105.Назову ещё одну линии сходства колхов с египтянами. Лишь они одни да египтяне изготовляют полотно однообразным методом. Так же и целый образ судьбы, и язык у них похожи. У эллинов, действительно, колхидское полотно именуется сардонским, а привозимое из Египта – египетским.
106.Что до столпов, каковые строил египетский царь Сесострис в [покорённых] почвах, то большей части их уже не существует. Но однако мне самому было нужно ещё видеть в Сирии Палестинской пара столпов с упомянутыми надписями и с женскими половыми органами. И в Ионии кроме этого имеется два высеченных на горе рельефных изображения этого царя[271]: Одно – на пути из Эфеса в Фокею, а второе – из Сард в Смирну. В том и втором месте это рельефное изображение приятели – солдата в сорок одну вторую части локтя высотой; в правой руке он держит копьё, а в левой лук. Соответственно и другое оружие египетское и эфиопское. На груди у него от одного плеча до другого вырезана надпись священными египетскими письменами, гласящая: «Я завоевал эту почву моими плечами». Кто данный солдат и откуда, он, действительно, тут не растолковывает, но в другом месте именует себя. Но, иные, видевшие эти рельефы, считают их изображениями Мемнона. Но тут они далеки от истины.
107.В то время, когда данный египетский царь Сесострис на обратном пути, как говорят жрецы, с множеством пленников из покорённых государств прибыл в Дафны у Пелусия, то брат его, которому царь поручил управление Египтом, пригласил Сесостриса с сыновьями на пир, а дом снаружи обложил дровами. А, обложив дом дровами, он поджёг его. В то время, когда Сесострис увидел пламя, то в тот же миг же обратился за советом к супруге (она так как сопровождала царя в походе). А та дала совет забрать двоих из шести сыновей и положить в виде моста над огнём, самим же перейти по их телам и спастись. Сесострис так и сделал, и двое его сыновей сгорели, остальным же вместе с отцом удалось спастись[272].
108.Возвратившись в Египет, Сесострис отомстил собственному брату и вынудил множество приведённых с собою пленников трудиться вот на каких работах. Они должны были перетаскивать огромные камни, каковые наряду с этим царе были приготовлены для [строительства] святилища Гефеста, и рыть все каналы, существующие и поныне в Египте. И так они, не помышляя о том, сделали эту страну неудобной для езды верхом и на повозках[273]. Так как с этого времени по всему Египту, не смотря на то, что он и является равниной , нельзя проехать ни верхом, ни на повозке. Обстоятельством этому есть множество каналов, пересекающих страну в различных направлениях. А перерезал каналами собственную страну данный царь вот для чего. Все обитатели Египта, города которых лежали не на реке, а в стране, когда река отступала, страдали от недочёта воды и вынуждены были выпивать солоноватую воду, которую вычерпывали из колодцев. Исходя из этого – то Сесострис и перерезал Египет каналами[274].
109.Данный царь, как передавали жрецы, кроме этого поделил землю между всеми обитателями и дал каждому по квадратному участку равной величины. От этого царь начал получать доходы, повелев взимать каждый год поземельную подать. В случае, если река отрывала у кого – нибудь часть его участка, то обладатель имел возможность прийти и заявить царю о произошедшем. А царь отправлял людей удостовериться в этом и измерить, как уменьшился участок чтобы обладатель уплачивал подать соразмерно величине оставшегося надела[275]. Мне думается, что наряду с этим – то и было изобретено землемерное мастерство и после этого перенесено в Элладу. Так как «полос» и «гномон», так же как и деление дня на двенадцать частей[276], эллины заимствовали от вавилонян.
