Семь часов — не весьма эргономичное время, но, по всей видимости, сделали вывод, что Россу лучше показаться по окончании наступления темноты. Один Всевышний знает, думал он, для чего кому-то пригодилась подобная секретность, он же не привёз приватных сообщений от русского царя. По всей видимости, на протяжении кризиса направляться шепетильно контролировать всех и оценивать их влияние на принца, кроме того мясника, приносящего мясо через тёмный движение.
В случае, если поразмыслить, то мясник имел большее влияние, потому, что служил королевскому животу.
Ровно в семь лакей в синей с золотом ливрее совершил Росса в прекрасную приёмную, забрал у него плащ, шляпу и подал бокал хорошего канарского. Громадный зал пустовал, и Росс равнодушно наблюдал на убранство в стиле рококо. Таковой напыщенный человек, как принц, без сомнений имел пристрастие к вычурности в архитектуре. Как
последние французские короли. Но уместна ли такая параллель?
Скрип двери возвестил о появлении коренастого пожилого человека, тот неуверенно приближался к Россу, стуча каблуками по отполированному полу.
— Капитан Полдарк? Хорошего вам дня. Я провожу вас через пара мин.. У принца на данный момент секретарь с только что взятым сообщением.
Они пожали друг другу руки.
— В то время, когда трон так близок, переписка делается существенно интенсивнее.
— Очевидно.
— Слава Всевышнему, погода стала получше. Мороз не хорошо действует на мою печень.
Они постояли в молчании. Пожилой собеседник слабо кашлянул.
— Ещё каплю канарского? Либо, может, вы предпочитаете бренди?
— Благодарю. Мне, пожалуй, достаточно.
Опять молчание.
— Как вы осознаёте, у принца на данный момент довольно много забот. Уверяю вас, он был бы значительно радостнее, если бы папа поправился.
— Как и все мы, господин Шеридан.
— Да. Очевидно. Однако, я не советовал бы вам высказывать подобные эмоции в этом доме либо хотя бы не проявлять избыточной эмоциональности. — Шеридан опёрся о кресло. — Такт очень важен, капитан Полдарк. Такт. Я уже создал вам репутацию армейского стратега и надеюсь, вы так же удачно проявите себя в обществе!
— Первое совсем незаслуженно, — улыбнулся Росс, — и я понятия не имею, как смогу соответствовать вашим ожиданиям во втором. Но, если вы заняты — не ожидайте, прошу вас. Я в полной мере могу подождать и в одиночестве.
— Нет-нет. Но в случае, если разрешите, я выпью с вами по бокалу.
Спустя десять мин. Росса провели в мелкий кабинет к принцу, что сидел за богато инкрустированным столом, пристально изучая табакерку. Принц был в оливково-зелёном халате, расшитом серебром, под ним — белый шейный платок, сверкающий жилет канареечного белые и цвета шёлковые бриджи. Будучи на несколько лет моложе визитёра, принц казался рядом с ним стариком и смотрелся как ветхая курица рядом с орлом. Все черты лица — морщины, мешки под глазами, бугристая кожа — свидетельствовали о потакании и нездоровом образе жизни своим слабостям.
Росс склонился над унизанной кольцами рукой.
Принц фыркнул.
— Мой папа — большой любитель и коллекционер табакерок, — сообщил он. — Быть может, это утешало его скорбь. Говорят, эта принадлежала Генриху Наваррскому.
Росс не испытывал жажды комментировать это утверждение, и потому ничего не сообщил.
— Возможно, вы не коллекционер, капитан Полдарк? Либо вы коллекционируете лишь данные?
— Ваше высочество?
— Мне как мы знаем, что вы сравнительно не так давно прибыли из Португалии, куда были направлены министрами из правительства моего отца для свободного наблюдения за армейскими действиями.
— Это правильно, господин.
— И вы подготовили отчёт?
— Я полагал, что вы уже ознакомились с ним, ваше высочество. Принц Уэльский в первый раз за их встречу поднял взор: мало
сонный, но оценивающий и проницательный. И не через чур дружелюбный.
— Вы так как в первую очередь армейский, Полдарк, человек действия, а не писатель? Я отыскал ваш отчёт увлекательным, но отнюдь не отлично написанным. Смею сохранять надежду, что мало способен оценить литературный стиль. Но мне говорили, что говорите вы значительно свободнее и, пожалуй, вкладываете в слова больше смысла.
