— Значит, главная отечественная задача — усвоить побольше энергии? Так, как научил меня Джон? И тогда частота значимых совпадений увеличится?
— В общем, так и имеется, лишь, всё-таки, это не верно легко, как вам думается. Перед тем как мы сможем перейти на новый энергетический уровень — не на краткое время, а прочно — нужно будет преодолеть еще один предел. Об этом говорится в Шестом откровении.
— Что же это за предел?
Священник посмотрел мне в глаза.
— Любой из нас подчиняет себе вторых на собственный, особенный лад. И вам нужно будет изучить себя, чтобы выяснить, какой метод доминирования свойствен конкретно вам. Вы не забывайте, что в Четвертом откровении говорится, что люди, неизменно чувствуя дефицит энергии, стремятся навязать вторым точку зрения и свою волю, дабы отобрать их энергию.
Пятое же откровение учит нас извлекать нехватающую энергию из другого источника. Но дело в том, что мы не сможем всегда подпитываться из этого источника, пока не преодолеем привычку подчинять вторых конкретно своим, личным методом. В силу того, что, в случае, если мы снова начнем это делать, то сходу отключимся от источника.
А преодолеть эту привычку непросто по той причине, что мы тут действуем бессознательно. Следовательно, мы должны понять, во-первых, что мы всегда стремимся к подчинению себе собственных ближних и, во-вторых, что мы это делаем любой по-своему — тем методом, что мы усвоили еще в юные годы, дабы привлечь к себе внимание и зарядиться энергией.
Усвоив собственный стереотип, мы повторяем его опять и опять. Я именую это отечественным бессознательным сценарием борьбы за власть.
Я выбрал слово «сценарий», в силу того, что это вправду напоминает кино, где повторяется одинаковая обстановка, в которой мы действуем по сценарию, написанному нами самими в начале судьбы. Мы проигрываем данный сценарий опять и опять, не сознавая этого.
Всё, что мы поймём, — это то, что в нашей жизни часто возникают сходные обстановки. Мы зацикливаемся на них, и тогда фильм нашей жизни не имеет возможности длиться, и для волнующих приключений, к каким имели возможность бы привести значимые совпадения, просто не остается места. Мы сами его останавливаем, будучи в плену собственного сценария, собственного стереотипа битвы за власть.
Санчес убавил скорость, дабы с опаской миновать глубокие выбоины на дороге. Я ощущал усталость и тоску. Его рассуждения о сценарии остались мне непонятны. Я желал пожаловаться ему, но не смог. Недоверие отдаляло меня от него, и открывать душу не хотелось.
— Вы меня осознали? — задал вопрос он.
— Не знаю, — кратко ответил я. — По-моему, у меня нет никакого сценария.
Участливо посмотрев на меня, он фыркнул от хохота.
— Неужто? — сказал он. — Откуда же тогда ваша всегдашняя замкнутость?
Изучение собственного прошлого
Дорога в первых рядах сужалась, сильно огибая каменный выступ горы. Грузовик с опаской развернул, подскакивая на больших камнях. Около нас Анды вздымали собственные могучие серые вершины, окутанные белыми как снег тучами.
Я поглядел на Санчеса. Он пристально вёл машину, склонившись к рулю. Уже пара часов мы еле одолевали тяжелую, с крутыми подъемами дорогу. Временами и без того узкий проезд загромождался завалами камней.
Мне хотелось возобновить разговор о сценариях, но время для этого было очевидно неподходящее — всё внимание Санчес должен был уделять дороге. Да, к тому же, я и сам, фактически, не знал, о чём желаю задать вопрос.
Я дочитал Пятое откровение, и прочтённое близко перекликалось с рассказом священника. Само собой разумеется, хорошо было бы избавиться от сценария борьбы за власть, в особенности если бы это ускорило мою эволюцию, но я так и не осознал, что это за сценарий и как он действует.
— О чем задумались? — нежданно задал вопрос Санчес.
