этого переворота стал, как мы знаем, следующий вывод «текст» никоим образом не может быть для лингвистики подходящим объектом, потому, что он не функ- ционир}ет. ф}нкционируст же язык, те совокупность совокупностей регулирующих правила парадшматики и синтагматики определенных единиц посредством механизмов субтскстово- го у ровня язык как объект на} ки противопоставляется речи как не относящемуся к науке остатку от анализа «Отделяя язык от речи, мы отделяем одновременно 1) социальное от личного. 2) сущностное от привходящего и более либо менее ст\ чайного» (Saussure 1962, 30)[69]
Так, изучение языка, стремившееся сначала получить статус науки о выражении и о его средствах, обратившись к рассмотрению явлений громадного масштаба, перешло на собственные нынешние позиции Но, как постоянно бывает в истории науки, данный переход, которым лингвистика утверждала себя как на} ка. покинул свободной покинутую ею вопрос и область, на что лингвистика была вынуждена отказаться отвечать, так же, как и прежде ставится, поддерживаемый заинтересованностями как теории, так и практики «Что создатель желал сообщить этим текстом9» «Каково значение этого текста?»
«Чем суть этого текста отличается от смысла другого текста?»
Таковы различные формы одного и того же вопроса, бессчётные ответы на что были предложены дисциплиной, именуемой контент-анализом, а время от времени кроме этого и анализом текста.
Мы желали бы разглядеть разные варианты ответов, предлагаемые современными методиками анализа; метод освоения области, которую лингвистика покинула свободной, в каждом случае послужит основанием для отечественной классификации.
А) НЕЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ
В первую очередь, существуют способы анат из а, каковые, по видимости, не имеют отношения к лингвистике; они показались первыми и развивались приблизительно в то время, в то время, когда происходил указанный переворот, которого они, в силу отсутствия временной расстоянии, не увидели Этими способами пользуются, стремясь ответить на вопрос о смысле текста в его. в случае, если возможно так выразиться, «дососсюров- ской» форме: они стоят вне современного языкознания, что не означает, словно бы они не опираются на понятия лингвистического происхождения, — легко эти понятия находятся за бортом современной лингвистической теории
1. СПОСОБ ЧАСТОТНОГО АНАЛИЗА
Мы именуем так операцию, заключающуюся в установлении числа потреблений одного и того же языкового символа (значительно чаще словоформы либо лексемы) в последовательности заданного количества и вычислении его частоты, которая может сопоставляться с частотой вторых знаков, что является основанием для сравнения различных элементов одной последовательности либо различных последовательностей с позиций встречаемости в них одного и того же элемента. Громадная заслуга данной методики пребывает в разработке статистического аппарата, пригодного для изучения информации (отношение ранг / частотность — наиболее значимый из взятых на этом пути результатов)
Сообщение с лингвистической проблематикой сведена в данной методике к минимуму: фактически, тут употребляется лишь одно лингвистическое положение — о взаимооднозначном характере соответствия «означающее — означаемое», что разрешает констатировать наличие того же самого содержания любой раз, в то время, когда появляется тот же самый символ. Но это положение принадлежит к теоретическим представлениям дососсюровской эры, в то время как современная лингвистика в значительной мере основывается на идее о том, что слово имеет значение в языке лишь по причине того, что оно имеет довольно много значений, а это ведет к отрицанию взаимооднозначности соответствия между означающим и означаемым.
То же самое, по сути дела, возражение возможно сформулировано и в противном случае: кроме того увеличив количество статистических подсчетов, нереально установить правила организации текста, структуру взаимоотношений между его элементами: все происходит так, как если бы поверхность текста представляла собой совокупность объектов, подвергаемую разным формам учета; таким методом возможно взять сколь угодно правильное описание данной совокупности, но эффекты значения, составляющие содержание текста, игнорируются, объективность взятой информации оборачивается сложностью ее применения в намеченных целях
2. АНАЛИЗ ПО ТЕМАТИЧЕСКИМ КАТЕГ ОРИЯМ
Методика, о которой мы говорили, находится на сублингвистическом уровне, в той мере, в какой она разглядывает в качестве объекта собственного рода демографию текста, ее целью выясняется не функционирование совокупности единиц, но существование того либо иного языкового материала как таковое, этим она. непременно, оказывает ответственные услуги лингвистической теории, но не отвечает ни на вопрос о том, какой суть выражается данным текстом, ни на вопрос об отличии смысла одного текста от смысла другого текста.