— Я и не оратор, господин. Я лишь могу постараться добавить к уже изложенному кое-какие наблюдения — и, очевидно, отвечу на все вопросы, каковые вы сочтёте нужным задать.
Принц всё ещё вертел в руках табакерку.
— По крайней мере, вы не обещаете через чур многого. Уже кое-что. Чем старше я становлюсь, тем больше около меня тех, кто через чур много обещает. Эта заболевание придворных — проклятие королей и принцев.
Росс опять сдержался и промолчал.
— Вы понимаете, я также предпочёл бы быть человеком действия в основном, чем могу себе позволить. Осознаёте? Эта война так затянулась… В то время, когда она началась, я был совсем молод. Мне хотелось вести армию на поле боя, учавствовать в сражениях, — принц достаточно кивнул в подтверждение собственных слов. — Милостивый Боже, я совсем не трус. Среди моих предков были полководцы. Но мне, как наследнику престола, не разрешили принимать участие в войне! Меня укрыли коконом, как дорогую гусеницу шелкопряда, дабы по окончании смерти отца я смог занять его место — подписывать документы, назначать министров, беречь
национальные интересы Англии! Но как человек, я лишён наслаждения от успехи неспециализированного блага — либо хотя бы стабильности — для британского народа. Вы, Полдарк, вправе питать зависть к роскоши и благополучию моей жизни, это так. Я же питаю зависть к вашей свободе быть тем, кто вы имеется — армейским, политиком, человеком дела, возможно кроме того сообщить, в лучшем смысле этого слова, авантюристом.
— Для собственных заинтересованностей, господин, я рискую лишь в собственной шахте,
— сдержанно сообщил Полдарк. — Что же касается остального — в моей жизни сами по себе происходят события и представляются предлоги для риска.
Принц зевнул, вытянул толстые ноги. Его обувь украшали серебряные пряжки, на белых фильдеперсовых чулках показывались ажурные вставки.
— А сейчас вам представился я, так? В то время, когда вы в первый раз встретились с лордом Веллингтоном?
Вопрос был задан быстро, и мгновение Росс колебался.
— С Веллингтоном?.. По окончании Буссако, господин. Но коротко. Множество дел потребовало его внимания.
— Нет, господин.
— А с Уэллсли?
— Я встречал его на приёмах. Время от времени мы обменивались парой слов в Палате. До прошедшей семь дней. Тогда я воображал ему данный отчёт.
— А с Каннингом?
— О, Каннинга я отлично знаю, господин. Мы знакомы лет семь либо восемь.
— Да, так я и думал. Так и думал. Всё это очень сильно напоминает интриги Каннинга.
— Всё… это, ваше высочество?
— Да. И не задирайте на меня ваш долгий шнобель. Вы осознаёте, о чём я. Каннинга нужно бы так и кликать — хитрюгой! Он вычисляет себя через чур большим человеком вне правительства, и будучи не у дел, всегда пытается вмешиваться, организовать собственное мелкое правительство. Какие конкретно ещё цели мог иметь ваш визит в Португалию, в то время, когда кабмин приобретает личные, совсем полные отчёты обо всём, что в том месте происходит?
— Я задавал данный вопрос перед отъездом, господин.
— Да ну? И что же вам ответили?
— Что таковой свободный отчёт может иметь значение для того, кто не опасается что-то утратить и не ищет пользы, кто так или иначе со временем приобрёл репутацию непредвзятого человека.
Принц перевернул табакерку и совершил пальцем по дну.
— Её чинили, но очень искусно. Должно быть, папа и не увидел, вы согласны?
Росс опять промолчал.
— А вы — упрямец, капитан Полдарк.
— Господин?
— Я заявил, что вы упрямец. Не притворяйтесь, словно бы не осознали. Ну
и?
— Да, господин?
— Да, господин, рассказываете то, что должны. Изложите детально данный отчёт. Поведайте мне о том, что видели, что определили и к каким заключениям пришли. Прошу, покажите всё ваше красноречие.
Росс сглотнул. Хотелось почтительно поклониться, принести извинения и выйти вон. К линии этого жирного хлыща с его великосветскими замашками, табакерками и фильдеперсовыми чулками. В случае, если таков будущий король Англии — тогда помоги ей, Боже. Беседа приняла в полной мере предсказуемый оборот.