110.Данный – то египетский царь был единственным царём, что властвовал кроме этого и над Эфиопией. Он покинул кроме этого монументы – две каменные статуи высотой в тридцать локтей[277], изображавшие его самого и его жену, и четыре статуи собственных сыновей высотой в двадцать локтей любая. Они стоят перед храмом Гефеста. Ещё довольно много времени спустя, в то время, когда персидский царь Дарий захотел поставить собственную статую перед этими древними статуями, жрец Гефеста не разрешил этого сделать, сказав, что Дарий не совершил столь великих подвигов, как Сесострис Египетский. Сесострис, он утвержает, что ведь не только покорил все те народы, что и Дарий, да к тому же ещё скифов, которых Дарий не имел возможности одолеть. Исходя из этого – то и не подобает ему находиться перед статуями Сесостриса, которого он не смог превзойти собственными подвигами. И Дарий, как говорят, должен был дать согласие с этим.
111.По окончании смерти Сесостриса, говорили жрецы, царский престол унаследовал его сын Ферон. Данный царь не вёл никакой войны и имел несчастье ослепнуть, и вот по какому случаю. В то время вода в реке встала весьма высоко, локтей до восьмидесяти, так что затопила поля. После этого встала буря и река разбушевалась. Царь же в собственном преступном нечестии, говорят, схватил копьё и метнул в реку, в самую пучину водоворота. В тот же миг же его поразил глазной болезнь, и царь ослеп. Десять лет был он лишён зрения, а на одиннадцатый год пришло к нему из города Буто прорицание оракула, что срок кары истёк и царь прозреет, промыв глаза мочой дамы, которая имела сношение лишь со своим мужем и не знала вторых мужчин. Сперва царь попытался мочу собственной жены, но не прозрел, а после этого подряд начал пробовать мочу всех других дам. В то время, когда наконец царь [исцелился] и стал снова зрячим, то собрал всех дам, которых подвергал опробованию, не считая той, чьей мочой, омывшись, прозрел, в один город, сейчас именуемый Эрифраболос. Собрав их в данный город, царь сжёг всех дам вместе с самим городом. А ту даму, от мочи которой он стал снова зрячим, царь забрал себе в жёны. Исцелившись же от собственного глазного недуга, он принёс во все почитаемые храмы посвятительные подарки, среди которых особенно хороши упоминания два каменных обелиска, оба из цельного камня, вышиной в сотню локтей и в восемь шириной.
112.Наследником этого царя, как говорили жрецы, был царь из Мемфиса, которого эллины именовали Протей. Ещё и поныне существует в Мемфисе его прекрасный, замечательно выстроенный священный участок [и храм] к югу от святилища Гефеста. Около этого священного участка живут финикияне из Тира. А именуется всё это место Тирским Станом[278]. Имеется в этом священном участке Протея храм, именуемый храмом «чужеземной Афродиты». Как я предполагаю, это – храм Елены, дочери Тиндарея. Во – первых, по причине того, что по сказанию, которое мне сказали, Елена жила у Протея, а во – вторых, оттого, что данный храм именуется храмом «чужеземной Афродиты». Так как ни один второй храм в Египте не носит для того чтобы заглавия.
113.В ответ на мои расспросы о Елене жрецы поведали вот что. По окончании того как Александр похитил Елену из Спарты, он поплыл с нею на отчизну. И вот, в то время, когда он был уже в Эгейском море, неприятные ветры отнесли его в Египетское море. Из этого же, поскольку ветры не унимались, он прибыл к египетским берегам, то есть в устье Нила, которое сейчас именуется Канобским, в Тарихеи. На берегу стоял (да и поныне ещё стоит) храм Геракла – убежище для всех рабов, каковые бежали от своих господ. В случае, если раб, чей бы то ни было, убежит ко мне и посвятит себя всевышнему наложением священных знаков[279], то делается неприкосновенным. Обычай данный существует издревле до отечественного времени. Так вот, пара слуг Александра, услышав об обычае в этом храме, бежали в том направлении. Сидя в том месте как молящие всевышнего о защите, они стали обвинять Александра. Дабы его погубить, они поведали всю историю о похищении Елены и об обиде, нанесённой Менелаю. Обвиняли же они его в этом перед жрецами и перед стражем этого нильского устья по имени Фонис.
