Я был вечно радостен, сиял как пасхальный золочёный пряник. Фукс, мой шеф, тряс мне руку и сказал: Эх, здорово ты это сделал, Дитер! — я так как принёс агентству 8 600 марок прибыли. За это мне подняли заработную плат на 300 марок. Если бы я догадывался в тот миг, что реализовал значительно больше, чем песню, опасаюсь, сияние покинуло бы мою лицо, и меня бы оторвало. Я утратил авторское право на всемирный хит. В тот же миг я утратил сорок миллионов марок.
Целую осень, весну 1983 и зиму 1984года, не обращая внимания на все старания, ничего не происходило. Единственным, чего мы достигли, было выступление в какой-то региональной программе на WDR. А позже случилось что-то такое, на что никто и не рассчитывал — из уст в уста передавалась пропаганда You’re my heart, you’re my soul. Шёпот, шелест, дыхание за кулисами музыкального мира. Отечественный сингл переходил от ди-джея к ди-дждею. Не было человека, кто знал, кто же стоит за проектом Modern Talking.
Какие-то южане! Парочка торговцев мороженым из Римини, из Италии! — слышался шёпот кругом, по всей видимости, так сладенько звучали отечественные с Томасом голоса. Мы шли на ура и пользовались неистовым успехом. Радиоведущих нападали звонками: Эй, поставьте-ка ту песню, где эти, каковые так высоко поют!
Прилетел глобальный хит.
Как-то вечерком мы остались продолжительнее на работе, мы — это я, Шмидт, тот самый, устроивший меня на эту работу, глава старина и Фукс Живая Развалина. Элли, пятидесятипятилетняя мамочка-секретарша, единственный человек во всём агентстве, что взаправду обожал меня, поставила шампанское в холодильник. Начиная с половины седьмого никто не сводил глаз с телетайпа, что информировал итоги последних чартов. Внезапно аппарат подпрыгнул, завёл собственное Трр-трр, и на самом верху страницы показалась цифра
позже стояла
.
а позже громадное
Y
Я сразу же осознал — это было Y от You’re my heart, you’re my soul. В тот же миг мы ринулись друг другу в объятия, воцарилось общее ликование. Мелкий Дитер из Ольденбурга наконец-то взял собственное первое место. Хлопнула пробка от шампанского, налили всем, кроме того Живая Развалина взял глоточек. Не смотря на то, что мне уже было 30 лет, и был я далеко не миллионером, но пункт три моего генплана был выполнен: по окончании шести лет пресмыкательства я наконец-то занял место на вершине чартов.
С того мига моя жизнь понеслась свирепым галопом: You’re my heart, you’re my soul попала в чарты Франции, Голландии, Швеции, Тайваня, Гонконга, Гренландии и России. Устояли разве что Америка и Леголенд. Это было не только моё первое место, это был мой первый глобальный хит, о котором я столько грезил. Мы с Томасом ощущали себя чемпионами. Чемпионами? Нет уж, скорее шампиньонами! Мы лишь высунули головы из-под почвы. Мы ничего не знали. Нет, кроме того ещё меньше.
Я был опьянён счастьем. Стал не только величайшим музыкантом, но ещё и отцом — Эрика была беременна. Дорогу! Ййу-ху! Жизнь пришла в перемещение, нам нужен был новый дом. Я уже накопил 260 000 марок, забрал в долг ещё 240 000, и без того мы поменяли двухсполовинойкомнатную квартиру в Химмельсбюттеле на полдома из клинкера, с лодочной пристанью. Всё это великолепие размешалось в Бергштедте, пригороде Гамбурга. Если бы Эрика не привезла ещё из Карштадта занавесочки и разнокалиберные полочки, ни за что бы нам не переехать и не обставить дом.
В случае, если родится мальчик, решили мы, назовём его Марк. Marc Bohlen — прямо как Marc Bolan, певец из группы T-Rex. Пишется по-второму, а произносится так же. Мне это казалось забавной игрой слов.