Но… эта личная встреча касалась отнюдь не личных дел Росса. В случае, если на данный момент он кинет всё и уйдёт — да, он не проиграет. В случае, если же Росс останется, выдержит это недостойное обращение — он ничего не победит, ему определённо нечего ожидать от этого толстопузого принца, но он хотя бы выполнит собственный долг. И позже ему не нужно будет корить себя, как случалось неоднократно, в случае, если гордость — быть может, фальшивая гордость — побудит его к поступку, разрушающему надежду на продвижение порученного ему дела. на данный момент не время думать о личных предпочтениях. Дело через чур серьёзное.
Росс начал сказать — нескладно, сбивчиво. Сперва он смотрел на принца, ковырявшего табакерку, позже перевёл взор на статую слева от диванчика, на котором сидел его высочество. Статуя изображала какого-либо греческого всевышнего, если судить по рогу и бороде — возможно, Титана. Росс старался не думать о живом человеке, что то ли слушал его, то ли нет. Он обращался к статуе.
Он сказал мин. десять, практически не прерываясь, и в последние пять мин. — весьма увлечённо. Наконец, Росс остановился. Он заметил, что принц отложил табакерку и посапывает, опустив голову на грудь. Росс без звучно наблюдал на него с презрением и гневом. Принц поднял тяжёлые веки
и со вздохом задал вопрос:
— Это всё?
— Да, это всё…
— Да, Полдарк, мне сообщили правду, вы красивый рассказчик. Это
помогло мне хорошо вздремнуть.
Росс проглотил комок, пробуя сдержаться.
— Значит, господин, я потерпел неудачу, как и предполагал. В случае, если сейчас я могу идти…
— Нет, не имеете возможность.
Росс ожидал. Французские часы пробили восемь.
— Что вы имели в виду, говоря о неудаче? — задал вопрос принц.
— Я предполагал, что вы не заинтересуетесь рассказом. Принц зевнул.
— Мне говорили, что при Буссако генерал Мерль дошёл до вершины горного хребта, практически не встретив сопротивления. По какой причине Веллингтон это допустил?
— У него была через чур растянутая линия обороны, господин. Генерал Мерль не прошёл свободно, но французы напали неожиданно, в тумане, а в том месте у нас выяснилось слишком мало сил, дабы удержать их.
— Отчего же оборонительные позиции так растянулись?
— По причине того, что в противном случае их бы обошли.
— Значит, сражение чуть не закончилось разгромом в начале?
— Нет, господин. Для для того чтобы случая Веллингтон держал резерв. Он следил за склоном со собственных позиций, но из-за утреннего тумана у самой почвы видимость была недостаточной. Когда Веллингтон увидел прорывающихся к вершине французов, он послал 88-й пехотный, и, думаю, и 45-й. Мин. двадцать шла ожесточённая схватка, а позже разрушенные батальоны французов отбросили с хребта, они утратили около двух тысяч людей.
— И вы в этом приняли участие?
— Нет, господин. Я присоединился к роте собственного племянника, входящей в 43-й полк дивизии генерала Кроуферда.
— Значит, 43-й, — сообщил принц и опять зевнул. — Тогда на следующих этапах сражения вы были не просто наблюдателем.
— Да, господин. В тот сутки, позднее, я принимал участие в наступлении на дивизию генерала Луазона. Соглашусь, ни при каких обстоятельствах прежде я не видел более храбрых и яростных воинов. Вы понимаете, призывая к атаке, генерал Кроуферд крикнул, что мы должны отомстить за сэра Джона Мура.
— Мур, — засунул принц. — Ещё одна неудача.
— Все те, кто сражался рядом с ним, считают в противном случае. Говорят, он взял из Лондона невыполнимый приказ.
— Меня это не удивляет. Нисколько не удивляет. Однако, его
разбили. Как и самого Веллингтона, что на данный момент признаёт поражение.
— Не поражение, господин. Тактическое отступление. В противном случае, в то время, когда у соперника столь превосходящие силы, его скоро обошли бы с флангов и окружили.
Принц извлёк собственную табакерку и сунул по щепотке табака в каждую ноздрю.