114.Услышав это, Фонис быстро послал в Мемфис к Протею вот какую весть: «Прибыл чужеземец, родом тевкр, совершивший нечестивое деяние в Элладе. Он соблазнил жену собственного гостеприимца и вместе с нею и богатыми сокровищами находится тут, в силу того, что буря занесла его к нашей почва. Отпустить ли его свободно либо же забрать всё добро, привезённое им?». На это Протей отправил вот какой ответ: «Этого человека, совершившего нечестивое деяние против собственного гостеприимца, схватите и приведите ко мне: Я послушаю, что – то он сообщит».
115.Услышав это, Фонис приказал схватить Александра и задержать его суда. А его самого вместе с сокровищами и Еленой, и и умоляющих о защите [слуг Александра] послал вверх [по реке] в Мемфис. В то время, когда все они предстали перед царём, Протей задал вопрос Александра, кто он и откуда плывёт. А тот перечислил ему собственных предков и назвал имя родной страны, и поведал, откуда сейчас плывёт. Тогда Протей задал вопрос, откуда он забрал Елену. Так как Александр старался уклониться от ответа и, разумеется, сказал неправду, то [слуги], умоляющие о защите, стали его уличать и поведали детально о его постыдном деянии. Наконец Протей вынес вердикт в таких словах: «Если бы я раз и окончательно не установил не казнить никого из чужеземцев, занесённых бурей в мою страну, то я отомстил бы тебе за эллина, негодный человек! Ты был его гостем и обидел его самым нечестивым поступком: Ты прокрался к жене твоего гостеприимца – и этого тебе было ещё мало! Ты соблазнил её бежать с тобой и похитил. А также этим ты не удовольствовался: Ты ещё и ограбил дом собственного гостеприимца. Но, поскольку я ни за что не хочу казнить чужеземца, ты можешь уехать. Даму же и сокровища я однако не разрешу тебе увезти, но сохраню их для твоего греческого гостеприимца, если он сам захочет приехать ко мне и увезти их. Тебе же и твоим спутникам я повелеваю в течение трёх дней покинуть мою страну и уехать куда угодно. В другом случае я поступлю с вами, как с неприятелями».
116.Так – то Елена, говорили мне жрецы, прибыла к Протею. По – видимому, и Гомеру эта история была отлично известна. Но так как она не так отлично доходила к его эпосу, как то второе, принятое им сказание о Елене, то Гомер специально отбросил эту историю. Но однако Гомер светло разрешил понять, что это сказание ему известно. Это разумеется из того, как поэт говорит в «Илиаде» о скитаниях Александра (и нигде не противоречит этому сказанию), то есть, как Александр вместе с Еленой, отнесённый ветрами, сбился с пути и как он, блуждая по различным местам, прибыл кроме этого в Финикийский Сидон. Об этом Гомер упоминает в песни о подвигах Диомеда. Стихи же эти гласят так:
В том месте у неё сохранились пышноузорные ризы,
Жён сидонских работы, которых Парис боговидный
Сам из Сидона привёз, переплывая пространное море.
Сим он путём увозил известную родом Елену[280].
Упоминает Гомер об этом и в «Одиссее» в таких стихах:
Диева яркая дочь владела тем соком прекрасным;
Щедро в Египте её Полидамна, супруга Фоона,
Им наделила; почва в том месте богатообильная довольно много
Злаков рождает и хороших, целебных, и злых, ядовитых[281].
А вот что в другом месте говорит Телемаху Менелай:
Всё ещё всевышние в отечество милое мне из Египта
Путь заграждали: Обещанной я не свершил гекатомбы[282].
Из этих слов явствует, что Гомер знал о скитаниях Александра в Египте. Так как Сирия граничила с Египтом, а финикияне, у которых в собствености Сидон, живут в Сирии.