Эрика удивилась, в то время, когда отошли воды, и на машине скорой помощи уехала в поликлинику. Я спешил следом на своём новом Мерседесе цвета металлик. Я так нервничал, что меня самого следовало бы отвезти в клинику. Я-то пологал, что дитя покажется на свет, самое позднее, на ступенях у входа в поликлинику, но сейчас карапуз вынудил себя подождать. Это были тяжелые роды. Проходил час за часом. В итоге, вышла акушерка с кипой полотенец и протянула мне свёрточек со словами: Вот, господин Болен, продолжатель Вашего рода!
А я стоял, поражённый, держа в руках продолжение самого себя. Как любой папа, я сразу же принялся выискивать сходства между мной и сыном. Это было достаточно тяжёлым делом. Марки владел шикарным вытянутым черепом, поскольку крохе помогали вылезти при помощи щипцов. К тому же кустистые тёмные волосы. Помимо этого, он смотрелся жутко загорелым. Я задавал вопросы себя, не было ли у его мамы в животе солярия.
Доселе незнакомое чувство тепла, того, что это моё, желание защищать и бесконечная любовь заполнили меня. Я знал: Дитер, вот, ты держишь в руках то, что поменяет твою жизнь. И на вопрос, для чего я, фактически, живу, для чего я всё это делаю, раз и окончательно был отыскан ответ. Моя гордость не имела границ. Я верил в том, что являюсь первым человеком на данной планете, что создал что-то вправду превосходное. Текущий год был моим годом.
Эрика вышла из клиники в ботинках 41 размера, поскольку я, запутанный и донельзя взволнованный, приволок в клинику вместо её туфель собственные боты. И припарковал машину в миллиметре от входа, так что другие люди имели возможность войти в поликлинику лишь через салон автомобиля.
Обожать ребёнка и каждый день заботиться о нём — две совсем различные вещи, как мне скоро было нужно осознать. Чуть Марки был в Бергштедте и принялся кричать в собственной колыбельке, я осознал собственную ничтожность. Так как я не умел говорить с этим мини-человечком, не осознавал, что у него болит, что он мне желает сообщить. К тому же каждые пять мин. звонили из BMG, дабы задать вопрос: В то время, когда ты сможешь выступить в Токио? Вы с Томасом необходимы нам для интервью! Где демо новых песен?
И, помимо этого, я пробовал пеленать Марки, что казалось ему поразительно клёвым. От эйфории он орошал моё лицо тоненькой струйкой. Мне приходилось затевать сперва, но чувство, что я буду вознаграждён за муки, поддерживало. Барахтающийся младенец, застёжки на липучках, каковые не хотят застёгиваться, и всё это мокрое. Я нервничал, как нервничаю в любой момент, в случае, если что-то не удаётся сходу. У меня не хватало ни времени, ни терпения, дабы поупражняться. Из-за Modern Talking на меня всегда давили. Дитер, ползали мысли в моей голове, Господь Всевышний только раз в жизни дал тебе таковой большой шанс! не будь идиотом. Ничего больше не делай на халяву.
Это было значительное для меня ответ. Годы прошли с той поры, как я осознал, что успех или имеется, или нет, не может быть чуть-чуть успеха. Я сунул ребёнка Эрике и устремился в студию.
В коме около света.
Календарь с датами выступлений Modern Talking был забит под завязку, следовало бы подклеить ещё несколько листочков. Быть исполнителем глобального хита свидетельствует, что в один раз кто-нибудь в Папуа-Новой Гвинее схватит трубку и потребует: Давай, мы желаем, дабы тут были эти двое симпатяг! Они должны спеть у нас!
По восемь дней в неделю мы с Томасом сидели в самолёте — сейчас Каппельн, на следующий день Кейптаун. Эрика оставалась дома с Марки. Хотя бы быстренько позвонить к себе было нереально. Мобильников тогда ещё не было. В то время, когда я желал поведать собственной маленькой семье, каких лишь прикольных и немыслимых вещей со мной не приключилось, на той стороне земного шара уже гасили свет.