Хороший контент-анализ — в том виде, в каком он обрисован, к примеру, Д.П Картрайтом (в кн. Fes tinge г, К a t z 1963, 481). — наоборот, пытается дать ответ на эти вопросы: объектом изучения в тексте делается конкретно комплект значений, каковые расшифровываются интерпретатором при помощи отсылающих к ним указателей’, в противном случае говоря, функциональное соответствие «выражение смысла/ средства этого выражения» снова обретает тут всю собственную значимость Итак, в этом случае анализ происходит на супралингвистическом уровне, потому, что цель его — дойти до смысла того либо иного фрагмента текста, минуя его лингвистическую структуру; трактовать либо охарактеризовать какой-либо фрагмент — это значит поместить его в один из классов эквивалентности, определенных на множестве смыслов при помощи таблиц анализа, в зависимости от суждения интерпретатора о наличии / отсутствии либо о степени представленности разглядываемого предиката.
Так, выводы основываются на указателях, языковая природа которых не выяснена (слово, фраза, «тема» J, что дополнительно требует от интерпретатора, стремящегося отметить все ответственное, таких психотерапевтических особенностей, как тонкость, чувствительность, гибкость, и лишь их (F е s t 1 n g е г, К a t z, op cit, р 529) Это значит, чго эта методика изначально предполагает адаптацию интерпретаторов к новой для них культурной ситуации, обучение их чтению Кроме того в случае, если покинуть в стороне проблему успешности сотрудничества интерпретаторов, важность которой отлично известна, нужно все же отметить то, что думается нам главным для того чтобы рода анализ не имеет возможности воображать собой последовательность объективно заданных операций, приводящих к однозначному результату (и интерпретатор, что желал бы изображать эту объективность, делал бы только рутинную механическую работу, не имеющую ценности для анализа) Одновременно с этим, «в случае, если интерпретация обязана осуществляться группой интерпретаторов, нужно, дабы все они применяли в собственной работе одинаковые определения и одну и ту же совокупность исходных понятий» (ibid , р 530), а это предполагает наличие между интерпретаторами эксплицитного либо имплицитного4 соглашения относительно правил чтения; в противном случае говоря, текст может анализироваться только в неспециализированной совокупности ценностных установок, которая имеет единый суть для интерпретаторов и определяет их способ чтения. Так, разглядываемая методика, восстанавливая в правах соответствие выражение / средства выражения, вынуждена учитывать и последствия этого шага, то есть пересечение между теоретической практической ролью и ролью исследователя говорящего (см. с 302). Конечный риск состоит в этом случае в том, что результаты анализа, ставшего вероятным благодаря выбранному методу прочтения, воспроизводят ее исходные изюминки (какова бы ни была наряду с этим степень честности, точности и восприимчивости интерпретатора) в соответствии с феноменом отраженного сотрудничества между объектом^ и методикой, которая ставит перед собой цель его объявление
Б) ОКОЛОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ
Наровне с рассмотренными выше методиками — нелингвистическими, потому, что они не затрагивают фактически знаковый уровень и применяют психотерапевтическую либо социологическую методику, — существуют и другие, воз
никшие позднее, каковые, наоборот, открыто ссылаются на современную лингвистическую теорию6 и предлагают другой ответ на вопрос о смысле, высказываемом данным текстом Тут мы сталкиваемся с парадоксом, что испытывает недостаток в объяснении как, вправду, такие дисциплины, как этнология, литературная критика либо изу ченис знаковых совокупностей, применяемых так называемой массовой культу — рой, смогут обращаться к лингвистике для ответа на вопрос, относящийся к той самой области, которую лингвистика, формируясь, покинула1?