117.Из этих стихов совсем ясно, что эпос «Киприи»[283] не в собственности Гомеру, а какому – то второму поэту. Так как в «Киприях» рассказывается о том, как Александр на третий сутки прибыл с Еленой из Спарты в Илион: «С ветра попутным дыханьем по глади спокойного моря», в то время как в «Илиаде» Гомер говорит о его скитаниях с Еленой. Но, достаточно о Гомере и «Киприях».
118.В то время, когда я задал вопрос жрецов, правильно ли сказание эллинов об осаде Илиона, они ответили, что знают об этом из расспросов самого Менелая вот что. По окончании похищения Елены в почву тевкров на помощь Менелаю прибыло громадное греческое войско. Эллины высадились на берег и разбили стан, а после этого послали в Илион послов, среди которых был и сам Менелай. В то время, когда послы прибыли в город, то настойчиво попросили сокровищ и возвращения Елены, тайно похищенных Александром, и, сверх того, удовлетворения за нанесённые обиды. Но тевкры и тогда, и потом клятвенно и без клятв утверждали, что нет у них ни Елены, ни требуемых сокровищ, но что всё это – в Египте. Исходя из этого было бы несправедливо им понести наказание за то, чем обладает Протей, египетский царь. Эллины же, думая, что над ними издеваются, принялись осаждать город и, наконец, забрали его. А в то время, когда забрали Елены и город в том месте вправду не выяснилось, и им повторили снова то же самое [о её местопребывании], что и раньше, то эллины, в итоге, убедились, что тевкры сначала говорили правду. Тогда они послали Менелая в Египет к Протею.
119.По прибытии в Египет Менелай встал вверх по реке в Мемфис. Он поведал правду о собственных делах и был очень радушно принят [царём]. После этого он взял назад не только Елену здравой и невредимой, но и все собственные сокровища. Наряду с этим Менелай, не обращая внимания на то что египтяне сделали ему довольно много хороша, отплатил им за это недобросовестным поступком. Неприятные ветры задерживали его отплытие, и без того как это промедление тянулось продолжительно, то Менелай задумал нечестивое дело. Он схватил двух египетских мальчиков и принёс в жертву, дабы умилостивить [ветры]. В то время, когда это злодеяние обнаружилось, то возмущённые египтяне погнались за ним и он бежал с судами в Ливию. Куда он после этого направился дальше, египтяне не могли мне сообщить. Но они утверждали, что знают об этом частично, действительно, по слухам, а частью смогут ручаться за достоверность, поскольку события происходили в их стране.
120.Это мне говорили египетские жрецы, и я сам считаю их сказание о Елене правдивым, поскольку я воображаю себе дело так. Если бы Елена была в Илионе, то её выдали бы эллинам с согласия ли либо кроме того против воли Александра. Само собой разумеется, поскольку ни Приам, ни остальные его родственники не были столь безумны, дабы подвергать опасности собственную жизнь, собственных детей и родной город для того только, дабы Александр имел возможность сожительствовать с Еленой. Если бы они кроме того и решились на это в первое время войны, то по окончании смерти множества троянцев в битвах с эллинами, в то время, когда, если доверять эпическим поэтам, в каждой битве погибало по одному либо по паре сыновей самого Приама – по окончании аналогичных происшествий, я уверен, что, живи кроме того сам Приам с Еленой, то и он выдал бы её ахейцам, дабы лишь избежать столь тяжёлых бедствий. Притом царская власть переходила не к Александру (так что он не имел возможности править за ветхого Приама). Но по окончании смерти Приама на престол должен был вступать Гектор, что был и старшим, и более мужественным. Несомненно, он не стал бы потворствовать собственному преступному брату, тем более что тот навлёк такие ужасные бедствия и на него самого, и на всех остальных троянцев. Но так как троянцы не могли выдать Елену, в силу того, что её не было в том месте, и эллины не верили им, не смотря на то, что троянцы и говорили правду. Всё это, по – моему, было заблаговременно уготовано божеством, дабы их полная смерть продемонстрировала людям, что за великими правонарушениями следуют и великие кары богов[284]. Вот что я сам думаю об этом.