— Мне докладывали иное, капитан Полдарк. Мне сказали, что английская армия превратилась в толпу сброда, смешавшись с беженцами, удирающими из Лиссабона от победителей-французов. Простое дело — неэффективность, негодный генералитет, легкомысленное офицерство, оборванные, пьяные, мародёрствущие воины.
— Быть может, господин, — холодно сообщил Полдарк, — вы обладаете более свежими и полными сведениями, чем я.
— Несомненно. Конкретно так.
— Однако, перед отъездом я осмотрел кое-какие оборонительные позиции около Торриш-Ведраш. Зная мужество отечественных солдат и храбрость португальцев — сначала не хорошо организованных и неподготовленных — я не могу кроме того представить, что французам удастся прорвать оборону. Ставлю голову на то, что Лиссабон устоит.
Принц Уэльский наконец поднялся с кресла. Поднять такую массу выяснилось делом нелёгким — упрочнения смотрелись нескоординированными, как словно бы у него отказали сходу все принц и суставы вот-вот упадёт на пол самым недостойным образом. Но цель однако была достигнута, принц выпрямился, не легко дыша, и принялся мерить помещение небольшими шажками: шлёп— шлёп, шлёп— шлёп.
— Защита, защита… Отечественные генералы лишь о ней и думают, кроме того лучшие из них! Всё, что мы можем — высадиться в Европе, продержаться в том месте некое время на патриотизме местных обитателей, нанести французам парочку булавочных уколов, а позже с позором отойти — или на подготовленные пределы, или на отечественные личные суда! Как так возможно разбить Наполеона? Я вас задаю вопросы!
Росс без звучно наблюдал на принца.
— Это нелёгкий вопрос, господин. Быть может, нам лучше принять неизбежное и преклонить колени перед Наполеоном.
— Ага, значит вы согласны с мнением самых здравомыслящих людей!
— Я не пологаю, что это самые здравомыслящие люди, ваше высочество!
— Не уклоняйтесь от ответа, господин!
— Что ж, по всей видимости, мы чрезмерно стараемся на малозначительных
участках? Мы неэффективно растрачиваем ресурсы, проливаем кровь и впустую расходуем деньги, сдерживая вторжение великой французской нации. Они уже овладели большей частью Европы. Без отечественных булавочных уколов они, возможно, не так долго осталось ждать овладеют и оставшейся… Раз уж вы оказали мне великую честь и спросили моим мнением…
Полдарк помедлил. Принц не сказал ни слова.
— Потому, что вы оказали мне великую честь, спросив моё мнение, я сообщу, что был глубоко огорчён, замечая, как первое десятилетие нового века заканчивается полным унижением Англии, отречением от множества населений украины, ожидавших отечественной помощи. Но конкретно вы, ваше высочество, обязаны принять на себя ответственность за выбор судьбы собственной страны. А мы, ваши подданные, примем ваш выбор. Как, но, и история.
Принц промокнул шнобель носовым платком, сделанным в Генте, сейчас недоступном.
— Наглость может принимать разные формы, капитан Полдарк. Как армейский, вы точно осведомлены об этом. Вы высказывали ваше мнение в парламенте?
— Я редко выступаю в парламенте, господин.
— Меня это не удивляет. Вам направляться обучаться у вашего приятеля Шеридана. В то время, когда он был в лучшей форме — увы, достаточно давно — он имел возможность… не имеет значение. Несомненно, вы выполняете собственный долг так, как понимаете его. Может, вы и мне разрешите поступить так же.
— Господин, я именно это имел в виду.
Принц опять не легко заходил по помещению. Росс с опаской переместил ноющую ногу. Тяжёлое дыхание приблизилось к нему, опять отдалилось.
— Полдарк.
— Господин?
— Отправьтесь ко мне.
Его королевское высочество стоял у рабочего стола. В то время, когда Росс приблизился, он открыл ящик, извлёк из него пергамент размером приблизительно три на два фута и развернул его, поблёскивая кольцами на дрожащих пальцах.
— Смотрите. Это замысел оборонительных сооружений у Торриш-Ведраш, что мне отправили. Поясните его.
Росс прищурился, глядя на карту.
— Веллингтон — неисправимый растяпа, — сообщил принц. — Так утверждают все мои советники. Тори думают в противном случае, но это по причине того, что ощущают ответственность за его назначение, и помимо этого, министр
зарубежных дел — его брат.