По возвращении в Германию, всякие умники начинали без спросу навязывать мне собственное мнение: Мы уверены — заявляли они с серьёзным видом — Modern Talking — это на один сутки! Такое халтурное диско как You’re my heart, you’re my soul — под это торчат лишь дети! Но кто же, простите, приобретёт для этого целый альбом? Нет, господин Болен, нет, нет…!
Меня подгонял ужас, что они смогут быть правы, успех имела возможность появляться случайной. какое количество от этого успеха попало ко мне на счёт? какое количество ушло на исправление технических неполадок при записи? Окажется ли? Смогу ли я повторить это ещё раз?
С той поры, как мне исполнилось 12 лет и я обучился играть на гитаре, я столько стремился сейчас, грезил доказать всем, что я могу. А сейчас, в то время, когда я всего добился, то был более несчастлив, чем раньше, мне в затылок дышал ужас, что я опять всё утрачу. Мой стресс усугубляло да и то, что я был не только певцом Modern Talking, а ещё и композитором, продюсером и певцом. Трудился, кстати сообщить, за четверых. И мне приходилось решать, в каком шоу выступит Modern Talking. И, что ещё сложнее, в каком не выступит. Томасу было двадцать, он только что сдал выпускные экзамены и на всё, что касалось музыкального бизнеса, наблюдал через розовые очки. Для него отечественный успех был нормальным явлением. Он в полной мере имел возможность бы невинно задать вопрос: Дитер, в то время, когда же мы споём отечественный второй хит номер один?, в то время как я безо всяких иллюзий наблюдал на чарты и осознавал — возможность того, что мы исполним ещё одну песню, равна 1:10000.
Растоптанная герань.
Шесть недель спустя Life is life столкнула нас с трона чартов. Этого-то я и опасался посильнее всего — You’re my heart, you’re my soul внезапно была всего лишь на третьем месте. Через несколько месяцев Modern Talking имел возможность бы совсем вылететь. Никто бы и не отыскал в памяти о нас, этого я опасался, об этом волновался.
Я ночь и день сидел в моей новой студии в подвале с видом на лодочную пристань и видел наяву себя, Эрику и Марка, как мы собираем чемоданы и возвращаемся в отечественную двухсполовинойкомнатную квартиру. Меня одолевал ужас, что я не смогу выплатить кредит. Я опять был тем самым мелким Дитером, сидел в дыре, которая мне, по солидному счёту, вовсе не принадлежала, и меня не покидало чувство, что я тупо пялюсь в окно, вместо того, дабы сделать что-нибудь разумное. Другими словами, я ощущал себя одиноким и всеми покинутым, сидел в полной прострации.
Но через шесть недель не осталось ни одиночества, ни возможности попялиться в окно. Нам приходилось опускать жалюзи и задёргивать поплотнее шторы, в силу того, что с утра до вечера отечественный дом осаждали фанаты, вопрошавшие: Тут живёт тот самый Дитер Болен? И к тому же съёмочные группы, пробовавшие поснимать в спальне либо в студии. Кое-какие путались и попадали во вторую половину дома, к нашему соседу, так что и ему было нужно устанавливать заборы и жалюзи. Мне он позже презентовал счёт в тридцать тысяч марок. Он всё никак не имел возможности успокоиться из-за погибшей герани в саду. Дабы удержать стадо фанов подальше от своих цветочков, он забаррикадировался, как в Форте Кнокс.
Я всё пахал и пахал, но из сотни песен сто одна никуда не годилась. А в то время, когда по моей голове шныряла мелодия, и я прислушивался, дабы поймать её, звонил телефон. Это из звуковой компании, мне растолковывали: Вы с Томасом должны отправиться на юг, в Торфмор-Зоденфейн, на юг, в том месте будет ответственное шоу! Трубка не успевала остыть — звонила моя мать: Здравствуй, мой мальчик! Ты отлично питаешься?