121.По окончании Протея, говорили жрецы, царская власть перешла к Рампсиниту. Он покинул монумент – преддверие, стоящее к западу от храма Гефеста. Перед этим преддверием он приказал поставить две статуи высотой в двадцать пять локтей[285]. Одну из них, стоящую на северной стороне, египтяне именуют «лето», а другую – на южной – «зима». Первой статуе они поклоняются, а с той, которую именуют «зимний период», поступают именно напротив. Данный царь, по рассказам жрецов, был весьма богат, и никто из позднейших царей не имел возможности превзойти его достатком либо хоть как – то сравняться с ним. Хотя сохранить собственные сокровища в надёжном месте, царь повелел выстроить каменное строение так, дабы одна стенки его примыкала к внешней стенке царского дворца. Строитель же коварно одурачил царя и придумал вот что: Он сложил камни так, что один из них возможно было с лёгкостью вынуть двум а также одному человеку. И вот, в то время, когда строение было готово, царь приказал сложить в том направлении собственные сокровища. Спустя некое время строитель в предчувствии смерти призвал сыновей (а у него их было двое) и поведал им, какую хитрость применил при постройке царской сокровищницы для того, дабы обогатить их. Наряду с этим он всё совершенно верно растолковал сыновьям, как вынуть камень, и указал, на каком расстоянии в ширину и высоту [от края стены] лежит он. Если они не забудут этого, сказал строитель, то станут «казначеями» царских сокровищ. Затем строитель скончался, а сыновья в тот же миг же принялись за дело. Ночью они подкрались ко дворцу, нашли данный камень в строении [сокровищницы], легко вынули его и унесли с собой довольно много денег. В то время, когда же царю произошло как – то войти в сокровищницу, он удивился, что в сосудах не достаточно золота, но не имел возможности, однако, никого обвинить, поскольку печати были целы и сокровищница закрыта. Царь два раза и трижды открывал сокровищницу, и раз от разу в том месте выяснялось всё меньше золота (так как преступники похищали его). Тогда он сделал вот что: Приказал наделать капканов и поставить их около сосудов, полных золота. А в то время, когда преступники пришли в простое время, как и раньше, то один из них пробрался в сокровищницу и лишь только приблизился к сосуду, как в тот же миг же попался в капкан. Осознав, в какой он беде, преступник в тот же миг же кликнул брата, поведал, что произошло, и приказал как возможно скорее спуститься и отрубить ему голову, дабы и второй брат не погиб, в то время, когда его самого заметят и опознают, кто он. А тот сделал вывод, что брат прав, и поступил по его совету. Он засунул после этого камень [на прежнее место] и ушёл к себе с головой брата. На второе утро царь вошёл в сокровищницу и был поражён, заметив тело вора в западне без головы, а сокровищницу нетронутой, без всякой лазейки для выхода и входа. В удивлении царь сделал вот что: Он повелел повесить тело вора на муниципальный стене[286], после этого поставил около тела стражу с приказанием, в случае, если заметят, схватить и срочно привести к нему всякого, кто вздумает оплакивать либо сетовать о покойнике. В то время, когда тело вора было повешено, то мать его пришла в негодование. Она обратилась к оставшемуся сыну и приказала ему каким бы то ни было методом отвязать и привезти к себе тело брата. В случае, если же сын не послушается, то мать угрожала прийти к царю и донести, у кого находятся царские сокровища. Мать принялась жестоко бранить сохранившегося сына, а тот не имел возможности её успокоить и тогда придумал вот какую хитрость. Он запряг собственных ослов, навьючил на них полные мехи вина и после этого погнал. Поравнявшись со стражами, каковые стерегли тело, он потянул к себе два либо три завязанных в узел кончика меха. Вино потекло, и он стал с громкими криками бить себя по голове, как словно бы не зная, к какому ослу сперва ринуться. А стражи, заметив, что вино льётся [рекой], сбежались на улицу