— В случае, если так, — ответил Росс, — то, как я уже ранее сказал…
— Это не имеет значение. Растолкуйте мне эту карту. Быть может, вы не понимаете
— я взял депешу, что Массена больше не осаждает Лиссабон, он отошёл, определив об этих упрочнениях. Как кое-кто уверяет, только чтобы занять более удачные позиции, и это ухудшит отечественное положение. Другие говорят, что зима, болезни и голод трудятся на Веллингтона — быть может, он на это и рассчитывал. Но я не лишён познаний в армейском деле. В случае, если у вас имеется что сообщить по этому поводу, прошу.
Глава девятая
I
Герцогиня Гордон не имела городского дома, в Лондоне она останавливалась в известном отеле «Пултни», в том месте она и планировала устроить прием. «Красивой герцогине», как ее именовали, в девичестве Монлейт, сейчас было за пятьдесят. Это, по всей видимости, и растолковывало, по какой причине герцог жил раздельно на Нью-Норфолк-стрит.
Но однако она была безукоризненна и связана неразрывными узами со сливками английской аристократии, а потому все, кто что-то из себя воображает, явятся на прием, и значит, согласно точки зрения Росса, в том месте будет тьма народа и безумно душно. А помимо этого, не смотря на то, что он хранил кое-какую одежду в собственных прошлых помещениях на Георг-стрит, у него не выяснилось достойного платья и нового для аналогичного случая. Джордж Каннинг возразил, что будет более подобающе, в случае, если Росс, как сравнительно не так давно прибывший со работы в Португалии, наденет что-то строгое и простое, может, кроме того со следами сражения! Так его легко отличат от модников Вестминстера и двора. Сам Джордж Каннинг не планировал наряжаться по последней моде. Женщины… что ж, женщины — это другое дело. Если бы рядом была его дорогая супруга…
Первого февраля, в пятницу, самые страшные холода уже отошли, а слякоть и грязь на мостовой подсохли. Перед отелем на Пикадилли набросали солому, расстелили ковер и устроили навес. На украшенных столбах горели фонари, лакеи в белых алых ливреях и париках сдерживали зевак. В то время, когда приехали Джордж и Росс Каннинг, уже собралась громадная масса людей. На улице пахло необычной смесью продрогших и немытых тел, навоза и лошадей, сырой соломы и чадящих фонарей, в вестибюле же потеплело от свечей и стоял густой запах духов. Слуги принимали плащи, женщины торопливо поправляли прически у высоких зеркал в позолоченных рамах, и приглашенные друг за другом долгой вереницей проходили в зал, где герцогиня и герцог ждали, в то время, когда гостя представят.
Стоило Россу распрямиться по окончании того, как он склонился над перчаткой герцогини, его встретил холодный взор пронзительно голубых шотландских глаз. ожерелье и Тиара сияли, не смотря на то, что тело не выставлялось напоказ, на до тех пор пока еще округлых щеках застыла красивая ухмылка. Сказали его имя, и Росс шагнул дальше и забрал предложенный бокал,
перед тем как успел осознать, что это сладкое белое вино.
— Идем, — сообщил Каннинг. — Я всё тут знаю, в музыкальном салоне прохладней и тише.
Час состоялся в светской болтовне. Каннинг ненадолго отошел, но позже возвратился. Трое гостей обсудили с Россом его доклад и поздравили. Никто, наверное, не знал о визите к принцу — и это к лучшему, раз встреча ни к чему не привела.
Возвратившись, Каннинг сообщил:
— Тут мало представителей оппозиции. Ходят слухи, что им наконец-то предоставили возможность организовать правительство, и в наше время вечером они заняты конкретно этим. Очень неудачно как для приема герцогини, так и для страны в целом, не сомневаюсь.
Росс слушал невнимательно, потому, что приметил в дверях привычную фигуру, которую не имел жажды видеть ни тут, ни где-либо еще — сэра Джорджа Уорлеггана. Тот был с элегантной женщиной лет сорока, Росс ни при каких обстоятельствах ее прежде не видел. Он поинтересовался у другого, куда более приятного Джорджа, стоящего рядом.
— Это леди Гренвиль, — ответил тот. — Приятная женщина, не такая безнадежно жёсткая, как супруг. Но конкретно об этом я и сказал: они тут без мужей. Леди Грей — в алом около рояля, госпожа Уитбред — вместе с Пламер Уорд, леди Нортумберленд, в правом углу.