Полторы 60 секунд, пока продолжался разговор, я дрожал, как осиновый лист, потому что мой замысел дня летел кувырком. Наконец, по окончании миллиона остановок, восьми тысяч чашек кофе и пяти нервных срывов у меня появилась зажигательная мысль — You can win:
You can win if you want
If you want it, you will win
Oh come on take your chance…
Правильно, это и стало моим девизом. Я был уверен, что возможно победить, в случае, если имеется желание и имеется шансы на победу:
You don’t fit in a small town world…
Вот это уже было ложью, я обожаю мелкие зелёные города. Viva la Oldenburg!
Песня вышла, и мне казалось, всю землю на миг затаил дыхание, потому что свершилось неосуществимое: You can win за ночь поднялась на первое место. Modern Talking опять был в том месте, где ему, по моему разумению, надлежало быть, а именно на вершине лестницы успеха.
Критики выблёвывали и выплёвывали готовые статьи под заголовками Modern Talking, к сожалению, группа-однодневка. Мы сделали то, что считалось неосуществимым: несколько чудо-сингл, а два хита номер один подряд. Альбом-то уж совершенно верно был на первом месте. Слушайте. Слушайте. Слушайте.
Носфератова Вдовушка.
Неожиданно на нас упала масса новых друзей. И все они, так или иначе, всегда были с нами привычны, постоянно верили в отечественный успех. Восхищение подхалимов. The First Album Modern Talking в Европе 9 раз брал золото, в Германии, Швейцарии и Австрии кроме того платину, а альбом 43 семь дней оставался в чартах, столько же, сколько и альбом Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band Битлз. Вечеринка, посвящённая этому, была не таковой, как тогда, с Рики Кингом, она проходила в Берлине, в огромном зале с кучей и буфетом любителей пожрать нахаляву. Я стоял в том месте, развлекался, как внезапно мне явился призрак, Носфератова вдова. Белое напудренное лицо, колючие, подведённые тёмным глаза, шмотки армейского покроя, уложенная в причёску грива, угловатая, метр сорок ростом — Марианна Розенберг.
Думаю, ни при каких обстоятельствах в жизни мне не случалось так разочаровываться. На протяжении учёбы в Гёттингене она была моей богиней, моей чистой Мадонной. На протяжении выступлений, в то время, когда я страстно пел Ich bin wie du, то сам верил в то, что пел, и ощущал себя родным к ней. У меня были все её пластинки, я часами смотрел на лицо на обложке, пока крутилась пластинка:
Marleeeeen…!
Её голос, таковой ласковый и кличущий.
Eine von uns beiden muss jetzt geeeeeeehen! Marleeeeeen…! (Одна из нас двоих обязана сейчас уйти).
Я слышал это не меньше семи тысяч раз, так что легко имел возможность спеть песню задом наперёд. А в то время, когда показалась песня Liebe kann so weh tun (Любовь может причинить столько боли), я думал: Да! Да! Да! У меня по коже бежали мурашки, сердце бешено колотилось. Я воображал себе Марианну маленькой, ласковой, ранимой, беззащитной девочкой, воображал, как она входит в мою помещение, и я сразу же делаю ей предложение.
А сейчас я наблюдал на это лицо с холодными, ожесточёнными глазами и осознавал, что дамы, которая все эти долгие годы жила в моих мечтах, не существовало в действительности. Было нужно согласиться с этим. Мы заговорили, и стало ещё хуже.
Ни следа маленькой хрупкой и нежной девочки. Она вела себя экстремально, была настроена коммунистически и стервозно. Если бы я имела возможность — сказала она — я бы приказала всем стать социалистами! В таком духе она и высказывалась. Ни при каких обстоятельствах в жизни мне не случалось так скоро трезветь от иллюзий, как по окончании десяти мин. беседы с Марианной. И, без оглядки на это, моё восторг её голосом не уменьшилось. В то время, когда я, четыре года спустя, делал саунд-трек к Rivalen der Rennbahn, то думал о ней. С песней I Need Your Love Tonight она на 7 недель возвратилась в чарты по окончании пяти лет отсутствия.