с сосудами черпать льющуюся [из меха] жидкость, считая, что им повезло. Преступник же, притворно рассерженный, принялся осыпать их всех попеременно бранью. Стражи старались утешить его, и через некое время он сделал вид, словно бы понемногу смягчается и бешенство его проходит. Наконец он согнал ослов с улицы и опять начал навьючивать [мехи]. После этого у них начались беседы, и, в то время, когда один из стражей рассмешил его какой – то шуткой, он дал им ещё мех. А стражи тут же на месте расположились выпивать, причём приглашали и его остаться, дабы совместно выпить. Он разрешил себя уговорить и остался с ними. На протяжении попойки стражи очень любезно выпивали за его здоровье, и он тогда подарил им ещё мех с вином. От славной выпивки все стражи не так долго осталось ждать захмелели. Сон одолел их, и они завалились дремать тут же на месте. Была уже поздняя ночь. Тогда преступник снял тело брата со стенки и после этого остриг в насмешку всем стражам правую щеку наголо[287]. Позже навьючил тело брата на ослов и погнал к себе. Так он выполнил приказание собственной матери. В то время, когда же царю сказали, что преступник похитил тело, он распалился бешенством и захотел не смотря ни на что узнать, кто данный хитрец, придумавший такие ловкие плутни. А сделал царь для этого вот что. (Я – то, но, этому не верю). Он поместил словно бы бы собственную дочь в бордель, приказав ей принимать всех подряд. Но перед тем как отдаться, она должна была вынудить каждого [мужчину] поведать ей собственный самый умный и самый нечестный поступок в жизни. А кто поведает историю с вором, того она обязана схватить и не отпускать. Дочь так и сделала, как приказал папа. Преступник же осознал, чего для царь дал такое приказание. Он решил превзойти царя хитростью и сделал вот что. Отрубив руку по плечо у свежего мертвеца и, скрыв её под плащом, преступник отправился к царской дочери. В то время, когда он явился к ней, царевна задала ему тот же вопрос, как и вторым, и он поведал, что совершил самый нечестивый поступок, отрубив голову брата, попавшего в западню в царской сокровищнице, а самый ловкий поступок, в то время, когда напоил допьяна стражей и унёс висевшее на стене тело брата. Царевна же, услышав эту историю, желала схватить его. А преступник в темноте протянул ей руку мертвеца. Та схватила её, думая, что держит его собственную руку. Преступник же покинул отрубленную руку в руке царевны и выбежал через дверь. В то время, когда царю сказали об данной [новой] проделке, царь поразился дерзкой отваге и ловкости этого человека. Тогда, наконец, царь отправил вестников по всем городам и приказал заявить, что обещает вору полную безнаказанность а также великую приз, в случае, если тот явится перед его очи. А преступник поверил и явился к царю. Рампсинит же пришёл в восторг [от него] и дал за него замуж собственную дочь, как за умнейшего человека на свете. Так как, как он полагал, египтяне умнее других народов, а данный преступник был кроме того умнее египтян.
122.Затем, как говорили жрецы, царь данный живым совершил нисхождение в подземный мир, что у эллинов именуется Аидом[288]. В том месте, по рассказам, он игрался в кости с Деметрой[289], причём то побеждал, то проигрывал у неё. После этого он опять возвратился на землю с подарком от богини – золотым полотенцем. В память сошествия Рампсинита в подземный мир по окончании его возвращения египтяне, по словам жрецов, установили праздник, что, как я знаю, справляется ещё и поныне (но, я не могу сообщить, по данной ли причине либо по второй)[290]. На этом празднике жрецы ткут [особое] одеяние. Одному из жрецов завязывают глаза повязкой, после этого накидывают на него это одеяние и выводят на дорогу к святилищу Деметры. Сами они возвращаются назад, жреца же этого с завязанными глазами, как говорят, два волка[291] выполняют в святилище Деметры в двадцати стадиях от этого города и после этого опять отводят из святилища на прошлое место.