Росс уставился в правый угол, но не на женщину, о которой сказал Каннинг. В том месте стояла высокая блондинка с затейливой прической и в белом платье с пышными рукавами и высокой талией выше локтя, под грудью был повязан бант с долгими развевающимися финишами. Глаза у девушки были серые, а челка легко прикрывала лоб. Она говорила, а правильнее, с ней говорил большой юный человек в серебристом фраке идеального покроя. Росс где-то уже видел этого парня. Женщина по необычной случайности напоминала его старшую дочь. Он всмотрелся в нее, моргнул и взглянул опять. Позже скользнул взором по остальным людям в той группе и увидел двоих вправду привычных.
— Боже мой! — вскрикнул он, сглотнул и к удивлению Каннинга заулыбался. — Забудь обиду, Джордж! Заметил ветхих друзей, которых обязан поприветствовать.
Он протиснулся между болтающими группками гостей, обогнул разносчика с подносом вина, извинился, в то время, когда его постарался остановить господин Анвин Тревонанс, и предстал перед девушкой в белом.
— Мисс Полдарк, — сказал он.
Она повернулась, радуясь в ответ на какую-то фразу молодого
человека, и, на мгновение замерев от неожиданности, просияла.
— Отец!
Росс забрал ее за оба локтя, но тактично сдержал желание задушить в объятьях. Вместо этого он прочно схватил ее, притянул поближе и расцеловал в обе щеки, а позже коснулся губами уголка ее рта.
— Отец, отец! Мы не знали, что ты возвратился. В то время, когда ты приехал? По какой причине ты нам не сообщил? Ты здоров? Выглядишь замечательно! Но как твои дела? Мама знает? Как чудесно! Я совсем не ожидала…
— А как я имел возможность ожидать? Ты тут, в Лондоне. Твоя мать тут? Как это вышло? Дуайт! Кэролайн!
Приветствия и вопросы продолжились, не смотря на то, что ответы слушались только невнимательно. В итоге юный человек в серебристом фраке собрался ретироваться, и Кэролайн сообщила:
— Росс, ты знаком с лордом Эдуардом Фитцморисом?
Они поклонились друг другу.
— Я знаком с вашим братом, господин. С Генри Лансдауном.
— Да, господин. И думаю, мы виделись в Палате.
— В прошедшем сезоне вы выступали по поводу закона о правах католиков.
Юный человек поморщился.
— А также! Брат говорит, что я через чур довольно часто выступаю. Полагаю, сейчас, в то время, когда он взял наследство, он не очень сожалеет о том, что не участвует в данной суете.
— Он сейчас тут?
— Нет. Желал прийти, но его вовлекли в одну политическую встречу, которая, как я полагаю, проходит конкретно на данный момент.
— Вот как, — сухо отозвался Росс.
— А вы, господин, — сообщил лорд Эдуард. — Я только что имел огромное наслаждение встретиться с вашей дочерью.
— Как и я.
— Да, но вы так как не в впервые!
Они еще мало и с наслаждением поболтали, а позже Кэролайн забрала Росса под руку и отвела в сторонку, говоря про события в Корнуолле и расспрашивая про Португалию. В Корнуолл они планировали в ближайший вторник. Кэролайн задала вопрос, не отправится ли Росс вместе с ними. Росс постоянно удивлялся — Клоуэнс тут, на таком приеме! Клоуэнс, которая предпочитает бегать босиком, скакать на собственной огромной лошади и ведет себя, как сорванец! И Демельза разрешила? Это была желание Клоуэнс? Либо предложение Кэролайн? И что, линия забери, тут
делает Дуайт, это в феврале-то?
— Самообладание, — сообщила Кэролайн, а Дуайт улыбнулся и покачал головой. — Самообладание. В то время, когда приедем к себе, Демельза растолкует, как так вышло, тревожиться не о чем, всё замечательно, и если ты отправишься к себе вместе с нами, дабы присматривать за собственными широкими угодьями…
— Невеликими угодьями, — засунул Росс.
— Встретишься с семьей, заметишь собственную шахту и покинешь авантюрные набеги для других, мы все станем радостнее.
— Фитцморис, — сказал Росс, оглядываясь около.