Мы предлагаем для этого парадокса следующее ответ разные перечисленные выше дисциплины признают тот фу ндаментальный теоретический факт, что знаменовал собой рождение лингвистической науки, a конкретно переход от функции к функционированию, наряду с этим они истолковали это событие не как запрет, делающий неосуществимым кое-какие вопросы, а как символ происхождения новых возможностей, то есть возможности вторично осуществить тот же самый переход (от функции к функционированию), но сейчас уже на уровне текста Иначе говоря потому, что существуют синтаксические совокупности, выдвигается догадка о существовании мифологических совокупностей, литературных совокупностей и тд, те о том. что тексты, подобно языку, функционируют, эпистемологическая однородность, предполагаемая, следовательно, между явлениями и фактами языка текстового уровня, снабжает так единство понятийного аппарата К примеру, отношение парадигма — синтагма распространяется на различные уровни функционирования, соответственно, и анашза это вьивано рвением, применяя лингвистический инструментарий, достигнуть идеала лингвистической научности Возможно ли заявить, что данной цели удается достигнуть9 Тут проявляется сопротивление, вызванное у ровнем и масштабом объекта расхождение между речевой практикой и теорией языка думается несомненным, но различие между практикой мифа и теорией мифа остается проблематичным Возможно кроме того задать вопрос себя, мыслимо ли оно по большому счету, в случае, если учесть, что пишет на данный счет один из наибольших экспертов
| fi |
«Анализ мифа не имеег естественного предела, не имеет скрытого единства, которого возможно было бы достигнуть в конце разбора Темы раздваиваются до бесконечности следовательно, целостность мифа в любой момент относительна и существует лишь как тенденция, она ни при каких обстоятельствах не отражает какого-либо состояния либо момента мифа Подобно ритуа-
307
лам, мифы нескончаемы. И, хотя имитировать спонтанное перемещение мифологической мысли, отечественное изучение, кроме этого через чур краткое и через чур долгое, должно приспосабливаться к его прихотливости и следовать за его ритмом. Исходя из этого книга о мифах сама имеется собственного рода миф» (Lcvi-Strauss 1964, 13).
Очень похоже на то, что мы снова сталкиваемся тут с «предустановленной гармонией» между его исследователем и создателем мифа, которую мы уже замечали (ем. с. 302) между человеком, что говорит, и грамматистом; это значит, что «функционирование» текста еще соседствует с его функцией и переход от второго к первому осуществлен не до конца.
Нужно извлечь все следствия из того факта, что разбираемый объект в общем случае существует не по желанию ученого, и прояснение этого события думается одним из условий существования практики семиоло- гических изучений . Методологические трудности, которые связаны с формированием корпуса изучаемых текстов и его замкнутостью, обусловлены конкретно этим; вправду, в случае, если объект изучения не задан жестко как элемент процесса изучения, данный объект остается объектом жажды, из чего вытекают два следствия: во-первых, формирование объекта зависит от того, что, в сознании исследователя, нужно ту да включить; во-вторых, исследователь делает вид. что имеет дело е природной данностью, и это освобождает его от ответственности.
Неприятность, следовательно, содержится в характере подхода к изучаемому объекту, и именно это объединяет те концептуальные ориентиры, о которых мы будем говорить дальше (см. с. 310).
Поясним сообщённое на контрпримере: мы только что продемонстрировали, что исследователь мифа не располагает нормой, разрешающей выяснить, что является предметом изучения, а что нет; но при с юридическим либо научным текстом данной трудности как словно бы не появляется, потому, что существуют университеты (юридические, экономические и т.д.), с которыми возможно соотносить эти тексты. Нужно, следовательно, выделить отличие между анализом документов, осуществляемым в конвенциона- лизованной совокупности установлений, границы которых по большей части совпадают е границами соответствующей области, и анализом, что мы будем именовать «неконвенциональным» и примером которого может служить упомянутый анализ мифа: методологическая конвергенция, благодаря которой последовательность приемов автоматического анализа документации употребляется при «неконвенциональном» анализе, может привести к некоторому изумлению. Вправду, анализ документов по сути собственной предполагает, что классы эквивалентности будут априори заданы самой конвенциональной нормой. Говоря об условиях помещения в память информации, нужной для анализа документов. Ж.-К. Гарден пишет:
«Каково бы ни было решение, неизменно нужным остается установление разглядываемых взаимоотношений, т.е. создание тем либо иным методом классификации, в которой место каждого главного слова отражало бы семантические отношения между ним и другими словами (к примеру: височная часть, часть головного мозга) либо сочетаниями слов (к примеру, атаксия, одна из форм расстройства координации перемещений)» (G а г d i п. G г о s, Levy 1964, 42).