— Я дочитал Пятое откровение, — ответил я. — И всё думаю об этих ваших сценариях. Вы, думается, вычисляете, что мой сценарий, как-то мешает мне быть раскованным?
Он не ответил. Его глаза были прикованы к дороге. Метрах в тридцати перед нами стоял, загораживая путь, большой джип. Недалеко, у края скалистого обрыва, находились женщина и мужчина. Они также встретились с нами.
Санчес, остановив грузовик, вгляделся в них и улыбнулся.
— Я знаю ее, — сообщил он. — Это Хулия. Всё в порядке. Нужно с ними поболтать.
Оба они были темноволосые и смуглые — по всей видимости, перуанцы. Дама была постарше, на вид лет пятидесяти, парню возможно было дать лет тридцать.
— Папа Санчес! — вскрикнула она, подходя.
— Здравствуй, Хулия!
Они обнялись, Мы перезнакомились. Мужчину кликали Роландо.
Хулия и Санчес без звучно повернулись и подошли к краю обрыва, где она до этого стояла с Роландо. Роландо пристально приглядывался ко мне. Мне стало неудобно, И я отошел, приближаясь к тем двоим.
Роландо последовал за мной, глядя так, как будто бы чего-то желал от меня. Не обращая внимания на юность, лицо его было неотёсанным и обветренным. Я почувствовал непонятную тревогу.
До тех пор пока мы шли к обрыву, он пара раз желал заговорить, но я отводил глаза и убыстрял ход. Так он и не сказал ни слова. Дойдя до края, я сел на узкий выступ гора так, дабы он не смог пристроиться рядом. Хулия и Санчес расположились мало поодаль и повыше, сидя рядышком на громадном валуне.
Роландо выбрал место как возможно ближе ко мне. Мне было не по себе от его пристального взора, и одновременно с этим его явный интерес ко мне пробудил во мне любопытство.
Поймав наконец мой взор, он задал вопрос:
Я ответил не сходу.
— Я слышал о ней.
Он, думается, удивился.
— Но вы ее видели?
Какие-то отрывки, — с опаской ответил я. — А вы имеете к ней отношение?
— Интересуюсь, — сообщил он. — Но пока что мне не попался ни один перечень.
Мы помолчали.
— Вы из Соединенных Штатов?
Данный вопрос мне не пришолся по нраву, и я решил промолчать. Вместо ответа я задал вопрос:
— А храмовые развалины в Мачу-Пикчу как-то связаны с Рукописью?
— По-моему, нет. Действительно, она создавалась приблизительно тогда же, в то время, когда возводились эти храмы.
Я замолчал, наслаждаясь величественной красотой гор. Я рассудил, что, в случае, если я буду молчать, он непременно сам выложит, что они с Хулией тут делают и при чем тут Рукопись. Так мы и промолчали мин. двадцать.
Наконец Роландо поднялся и медлительно двинулся в том направлении, где говорили Санчес и Хулия. Я не знал, что делать. Мне не хотелось идти в том направлении, в силу того, что Санчес с Хулией очевидно желали побеседовать наедине.
Еще приблизительно полчаса я сидел на том же месте, глядя на скалистые вершины и бесплодно напрягая слух, дабы услышать хоть что-то из беседы. Никто не обращал на меня ни мельчайшего внимания.
Наконец я решил присоединиться к остальным. Но, перед тем как я успел подняться на ноги, вся троица спустилась и направилась к машине Хулии. Я полез через нагроможденные камни в том же направлении.
— Им нужно ехать, — сказал Санчес, в то время, когда я подошел.
— Жаль, что мы опоздали поболтать, — обратилась ко мне Хулия. — Надеюсь, мы еще увидимся. — Она наблюдала на меня с выражением горячей заботы — таким же, какое я довольно часто видел на лице Санчеса. Я кивнул, и она, склонив голову набок, добавила: — Сообщу больше, я точно знаю, что мы увидимся весьма не так долго осталось ждать.