Марлен.
Я праздновал собственный успех, определил новых людей и вместе с тем новый образ мыслей и жизни. Эрика оставалась дома. Я желал идти дальше. Она, мне казалось, не хотела пройти данный путь совместно со мной. Она не видела смысла в сближении с тем миром, что ещё раньше признала тупым. Я увидел, он была сейчас обижена моей манерой сказать, манерой наряжаться, жить, сомневаться. Пропасть между мной и Эрикой становилась всё глубже.
В данный жизненный период я познакомился с Марлен, Modern Talking нужен был эксперт по маркетингу. В ней было всё, чем, по моему точке зрения, обязана владеть дама. Носила костюмы от Шаннель, часы Роллекс на запястье, предпочитала французскую кухню и вольно трепалась по-английски. Марлен была леди, её необходимо было изучать, как громадный мир. У меня на руке болтались Swatch за 30 марок, а на плечах пиджак, приобретённый ещё в Карштадте. Картье? Гуччи? Пологаю, что тогда кроме того не знал, что это такое. О том, что кто-то может хорошо владеть английским-языком, я догадывался, но мои умения в данной области ограничивались словами: Здравствуй, меня кличут Дитер!
Сообщи, ты что, нездоров?- с опаской задала вопрос меня Марлен. Ты добился для того чтобы успеха, отчего же ты пишешь такую ерунду? Это было солью на мои раны. И, помимо этого, она никак не имела возможности осознать, что с текстами песен, каковые я написал для Modern Talking, возможно было покорить всю землю.
О’кей, Марлен — сообщил я — может, с заумными текстами и возможно создать панк-группу, но такое не состоится в поп-музыке, такие вещи легко несовместимы.
Марлен удивляла меня. Это была увлекательная, культурная, грамотный, взыскательная женщина, которая давала мне осознать, какой я клёвый — это здорово сказывалось на моём самомнении. Смотрите — хотелось мне продемонстрировать — эта женщина заполучила Дитера Болена. Я желал быть с ней.
Марлен вообще-то была подружкой продюсера Polonaese Blankense, мне необходимо было прояснить отечественные с Эрикой отношения. Я поставил её перед фактом, желал, дабы она переехала: Слушай, Эрика, не волнуйся, я оплачу тебе новую квартиру.
Для Эрики это был гром средь ясного неба, она ни о чём не догадывалась, ничего не предвидела. Она была глубоко обижена, кричала в неистовстве: Заметишь, что из этого выйдет! Она была через чур горда, дабы сообщить: Прошу вас, останься со мной! Забрала Марка и ушла.
Страно, но когда Марлен появилась в отечественной кухне и, похаживая около бронзового цвета вентиляционной вытяжки, заявила: Не очень-то тут чисто, я понял: Болен, ты умом тронулся!. Я помчался к Эрике в Поппенбюттель, район Гамбурга, где она обитала, обошёл два раза около дома, собрался с мужеством и позвонил. не забываю, как словно бы это было сейчас: дверь отворилась, а Марки ползал по линолеуму в кухне. Моё сердце разорвалось пополам, я осознал: Дитер, твоей семье тут не место. Я сам себе казался самой ужасной свиньёй на планете. В порыве раскаяния я пал перед Эрикой на колени: Эрика, прошу вас, прошу вас, забудь обиду меня! Это моя неточность. Такое ни при каких обстоятельствах больше не повторится! Она вынудила меня с час поползать перед ней. Позже я отправился к себе, где была Марлен, и постарался растолковать ей то, что растолковать нереально: Мне жаль, я совершил ошибку, тебе необходимо уйти, через десять мин. ко мне возвратится моя семья. Но, кроме того потерпев поражение, Марлен оставалась подлинной женщиной. Отлично, раз уж ты так на это наблюдаешь!, сообщила она и, упаковав вещи, ушла.