123.Кто может верить этому сказанию египтян, это его дело. Мне же в продолжение всего моего повествования приходится ограничиваться только передачей того, что я слышал. Владыками подземного мира египтяне вычисляют Деметру и Диониса[292]. Египтяне кроме этого первыми стали учить о бессмертии людской души. В то время, когда умирает тело, душа переходит в второе существо, именно рождающееся в тот момент. Пройдя через [тела] всех земных и птиц и морских животных, она опять вселяется в тело новорождённого ребёнка. Это круговращение длится три тысячи лет. Учение это заимствовали кое-какие эллины, как в старое время, так и сравнительно не так давно. Я знаю их имена, но не именую.
124.Так вот, до времени царя Рампсинита, говорили потом жрецы, при хороших законах, Египет достиг великого процветания. Но его преёмник Хеопс[293] вверг страну в пучину бедствий. В первую очередь, он повелел закрыть все святилища и запретил выполнять жертвоприношения[294]. После этого вынудил всех египтян трудиться на него. Так, одни были обязаны перетаскивать к Нилу огромные глыбы камней из каменоломен в Аравийских горах (через реку камни перевозили на судах), а вторым было приказано тащить их дальше до так называемых Ливийских гор. Сто тысяч людей делало эту работу непрерывно, сменяясь каждые три месяца. Десять лет было нужно измученному народу строить дорогу, по которой тащили эти каменные глыбы, – работа, по – моему, чуть ли не столь же огромная, как и постройка самой пирамиды. Так как дорога была пяти стадий длины, а шириной в десять оргий, в самом высоком месте восемь оргий высоты, выстроена из тесаных камней с высеченными на них фигурами. Десять лет длилось строительство данной подземных покоев и дороги на бугре, где стоят пирамиды. В этих покоях Хеопс устроил собственную усыпальницу на острове, совершив на гору нильский канал[295]. Сооружение же самой пирамиды длилось двадцать лет. Она четырёхсторонняя, любая сторона её шириной в восемь плефров и такой же высоты, и сложена из тесаных, шепетильно прилаженных друг к другу камней. Любой камень длиной, по крайней мере, в тридцать футов.
125.Выстроена же эта пирамида вот как. Сперва она идёт в виде лестницы уступами, каковые иные именуют площадками, либо ступенями. По окончании того как заложили первые камни [основания], остальные [для заполнения площадок] поднимали при помощи помостов, сколоченных из маленьких балок. Так поднимали с почвы камни на первую ступень лестницы. В том месте клали камень на другой помост; с первой ступени втаскивали на второй помост, при помощи которого поднимали на вторую ступень. какое количество было последовательностей ступеней, столько было и подъёмных приспособлений. Возможно,впрочем , было лишь одно подъёмное приспособление, которое по окончании подъёма камня легко переносилось на следующую ступень. Мне так как информировали об обоих методах – по какой причине я и привожу их. Так, сперва была окончена верхняя часть пирамиды, после этого соорудили среднюю и напоследок самые нижние ступени на земле. На пирамиде египетскими письменами было обозначено, сколько редьки, лука, чеснока съели рабочие. И, как я отлично не забываю, переводчик, что просматривал мне надпись, растолковал, что на всё это было израсходовано тысячу шестьсот талантов серебра[296]. В случае, если это правильно, то какое количество же денег пошло на металлические орудия, на одежду и хлеб для рабочих, поскольку строительство всех этих сооружений длилось двадцать лет и, помимо этого, много времени пригодилось на ломку и сооружение и перевозку камней подземных покоев [для усыпальницы].
126.А Хеопс, в итоге, дошёл до какого именно нечестия, по рассказам жрецов, что, нуждаясь в деньгах, послал собственную дочь в бордель и приказал ей добыть некое количество денег – какое количество конкретно, жрецы, но, не говорили. Дочь же выполнила отцовское повеление, но задумала и себе самой покинуть монумент: У каждого собственного визитёра она просила подарить ей, по крайней мере, один камень для сооружения гробницы. Из этих – то камней, по словам жрецов, и выстроена средняя из трёх пирамид, что стоит перед великой пирамидой (любая сторона данной пирамиды в полтора плефра).