Я ощущал, что на это нужно что-то ответить, но ничего не придумал. Дойдя до автомобили, Хулия лишь кивнула и скороговоркой простилась. Она села за руль, Роландо — рядом, и они покатили на север, в том направлении, откуда приехали мы с Санчесом. Целый эпизод оставил у меня чувство удивления.
В то время, когда мы возвратились в свой автомобиль, Санчес задал вопрос:
— Роландо поведал про Билла?
— Нет! А что, они его видели?
Санчес, думается, смутился.
— Да, они встретились с ним в одной деревеньке, за сорок миль к востоку из этого.
— Билл что-нибудь сказал обо мне?
— Он лишь сообщил, по словам Хулии, что вам с ним было нужно разделиться. Она говорит, что он больше общался с Роландо. Вы ему что-нибудь поведали о себе?
— Нет. Я не знал, возможно ли ему доверять. Санчес наблюдал на меня в полном удивлении.
— Я же сообщил вам, что всё в порядке! Я знаю Хулию много лет. Она из Лимы, у нее в том месте дело, но с того времени, как стало известно о Рукописи, она занимается поисками Девятого откровения. Неужто бы она начала разъезжать с человеком, которому нельзя доверять! Никакой опасности не было, а вы потеряли случай определить полезную данные.
Санчес смотрел на меня с весьма важным выражением.
— Вот, — продолжал он, — красивый пример того, как сценарий вмешивается в судьбу. Из-за вашей отчужденности совпадение, которое имело возможность случиться, не случилось.
Осознав по моему лицу, что я планирую оправдываться, он добавил:
— Ну хорошо, что сделаешь! У всех нас собственные сценарии. Нет худа без хороша — по крайней мере, вы осознали, как действует ваш.
— Ничего я не осознал! — вскрикнул я. — Как он действует?
— Ваш метод применять обстоятельства и людей с целью зарядиться энергией, — начал растолковывать Санчес, — пребывает в том, что вы, в соответствии с написанному вами сценарию, замыкаетесь в себе, ведете себя загадочно, скрытничаете.
Себя вы убеждаете в том, что это разумная предосторожность, на самом же деле, вы сохраняете надежду, что кто-нибудь втянется в ваш сценарий и начнёт пытаться разгадать ваши загадки. В то время, когда так и происходит, вы стараетесь, ничего не растолковывая, заставить этого человека расспрашивать вас, теряясь в предположениях о ваших подлинных эмоциях.
Тем самым, вы абсолютно приковываете к себе внимание этого человека, и его энергия поступает к вам. Чем продолжительнее вы поддерживаете его неудовлетворенный интерес к себе, тем больше энергии вам достаётся.
Беда лишь в том, что, изображая необщительность, вы искусственно замедляете движение собственной жизни, в силу того, что, одно да и то же повторяется в ней раз за разом. Если бы вы держались с Роландо более открыто, ваша жизнь уже сейчас взяла бы новое, ответственное для вас направление.
Мне стало горько. Так как и Билл сказал мне что-то похожее, в то время, когда увидел, что мне не хочется делиться сведениями с Рено. Это была чистая правда — я вправду предпочитал утаивать собственные мысли.
Я выглянул в окно — дорога шла в гору, около вздымались острые скалы. Санчес сосредоточился на вождении, дабы не слететь с обрыва. В то время, когда мы выехали на ровный участок, он повернулся ко мне и сообщил:
— Дабы нейтрализовать собственный сценарий, любой из нас обязан, первым делом, абсолютно понять его. Никакой прогресс неосуществим, пока мы полностью не уясним себе отечественные индивидуальные приемы добывания энергии. Это только что случилось с вами.
— А дальше что делать? — задал вопрос я.
— Дальше необходимо отыскать в памяти собственный прошлое, впредь до раннего детства, и осознать, как конкретно сформировались ваши привычки. В то время, когда мы доберемся до их истока, осознаем, как зародился отечественный сценарий, мы уже не сможем направляться ему бессознательно.