— Да, Фитцморис, — отозвалась Кэролайн, — он очевидно неравнодушен
к твоей очаровательной дочери. Вреда от этого не будет.
— Но Клоуэнс… — нахмурился Росс. — Он из Петти-Фитцморисов?
— Что ж, это древний род, без сомнений, у них имеется выбор. Его брат был известен легко как Генри Петти, пока в прошедшем сезоне не унаследовал титул. Лорду Эдуарду двадцать семь. Он привлекателен, ведет праведную судьбу, как и брат, и имеет хорошую репутацию. Чего же еще тебе необходимо?
— Для чего? — насторожился Росс.
— Для твоей дочери. Это так страно? Пускай отношения развиваются.
— До тех пор пока они будут развиваться в верном направлении.
— Росс, ты не через чур ее опекаешь? Ничего необычного, мы все такими станем в свое время! Но мне думается, Клоуэнс достаточно здравомыслящая, дабы ей вскружили голову высокое положение либо титул.
В эту 60 секунд здравомыслящая Клоуэнс разговаривала об охоте на лис.
— Не верю, — захохотал Фитцморис. — Как такое допустимо?
— Не знаю, господин. Возможно, я живу ближе к почва, чем вы.
— на данный момент, мисс Полдарк, вы выглядите скорее неземной, чем приземленной. И прошу вас, не именуйте меня «господин».
— В то время как мне вас именовать… господин?
— Фамилия моего брата сейчас Лансдаун, и он говорит, что так и не привык. Но я появился Фитцморисом и погибну, по всей видимости, под той же фамилией, раз мой брат, к счастью, женат и уже стал отцом. Родители назвали меня Эдуардом Джоном Чарльзом, и до сих пор я не осмеливался попросить вас именовать меня по имени, потому, что это предполагало бы ответный жест с моей стороны по отношению к вам, но надеюсь, отечественное знакомство скоро станет достаточно родным, дабы это разрешить.
Клоуэнс слушала это вестминстерское красноречие с обширно
открытыми глазами.
— А меня кличут Клоуэнс, — сообщила она. — Полагаю, у меня лишь одно имя.
— Кларенс, — выговорил Фитцморис. — Но разве это не фамилия?
— Нет, Клоуэнс. К-Л-О-У… — заулыбалась она. — Один пожилой-престарый человек, живущий по соседству с нами в Корнуолле, также всегда называет меня Кларенс, но заверяю вас, это неверно.
В то время, когда она это сказала, в памяти всплыл образ Джуда Пэйнтера, тот сейчас практически не передвигался и день-деньской сидел перед собственной нечистой хибарой в Соле, как наполовину раздавленный жук, жевал табак и не хотел признавать, что ее ни при каких обстоятельствах не кликали Кларенс. Контраст с этим блестящим и элегантным обществом был разительным.
— Что ж, мисс Полдарк, — сообщил Фитцморис, — я-то уж совершенно верно больше ни при каких обстоятельствах не совершу подобную неточность! Но однако, осмелюсь сообщить, это очень необыкновенное имя. Оно довольно часто видится в вашем графстве?
— Нет. Больше я не знаю никого с таким именем.
— Оно что-то свидетельствует? На корнуольском диалекте?
— Думается, да. Мама наподобие сказала, что оно значит «эхо равнины».
— Эхо равнины, — повторил Эдуард, глядя на нее. — И в действительности, подходящее имя.
II
— Дорогой Росс, — сообщила Кэролайн, — на таких приемах ты чаще выглядишь кроме того не как рыба, вытащенная из воды, а как кошка, кинутая
в воду. Как мне тебя развлечь?
Росс похлопал себя по щеке и захохотал.
— Растолкуй-ка мне, по какой причине вкусы моего самого друга среди дам так отличаются от моих?
— Ну… это сложно, да? Скажем так, тут возможно заметить целую коллекцию людей гордых, безлюдных, эгоистичных и излишне наряженных. Но в этом они не через чур отличаются от остальных, разве что имеют больше имущества и, возможно, это развращает.
— Остановись! — ответил Росс. — В первый раз в жизни я слышу от тебя такие радикальные высказывания!
— Очевидно, я не остановлюсь! Лекция еще и наполовину не закончена. Среди бедноты возможно отыскать и величайшую щедрость, и