Из этого понятна важность того нужного предварительного условия всякого анализа, на которое светло показывает Ж. Мунен:
«[Исследователь] устанавливает для каждой разновидности объектов комплект знаков, показывающих наличие либо отсутствие всех различительных показателей данного типа обрисовываемых и классифицируемых объектов. Так, интерпретация предваряется технологическим анализом, направленным на исчисление всех различительных показателей, нужных для описания объектов этого типа, т.е. на создание исчерпывающей модели, в которую будет укладываться описание каждого объекта» (М о u n i п 1963, 114).
Исследователь может упорядочить совокупность семантических параметров, характеризующих этот объект, лишь по причине того, что уже существует конвенционально заданный метод сказать об этом объекте: совокупность анализа будет при таких условиях иметь тот же теоретический уровень развития, что и нормирующий ее университет, а это разрешит определять положение того либо иного конкретного смысла по отношению к данной норме: к примеру, работы В. Аккермана (Ackermann 1956) несомненно говорят о возможности измерять постепенное приспособление группы студентов к научным нормам, внушаемым им через совокупность образования
В конце этого анализа появляется пара вопросов, каковые мы сформулируем следующим образом.
1) В случае, если счигать установленным, что ни одна наука о символе не имеет возможности сформироваться, не покинув область смысла и функции выражения, дабы перейти к области их функционирования, какой тип функционирования возможно приписать разглядываемому тут объекту7
2) В чем понятие социального университета оказывается значимым для создания представления об этом объекте7
3) В случае, если осознавать под текстом каждый организованный языковой объект, подвергаемый анализу, возможно ли применять то же понятие для чёрта объекта, практика анализа которого учитывает ответы на два прошлых вопроса?
II. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОРИЕНТИРЫ ДЛЯ ТЕОРИИ ДИСКУРСА
А) ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ ИЗ НЕКОТОРЫХ СОССЮРОВСКИХ ПОНЯТИЙ
В «Курсе неспециализированной лингвистики», в главе HI, возможно отыскать два определения языка
Первое определение направлено на обнаружение собственных особенностей определяемого объекта.
«Язык ., это социальный нюанс речевой деятельности, внешний по отношению к индивиду, не могущему в одиночку ни создать, ни поменять его» (S a u s s и г е, op. eit., Р 31)
Это определение помогает противопоставлению языка как понятия, применяемого в науке, речи как составляющей речевой деятельности, присущей индивиду, потому, что он может ее создать и поменять.
Второе определение пребывает в характеризации объекта через его соотношение с другими объектами того же замысла’
«…Язык — это социальный университет; но он отличается многими собственными чертами от вторых университетов — политических, юридических и т.д. Чтобы выяснить его особенную природу, нужно привлечь последовательность новых фактов. Язык — это совокупность знаков, высказывающих идеи, и в этом замысле он сравним с письмом, с азбукой глухонемых, с символическими ритуалами, с формами вежливости, с армейскими сигналами и т д Он лишь самая важная из этих совокупностей. Возможно, следовательно, создать науку, изучающую судьбу знаков в публичной судьбе, она составила бы отдельную отрасль социальной психологии, а следовательно, и неспециализированной психологии, мы будем именовать эту науку семиологией» (Saussure, op cit. р 33)
В этом определении Соссюр пользуется двумя оппозициями он противопоставляет одну семиотическую совокупность («самая важную» язык) совокупности семиотических совокупностей, каковые мыслятся как владеющие возможно равным научным статусом и входящие в область изучения теории означающего Но посредством понятия «университет» Соссюр напоминает и еще об одной оппозиции она разрешает ему отделить политические, юридические и тд. конвенциональные совокупности от группы семиотических конвенциональных совокупностей и раз и окончательно исключить их из рассмотрения в рамках соответствующей теории.