Не забывайте, что отечественные родные, в то время, когда мы были детьми, пробовали заполучить отечественную энергию, следуя собственному сценарию, и конкретно в ответ на это сформировался отечественный личный. Мы же нуждались в какой-то стратегии, дабы отвоевать энергию.
Мы пишем сценарий, в зависимости от поведения отечественных родных. Но в то время, когда мы начинаем осознавать,
что в конечном итоге за этим стоит битва за энергию, мы уже не нуждаемся в сценарии, мы видим сущность дела.
— Какую сущность?
— Человек обязан отыскать в памяти собственный детство и осознать его, с позиций эволюции, духовной действительности. Тогда он осознает, кто он таковой в действительности. Тогда сценарий уходит в прошлое, и мы живем собственной, настоящей судьбой.
— С чего же мне начать?
— Нужно осознать, как создавался ваш сценарий. Поведай те мне о собственном отце.
— Он хороший человек. Обожает пошутить. Талантливый. Но… — Я колебался. Мне не хотелось показаться неблагодарным сыном.
— Но что?
— Ну, в общем… Он постоянно критиковал меня. Всё, что я делал, было неправильно.
— Как именно он осуждал?
Я отыскал в памяти собственного отца, в то время, когда он был молод и силен.
— Он расспрашивал меня. И мои ответы ни при каких обстоятельствах ему не нравились.
— И что происходило с вашей энергией?
— Думаю, она выходила из меня. Исходя из этого я старался ничего ему не говорить.
— Я так осознаю, что вы старались отвечать ему уклончиво, неизвестно, дабы привлечь его внимание и одновременно с этим не раскрыться, не дать ему возможности осуждать вас. Он был «следователем», вы же пробовали уйти от допроса. Вы культивировали «замкнутость».
— Да, возможно… Что означает был «следователем»?
— Быть «следователем» — это особенный сценарий. Люди, пользующиеся этим методом получения энергии, постоянно расспрашивают человека, дабы пробраться в его внутренний мир только с целью найти его погрешности и недочёты.
В то время, когда это удается, они показывают на эти погрешности, осуждают собеседника. При успехе таковой
стратегии, осуждаемые втягиваются в данный сценарий.
не забывая о присутствии «следователя», они теряют уверенность и самостоятельность в себе и думают лишь о том, дабы не сделать неточности, не навлечь на себя критику. Их психотерапевтическая зависимость и дает «следователю» энергию, которая ему нужна.
Вспомните, как вы вели себя в присутствии таких «следователей»? Разве вы не втягивались в их сценарий и не вели себя так, дабы избежать критики?
Эти люди заставляли вас наблюдать на себя их глазами и поглощали вашу энергию. Всё дело было в том, что вы сами начинали делать выводы себя по тому, что они о вас думали.
Мне вспомнился эпизод с Дженсеном. Всё было конкретно так, как обрисовал священник.
— Значит, мой папа был «следователем»? — задал вопрос я еще раз.
— Похоже на то.
На мгновение я задумался о собственной матери. Какой сценарий был у нее? Санчес задал вопрос, о чём я думаю.
— О сценарии собственной матери. какое количество всего разновидностей существует?
— на данный момент я вам поведаю, какая классификация сценариев дается в Рукописи. Энергию возможно добывать либо враждебно, силой подчиняя себе людей, либо пассивно, играясь на чужом сочувствии либо любопытстве с целью привлечь к себе внимание.
К примеру, в случае, если кто-то угрожает вам, будь то действиями либо словами, вы невольно, из осторожности либо страха, дадите ему внимание и, следовательно, энергию. Тот, кто угрожает вам, вовлекает вас в самый враждебный сценарий. В Рукописи такая разновидность именуется «пугало».
Иначе, в случае, если кто-то настойчиво говорит вам о собственных несчастьях, рассчитывая на вашу отзывчивость, позволяя понять, что, если вы ему не поможете, он станет еще несчастнее, то таковой человек достигает собственных целей на самом пассивном уровне, действуя по сценарию, что в Рукописи именуется «бедняжка».