127.Царствовал же данный Хеопс, по словам египтян, пятьдесят лет[297], а по окончании его смерти престол наследовал его брат Хефрен. Он поступал во всём подобно брату и кроме этого выстроил пирамиду, которая, но, не достигает величины Хеопсовой. Я сам так как её измерил. Под ней нет подземных покоев и не совершён из Нила канал, как в той второй пирамиде, где вода по неестественному руслу образует остров, на котором, как говорят, погребён Хеопс. Самый нижний последовательность ступеней он приказал вывести из многоцветного эфиопского камня и выстроил пирамиду на сорок футов ниже первой, при таких же, но, размерах. Обе пирамиды стоят на том же самом бугре высотой около сотни футов. Царствовал же Хефрен, по словам жрецов, пятьдесят шесть лет.
128.Эти сто шесть лет считаются временем величайших бедствий для Египта, в то время, когда святилища были закрыты. Египтяне так ненавидят этих царей, что лишь с неохотой именуют их имена. Кроме того и пирамиды эти именуют пирамидами пастуха Филитиса, что в те времена пас собственные стада в этих местах.
129.После этого царём Египта, по словам жрецов, стал Микерин, сын Хеопса. Ему не по душе были отцовские деяния. Он открыл храмы и высвободил измученный тяготами народ, отпустив его трудиться [на собственных полях] и приносить жертвы. Он был самым праведным судьёй из всех царей, за что его особенно восхваляют египтяне среди всех в то время, когда – или правивших над ними царей. Так как он был не только судьёй праведным, но кроме того давал деньги из собственного хороша обиженным его решениями суда, дабы удовлетворить их просьбы. Этого – то Микерина, столь кроткого к своим подвластным и без того заботившегося о них, поразили тяжёлые удары судьбы. Первым несчастьем была смерть дочери, единственного ребёнка в его доме. Глубоко скорбя об данной беде, царь захотел предать её погребению с ещё большей пышностью, чем это было в обычае. Он приказал изготовить из дерева пустотелую [статую] коровы[298], позолотить и после этого положить в неё покойную дочь.
130.Корова эта, но, не была погребена в почве, но ещё до этого дня её возможно видеть в Городе Саисе, где она стоит в царском дворце в пышно украшенном покое. Ежедневно около неё воскуряют в том месте всевозможные благовония, а всю ночь возжигают светильник. Недалеко от данной коровы в другом покое стоят статуи наложниц Микерина, как мне, по крайней мере, говорили саисские жрецы. Это – нагие большие статуи женщин[299] из дерева числом двадцать. Но кто они – об этом я могу только повторить то, что мне сказали.
131.Другие же информируют об данной корове и о больших женских статуях вот какое сказание. Микерин словно бы бы воспылал страстью к собственной родной дочери и против её воли силой овладел ею. Затем женщина, говорят, с стыда и горя сунулась в петлю. Папа же предал её погребению в данной корове, а мать девушки приказала отрубить руки служанкам, каковые выдали дочь отцу. Ещё и поныне их безрукие статуи говорят о том, что они претерпели при жизни. Всё это, но, как мне думается, безлюдная болтовня, в особенности же – история с руками статуй. Так как я сам видел, что руки у статуй отвалились от времени и ещё при мне лежали тут же у ног.
132.А корова практически полностью покрыта пурпурной одеждой, не считая головы и шеи, каковые позолочены толстым слоем золота. Между рогами находится изображение солнечного диска кроме этого из золота. Корова не следует прямо, но лежит на камнях, а величиной она с громадную живую корову. Ежегодно её выносят из спокойствия, конкретно в тот сутки, в то время, когда египтяне бьют себя в грудь в честь всевышнего, которого я не желаю именовать из благоговейного страха[300]. Говорят, что дочь перед смертью попросила отца разрешить ей один раз в год видеть солнце.