Вправду, Эрика возвратилась ко мне. Я желал стереть собственную неточность, приносил к себе цветы, мы ходили гулять, катались на велосипеде. Я был милым супругом. Но, честно говоря, это было ни что иное, как фасадная краска, под которой пряталась трещина. Я желал испытать все средства, а потому внес предложение: Слушай, Эрика, как тебе мысль отправиться в турне всем совместно, с Марком? Тогда у нас будет больше времени приятель для приятеля.
Первые два дня прошли, несомненно, отлично. Марки пролепетал собственные первые слова: Пап-Пап-пап и Авто-авто-авто. А я был именно с ним в данный ответственный для него момент. Я был вправду горд собой. В то время, когда он размахивал собственной бутылочкой в салоне первого класса Луфтганзы, мне приходилось спешно вытирать пиджак соседа: Простите! Вам ко мне чай попал!
На третий сутки пришла серая действительность. Фридерик Габович, фотограф из Bravo, подошёл ко мне и со страхом начал: Слушай, Дитер, твою жену никуда нельзя брать. Она же постоянно говорит правду! Незадолго до Эрика звучно выдала: Дитер, да они же тут все подхалимы и жополизы!
Может, такое возможно было бы стерпеть, но мы именно прибыли в Мадрид. Марки бежал на протяжении стенки отеля, и внезапно упал в бассейн. Я закричал: Марки! и прыгнул за ним. Мне ни при каких обстоятельствах не забыть глаз моего сына, лежавшего в том месте, на дне бассейна и смотревшего на меня. Эрику это доконало.
Кёльн принёс не довольно много эйфории. Марк споткнулся о железную ступень трапа. В то время, когда Эрика постаралась поднять отечественного кричащего сына, у него над правой бровью обнаружилась зияющая рана, как от удара топором. Мой ребёнок! Мой ребёнок! Кровь! Кровь! — Эрика чуть не утратила сознание. Марка отвели к доктору, где его заштопали, а позже Эрика схватила ребёнка подмышку и сбежала с ним к себе, в Гамбург.
Вот и всё, что касалось совместных путешествий. В следующий раз, в то время, когда мы возвращались из ещё более долгого турне из Москвы, где со мной обходились, как с королём, и фанаты кричали: Дитер! Дитер!, а дома меня приветствовал душный воздушное пространство супружеского гнёздышка: Закрывай дверь туалета за собой — сообщила Эрика — ты же знаешь, ребёнок ходит в кошачий туалет.
Скоро фасадная краска облупилась, осталась лишь, так сообщить, видимость супружества, лишь с более твёрдыми правилами. Возвратившись из собственного последнего путешествия в Ниццу, по тому, как Эрика спускалась в мою студию в подвале, я осознал — надвигается гроза.
Здравствуй, Эри… — это я ещё успел сказать. Я позже — бах! — что-то ударило меня по голове. В этом случае чем-то была гитара ценой в 1200 марок. В моём чемодане Эрика нашла трусики женщины по имени Джинни. Джинни смотрелась как младшая сестричка Уитни Хьюстон, это был мой первый опыт общения с девушкой с генами шоколадки. Фактически, это была подружка сына Удо Юргенса, но Юргенс-младший не знал, что мы, так сообщить, были партнёрами по бильярду, и что я тайком забрал Джинни в Ниццу.