Припомните-ка, не попадался ли вам когда-нибудь человек, в присутствии которого вы постоянно чувствовали себя виноватым без всяких на то обстоятельств?
— Случалось.
— Так вот, это означало, что вы появились втянуты в сценарий этого «бедняжки». Что бы вы ни делали, что бы ни говорили, вам всегда приходилось оправдываться в том, что вы мало делаете для него. Уже одно его присутствие заставляло вас ощущать себя виноватым.
Я кивнул.
— Все остальные сценарии, — продолжал Санчес, — находятся по шкале агрессивности где-то между этими двумя. В случае, если у человека более узкая агрессия, чем у «стращала», если он вторгается в ваш мир исподволь, разрушая его критикой, как ваш папа, — то это «следователь».
Ваш сценарий «замкнутого» пара менее пассивен, чем у «бедняжки». Иначе говоря порядок по мере убывания агрессивности будет таковой: «пугало», «следователь», «замкнутый», «бедняжка». Ну, как, вы находите в этом суть?
— Пожалуй. И что же, любой пользуется одним из этих сценариев?
— Конкретно так. Действительно, кое-какие люди смогут пользоваться различными сценариями, в зависимости от событий, но у многих из нас — один сценарий, что мы проигрываем множество раз. А выбор его определяется тем, какой из них помогал нам в юные годы, при столкновениях с родными.
Тут меня осенило: моя мать вела себя со мной равно как и папа. Я взглянуть на Санчеса.
— Моя мать… Я знаю, кем она была. Также «следователем».
— Значит, вам досталось вдвойне. Тут уж не приходится удивляться вашей скованности. Но, по крайней мере, они не запугивали вас. Вам хотя бы не приходилось беспокоиться за собственную безопасность.
— А что было бы в этом случае?
— Тогда у вас был бы сценарий «бедняжки». Осознаёте, как это происходит? Предположим, вы ребенок, из которого выкачивают энергию методом угроз — к примеру, угрожая побоями. В этом случае, никакая замкнутость вам не окажет помощь.
Никого не тревожит, раскованны вы либо, напротив, застенчивы и, по большому счету, что в том месте у вас на душе. Ваши угнетатели через чур агрессивны. И тогда ваш единственный выход — выбрать самую пассивную роль, роль «бедняжки», в надежде привести к жалости к себе и чувство вины у ваших угнетателей.
Но в случае, если эти надежды выясняются тщетными, другими словами, сценарий «бедняжки» не срабатывает, тогда вы, в то время, когда подрастете, сами начнете прибегать к насилию и на агрессию отвечать агрессией. — Санчес помолчал. — Как та девочка-перуанка, о которой вы мне говорили, не забывайте?
Ребенок делает всё вероятное, дабы добиться внимания участников собственной семьи и взять энергию. И сценарий, что ему в этом оказывает помощь, остается с ним на всегда и проигрывается любой раз, в то время, когда он, нуждаясь в энергии, желает взять ее у кого-то.
— Я осознал, как формируется «пугало», — сообщил я, — а как появляется сценарий «следователя»?
— Представьте себе ребенка, родители которого не подмечают его, не обращают на него внимания — к примеру, по причине того, что заняты собственной карьерой либо еще чем-нибудь. Что бы вы делали на месте для того чтобы ребенка?
— Не знаю.
— Давайте подумаем. Замкнутость не окажет помощь — они ее и не увидят. Они сами замкнуты для вас. Возможно, вы постарались бы разузнать побольше об этих холодных, отчужденных людях, поискали бы, к чему в них возможно придраться, отыскать за ними какую-нибудь вину, дабы обратить на себя внимание, добиться энергии. Вот и вышел бы из вас «следователь». Меня осенило.
— Значит, «замкнутые» создают «следователей»!
— Вот конкретно.
— А «следователи» вынуждают детей становиться «замкнутыми». А «стращала» формируют у детей сценарий «бедняжки», а если он не оказывает помощь, ребенок сам вырастает «пугалом».