Так, язык мыслится Соссюром как однородный научный объект (принадлежащий к ведомству «семиологии»), специфичность которого базируется на двух отрицательных постулатах:
— исключение речи из сферы, дешёвой для науки о языке;
— исключение «несемиотических» университетов из области, релевантной для науки о языке
Разглядим сейчас детально следствия, вытекающие из двух приведенных определений.
1. ИМПЛИКАЦИИ ИЗ СОССЮРОВСКОЙ РЕЧИ и оппозиции языка
Эта оппозиция в собственности послссоссюровской лингвистической традиции
«Между двумя понятиями — речью и языком — имеет место полная антиномия. Обращение — это воздействие, т с. ак- туализованное проявление свойства к языковой деятельности. Она предполагает контекст, конкретную и определенную обстановку. Язык, наоборот, виртуальная совокупность, которая актуализуется лишь в речи и речью Однако две эти области взаимозависимы, язык не что иное, как остаток от нескончаемого числа речевых актов, а эти последние — только использование, применение средств выражения [курсив отечественный. — МП], предоставляемых языком Из этого следует, что обращение имеется личное воздействие либо деятельность, четко противопоставленная публичной сущности языка» (U 1 1 m а и п 1952, 16).
Данный текст проясняет следствия из отрицательных постулатов, выдвинутых Соссюром: кроме того в случае, если это не было его сознательной целью, эта оппозиция содействует триумфальному возвращению говорящего субъекта как субъективности в действии. деятельной целостности планов, каковые реализуются имеющимися в его распоряжении средствами, иными словами, научная лингвистика (имеющая своим объектом язык) как бы высвобождает остаток — философское понятие свободного субъекта трактуемое как нужная противоположность, необходимый коррелят совокупности. Обращение как потребление языка предстает некой дорогой людской свободы: продвинуться по данной необычной дороге, которая ведет от фонем к дискурсу, — значит пройти ход за шагом от предопределенности совокупности к случайности свободы, как о том свидетельствует следующее высказывание Якобсона, нуждающееся, действительно, во многих поправках:
«Итак, в правилах сочетаемости лингвистических единиц существует ведущая вверх лестница свободы. В комбинировании различительных показателей фонем свобода отдельного говорящего равна нулю: языковой код уже установил все возможности, каковые смогут быть реализованы в данном языке. Свобода соположения фонем в словах весьма ограниченна, она проявляется только в маргинальной обстановке словотворчества. В конструировании предложений из слов ограничений, налагаемых на говорящего, уже намного меньше. Наконец, при создании текста из предложений воздействие ограничивающих синтаксических правил заканчивается, и свобода каждого отдельного говорящего достигает максимума, в особенности если он не должен придерживаться множества языковых клише» (J а к о b s о п 1963. 47).
Следовательно, в той мере, в какой язык определяется совокупностью правил, универсально представ полезных в языковом «сообществе», можно понять, что характеризующие его механизмы были первоначально изучены на уровне элементарной парадигматики и синтагматики, без которых неосуществима никакая обращение, в силу того, что они являются се нужными средствами, т.е. на нижней ступени лестницы. по крайней мере, на субфразовом уровне. Но последующее развитие последовательности лингвистических направлений (и в первую очередь появление порождающих грамматик), как думается, преодолело данный порог и ведет к разработке лингвне- тическои теории предложения, причем в рамках языковой совокупности в го время как Соссюр полагал. что язык ничего не создаст, работа порождающей грамматики с очевидностью демонстрирует некое надличностное творчество, заложенное конкретно в языке
направляться ли думать, что наука о языке будет понемногу расширять сферу’ собственного влияния впредь до охвата всей «лестницы» благодаря применению все более и более замечательных способов комбинирования»
Как думается, тут имеет место одна принципиальная тру дность. связанная с теоретическим кругозором лингвистики. кроме того в се современном обличье Сущность се возможно выразить так не разумеется, что теоретический объект, дающий возможность осмыслить речевую деятельность, есть единым и однородным, но переход к рассмотрению явлений. относящихся к «верхним сту пеням лестницы», быть может, требует смещения теоретической возможности, «смены площадки», содействующей привлечению новых понятий, не входящих в обиход современной лингвистики. Неприятность «нормальности высказывания», ставшая уже хорошей, представляет собой, на отечественный взор, характернейшее проявление данной тру дности современные правила работы порождающей грамматики предполагают тип говорящего, что мы бы назвали нентрачизованным. т.е. связанным с универсальной нормальностью «прототипических высказываний», в которых позиция классов эквивалентности (к примеру, оду шевленный субъект + неодушевленный объект) априори задана как неотъемлемое свойство языка Конкретно через соотнесенность с данной предполагаемой в языке нормальностью определяется «аномальное высказывание». Данный тезис представляется очень уязвимым во многих отношениях, что и показывает следующий пример: задаваясь вопросом, относится ли предложение к языку либо к речи, Соссюр пишет’
«Нужно отнести к языку. а не к речи, все типы систематично выстроенных синтагм . то же правильно и в отношении словосочетаний и предложений, образованных по регулярным моделям; такие сочетания, как Почва вращается, 11то он Вам сообщил’ и тд., соответствуют неспециализированным типам, каковые со своей стороны имеют языковую помощь в форме конкретных воспоминаний» (S a u s s и г с, op. cit., р. 173).