Простившись с Марлен, я похоронил собственное рвение поменять имидж в одежде. Я его . С того времени семья Болен оказалась на людях в розово-голубых мешковатых одеяниях. Мы стали живыми манекенами компании Адидас. Дело в том, что в следствии рекламной кампании выяснилось: нас обожает конкретно молодёжь. Фактически, ничего не нужно было выяснять, достаточно было только взглянуть на чарты. Эй, Дитер! Супер! Ты так популярен! Твоему стилю наряжаться желают направляться все! А эта кроссовка на обложке! Это необходимо как-то применять! С того момента раз в 14 дней в дверь звонил посыльный и выдавал картонную коробку, битком набитую спортивными костюмами из парусины карамельного цвета. А всё семейство Болен носилось около. Как словно бы 365 дней в году мы планировали в кемпинг.
Само собой разумеется, сейчас я в противном случае отношусь к этому, а тогда не вспоминал очень. На тему стиль судьбы я больше не сказал. Я сделал вывод, что это простой, эргономичный и, в первую очередь, недорогой метод решить проблему обмундирования.
ГЛАВА
Нора либо последний гвоздь в крышку моего гроба.
Всё чаще Томас приходил к нам в Бергштедт к себе домой и забирал собственную подружку — девятнадцати лет, со яркими волосами, самоуверенную забияку из Кобленца, метр восемьдесят ростом. Имя — Нора Баллинг. С ней он как-то переночевал под отечественной крышей. Никакого неудобства она не причиняла, за исключением того, что для бесед постоянно выбирала одну и ту же тему — разные виды туши для ресниц. Эрика вся в поту сидела рядом, а Марки с любопытством слушал, закатив глаза. В то время как нам с Томасом требовалось десять мин., дабы добежать через лес до Ветхой мельницы, дабы чего-нибудь перекусить, Норе требовалось не меньше часа, дабы переодеться к ужину.
В то время, когда вышел второй хит Modern Talking, она начала вмешиваться в отечественные дела. Она была как рыбья кость в горле, которая лишь царапает глотку, не двигаясь ни вперёд, ни назад, а лишь поперёк.
Давай встретимся, нам безотлагательно необходимо кое-что обсудить! — нежданно заявил Томас. Мы договорились встретиться в восемь вечера в гамбургском отеле Интерконти. Почему-то Ветхая мельница в лесу и Бергштедт показались ему неподходящим местом. Я вошёл через вращающуюся дверь в Интерконти и встретился с ним сидящим с Норой. Оба держались за руки, оба замечательно одеты, с новенькими золотыми часиками на запястьях.
Мы что-то выпили, не прошло и десяти мин., как Нора начала диктовать собственные первые условия: Так и эдак дальше не отправится! Вначале я буду прослушивать новые песни! И слова песен будут впредь обсуждаться со мной! Мне казалось, что на меня наскочила лошадь. Я не выяснял собственного советника по туши для ресниц.
Томас не издал тишина. И мне внезапно стало ясно — он же абсолютно у неё под каблуком.
Вот здорово — ответил я — с кем это тут будет что-то обсуждаться?
А она: Да со мной же!
До меня никак не имело возможности дойти, что она говорит серьёзно. Мы начали ссориться, в итоге я закричал: Ты же не думаешь всерьёз, что я стану растолковывать девятнадцатилетней дурочке, что я планирую делать?
Услыхав это, Нора подскочила на месте и ринулась вон из отеля, а Томас, как побитый пёс, выбежал следом. А я остался сидеть дурак дураком, и, в то время, когда Томас 10 мин. спустя возвратился, было заметно, что он полностью расстроен. Должно быть, его на улице здорово потрепали.
Ой, мне на данный момент необходимо бежать… до тех пор пока… созвонимся!, пробормотал он и выскочил за дверь.
You Can Win
Июнь 1985года. Не смотря на то, что сингл You’re My Heart, You’re My Soul лишь в Германии разошёлся миллионным тиражом, опытное видео так и не было снято. Всё, что имелось — лишь слепленные из кусочков отрывки, снятые в каком-то подвале. Вследствие этого мы скоро скатились с первого места.
Отечественный второй сингл You Can Win компания звукозаписи желала раскрутить на всю катушку. Компания выложила на бочку 30 000 марок для съёмок супер-видеоклипа — по тем меркам приличная сумма, на данный момент это звучит смешно. Сейчас Modern Talking тратит в 20 раза больше на съёмки видеопродукции.