— Совсем правильно. Так, сценарии битвы за энергию и переходят много поколений. Причём, увидьте, возможно светло видеть один из этих сценариев у других, но себя полагать свободным от этих стереотипов. Эту иллюзию направляться абсолютно преодолеть, в случае, если мы желаем продвинуться.
Практически все привязаны к какому-то сценарию — по крайней мере, солидную часть времени, — и нужно
отыскать в памяти прошлое и повнимательнее посмотреть в себя, дабы выявить собственный. Я продолжительно молчал. Позже повернулся к Санчесу и задал вопрос:
— А в то время, когда мы определим собственный сценарий, что делать позже?
Санчес намерено притормозил, дабы посмотреть мне в глаза.
— У нас имеется выбор. Мы можем встать над ролью, которую бессознательно усвоили. Я уже сказал, мы можем отыскать более большой суть в собственной жизни и подлинную, духовную обстоятельство того, что появились конкретно в таких семьях. Мы можем осознать, кто мы такие.
Мы практически приехали, — сказал Санчес. Дорога достигла собственной высшей точки между двух острых вершин. В то время, когда мы миновали один громадный пик, я заметил в первых рядах маленький домик, прижавшийся к второй величавой громаде.
— А его грузовика нет на месте,— увидел Санчес.
Мы вылезли из автомобиля и подошли к дому. Санчес без церемоний отворил дверь и вошел, а я остался снаружи, глубоко вдыхая холодный разреженный воздушное пространство. Небо было покрыто темно-серыми тучами. В любую 60 секунд имел возможность пойти ливень. Санчес вышел из дома.
— Никого нет. Возможно, он на развалинах,
— А как в том направлении попасть?
В этот самый момент я заметил, что священник еле держится на ногах от усталости.
— Еще полмили по дороге, — сказал он, протягивая мне ключи от автомобили. — До следующего перевала и чуть за него. Развалины пониже, вы их заметите. Садитесь в грузовик и отправьтесь, а я останусь тут. Желаю заняться медитацией.
— Хорошо! — И я отправился к машине.
Я пересек маленькую равнину и добрался до перевала, рассчитывая на очередной потрясающий вид. Мне не было нужно разочароваться. С перевала я имел возможность видеть известные развалины Мачу-Пикчу во всей их красе: храмовый ансамбль, сложенный из массивных, шепетильно обработанных многотонных каменных глыб, громоздящихся друг на друга.
Кроме того в таковой тусклый пасмурный сутки нереально было оторвать глаза от этого чуда. Я остановил грузовик и подышал, набираясь энергии, десять либо пятнадцать мин.. Внизу, среди развалин, ходили люди.
Я заметил человека в стоячем воротничке священника, что вышел из одного уничтоженного строения и отправился к грузовику, стоящему недалеко. Но он был на большом растоянии, да и одет был всё-таки не в рясу, а в кожаную куртку с штанами, так что никакой уверенности, что это и имеется папа Карл, у меня не было.
Я опять завел машину и подъехал ближе. Услышав шум мотора, он поднял глаза и улыбнулся, разумеется определив Санчесов грузовик. Тут он встретился со мной, заинтересовался и подошел ближе.
Он был низкий, приземистый, с тускло-коричневыми волосами, пухлолицый. Глаза были ярко-светло синий. Ему могло быть лет тридцать.
— Я приятель отца Санчеса, — отрекомендовался я, вылезая из автомобиля. — Он остался в вашем доме.
Он протянул мне руку.
— Я папа Карл.
Я взглянуть на развалины. Вблизи они создавали еще более внушительное чувство.
— Вы тут в первый раз? — задал вопрос папа Карл.
— Да. Я довольно много слышал об этом месте, но не воображал себе для того чтобы.
— Это одно из самых богатых энергией мест в мире.
