Сейчас мы готовы к тому, дабы осветить один из самых увлекательных вопросов работы мозга. Мы обрисовали, как нарушается сложная его деятельность, в случае, если какая-нибудь часть разрушается. Быть может ли эта деятельность опять восстановиться? В случае, если идти по стопам Галля и видеть в мозговых центрах особые «органы свойств», — нет, в силу того, что никакой второй орган не имеет возможности заместить уничтоженный… В случае, если следовать за Флурансом, — да; но так как громадные полушария мозга вовсе не являются той однородной массы, о которой думал французский ученый…
Больной с поражением ассоциативных территорий затылочнотеменной области. Он потерял свойство верно воспроизводить буквы.
Представим себе, что на протяжении выступления скрипача на скрипке лопнула струна. И что же? Скрипач будет играться эту же мелодию на оставшихся струнах; знамениты великие скрипачи, каковые имели возможность на двух струнах закончить начатый концерт. Представим себе, что из оркестра неожиданно выбыл один инструмент. Умелый дирижер постоянно сумеет заменить его вторыми инструментами.
Ну а как обстоит дело в головном мозге, работу которого мы только что сравнили с отлично слаженным оркестром?
Осколок повредил больному кору зрительных (затылочных) отделов мозга; больной прекратил различать буквы: их контуры расплывались, он не имел возможности зрительно собрать множества тёмных линий в ясные образы букв. Значит ли это, что он окончательно утратил свойство просматривать? Нет, психолог и опытный врач не отчаиваются. Больного сажают за стол, дают ему лист с крупно написанными буквами и карандаш: он обязан терпеливо и не спеша обводить буквы рукой. И что же? Те контуры, каковые он не имел возможности определить на глаз, понемногу оживают и становятся снова привычными, в то время, когда он обводит их рукой. Перемещения руки, обводящей контуры букв, заменили выпавшее зрительное восприятие. Два-три человек и — месяца упражнений опять окажется грамотным. Сперва опираясь на перемещения руки, после этого на перемещения глаз, он частично вернёт то, что, казалось, было безвозвратно утеряно.
А вот второй раненый. Мы определим его: это тот, что был ранен пулей в левую височную область. Он больше не осознаёт обращенной к нему речи и сам не хорошо говорит. Но посадим его перед зеркалом. Сядем рядом с ним и продемонстрируем ему, как мы произносим отдельные звуки. Вот «а» — видите, каким круглым делается наряду с этим рот? А вот «у» — губы вытягиваются в трубку. Вот «и» — рот растягивается. А вот и согласные: «п», «п», — как словно бы вы сдуваете пушинку, которая положена на вашу руку. А как вибрирует голосовой аппарат при звуке «р»! Пациент, утерявший анализ звуков на слух, может понемногу вернуть потерянное, но уже опираясь на другие, сохранившиеся ощущения: на зрительный образ в зеркале, на чувство прикосновения к гортани, на схему, изображающую приемы произношения.
Проходит больной — и полгода опять различает звуки и говорит, применяя, но, для данной цели другие, сохранившиеся у него участки мозга.
Мозг человека (и громадные полушария а также) — совсем не таковой однородный орган, все части которого равноценны. Он представляет собой сложнейшую совокупность высокоспециализированных аппаратов, и Флуранс был, само собой разумеется, неправ, отрицая сложность громадных полушарий мозга.
Но мозг человека — это превосходное устройство не только по тонкости собственной работы, но и по пластичности; отдельные части его на ходу смогут заменяться вторыми. И наука, шепетильно изучающая это устройство, оказывает помощь руководить такими заменами в том месте, где они становятся нужными.