На съёмки мы отправились на баварскую киностудию. В одной сцене мы с Томасом должны были объехать около студии на какой-то развалюхе. Но тут включилась Нора и заявила: В данной коробке смогут разъезжать всякие шлюхи, но не мой Томас.
Машину поменяли на тёмный Ягуар-кабриолет. Мы планировали влезть в машину, но Норочка почувствовала себя в ударе.
Они не отправятся совместно в одной машине — заявила она.
Режиссёр сделал вывод, что это шутка. Как это, они не отправятся совместно в одной машине? Что же им, пешком идти то ли?
А Нора ответила: этот Дитер и Томас вправду не отправятся совместно в одной машине. В то время, когда мы дома, я езжу с Томасом, а Дитеру в том месте не место.
Это взбесило меня вдвойне. Я был оскорблён и как бы отброшен на второй план, поскольку Томаса я вычислял своим. Это я его отыскал, это был мой мелкий принц. А тут явилась какая-то Нора и заявляет, что он в собственности ей. Иначе, я злился на Томаса, за то, что он разрешил сделать из себя раба и на протяжении всех стычек оставался в стороне.
Ты же не её тень! Не разрешай ей перевоплотить тебя в тряпку! — подталкивал я его. Но он просто не способен был выслушивать, как осуждают Нору. Он по большому счету отказывался что-либо слушать. Девиз моих своих родителей гласил: Поболтать возможно обо всём! Ерунда, сообщу я! Меня больше устраивал девиз Блуме, главы компании: Растолкуй чокнутому, что он чокнутый!
Дело начало принимать гротескные очертания. Послушай-ка, — уговаривал режиссёр Норочку — мы же не можем доснять видео, пока ты сидишь в машине. Нам нужно будет прервать съёмки.
Мне всё равняется — ответила Норочка капризно.
Дело закончилось тем, что пригнали третью машину, Порше-кабриолет, светло синий металлик. в первых рядах сидел за рулём Томас, на заднее сиденье взгромоздилась Нора, прикрывшись каким-то ветхим одеялом. Гармония съёмок нарушилась, но господин Андерс наконец-то отправился, и съёмки продолжились.
И в случае, если мы считали, что нехорошее уже сзади, то жестоко ошибались. Фроляйн Баллинг ещё не закончила со жалобами и своими ссорами. Следующий спектакль именовался О, я на данный момент упаду в обморок и погибну! Мы въехали в подземный гараж отеля Holiday-Inn на Леопольдштрассе, очевидно, в различных автомобилях. Норочка с Томасом в первых рядах, а следом я с Энди и двумя боссами из компании звукозаписи. Это был собственного рода эскорт, снабжавший мою безопасность, дабы Томас, Нора и я не растерзали друг друга на куски. Мы встретились внизу в подземном гараже, и началось! Норочка закричала: Ууу, ууу, у меня в глазах мрачно! — и упала.
Я подошёл к шефу: Дай же ей, наконец, пощёчину, и пускай подымается! Никто не шевельнулся, а я вошёл в раж: Да не разрешайте же бабе издеваться над вами! Это же всё игра!
В маленькой сумочке от Луи-Виттона Нора всегда таскала с собой маленького вертлявого невротического йоркширского терьера по кличке Черри. Может, его кликали как-то в противном случае, у неё было штук пять этих тявкающих тварей. В случае, если кто не знает, как они выглядят, поясню: таких же таскает за собой везде Рудольф Мосгаммер. И тогда как Норочка лежала на полу гаража, а Томас выл, склонясь над ней: Норочка умирает! Норочка умирает! — а та именно легко немного открыла один глаз, дабы взглянуть, какое чувство создаёт спектакль, сейчас терьер выбрался из собственной сумочки, взволнованно пища обежал около Норочки и насрал подле её головы.