Я пригляделся к нему. Разумеется, он сказал об энергии в том же смысле, что и Рукопись. Утвердительно кивнув, я сообщил:
— Я уже достиг стадии, в то время, когда обучаюсь сознательно впитывать энергию, и разобрался со своим сценарием.
Наряду с этим, я ощущал некую неловкость от собственной откровенности, но и наслаждение — я сказал честно и открыто.
— Вы не кажетесь через чур замкнутым, — увидел он. Я поразился.
— Откуда вы понимаете, какой у меня сценарий?
— У меня развилось чутье на такие вещи. Потому я и тут.
— Вы помогаете людям определять собственные сценарии?
— Да. И определить собственную подлинную природу также.
Его глаза сияли искренностью. Он раскрывался перед в первый раз встреченным человеком без мельчайшей неловкости либо смущения.
Я молчал. Он задал вопрос:
— Вы усвоили первые пять откровений?
— Я прочел практически всё, — ответил я, — и, помимо этого, различные люди растолковывали мне их.
Опоздал я это сообщить, как осознал, что снова отвечаю через чур уклончиво.
— Пологаю, что я усвоил первые пять, — поправился я. — А вот шестое мне не совсем ясно.
Он кивнул и сообщил:
— Большая часть людей, с которыми я общаюсь, кроме того не слышали ничего о Рукописи. Они приезжают ко мне и впадают в восхищение от наплыва энергии. Это одно заставляет их переосмыслить всю собственную жизнь.
— А как вы видитесь с ними?
Он многозначительно взглянуть на меня.
— Они как-то находят меня.
— И вы рассказываете, что помогаете им определить собственную подлинную природу? А как?
Он сделал глубочайший вдох.
— Имеется лишь один метод. Необходимо возвратиться в начало судьбы, к детству и прожить его заново. В то время, когда мы поймём собственный сценарий битвы за энергию, мы должны задуматься о высшей истине отечественной семьи.
Так как, не считая схваток за энергию, в том месте было и второе, хорошее. В то время, когда мы получим эту истину, наша жизнь наполнится энергией, в силу того, что мы будем знать, кто мы такие, на какой дороге, в чём отечественное назначение.
— Санчес также сказал об этом, — ответил я. — Я желаю знать, как отыскать эту истину.
Близился вечер, становилось холодновато. Папа Карл застегнул «молнию» на собственной куртке.
— Надеюсь, что у нас будет возможность поболтать об этом, — сообщил он. — А на данный момент мне не терпится заметить отца Санчеса.
Я опять кинул взор на развалины, и он добавил:
— Пожалуйста прогуливайтесь тут, сколько желаете. Увидимся позднее у меня дома.
Я прогуливался около древних развалин еще часа полтора. В некоторых местах я задерживался, ощущая в том месте особый прилив сил. Я пробовал представить себе цивилизацию, возводившую такие храмы.
Как им удалось поднять эти камни на такую высоту и взгромоздить их один на другой? Мне казалось, что это превосходит человеческие силы.
Но понемногу мой интерес к развалинам угас, и я опять задумался о собственном положении. Не смотря на то, что оно за последние часы, фактически, не изменилось, я больше не испытывал страха. Доверие к Санчесу абсолютно возвратилось — довольно глупо было с моей стороны сомневаться в нём. И мне сходу понравился папа Карл.
Ночью я возвратился к грузовику и покатил назад, к дому Карла. Подъехав, я заметил в окно обоих отцов — они находились рядышком. Еще с порога я услышал раскаты хохота.
Они, оказывается, были на кухне — готовили вдвоем обед. Папа Карл приветствовал меня и празднично проводил к стулу. Я лениво расселся перед огнем, ярко горящим в камине, и огляделся около.
Помещение была просторная, обшитая широкими древесными панелями, протравленными морилкой. Через открытые двери мне были видны еще две помещения — по всей видимости, спальни — соединенные узким коридорчиком. Освещался дом электрическими лампочками, не через чур замечательными, — до меня доносилось гуденье генератора.