Разглядим сейчас предложение «Почва вращается»: лингвист докопсрниковской эры, прекрасным образом привычный с порождающими грамматиками и современными работами по семантике, без сомнений, у кажет на несовместимость частей данной фразы и признает се аномальным высказыванием.
Это значит, что то либо иное высказывание не всегда возможно оценено как обычное либо аномальное только методом соотнесения с универсальной нормой, приписанной данному языку, но что это высказывание должно быть соотнесено со своеобразным речевым механизмом, сделавшим его вероятным и нужным в данном на\ чном контексте. Иначе говоря думается нужным поставить под сомнение имплицитно установленное Соссюром тождество между универсальным и надличностным. показав возможность введения уровня, промежуточного между индивидуализированной всеобщностью и единичностью, то есть уровня отличительных особенностей, определяющего языковые «контракты» в той либо другой части совокупности, т е более либо менее локально ограниченные комплекты норм, не в однообразной мере талантливые взаимодействовать между собой, ср. следующее высказывание Якобсона:
«Нет никаких сомнений, что для всякого языкового сообщества, для всякого говорящего субъекта существует языковое единство, но данный неспециализированный код является системой взаимодействующих субкодов; любой язык включает множество одновременно существующих совокупностей, любая из которых характеризуется собственной особенной функцией» (J а — к о b s о II . op. cit. р. 213).
Само собой разумеется, понятие «семантического поля» является шагом конкретно в этом направлении, потому, что оно отражает семантические ограничения между морфологическими элементами, их соотношение сейчас времени и в данном пространстве значений. Но оно не учитывает синтагматические эффекты, характерные для речевой последовательности. В противном случае говоря, понятие семантического поля отлично отвечает одному из двух значений слова «риторика» (то есть пониманию риторики как науки о «выборе слов», их «связи» и т.д.), но не отвечает второму (то есть пониманию риторики как науки о «размещении», «связи и порядке идей» и тд.) употребляя логические термины, возможно заявить, что локальная норма, управляющая порождением данного типа текста, связана не только с природой предикатов, относящихся к подлежащему, но и с изменениями, каковые mm предикаты претерпевают в потоке речи и каковые содействуют Оостижеиию ею собственного чавери/с- ния и собственной (коммуникативной) цели
Мы предлагаем именовать процессом порождения совокупность формальных механизмов, порождающих этот тип текста в данных «событиях».
Из всего вышесказанного направляться. что изучение дис- курсного процесса предполагает два направления изучений.
— изучение своеобразных вариаций (семантических, риторических и прагматических) «неизменяемой базы» языка (т.е., по сути дела, синтаксиса как источника универсальных ограничений), происходящих при порождении заданных единиц. Потом мы уточним применяемые наряду с этим понятия и методологические правила (см. с 325—326).
— изучение связей между «событиями» речи, каковые мы будем в будущем именовать условиями ее порождения (см. с. 319). и фактически процессом порождения. Эта область представлена в современной лингвистической теории изучением роли контекста либо ситуации как особенного глубинного уровня текстов, делающего вероятным их понимание и создание, конкретно к этому нюансу неприятности мы желали бы сейчас перейти по окончании критического анализа соссюровского понятия университета