В то время, когда обед готовься , меня позвали к грубо сколоченному столу. Санчес прочел маленькую молитву, и мы покушали. За едой священники продолжали собственную беседу. Позже мы втроем сели у огня.
— Папа Карл говорил с Биллом, — сказал Санчес.
— В то время, когда? — вскрикнул я, переживая.
— Мы повстречались недавно, — ответил Карл. — Я с ним познакомился в прошедшем сезоне. А на данный момент он намерено заехал ко мне, дабы поведать новости. Он говорит, что, думается, узнал, кто воодушевляет действия правительства против Рукописи.
— Кто же?
— Кардинал Себастьян, — засунул Санчес.
— Как именно?
— У меня такое чувство, — ответил Санчес, — что он применяет собственный влияние в правительстве, дабы натравить на нас военных.
Он постоянно предпочитал функционировать негромкой сапой в правительственных коридорах, ничего не обсуждая на церковных рекомендациях, дабы не вызвать раскола. на данный момент он перешел к энергичным действиям. Увы, они смогут увенчаться успехом.
— Другими словами?
— За исключением нескольких пастырей из Северного совета, к тому же трех-четырех человек наподобие Хулии и Билла, ни у кого не осталось копий Рукописи.
— А ученые из Висьенте? — напомнил я.
Наступила тишина. Наконец Карл ответил мне.
—Билл поведал, что Висьенте прикрыли. Ученые арестованы, материалы опытов изъяты.
— Неужто научное сообщество это потерпит?
— А что они смогут сделать? — задал вопрос Санчес. — В итоге, большинство ученых не признавала этих опытов-. По официальной версии, исследователи из Висьенте совершить правонарушение.
— Не может быть, дабы правительству это сошло с рук.
— Похоже, что уже сошло, — увидел папа Карл. — Я тут звонил в пара мест, и все говорят одно да и то же. Нужно думать, власти планируют под сурдинку прикрутить гайки.
— И что же сейчас будет?
Карл лишь пожал плечами, а Санчес сообщил:
— Что будет, я не знаю, но не исключаю, что финал зависит от того, отыщет ли Билл то, что ищет.
— А при чем тут это?
— Билл так как ищет нехватающую часть Рукописи, Девятое откровение. Интерес к таковой находке возможно так велик, что в дело вмешается мировая общественность.
— А Билл сказал, куда направляется? — задал вопрос я у отца Карла.
— Он и сам этого не знал. Сообщил лишь, что интуиция подсказывает ему двигаться на север, поближе к Гватемале.
— Интуиция?
— Да. В то время, когда вы поймёте себя и познакомитесь с Седьмым откровением, вам это станет ясно.
Меня поражало безмятежное самообладание моих собеседников.
— Как вы имеете возможность так тихо рассуждать об этом? — не выдержал я. — А вдруг на данный момент вломятся воины и арестуют нас всех?
Они наблюдали на меня все с тем же терпением и спокойствием. Ответил мне папа Санчес.
— Самообладание не свидетельствует беззаботности. Человек спокоен и невозмутим так, как он подключен к энергии. Мы сохраняем отечественную сообщение с источником энергии, в силу того, что это наилучший метод поведения, независимо от событий. Вам так как это ясно?
— Да, само собой разумеется. Дело, возможно, в том, что мне самому это не хорошо удается.
Священники улыбнулись.
— Сохранять сообщение с источником, — сообщил папа Карл, — будет намного легче, в то время, когда вы поймёте себя .
Тут папа Санчес поднялся и отправился на кухню — мыть посуду, как он заявил. Я взглянуть на отца Карла.
— Ну, поскольку же нужно разбираться в себе? С чего начать?
— Папа Санчес говорит, что вы уже осознали, какие конкретно сценарии были у ваших своих родителей. Правильно?
— Правильно. Оба они были «следователями», и оттого я стал «замкнутым».
— Ну вот. А сейчас, оставив в стороне борьбу за энергию, поищите подлинную обстоятельство собственного появления на свет конкретно в вашей семье.